м, на холмах.
   -- В такую погоду разве можно летать?
   Хелен помолчала, неохотно сказала:
   -- Нельзя. Но я полечу.
   Как  на  грех,  наемные  экипажи не  попадались.  То  ли  послушались
повеления Стражи,  то  ли поняли,  что пассажиров сегодня будет немного.
Мерзкое зрелище --  опустевший город.  Особенно в дождь. Нет ярких пятен
зонтов,  нет спешащих прохожих,  нет прячущихся под навесами, в ожидании
рейсовых дилижансов,  людей.  Будто не  капли дождя с  неба сыплются,  а
каменный град...
   -- Ты хоть выспался? -- неожиданно спросила Хелен.
   -- Да,  почти.  Не хочется.  Лучше я  в план„ре посплю.  И сам меньше
испугаюсь, и тебе не помешаю.
   Хелен слабо улыбнулась.
   -- Спасибо. Не ожидала, что ты мне так доверяешь.
   -- Мы же партнеры.
   -- Я не о том.  В эту погоду лететь... в общем, тяжело. Знаешь, я уже
начала подумывать, не отложить ли полет... но если в городе облава.
   -- Вытащи меня отсюда,  летунья, -- попросил я. -- Если меня возьмут,
то Арнольд прикончит на месте.
   -- Почему? У него должен быть приказ доставить тебя...
   -- Хелен,  у  него есть еще  и  своя причина.  Он  меня убьет,  будто
случайно... не в его интересах, чтобы я говорил.
   -- О Господи... Как ты вляпываешься в такие неприятности?
   -- Хотел бы я знать. Привычка, наверное.
   -- Впереди стражник, -- резко сказала Хелен.
   Она была права.  На перекрестке,  прячась под карнизом богатого дома,
скучал страж порядка.  Рослый, светловолосый. Вряд ли офицер, хоть знаки
отличий и  не  различить,  скорее  мелкий чин.  Он  уже  косился в  нашу
сторону.
   Я почувствовал,  как закипает гнев.  Нигде от гадов покоя нет! Что же
мне, до конца жизни от Стражи шарахаться?
   Сворачивать теперь было глупо,  только лишние подозрения бы  вызвали.
Не сговариваясь, мы продолжили идти.
   -- Господа...  минутку...  -- стражник поманил нас, даже не соизволив
выглянуть из-под навеса.  По внешности он казался саксонцем,  но говорил
по-галльски чисто, явно родной язык. Совсем молодой, лет двадцати. Нашли
кого в Стражу брать, власть доверять...
   -- Да?
   -- В городе особое положение, -- его взгляд шарил по моему лицу. Нет,
непохоже,   что  узнал.  Скорее  в  глазах  мелькнула  алчность.  --  Не
рекомендовано выходить на улицу.
   -- Не   рекомендовано   или   запрещено?   --   тоном   оскорбленного
добропорядочного гражданина спросил я.
   -- Не рекомендовано. Ваше имя?
   -- Анатоль, скульптор Анатоль, -- я гордо вздернул голову. -- Спасибо
за предупреждение, я провожу даму и вернусь домой.
   -- И где проживаете?
   -- Здесь,  --  я  ткнул рукой в  сторону дома,  чей  вид явно выдавал
дешевые  меблированные  комнаты.  --  В  мансарде,  рядом  с  мастерской
художника Эгмонта... Пойдемте, убедитесь...
   На  миг  мне показалось,  что все обойдется.  Тащиться в  мансарду по
вонючим узким лестницам стражнику явно не хотелось. Но...
   -- Кто может засвидетельствовать вашу личность?
   -- Я, -- ледяным голосом произнесла Хелен.
   Взгляд парня оценивающе пробежал по летунье.  Наверняка он понял, что
имеет дело не с гулящей девицей, но это его только подзадорило.
   -- А вашу? Чья жена, где проживаете?
   -- Я графиня Хелен,  быдло!  --  рявкнула летунья. -- И личность свою
сама могу подтвердить.
   Что-то  неладное творится в  мире.  Мне  показалось,  что стражник ей
поверил, но не отступился.
   -- Прошу  прощения,   графиня.   Приказано  задерживать  всех  мужчин
определенной наружности.  Невзирая на титул и сан.  Ваш спутник подходит
под описание.
   Еще бы! Под это описание половина мужчин в Лионе годится!
   -- Придется пройти со мной, -- продолжал стражник. -- Участок близко.
   -- Мы спешим, -- сказал я.
   -- Извините,  господин,  но вы нарушили распоряжение Стражи. Придется
вас наказать.
   Нет,  он не думал,  что я и есть Ильмар.  Ни на миг не думал.  Просто
надеялся,   что   высокородная  дама,   возвращающаяся  ранним  утром  с
любовником, предпочтет не доводить дело до огласки, уладит дело мздой. А
уж если мы упремся вконец...  по крайней мере удастся пройти до участка,
посидеть в тепле, глотнуть горячего чая, а то и чего покрепче...
   Все  это  на  его  простой как  кирпич  морде  читалось явственно.  И
алчность,  и  желание уйти с  этого продуваемого перекрестка,  и радость
простолюдина, глумящегося над людьми неизмеримо выше и умнее его...
   Сердце в  груди  перестало частить,  вошло в  спокойный,  размеренный
ритм.
   -- Парень, ты делаешь ошибку, -- сказал я.
   -- Споришь  со  Стражей?  --  оживился  молокосос.  Опустил  руку  на
дубинку.  Пожалуй,  он будет очень рад меня огреть,  да и Хелен приложит
без снисхождения.
   -- Хорошо. Тогда давай уладим дело на месте? -- подмигнул я.
   Стражник на  секунду замялся,  стрельнул глазами по улице.  За взятки
полагалась  строгая  кара...   только  редко  доводилось  слышать,   что
стражника поймали за этим повседневным делом.
   -- Так или иначе,  а наказание должно быть,  верно? -- спросил он. --
Ну, присудят вам штраф в участке... марок пять, а то и больше.
   -- Понимаю,  --  сказал я.  Сунул руку под плащ,  и подаренный Марком
кинжал радостно ткнулся в  руку.  Я  еще глянул на  Хелен --  та  пожала
плечами.
   -- Все же ты дурак, -- сказал я стражнику, за миг до того, как лезвие
пронзило его сердце.
   Парень зашатался,  хватаясь за  свою дубинку,  будто она  была точкой
опоры во вмиг утратившем прочность мире.
   -- Тише,  тише,  --  сказал я, подтаскивая стражника к стене. Он даже
сам перебирал ногами, тупо глядя мне в лицо. -- Что, неприятно?
   -- Можно было дать ему пару монет,  -- заметил Хелен. -- Даже стоило.
Лишний след...
   Я обтер нож об одежду стражника, и спихнул труп в водосточную канаву.
Бегущая вода потемнела.
   -- Скот, -- сказал я. -- Не люблю скотов.
   -- А  кто же  их любит...  Ильмар,  ты,  наверное,  свою дюжину давно
прошел?
   Хелен  была  спокойна  так,  как  может  быть  спокоен  лишь  старый,
закаленный солдат.
   -- Нет. Это восьмой.
   -- Пошли.
   Мы двинулись прочь. Стражник остался в канаве -- то ли мертвый, то ли
еще  умирающий.  Но  иллюзий у  меня не  было --  это  восьмой,  и  гнев
Искупителя все ближе и ближе.
   -- Ты очень просто это делаешь, Ильмар.
   Я промолчал. Все-таки и мне было не по себе от той свирепой быстроты,
с которой я расправился со стражником. И ведь правда особой нужды в этом
не было, дал бы несколько марок -- и никаких проблем...
   -- Знаешь,  Хелен...  --  я вдохнул холодный воздух.  Вдруг задрожала
рука... -- Давным-давно, когда я еще был ребенком, вблизи нашего городка
объявились волки.
   Хелен цепко глянула на меня.  Нет,  ни надейся,  Ночная Ведьма,  я не
скажу,  как  звался городок...  мои  родители и  сестры до  сих  пор там
живут...
   -- Устроили облаву.  Оказалось,  что  волк был всего один...  старый,
матерый волк.  Он даже скот не трогал,  знал, чем это чревато, но облаву
все равно устроили.  По всем правилам,  с собаками, с арбалетами, кольцо
замкнули.  Даже нас, мальчишек, поставили с трещотками... там, где волка
совсем не ждали...
   Летунья молчала,  слушала. Мы удалялись от мертвого тела все дальше и
дальше.
   -- На нас волк и вышел.  Зверь,  но видно в чем-то умней людей был. У
нас и оружия толком не было,  мы бросились в стороны.  Только один пацан
остался -- размахивал трещоткой, и вопил. Думал, что волк кинется назад,
на загонщиков.
   -- И что?
   -- Волк его сшиб,  и вырвал горло.  Вмиг.  Хоть мог просто обойти, на
наши крики и  шум он и  внимания не обращал...  А  потом побежал дальше.
Знаешь,  я  тогда понял,  что  никогда не  надо  загонять в  угол...  ни
человека, ни зверя.
   -- И что случилось с волком?
   -- Ушел.
   -- А с мальчиком?
   Я удивленно посмотрел на Хелен.  Она что,  никогда не видела матерого
зверя?
   -- Умер,  конечно.  Знаешь,  мне было очень жалко того парня,  играли
вместе,  все  такое...  только вот  волка я  тоже понимал.  Волк убил не
потому,  что чувствовал свою силу и  его слабость.  Он бы и на взрослого
мужика с  оружием так же  бросился,  встань тот на пути.  Волк давал нам
понять -- не стоит загонять его в угол.
   -- И ушел?
   -- Говорю же --  ушел.  Потом, по весне, нашли... он зимой сам издох,
от старости уже видно,  от слабости. На диких зверей охотиться не мог, а
к загонам не подходил. Но тогда -- ушел.
   -- Знаешь, Ильмар, если я когда-нибудь загоню тебя в угол... -- Хелен
быстро глянула на меня,  --  ты предупреди. Вначале просто предупреди. Я
понятливая. Хорошо?
   -- Хорошо.
   Мы  шли еще минут десять,  но  стражников больше не  встретили.  Зато
наткнулись  на  уныло  катящийся  навстречу  экипаж.  Обрадованный кучер
заломил несусветную цену за поездку к  летному полю Лиона,  но я не стал
торговаться.
   Только не загоняйте меня в угол -- и я добрый...


   Глава четвертая,  в  которой Хелен делает невозможное,  а  я  даже не
сразу это понимаю.

   К северу от Лиона, рядом с заброшенными бараками гарнизона, стоявшего
когда-то  на  охране города,  тянется летное поле.  Не  самое  большое и
современное,  как  сказала  Хелен,  однако  меня  впечатлило.  Куда  там
узенькой полосе на скале,  выстроенной на Печальных Островах.  Здесь все
оказалось огорожено крепким деревянным забором,  за которым нервно лаяли
собаки,  ангаров было штук двадцать,  а  взлетные полосы выложили камнем
так искусно, что это сделало бы честь площади перед Лувром.
   -- Ты уверена,  что меня пропустят?  --  тихо спросил я, когда экипаж
остановился перед воротами. Охраняли вход не стражники, а преторианцы, и
это немного успокаивало, но все же...
   -- Не забывай, кто я, -- бросила Хелен.
   Пока я  расплачивался,  летунья уже подошла к солдатам.  Да,  судя по
оживленным лицам и  непринужденному разговору,  Ночную Ведьму знали даже
младшие чины...  причем короткий разговор с  ней  был  для них предметом
гордости.  Я  вдруг снова,  как тогда,  на Островах,  ощутил неловкость.
Хелен перестала быть женщиной,  с которой я провел ночь,  перестала быть
надменной аристократкой,  владеющей искусством полета.  Это  была  живая
легенда.  Женщин-летуний и  так немного,  но прославилась среди них лишь
одна Хелен.
   -- Идем...  --  окликнула меня Хелен.  Когда я приблизился,  пояснила
старшему караула. -- Не люблю позировать. Но придется.
   Ага.  Вот как это выглядит --  я приехал то ли рисовать, то ли делать
скульптуру летуньи,  сидящей в план„ре... Интересно, в таких случаях сам
план„р тоже лепить положено?..
   Пропустили меня  без  единого вопроса,  а  в  глазах  солдат читалось
жадное  любопытство  --   позировала  мне  Хелен  обнаженной,  или  нет?
Наверное, им на весь день хватит этой темы для разговоров.
   То,  что  я  могу  быть  ее  любовником,  солдаты вряд ли  допускали.
Небожителям положено любить лишь равных.
   -- Убедился?  --  спросила Хелен,  когда мы отошли.  Я промолчал.  --
Машина  должна  быть  готова.   Надо  спешить,   пока  дождь  совсем  не
разошелся...
   На мой взгляд погода и  без того была хуже некуда.  Во всяком случае,
птицы не летали.  Как она собирается подняться на план„ре...  на крыльях
материя отлакирована,  но,  наверное,  все  равно  будет мокнуть,  а  уж
кабина, которая обтянута обычной тканью, вмиг отяжелеет...
   -- У тебя такой же план„р, как раньше?
   -- Почти. Чуть новее.
   -- Он же намокнет.
   Хелен глянула в небо, будто впервые заметила тучи.
   -- Облачность низкая. Ничего.
   Как она собирается лететь?  Тучи до горизонта,  ни одного просвета не
видно.  Но я  не спорил.  Не учи бабу рожать,  а  летунью летать,  права
Хелен...
   По  раскисшей земле мы подошли к  одному из строений.  У  дверей тоже
была  охрана,  но  здесь Хелен обошлась лишь  приветственным жестом.  Мы
прошли коротким коридором --  за открытыми дверями сидели люди, возились
с  какими-то  бумагами,  двое  считали на  огромной машине  для  сложных
расчетов,  чей  привод  по  команде уныло  крутил  рослый солдат.  Жизнь
бурлила, хоть все и предпочли укрыться от дождя под крышей.
   У одной двери Хелен остановилась.  В крошечной комнатке сидел пожилой
штатский,  пил  чай  из  парящей кружки.  При  виде летуньи он  радостно
заулыбался, начал вставать.
   -- Сиди,  Питер, -- остановила его Хелен. -- Выпиши-ка мне разрешение
на полет. И пошли ребят готовить план„р.
   Штатский посмотрел в окно --  там лило не переставая. Потом помолчал,
глядя на Хелен. Та ждала.
   -- Хелен, милая...
   -- Питер, выписывай.
   Мужчина уставился на меня,  будто надеялся найти союзника.  Я  сделал
каменное лицо.
   -- Хелен, погода запретная.
   -- Пиши.
   Не  отводя  от  нее  взгляда,  мужчина  достал  из  тоненькой  стопки
расчерченный лист бумаги, снял колпачок со стила. Переспросил:
   -- На сейчас?
   -- Да. Экстренный. Приоритет Дома.
   Питер молча заполнил несколько граф в листке,  протянул его Хелен.  Я
заметил,  что он  вписал имя летуньи,  какие-то цифры --  видимо,  номер
план„ра,  а  в графе с крупной печатной надписью "погода" поставил рядок
жирных единиц.
   -- Да, да, старый бюрократ... я поняла... -- сказала Хелен, склоняясь
над  столом.   Перечеркнула  "погоду",   написала  "под  ответственность
летуна",  еще в одной графе размашисто вывела "Рим,  Урбис". Перевернула
листок --  там тоже были какие-то надписи и клеточки, которые она быстро
заполнила цифрами. -- Все?
   -- Разрешение коменданта,  Хелен, -- извиняющимся тоном сказал Питер.
-- Прости, я не могу сам позволить...
   -- Ладно. Но техников направь немедленно. И готовь карты.
   -- Облачный фронт тянется до Турина, -- предупредил Питер.
   -- Я поняла.  Полная загрузка,  хорошо?  И посмотри,  чтобы поставили
новые толкачи, те, что с усиленным зарядом. Пойду над облаками.
   -- С полной загрузкой?
   -- И с усиленным зарядом. Пиши.
   Все.  Кажется,  тот авторитет Хелен, что враз подействовал на солдат,
сработал и с Питером.
   -- Только разрешение коменданта... -- жалобно начал он.
   -- Конечно.  Идем,  -- летунья вновь взяла меня за руку, и я послушно
потащился  следом,  словно  великовозрастный дебил-сынок  за  энергичной
мамашей.
   Мы поднялись по лестнице на второй этаж,  Хелен все качала головой, и
что-то раздраженно бормотала под нос.
   -- Что-то не так? -- тихо спросил я.
   -- Да  нет,   все  в  порядке.   Питер  меня  расстроил.   Совсем  на
канцелярской работе зачерствел, а ведь когда-то был настоящим летуном...
   -- Он зря паникует?
   -- Нет, не зря. В такую погоду не летают. Но выхода нет...
   У  кабинета коменданта тоже стоял охранник.  И снова Хелен пропустили
без разговора,  а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре, пока
летунья не выглянула, и поманила меня внутрь.
   -- Давай, комендант требует...
   На миг у  меня возникла безумная мысль,  что едва я  перешагну порог,
как на  голову обрушится удар дубины.  Если вдруг Хелен придет в  голову
мысль сдать меня...
   Но выхода уже не было. Я вошел.
   Кабинет был роскошный.  Впрочем судя по знакам различия коменданта --
две  серебряных птички в  петлицах,  --  он  имел  чин  вроде армейского
полковника. Комендант стоял у окна, видно сидеть при даме было неудобно,
а  усадить ее оказалось просто некуда.  В этот кабинет приходили,  чтобы
стоять навытяжку и выслушивать приказы.
   -- Вот ты какой... -- мрачно сказал комендант.
   Кажется, предчувствия начинали сбываться.
   -- И хорошо ты знаешь Ильмара?
   Беда всех импровизаций,  что  никогда не  знаешь,  какую глупость уже
успел брякнуть твой партнер.
   -- Ну, неплохо, насколько это вообще возможно... -- осторожно ответил
я.
   Комендант буравил меня напряженным взглядом.  Он  куда больше походил
на летуна,  чем грузный неповоротливый Питер.  И  в то же время какая-то
неуверенность была в его взгляде... сомнение... относящееся не ко мне, а
к ситуации в целом.
   -- Уверена,  что долетишь?  --  спросил он Хелен. Начал вопрос тем же
грозным рыком,  что  и  в  разговоре со  мной,  а  закончил уже  мирно и
дружелюбно.
   -- Все в воле Господа.
   Комендант пожевал тонкими губами. Игнорируя меня, поинтересовался:
   -- Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов столь важен?
   -- Да. Важнее сейчас никого нет.
   -- А почему в Рим? На север облачность реже, доставь его в Версаль...
   -- Приказ был препроводить в  Урбис.  Пасынок Божий и Владетель хотят
размножить портрет Ильмара как можно скорее.  А в Урбисе типографии куда
совершеннее.
   Комендант кивнул.  Снова покосился на  меня.  Взгляд был  по-прежнему
строг, но голос чуть смягчился:
   -- Ты хоть понимаешь, живописец хренов, какая честь тебе? Сама Хелен,
Ночная Ведьма, тебя в Урбис повезет!
   -- Понимаю... -- прошептал я.
   -- Если станешь в план„ре паниковать --  лучше сам выпрыгивай! Узнаю,
что доставил проблемы Хелен...
   Угроза эффекта не возымела.  Что мне гнев коменданта, по сравнению со
всеми остальными неприятностями!
   -- Может, пусть его свяжут? -- задумчиво спросил комендант. -- Все не
будет дергаться... А, Хелен?
   -- Мне доводилось летать на план„ре, -- сказал я. И получил в награду
за инициативу разъяренный взгляд летуньи.
   -- Да? -- поразился комендант. -- Когда же?
   -- Я его и возила,  --  непринужденно пояснила Хелен.  --  Давно уже.
Герцогиня  Диана,  глава  венгерской ветви  Дома...  она  перебрала всех
приличных живописцев в  Державе,  прежде чем остановилась на  руссийском
портретисте... Да вы помните эту историю...
   Ничего комендант не  помнил,  глаза у  него  на  миг  стали мутными и
дурными. Но сознаваться в склерозе он не хотел.
   -- Да,   конечно.   Что   ж,   это   хорошо.   Но   только  под  твою
ответственность, Хелен.
   Вернувшись к столу, он быстро расписался на разрешении.
   -- Конечно. Я все понимаю, -- кивнула летунья.
   Комендант на миг припал к  ее руке в  вежливом,  равнодушном поцелуе.
Покровительственно улыбнулся.
   -- Удачи, госпожа графиня.
   -- Надеюсь  и  впредь  пользоваться вашим  гостеприимством,  господин
барон.
   Понятно.  Служака был  не  слишком родовитый.  Пыжится изо  всех сил,
старается и долг не нарушить, и летунам, которые выше его, угодить.
   Низко кланяясь,  я вышел вслед за Хелен. Когда мы отошли от кабинета,
летунья прошептала:
   -- Кто тебя за язык дергал? Летал он...
   -- Да так, захотелось. Скажи, а этот барон, он сам-то...
   -- Нет.  Высоты боится.  Всегда находит предлог,  чтобы  в  план„р не
садиться.  Зато площадка у него в порядке,  склады забиты, ангары сухие,
лошади отборные, дисциплина крепкая...
   -- Какие еще лошади? -- спросил я. Но мы уже пришли к каморке бывшего
летуна Питера.
   -- Все в порядке, -- Хелен показала ему листок. -- Комендант проникся
необходимостью полета.
   Питер улыбнулся уголками губ, и сразу посерьезнел:
   -- Ты уверена,  Хелен?  Дождь усиливается.  Шар подняли, ветер вверху
порывистый...
   -- Питер...
   -- Ладно.
   Он косо глянул на меня,  подошел к Хелен, и вдруг порывисто обнял ее.
Летунья покорно ждала.
   -- Не рискуй, девочка. Ладно? -- Питер заглянул ей в глаза. -- У Дома
и Церкви много интересов.  А вот у нас всего одна жизнь...  Идем, план„р
выводят.
   Хелен кивнула:
   -- Я всегда об этом помню.
   -- Парень...
   Я  подошел к  нему.  Питер  молча  извлек из  стола красивую стальную
фляжку. Протянул:
   -- Глотни. Да побольше.
   Это оказалось бренди, не лучшее, но вполне сносное.
   -- Расслабишься,  не будешь дергаться в кабине,  -- пояснил Питер. --
Давай, приложись еще.
   Спорить я  не стал.  Все летуны,  похоже,  больше всего боялись,  что
пассажир запаникует в  кабине.  И вспоминая свой первый полет,  и Марка,
едва не вывалившегося наружу, я мог их понять.
   -- Спасибо... -- я вернул фляжку. -- Обещаю себя вести тихо.
   Кажется,  его  это удовлетворило.  Питер приложился к  фляжке сам,  и
пошел вместе с нами.

   Вначале мы направились в  туалет.  Хелен молча указала мне на дверь с
мужским силуэтом,  вошла в свою кабинку.  Я к