ать решением. Они убили Джессамин и Передура и были виновны в гибели
Джарида и Элайны. Даже если они сами не участвовали в нападениях, на  их
совести были убийства в Серне и разрушение Каэры.  Разумеется,  Магистры
заслуживали смерти. Более того, их нужно было срочно остановить. Бегство
в Амарид доказывало, что они собрались  захватить  власть  над  Орденом.
Оррис не мог допустить, чтобы так случилось.
   Убить их трудно, особенно сейчас, когда у него почти не осталось сил.
Его рука инстинктивно потянулась к рукояти кинжала, который он  носил  в
складках одежды. Он снова мрачно усмехнулся. Выслеживать и  приканчивать
добычу в этих травах он умел. Мощь Магистров не поможет им, когда  кровь
из горла Бадена обагрит почву и клинок погрузится  в  череп  Сартола  по
самую рукоять. Тем не менее  надо  быть  вдвойне  осторожным.  В  случае
неудачи он мог пополнить ряды Неприкаянных.
   - Порази тебя Арик, Терон!  -  сказал  он  в  ночь.  -  Тебя  и  твое
проклятие!
   Проклятие  Терона.  Он  никогда  особенно  не  задумывался  об  этом.
Понятно, что Пордат был не  бессмертен,  но  пока  ястреб  жил,  маг  не
находил причины для беспокойства.  И  потом,  он  надеялся,  что  быстро
найдет новую птицу - за месяц, может, за два. Ему никогда не приходило в
голову, что можно потерять любимца в бою или что придется столкнуться  с
такой опасностью без своей птицы. И все же сила  и  отвага  были  теперь
нужны ему как никогда, а у него не было ни  возможностей,  ни  воли.  Он
знал, что нужно сделать, но в то же самое время боялся - впервые  с  тех
пор, как стал взрослым. Смерть не страшила его, но стать Неприкаянным!
   Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. "Да поразит тебя бог,  Терон",  -
сказал он сквозь стиснутые зубы.
   В последнее время он много слышал, как старые и молодые члены  Ордена
говорят о незаслуженно забытом наследии Терона. Магистр не  меньше,  чем
Амарид, преуспел в обуздании Волшебной  Силы  и  при  основании  Ордена,
говорили многие маги. Он заслуживал, чтобы его имя связывали не только с
проклятием. Оррис не разделял этого  чувства,  особенно  сейчас.  Честь,
которой заслуживал Терон, сводилась на нет ужасом, на который  он  обрек
Неприкаянных. Далее до этого Первый Магистр рассматривал Волшебную  Силу
как путь к власти и  богатству,  а  Амарид  -  как  возможность  служить
стране. Оррис знал, что его  точку  зрения  относительно  недостаточного
участия Ордена в управлении  Тобин-Сером  рассматривают  как  поворот  к
философии Терона, но сам был категорически против такого  понимания.  Он
считал, что управление - это одна из форм  служения,  которая  сейчас  к
тому же нужна как никогда. Оррис считал,  что  Амарид  согласился  бы  с
этим. А подход Терона означал гордыню и продажность - качества, подобные
тем, какие овладели сейчас двумя  Магистрами,  заговор  которых  угрожал
Ордену.
   Оррис сел и посмотрел на север. Если бы Баден и Сартол уже уехали, он
бы услышал стук копыт их коней или почувствовал бы, как дрожит земля. Он
решил, что они легли спать и что ему самому можно без риска  последовать
их примеру. Когда-нибудь, другой ночью, он подкрадется к лагерю и  убьет
спящих Магистров или умрет, пытаясь это сделать. Но сегодня,  усталый  и
еще не вполне оправившийся после битвы с Сартолом, он нуждался в отдыхе.
***

   Тяжело опустившись на большую залитую солнцем скалу над  рекой,  Глин
выронил посох с кроваво-красным камнем и приказал огромной черной  птице
спрыгнуть с его плеча на землю. Потом он осторожно снял  кожаную  обувь,
осмотрел стертую до крови ногу и цветисто выругался.
   - Калбир говорит, мы должны изъясняться на тобинском, - сказал Кедар,
с некоторым трудом выговаривая слова древнего языка. - Вдруг;  мой,  кто
услышит. Так что, если вздумаешь ругаться, никакого брагорийского!
   - От тобинских проклятий мне не станет легче, -  раздраженно  ответил
Глин на своем родном наречии. - Они скучные. И потом, мы у  реки  -  кто
меня здесь услышит?
   - Не  знаю,  -  сказал  Кедар  на  тобинском.  -  Сартол  утверждает,
волшебники могут увидеть нас. А вдруг они еще и услышат?
   - Не боюсь я этих  волшебников,  -  проворчал  Глин  по-тобински.  Он
посмотрел на свои ноги и снова выругался. - Да ты только взгляни, Кедар.
Ужас один.
   - Не хочу я смотреть  на  твои  вонючие  ноги.  А  мои  болят  и  без
напоминания. Давай надевай ботинки, и пошли.
   Глин покачал головой и перебрался поближе к воде.
   - Сначала я их помочу немного. И тебе будет не вредно.
   - Не  хочу.  -  В  голосе  Кедара  послышалось  раздражение.  -  Надо
двигаться дальше. Мы должны были дойти сюда еще вчера.  Через  два  часа
солнце зайдет, а нам  еще  идти  и  идти.  А  вообще-то,  здесь  труднее
оценивать расстояния, чем дома. Здесь столько травы и так мало домов...
   - Ну ладно, ладно. Через минуту буду готов.
   Глин сунул ноги в ледяную воду, сжав зубы.
   - Сейчас же, Глин! - настаивал Кедар.
   Глин  оглянулся  на  своего  дюжего  светловолосого  спутника.  Кедар
выглядел почти по-дурацки в этом зеленом плаще. Он был убийца - Глин сам
видел, как он  в  драке  вырвал  у  человека  руку,  -  а  вынужден  был
изображать этакого  оракула  с  птицей.  Глин  едва  не  рассмеялся.  Он
попробовал представить себя со стороны - в таком же наряде,  с  короткой
бородой и сломанным в той же драке носом (человек, который  это  сделал,
был уже мертв). Он тоже, должно быть, выглядел глупо, и все же  не  так,
как Кедар. Конечно же нет.
   - Ну же, Глин! - рявкнул Кедар. - Калбир давно нас  ждет.  И  как  ты
собираешься объяснить ему, почему план провален?
   - Не боюсь я Калбира, - сказал Глин, но  тут  же  встал  и  осторожно
прошел туда, где стояли его ботинки.
   Кедар запрокинул большую голову и расхохотался, сощурив глаза.
   - Да уж, мы Калбира не боимся. Нальским крысам не  по  нутру  сточная
канава.
   Глин молча уставился на приятеля.
   - Да не раскисай, Глин. Я ничего такого не имел в виду.  Мы  все  его
боимся, и даже я, хоть и крупнее его вдвое.
   Глин промолчал, но кивнул и полупритворно улыбнулся. Кедар был  прав:
все боялись Калбира, даже дома, в Лон-Сере. И, по правде говоря, все они
боялись волшебника Сартола, особенно после того, что он сделал с Йаритом
в первый день их знакомства. При этой  мысли  он  невольно  вздрогнул  и
сосредоточился на том, чтобы  максимально  осторожно  натянуть  ботинки.
Холодная вода помогла, но лишь отчасти. Он сомневался, что сможет  дойти
до следующего селения. Как там его называют? Что-то про воду...
   - Эй, Кедар, куда это мы направляемся?
   - Последний раз повторяю: в местечко под названием Излучина.
   - Излучина. Хорошо. И нечего  ворчать  -  мне  эти  имена  ничего  не
говорят: Излучина, Каэра, Вудрест, Мориандрал.
   Кедар покачал головой:
   - Ну, ты готов?
   Глин встал:
   - Насколько это вообще возможно. - Он поднял посох и подозвал большую
черную птицу. - Пошли, но имей в виду:  может  статься,  к  вечеру  тебе
придется нести меня.
   - Быть такого не может.
   Они вскарабкались по крутому берегу на равнину и  направились  к  югу
вдоль восточного берега реки. Через несколько минут пульсирующая боль  в
ноге  Глина  возобновилась,  и   он   поплелся   за   Кедаром,   ругаясь
по-брагорийски. Он ненавидел Тобин-Сер, его странный язык,  однообразную
еду и недалекий народ. И работа ему уже наскучила:  бесконечные  шатания
туда-сюда, ночлег на голой земле - от всего этого уже  тошнило.  Зеленый
плащ казался просто смехотворным,  и  хотелось  бросить  ужасную  тесную
обувь в реку. А хуже всего было выполнять бесконечные  приказы  Калбира.
Да, он боялся человека со страшными  темными  глазами  и  белым  шрамом,
человека, который столько раз убивал у него на глазах. Но страх не мешал
ему ненавидеть.
   Глин готов был отдать все (а  было  у  него  немного)  за  то,  чтобы
вернуться в Брагор-Наль и обосноваться в любимом баре,  поджидая,  какая
еще работенка подвернется. В конце концов, Калбир  был  не  единственным
лордом. До встречи с ним Глину жилось очень даже неплохо. Работа в  Нале
никогда не бывала такой хлопотной и тяжелой. А здесь  даже  оружие  было
странным. Ему  не  хватало  привычного  легкого  и  компактного  ручного
оружия. С ним-то было безопаснее. Йарит точно не погиб бы, будь  у  него
нормальный метальник. И все же, надо признать, здешнее  оружие  обладало
неслыханной огневой мощью.  В  Каэре  оно  очень  даже  пригодилось.  Он
невольно усмехнулся, вспомнив об этом.
   В общем, не все в этой работе было так уж плохо, а  в  Лон-Сере  тоже
был не рай. Может, Калбир и свихнулся, но, если все получится,  а  плата
будет хотя бы вполовину того, что  обещано,  Глину  больше  не  придется
работать. С другой стороны, в случае провала Калбир  грозил  мучительной
смертью. Конечно,
   Глин и Кедар шутили: непонятно, что больше нужно Калбиру - деньги или
повод убить их. Но повода желать себе поражения у них в любом случае  не
было.  Калбиру  удалось  отобрать  в  свою   команду   самых   отчаянных
проходимцев Брагор-Наля, а с такими ребятами  -  какой  уж  провал,  тем
более если есть перспектива хорошо заработать? Короче  говоря,  Глин  не
собирался отдавать свою долю богатств за какие-то сомнительные удобства.
Неважно, насколько его все это достало. Он невесело  усмехнулся:  Калбир
ведь и рассчитывал на такой подход с их стороны. Ну а раз  так,  то  все
хорошо. Пусть только заплатят, а там пусть себе Калбир куражится.
   И потом, у него  на  плече  сидела  такая  великолепная  птица.  Глин
здорово привязался к ней за два года тренировки и работы.  Глядя  на  ее
грациозный полет  и  силясь  отыскать  ум  в  сверкающих  глазах,  он  с
легкостью забывал,  что  птица-то  не  настоящая.  В  любом  случае  это
искусственное существо было идеальным убийцей, что Глин весьма уважал.
   Калбир толком не говорил, кто за всем этим стоит. Несомненно, это был
Седрик, но у Верховного лорда  не  хватило  бы  средств,  чтобы  создать
шестнадцать таких птиц. Стало  быть,  участвовал  и  монарх,  но  Калбир
всячески избегал  его  сторожевых  отрядов.  Глин  знал  по  опыту,  что
избегать сторожевых отрядов всегда неплохо, особенно если надо выбить из
Наля дополнительные средства. Не то чтобы  Глин  хорошо  знал  о  планах
монарха, но, судя по  тому,  что  ему  было  известно  об  Уэрелла-Нале,
Матриархию не особо интересовало производство оружия. А в  Стиб-Нале  не
нашлось бы достаточно умных голов.  Тем  более  не  следовало  опасаться
нападения Аббориджа или Тобин-Сера  на  Наль.  Но  монарх  все  же  явно
кого-то боялся.
   Глин покачал головой и снова подумал о птице. Кто бы ни стоял за всем
этим, он не жалел средств. Механические  ястребы  двигались  как  живые,
отвечали на команды и даже предугадывали тактику противника. Технология,
необходимая для их создания, выходила за пределы  понимания  Глина.  Ему
хотелось сохранить  свою  птицу,  даже,  может  быть,  за  часть  своего
вознаграждения. Может быть.
   Даже помимо этого работа была не  так  уж  плоха.  Приходилось  много
ходить и скверно есть, но все остальное Глина вполне устраивало. Начиная
лет с двенадцати, когда он  впервые  почувствовал  себя  взрослым,  Глин
знал, что обладает единственным подлинным талантом.  Он  не  просто  был
хорошим убийцей. Он знал, что многие  из  тех,  кто  ушел  наемниками  в
Абборидж, не вернулись, а ведь они тоже умели убивать. В отличие от  них
Глин знал, как уничтожать людей с минимальным риском для себя.  Он  знал
множество способов отъема человеческой жизни, ведь убийство одного, даже
самое осторожное, - это предостережение для  сотен.  Может,  именно  его
осторожность и привлекла Калбира. Сначала Глин  был  не  в  восторге  от
работы - ему больше хотелось остаться в Брагор-Нале, где все  знакомо  и
имеются ценные связи. Он никогда не покидал Лон-Сер и не проявлял особой
тяги к познанию окружающего мира, но Калбир уверил, что его навыки очень
пригодятся, что придется  не  просто  убивать,  но  и  оставлять  улики,
свидетельствующие против кого-то другого.  В  общем,  в  Каэре  все  это
оправдалось.
   Первый год пребывания  в  Тобин-Сере  приходилось  заниматься  всякой
ерундой:  вандализмом,  воровством,  поджогами.  Важно  было   соблюдать
естественную последовательность, как сказал Калбир. Глин быстро устал от
этой детской работенки, но в Каэре все изменилось.
   - А вот теперь никого не щади,  -  сказал  ему  Калбир  во  время  их
последней встречи. - Разрушай все, убивай  всех,  только  оставь  одного
свидетеля.
   Это уже было на что-то похоже, ради этого стоило сюда ехать.  Громить
Каэру было весело, и прошло все как надо. Сюрпризов и проколов, в общем,
не было. Метальники и  птицы  сработали  великолепно.  И  все  же  перед
сегодняшним заданием Глину  хотелось  напомнить  Кедару:  не  показывать
камни, пока они не подойдут совсем близко. Разъяренная толпа с палками и
инструментами не слишком большая радость,  сплошной  напрасный  риск.  И
потом, хотелось сказать Кедару, чтобы тот сам  выбирал  свидетеля.  Было
непохоже, что девочка из Каэры переживет потрясение. Они убили ее родных
и сожгли ее дом, так  что  сохраненная  жизнь  вовсе  не  такая  большая
радость. Но Кедару почему-то нравилось убивать детей - слабость, которую
Глин уважал, хоть и не понимал в полной мере.
   Они шли часа два, и тени их расстилались по степи, по мере  того  как
солнце клонилось к  горизонту.  Боль  в  ногах  Глина  все  усиливалась;
наконец  он  не  выдержал,  снял  ботинки  и,  сопротивляясь   искушению
зашвырнуть их в Мориандрал, сунул в карман плаща. Оказалось, что босиком
идти значительно легче, так что передвижение их ускорилось. Они пришли к
деревне как раз  перед  наступлением  сумерек  и,  остановившись,  чтобы
прикрыть свои камни, двинулись дальше. В четверти мили от  первых  домов
они перекусили и стали ждать, пока полностью не стемнеет.
   Сидя в траве и глядя, как появляются звезды, Глин почувствовал покой,
обнявший его, подобно давней возлюбленной. Так  было  всякий  раз  перед
началом  работы:  казалось,  что  все  вокруг  движется  медленнее,   он
успокаивался и видел мир с невероятной ясностью. Он никогда не спрашивал
Кедара, испытывал ли тот что-нибудь подобное: в такие минуты было трудно
говорить, а потом как-то не хотелось обсуждать. Но странное дело:  перед
работой гигант точно так же замыкался в себе. Возможно,  именно  поэтому
Глину так нравилось с ним работать.
   Наконец последние лучи солнца погасли. Глин посмотрел на напарника  и
кивнул. Они встали и, открыв камни, направились к  Излучине.  Когда  они
подошли к первому дому, Глин с удовлетворением отметил, что жители вовсе
не подозревают об их визите. Он  положил  большой  палец  на  кнопку  на
посохе и кивнул Кедару. Энергия полилась  по  стволу  метальника,  и  из
камня вырвался  красный  огонь.  Раздался  взрыв.  Кедар  точно  так  же
расправился с соседним домом. Люди  внутри  закричали.  Наружу  выскочил
мужчина с топором, и Глин  почувствовал,  как  с  его  плеча  вспорхнула
механическая птица. Донеслись крики, поодаль стали  собираться  люди,  у
некоторых были факелы. Он знал, что рано или поздно придется иметь  дело
с толпой и что это неважно, потому что у местных жителей не будет шанса.
   После этого Глин ненадолго утратил чувство  времени.  Они  с  Кедаром
шагали мимо домов с  убийственным  упорством,  разбрасывая  снопы  алого
пламени и посылая черных птиц за  беглецами.  Здесь  стояли  в  основном
крестьянские дома, почти  такие  же,  как  в  Каэре.  Они  располагались
довольно далеко друг от друга, и для полного их  разрушения  требовалось
время. К центру поселения напарники подошли через полчаса, но  здесь  их
продвижение ускорилось. Для  ответной  атаки  набежала  толпа,  и  птицы
смогли убить сразу многих. Глин и Кедар нацелили посохи на окружающие их
лавки, механические ястребы носились по  воздуху  с  обагренными  кровью
когтями.
   Вокруг царил хаос, но Глин был спокоен, словно бы  в  трансе.  Только
внезапный тревожный крик Кедара привлек его внимание к двум точкам света
- желтой и оранжевой, - быстро приближающимся с юго-запада. Но было  уже
поздно.

***

   Четвертый день пути во всех отношениях  напоминал  предыдущие.  Баден
слегка опережал Сартола и  старался  останавливаться  только  для  того,
чтобы накормить и напоить лошадей. Он редко заговаривал  с  Магистром  и
был крайне скуп на слова. Но если  раньше  подобное  поведение  задевало
Сартола, то теперь молчание Бадена тревожило его. Облегчение, которое он
испытал вечером, слушая, как Баден засыпает, быстро прошло,  и  остались
серьезные сомнения. Вчера Сартолу удалось убедить себя, что Баден  всему
поверил и что его удалось разговорить, но сегодня уже казалось, что  это
не так. Баден вел себя как прежде,  но  его  молчание  приобрело  новое,
пугающее свойство. Он больше не выглядел человеком, погруженным  в  свои
мысли; Сартолу теперь казалось, что Баден строго следит за собой, словно
боясь сболтнуть лишнее.
   Он уже начал подумывать, не расправиться ли со своим  спутником.  Как
раз тогда, когда его помощь могла  оказаться  бесценной,  противостояние
Магистра или, еще хуже, обвинение с его стороны могло  помешать  Сартолу
стать Премудрым. Сартол мог выбирать. Он мог дождаться прибытия в Амарид
и, если Баден окажется в оппозиции,  публично  обвинить  его  в  измене.
Однако в подобном случае шансы обоих Магистров были не более чем  равны.
Но можно было избавиться  от  Бадена  прямо  сейчас  и  обвинить  его  в
сотрудничестве с предателем Оррисом.  Представить  все  факты  в  нужном
свете не составляло труда. Транн, конечно, воспротивится, но он дружит с
Баденом, и его тоже можно представить участником заговора. А еще  Сартол
привезет  с  собой  посохи   Джессамин   и   Передура   -   единственное
свидетельство того, что произошло в Роще Терона. Решение  было  принято.
Оставался,  стало  быть,  Баден.  Сартол  улыбнулся.  Он  позволил  себе
нешуточно рискнуть, но, сделав выбор, почувствовал облегчение. Все  надо
будет осуществить очень скоро: сегодня, самое позднее  -  завтра.  Скоро
они войдут в Лес Тобина, а воевать с Баденом в лесу будет труднее.
   Сартолу  стало  значительно  легче.  Они  ненадолго  остановились  на
закате,  дали  лошадям  попить  из  реки  и  немного  перекусили.  Потом
продолжили путь при свете цериллов. Проехав еще где-то час, они  увидели
далеко на севере, по другую сторону реки, яркий  свет.  Баден  придержал
коня, и Сартол поравнялся с ним.
   - Кажется, это Излучина, - сказал Баден. - Давай заночуем там.
   - В деревне? - с беспокойством спросил Сартол.
   - Нет. Хватит с нас этого.  Остановимся  напротив,  на  этом  берегу.
Впрочем, если хочешь, поехали дальше.
   Теперь Сартол покачал головой:
   - Да нет, это место не хуже других.
   Баден кивнул и снова пришпорил коня, предоставив  Сартолу  жаловаться
самому себе на невезение. Нельзя же убить Бадена  огнем  так  близко  от
деревни - будет слишком много свидетелей. Можно потом сказать, что Баден
хотел напасть на Излучину, но в Ордене никто не поверит, что  Баден  мог
сделать такое в присутствии  Сартола.  И  потом,  Баден  -  это  вам  не
Джессамин и Передур, он гораздо сильнее. Значит, надо  отложить  все  до
завтра. Они  скакали  по  берегу  реки,  и  он  наблюдал  за  Магистром,
размышляя, не догадался ли Баден о его намерениях.
   "Возможно, я его недооценил, - подумал  Сартол  со  все  возрастающим
беспокойством. - Не так-то он прост. Но это неважно. Баден не вернется в
Амарид живым".
   Чуть позже Баден снова замедлил бег коня.
   - Немало сегодня проехали, а? - дружелюбно сказал он.  -  Надеюсь,  в
лесу мы не сбавим скорость.
   - Ну разве что немного. - Тон Сартола ничем не выдавал его мыслей.  -
Доедем до Амарида за неделю.
   - Надеюсь, ты прав.
   Баден неловко усмехнулся и собрался еще что-то сказать. Но  не  смог.
Небо над деревней  внезапно  озарилось  алым  светом,  всп