ивнул,  понимая.  В воздухе
нужду  не  справишь.   Питер,  которому  такая  опасность  не  угрожала,
дожидался нас в коридоре.
   Уже потом мы вышли наружу. На мой взгляд, дождь вовсе не усилился, но
Хелен  подставила ладошку и  недовольно покачала головой.  Мы  прошли  к
одному из ангаров --  уже пустому,  освещенному яркими лампами.  Отсюда,
похоже, что-то недавно вывезли -- на земле были видны следы.
   -- Давай, поспеши, -- попросил Питер. -- Еще десять минут -- я тебя в
небо не пущу.
   -- Помоги тогда,  --  Хелен  сняла  плащ,  стала неловко раздеваться.
Питера она  ничуть не  стеснялась,  и  вместе с  недавними объятиями это
подействовало на меня угнетающе.
   Питер помог ей, потом достал из шкафчика у стены бело-голубую форму.
   -- А ты чего стоишь? -- резко спросила меня Хелен.
   Вдвоем мы  помогли ей  одеться.  Ну и  ситуация --  словно на сцене в
амстердамском борделе...
   -- Мы с Хелен старые друзья,  --  сказал вдруг Питер.  -- Я ее летать
учил.
   Я промолчал.
   -- Потом однажды побился, думал умру...
   -- Питер,  это вовсе не нужно говорить,  -- сказала Хелен, застегивая
куртку здоровой рукой.
   -- Нужно.  Что я,  не вижу,  как твой друг на меня смотрит?  Я Сестре
обет принес, что если выживу... Так что не ревнуй.
   Что  сказать в  ответ я  не  нашелся.  Никогда не  понимал всех  этих
умерщвлений плоти.
   -- Питер... -- укоризненно произнесла Хелен, и бывший летун замолчал.
   Мы вышли из ангара,  и пошли по следам.  План„р оттащили недалеко,  к
самому началу длинной каменной дорожки.  Сейчас над  ним был растянут на
прочных жердях брезент,  десяток солдат копошился,  подвешивая под брюхо
трубы толкачей.
   А  еще  происходило что-то  совсем  непонятное.  Дальше  по  взлетной
дорожке,  с  обеих ее сторон,  стояли две невысокие каменные башенки.  И
сейчас две упряжки могучих тяжеловесов тащили от башенок толстые канаты.
Натужно, словно разматывая их с неподатливых барабанов.
   -- Буксир у нас новый,  подбросит хорошо, -- сказал Питер. -- Так что
побереги толкачи...
   -- Питер, я летаю по-своему.
   Он замолк.
   Мы подошли к план„ру как раз тогда,  когда лошади дотащили канаты,  а
толкачи были подвешены под крылатую машину.  На вид план„р был такой же,
как прежний,  разбившийся. Может быть -- чуть длиннее крылья, концы даже
высовывались из-под брезента и дрожали под струями воды.
   -- Цепляйте,  живо!  --  крикнул Питер.  Солдаты бросились к канатам,
облепили их как муравьи, принялись заводить за крюки в носу план„ра.
   -- Пусть  буксируют на  пределе,  --  попросила Хелен.  Питер  жестом
подозвал солдата с флажками в руках.
   -- Сигналь на башни, пусть на старте тормоза отпустят совсем!
   Пока  шла  вся  эта  суета,  пока  цепляли  тросы  и  проверяли трубы
толкачей,  я чувствовал себя самым ненужным человеком в мире. Напряжение
нарастало,  вот уже Хелен полезла в кабину, забросила туда свою сумочку,
выбралась, заглянула под план„р...
   -- Быстрее! -- попросил Питер.
   -- В машину, Иль... Ремень закрепи!
   Хелен замолкла на полуслове.  К счастью, никто на огрызок моего имени
не  отреагировал.  Я  торопливо забрался на заднее кресло,  уже привычно
скорчился,  завязал  на  животе  страховочный  ремень.  Эх,  до  чего  ж
неудобно...
   Летунья тоже закончила проверки.  Села впереди,  привязалась,  повела
рукой,  доставая из Холода маленький цилиндр запала.  Теперь я  смог его
рассмотреть хорошенько --  из  черного  полированного дерева,  вроде  бы
разборный  --   посередке  шла  тонкая  линия,  словно  выдавая  резьбу.
Несколько металлических штырьков выступают из донца. И что в нем, в этом
запале?
   Хелен  закрепила сбоку карты,  опустила правую руку  на  рычаг сбоку,
левой неловко подхватила рычаг управления. Крикнула в закрытое окно:
   -- Давай, Питер...
   Секунду ее  друг медлил,  и  у  меня даже мелькнула мысль,  что Питер
велит солдатам отцепить тросы.... Нет, подчинился.
   План„р  дернуло  --  так  резко,  что  я  испугался  за  всю  хрупкую
конструкцию. Мы рванули вперед -- тент, солдаты, Питер, машущий флажками
сигнальщик вмиг остались позади. Стекла кабины вмиг залило дождем, потом
ветер сорвал капли. План„р несся все быстрее и быстрее, тросы с огромной
скоростью сматывались, исчезая в широких косых амбразурах башенок.
   -- Сестра нам в помощь! Спаси и сохрани! -- крикнула Хелен. И от этой
запоздало тревожной молитвы меня обдало страхом.  Вовсе она не уверена в
удаче, летунья Хелен...
   Толчки прекратились.  Тросы  еще  тянули нас  вперед,  но  план„р уже
оторвался от дорожки и взмывал в небо.  Еще через миг канаты отцепились.
Было невыносимо тихо --  тонкое пение ветра казалось наваждением.  Внизу
мелькали мокрые  серые  камни  летного  поля,  вмиг  ставшие  крошечными
строения. Вверху колыхалось низкое небо.
   -- Держись, Ильмар!
   Хелен коснулась запала.  Как  она  ухитрялась все  делать,  со  своей
сломанной рукой --  не  представляю.  Да  и  ногами она жала на какие-то
рычаги, словно ехала на модном бицикле.
   Подо мной взревел толкач.  Как барон Мюнгхаузен из сказки, оседлавший
сигнальную ракету, мы мчались на огненном коне...
   -- Хелен, тебе же говорили экономить...
   Я осекся.  Нет,  неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему
мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?
   К  счастью Хелен  за  ревом  толкача и  управлением план„ром меня  не
услышала.  Делала она с  машиной что-то странное --  задирала ее нос все
выше и  выше,  будто мы и  впрямь были карнавальной шутихой,  пущенной в
зенит.
   -- Хелен...  --  охрипшим от ужаса голосом прошептал я.  Потом закрыл
глаза.  Спокойнее не стало. Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в
то  время  как  все  чувства  утверждали,   что  валимся  вниз.   План„р
раскачивало и кидало из стороны в сторону. Наверное, мы сейчас воткнемся
в камни...
   Я открыл глаза. Эх, надо было всю фляжку у Питера выпить... Прямо над
нами были тучи, и все приближались, приближались...
   Словно услышав мои мысли Хелен вдруг сказала:
   -- Питер сейчас ругается в голос. Он вообще в толкачи не верит...
   Сглотнув комок, я сказал:
   -- Скопцы -- они все трусоваты...
   -- Что?   Да  не  скопец  он,   просто  дал  обет  избегать  плотских
радостей...
   Тучи приближались.  Я попытался углядеть,  далеко ли земля,  но небо,
казалось, было повсюду.
   -- Хелен, тучи...
   -- Что "тучи"? Не бойся, это видимость одна, пар...
   -- Знаю, не дурак!
   Знать-то я  и  впрямь знал,  еще с  детства,  учитель в  школе многое
рассказывал про научный прогресс.  Вот только поди поверь в то, что тучи
-- один пар, когда на глаз видно -- плотные, вязкие, будто грязный снег.
Врежемся -- точно застрянем! Или отскочим, и вниз... На пути с Печальных
Островов небо  всюду было ясным,  я  об  этой опасности и  не  думал,  а
сейчас...
   -- Хелен...
   -- А  хорошую  байку  я  коменданту  сплела?  Вот  и  пригодился твой
дурацкий наряд. А ты и впрямь умеешь рисовать?
   Я застонал от стыда.  Хелен,  как в прошлый раз Марк, отвлекала меня,
дурака,  зубы заговаривала.  Ей и так не сладко --  вон сколько рычажков
перед  ней,  циферблатов.  Плечи  так  и  ходят --  видно,  нелегко рули
план„рные тягать,  да еще со сломанной рукой.  Работа летуна -- и мужику
не мед, а уж для женщины... для калечной... совсем немыслимо.
   -- Хелен, не отвлекайся, -- попросил я. -- Я держусь.
   Она ответила лишь через минуту, когда облака оказались совсем рядом.
   -- Молодец, Ильмар...
   Эта похвала придала мне силы.  Сжав зубы я  сдержал крик --  и  когда
облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука.
   Словно в мутную воду окунули!
   За стеклами стало темным-темно,  лишь сзади, от ревущего толкача, шел
оранжевый свет. А за пределами его -- серая муть, войлок...
   -- Ильмар, ты как?
   -- Ничего... -- прошептал я. -- Хелен, а выпить у тебя есть?
   -- Там же, где и раньше. Тот карман -- для галет и фляги.
   Я обернулся, нащупывая за креслом карман с продуктами. Ага...
   После пары  хороших глотков чуть  полегчало.  Я  даже  смог  спокойно
взирать на серую муть снаружи. И впрямь -- пар, туман, одна видимость...
   -- Хелен, зачем ты в тучи влетела?
   -- Надо подняться выше облачного слоя.
   Она дернула рычаг, план„р толкнуло, наступила тишина.
   -- Что, сгорел толкач? -- спросил я.
   -- Да. Молчи...
   Казалось,  Хелен  всматривается,  пытаясь  найти  в  облачном  молоке
что-то,  ей одной понятное. Рука летуньи нависла над запалом. Собирается
еще один толкач поджечь?
   -- Выходим... -- с явным облегчением проронила она.
   И в тот же миг мир вокруг просветлел -- и мы вынеслись из облаков!
   Я  вскрикнул --  не от страха,  от восторга.  Это было так красиво...
человеку просто не дано видеть такую красоту.
   Под нами тянулись облака.  Сплошной пеленой, во весь горизонт. Только
уже не  серые,  тоскливые,  а  белые,  будто снег.  Под нами раскинулось
бесконечное заснеженное поле,  холмистая  равнина,  которой  никогда  не
касалась  человеческая нога.  Причудливые  завитки,  застывшие  фонтаны,
ленивые водопады облачной пены...  А  над  всем  этим  --  ослепительное
голубое небо и яркое солнце.
   -- Хелен... -- прошептал я. -- Как красиво, Хелен...
   Облачное море под нами жило своей, неторопливой и размеренной жизнью.
Текли  ленивые воздушные реки,  крутились облачные омуты,  снежной пылью
проносились прозрачные клочья тумана.  По  белой  равнине неслось темное
пятнышко,  легко  перескакивая через  самые огромные гряды.  Мгновение я
вглядывался в него,  пытаясь понять, что за птица взвилась над облаками,
а потом крикнул:
   -- Хелен, это наша тень?
   -- Да,  --  летунья повернулась,  по  ее  лицу скользнула улыбка.  --
Красиво?
   Я кивнул.
   -- Люблю летать над облаками. Хотя это и опасно.
   -- Почему?
   -- Долго объяснять. Много причин, Ильмар. Например, лед.
   Было  и  впрямь холодно --  но  кутаясь в  плащ,  жадно вглядываясь в
невиданный облачный край, я этого не замечал.
   -- А при чем тут лед? Неужели можно замерзнуть?
   -- Посмотри на крылья.
   Крылья  стеклянно поблескивали.  Действительно,  их  покрывала тонкая
корочка льда.
   -- Это лишний вес. Крылья специально выкрашены сверху темной краской,
чтобы лучше грелись на солнце. Но мы сильно намокли, проходя облака, лед
тянет нас вниз. Мне придется сейчас сжечь второй толкач.
   -- Давай,  --  сказал  я,  садясь поудобнее.  Страха больше не  было,
смешно было вспоминать короткую панику.  Рядом с Хелен,  лучшей летуньей
мира, над чудесной облачной страной -- о плохом не думалось.
   Второй толкач сгорел быстрее,  или мне просто это показалось.  Но  мы
взмыли еще  выше,  белое море под  нами сгладилось,  стало почти ровным.
Воздух стал совсем холодным, обжигающим.
   -- Как дышится?  --  спросила Хелен.  Голос ее как-то изменился, стал
тоньше, пронзительнее.
   Дышалось и впрямь странно... будто высоко в горах. Ну да, мы же одним
махом поднялись на альпийскую высоту...
   -- Трудно, Хелен!
   -- Терпи. Мы на высоте трех километров. Понимаешь? В горах был?
   -- Да... Хелен, а если выше?
   -- Задохнешься. Да и крылья не удержат. Уши не болят?
   -- Нет... Скажи, а ты залетала выше?
   -- Да, но немного. Это почти предел для план„ра. На шарах поднимаются
до десяти километров -- но там вообще нельзя дышать. Сидят в герметичной
кабине,  дышат тем воздухом, что с земли на Слово взяли... воздуха много
взять можно, он веса почти не имеет... чистят его химией...
   Она помолчала миг, и добавила:
   -- Небо там черное,  как ночью,  и звезды видно вместе с солнцем... Я
бы хотела посмотреть...
   Я промолчал.  От такого описания мне стало страшновато. Ночь, которая
прячется в  высоте,  в  ярком  небе...  звезды,  которые  мерцают вокруг
солнца. Я представил это слишком живо.
   -- Как-нибудь без меня,  -- пробормотал я. -- Лучше пирамиду насквозь
проползти, чем такие страхи...
   Мы  все  летели и  летели,  а  облачному морю конца-края не  была.  Я
заметил,  что план„р неуклонно снижается.  Вроде бы незаметно для глаза,
наоборот, нос чуть задран вверх, а облака становятся все ближе.
   -- Где мы, Хелен?
   -- Близимся к  Турину.  Что-то я не вижу в тучах разрывов...  наврали
наблюдатели.
   -- Если что, сумеем сесть без летного поля?
   -- Сумеем, только опять план„р расколотим. Не мешай.
   Я замолчал, временами отхлебывая коньяк. Тучи приближались. Опять нас
начало кидать из стороны в сторону. А в облаках вдруг сверкнуло.
   -- Гроза, -- сообщила Хелен. -- Плохо.
   -- А толкачи кончились?
   -- Один есть. Поберегу, -- неохотно сказала Хелен. -- Подожди...
   План„р накренился на одно крыло, скользнул влево, вправо, закружил...
Летунья искала ветер.  Но  похоже было,  что безуспешно,  вскоре метания
прекратились, и мы снова легли на курс.
   -- У тебя там компас? -- спросил я.
   -- Да. Ильмар, ради Сестры, помолчи!
   Еще  десять минут мы  снижались,  а  когда тучи  стали совсем близко,
Хелен с крепким словцом положила руку на запал.
   -- Держись, зажигаю...
   Последний заряд она истратила не столько на набор высоты,  сколько на
полет куда-то к востоку.  Солнце било в глаза, под конец я стал смотреть
лишь вниз. С удивлением заметил в тучах разрывы.
   -- Хелен, облака расходятся!
   -- Знаю...
   План„р дрогнул --  последний толкач отцепился, и, кувыркаясь, полетел
вниз.
   -- А не было такого, что людям на голову...
   -- Бывало, но не часто. Над городами запрещено толкачи включать.
   Теперь уже мы были всецело отданы во власть ветру. Но облачное море и
впрямь разорвалось на  отдельные лоскутки,  и  Хелен то и  дело находила
восходящие потоки,  исполинской спиралью поднимала план„р выше,  и вновь
продолжала путь.
   -- Кажется,  выбрались...  --  сказала летунья. -- То ли ты счастлив,
Ильмар,  то ли мне везет.  Без удачи никак не дотянули бы.  И  машина не
подвела...
   -- В Китае план„ры хорошие, -- сказал я.
   -- Знаю.  У  них  есть  такие,  где  зарядов на  час  полета хватает.
Тяжелые,  заразы,  планировать почти и  не  могут.  Только на толкачах и
летят,   зато  быстро.   Говорят,   больше  двухсот  километров  за  час
покрывают...
   -- Куда уж спешить. Все равно быстро, часом больше, часом меньше...
   -- Не  скажи.  На  войне порой минута все  решает.  Я  вот однажды не
успела... чуть... надо было мост сжечь.
   -- А как вы это делаете?
   -- Вместо  одного  толкача  подвешивают бомбу,  --  неохотно  сказала
Хелен.  --  Снизишься над  целью,  отцепляешь,  от  удара  о  землю  она
взрывается...   Пробовали  ставить  скорострельные  пулевики,   но   это
неудобно.  Вес большой,  а нацелиться толком все равно не получается. Ты
сам воевал?
   -- В юности.
   -- И как, видел план„рную атаку?
   -- Нет,  это  мелкие были  войны,  провинции счеты  сводили.  Никаких
план„ров.
   -- Повезло тебе.  Когда десяток план„ров над  полем боя снижается,  и
каждый по паре бомб вываливает...
   Она обернулась, не отпуская рычаги. Покачала головой:
   -- Не приведи Господь,  Ильмар.  Даже сверху смотреть страшно на дело
рук своих.
   Ночная  Ведьма не  шутила и  не  кокетничала.  Глаза  были  абсолютно
серьезны.
   -- Война -- она всегда страшна. Чего уж тут.
   -- Не  скажи.  Когда в  честном бою  сходятся --  одно.  Когда смерть
сверху сыплется, то другое.
   -- Что ж ты свою работу ругаешь?
   -- Я летать люблю, Ильмар. Это моя работа...
   С  женщинами всегда так.  Любой мужик бы  на  ее месте гордился,  что
своим план„ром ужас на врага наводит,  полки разгоняет.  А она... права,
конечно. Женское дело рожать, а не убивать.
   -- Понимаю, Хелен. Много вообще летуний?
   -- Десять всего. Но я лучшая.
   Сказано это было просто, без лишней гордости, и я кивнул, соглашаясь.
   -- Ты и впрямь лучшая. И не только в воздухе.
   Принужденно улыбнувшись,  Хелен  снова  приникла к  приборам.  План„р
заскользил в  поисках  восходящего потока.  А  я  сидел,  проклиная свой
быстрый,  но неловкий язык.  Вовсе не постель я имел в виду,  но летунья
явно восприняла мои слова однозначно...
   Продолжить разговор я  не  решился,  а  Хелен явно хватало дел помимо
разговора.  Вскоре бессонная ночь  и  выпивка стали  брать свое.  Закрыв
глаза  я  расслабился,  убаюканный пением ветра и  покачиванием планера.
Вроде бы и сна не было,  но что-то грезилось.  Белое облачное поле,  и я
иду по нему, не проваливаясь, лишь по колено зарываюсь во влажный туман.
А  надо мной сияет ослепительное солнце,  воздух холоден и  чист,  а под
ногами грохочет гром и сверкают молнии...
   -- Ильмар...
   Открыв глаза я  с  удивлением отметил,  что солнце в  зените,  светит
сквозь туго натянутую ткань кабины, и вроде бы даже стало теплее...
   -- Ты спишь, что ли?
   -- Да... немного.
   -- Молодец. Глянь вниз.
   Я приник к стеклу.
   Облаков не было и  в  помине.  Зеленеющая,  цветущая земля,  лоскутки
полей, крошечные домики... ой, люди! Едва-едва ползущие точки!
   Это все слева от план„ра. А справа -- ярко-синее, ласковое море.
   -- Хелен, я долго спал?
   -- Часа три, Ильмар.
   -- Да что ж это! -- я едва удержал брань. Второй раз на план„ре лечу,
а уже дрыхну словно в обыденном дилижансе. -- А где мы, Хелен?
   -- Миновали Неаполь. Приближаемся к Сорренто.
   -- Так что, без посадки в Риме? Ты молодец, Хелен...
   Мысль о  том,  что мы будем приземляться вблизи Урбиса,  где меня так
жаждут увидеть многочисленные слуги Сестры и  Искупителя,  почему-то  не
доставляла мне радости.
   -- Нет, это правильно, Хелен... хорошо...
   -- Хорошо? -- ледяным голосом спросила летунья.
   -- А что?
   -- Хорошо -- и все?
   Я начал понимать.
   -- Нет, не все. Ты лучшая в мире...
   -- Ильмар,  я сделала то, что ни одному летуну не удавалось. Долетела
без посадки от Лиона до Сорренто.
   Она обернулась, окинула меня негодующим взглядом:
   -- И все, что ты можешь сказать по этому поводу -- "хорошо"?
   -- Хелен, ты пойми, что я в этом не разбираюсь. Я просто тебе верю. И
рад, что ты смогла долететь без посадки...
   План„р  тряхнуло,  и  летунья вернулась к  управлению.  Кажется,  мне
удалось оправдаться...  я  ведь и  вправду ожидал от нее любых подвигов,
даже куда больших, чем беспосадочный полет из Галлии в Италию...
   -- Сейчас держись крепче,  -- сказала наконец Хелен. -- Посадка будет
жесткая,  на  Капри всего одна полоса,  да  и  та...  редко сюда летают.
Видишь остров?
   Да,  остров я видел.  Утопающий в зелени, весь застроенный, с желтыми
полосками пляжей.  Небольшой совсем остров,  и  мысль о том,  что где-то
здесь может укрыться беглый принц Маркус, сразу стала казаться нелепой.
   -- Ты хоть знаешь, где садиться?
   -- Приблизительно...  Да  где  же  эта  полоса,  спят  они,  что  ли?
Распустились...
   План„р по плавной дуге огибал остров. Потом вдруг клюнул носом, резко
пошел вниз.
   -- Заметила,  --  спокойно сказала  Хелен.  --  Рискнем,  кружить сил
нет...
   Земля все приближалась,  а я никак не мог углядеть посадочную полосу.
Казалось,  что мы или врежемся в  какое-нибудь строение,  или бухнемся в
море, или, в лучшем случае, сядем на заполненном людьми пляже...
   Потом я  увидел впереди,  за низким белым забором,  короткую каменную
дорожку.  Крошечный ангар,  невысокая мачта,  с  вяло болтающимся на ней
полосатым конусом ветроуказателя...
   -- Эх...  --  крикнула  Хелен,  когда  план„р  перемахнул  над  самым
забором. По полосе бежал, размахивая руками и торопясь убраться с нашего
пути, голый мужчина. Кажется, он загорал на каменных плитах...
   Толчок, другой...
   План„р покатился ровнее,  и я понял, что мы все-таки сели. И даже без
обещанных  Хелен  неприятностей.  Подергиваясь на  стыках  плит,  план„р
замедлил бег,  и остановился перед самым концом полосы.  Видимо, не всем
это удавалось --  на крепких столбах перед забором была натянута прочная
сеть.
   -- Надо же... -- сказала Хелен. -- А? Ильмар? Неплохо?
   -- Тебе надо было птицей родиться, -- сказ