и я доверить вельмам то, что они раскопают у нее в голове? Ведь это уже
не прежние покорные вельмы! Они, кажется, забыли, кто здесь хозяин!  Да,
все, что я так  долго  и  старательно  возводил,  начало  рушиться,  как
карточный домик! Выходит, я пригрел змею на своей груди!"
   Иггур обернулся и взглянул на  Магрету,  восхищаясь  ее  мужеством  и
испытывая отвращение к самому себе. Потом он,  тяжело  шагая,  вышел  из
комнаты. Когда Магрета осталась  одна,  она  очень  испугалась.  Она  не
сомневалась, что Иггур отдаст ее вельмам, но этого не произошло.
   После их разговора Магрета стала  видеть  Иггура  реже.  Ее  охраняла
усиленная стража, потому что сам он был занят подготовкой  своей  армии,
разработкой  стратегических  планов  и  тактических   ходов,   попытками
предусмотреть все возможные направления развития событий.  Магрете  было
одиноко и страшно. Ей нечем было занять свою голову, и она  все  чаще  и
чаще думала о вельмах и о том, что они с ней сделают, когда она  наконец
попадет к ним в лапы.
   И вот однажды, после недельного отсутствия,  ее  посетил  Иггур.  Она
сразу же заметила произошедшую в нем перемену. Что-то явно случилось. Он
спросил напрямик:
   - Ну и как Феламора теперь поступит с тобой?
   Магрета поразилась тому, что за все время своего пленения ни разу  не
задумалась над этим вопросом. Она понятия не имела, как  Феламора  будет
теперь вести себя по отношению к ней. Может, она  просто  бросит  ее  на
произвол судьбы как жалкую неудачницу и начнет все с  начала  с  другой,
более способной ученицей.
   Иггур  некоторое  время  стоял,  наклонившись  над  ней,  потом   сел
напротив.
   - Как ты оказалась у нее на службе?
   - Я рано осталась круглой сиротой и совсем не помню родителей. Первые
несколько лет обо мне заботились чужие люди, хотя я и не знаю, как к ним
попала. Потом появилась Феламора.  Впервые  я  увидела  ее,  когда  была
совсем маленькой. Мне было года три, не больше. Я очень хорошо запомнила
эту встречу, потому что испугалась Феламоры. Я и сейчас  ее  боюсь.  Она
стала часто появляться и забирать меня на несколько недель, стараясь  за
это время чему-нибудь меня научить. Я воспринимала  ее  как  свою  тетю,
хотя и не думаю, что мы в родстве. По крайней  мере,  мы  совершенно  не
похожи. Потом, когда  мне  исполнилось  пять  лет,  она  увезла  меня  в
Мириладель, где живут феллемы. Это холодный край лесов и озер к  югу  от
Великих Гор. Впрочем, ты ведь и сам знаешь...
   Иггур кивнул, но ничего не сказал, не желая перебивать Магрету.
   - Я живу с ней всю жизнь, а это не так уж и мало.  На  самом  деле  я
гораздо старше, чем выгляжу. У меня были  прекрасные  наставники,  кроме
того, со мной занималась сама Феламора. Я  все  время  чему-то  училась.
Меня учили необычным предметам замечательными методами. Я  узнала  такие
вещи, которые не известны никому,  кроме  феллемов.  Да  ты  и  сам  это
почувствовал, - прибавила она, намекая на их поединок. - Но я так  и  не
стала одной из феллемов. Они относились ко мне очень прохладно, хотя  по
своей природе они  существа  доброжелательные.  Пока  я  была  ребенком,
феллемы вообще шарахались от меня.  Я  часто  думаю  о  том,  что  такое
постыдное совершили мои отец и  мать,  чтобы  несмываемое  пятно  позора
переходило из поколения в поколение. Однажды мы с  Феламорой  неожиданно
покинули феллемов и стали жить одни. Даже на Феламору  пала  тень  моего
прошлого. Мне кажется, она это очень переживала.
   Помолчав,  Магрета  взглянула  на  Иггура  и   улыбнулась   странной,
задумчивой, неловкой улыбкой.
   - Удивительно, - сказала она, все еще улыбаясь. - Ты первый  человек,
которого я понимаю. Наверное, это потому, что мы оба страдаем: ты  -  от
пытки Рулька, а я - от воли Феламоры.
   - А как же Карана?
   - Я волнуюсь за нее, но никогда не смогу ее постичь.
   Магрета снова замолчала, вспоминая свою  юность.  Длинные  каштановые
пряди упали ей на лицо.  Иггур  на  мгновение  повернулся  к  Магрете  и
взглянул на нее: прямой нос, кожа, золотистая  и  гладкая,  как  мрамор,
печальные глаза, потемневшие от скрытой в них тайны.
   Наконец он заговорил:
   - Скажи, где мне найти  Феламору  и  зачем  ей  нужно  Зеркало,  а  я
расскажу тебе, кто были твои родители, что с ними случилось и  почему  у
феллемов о них такие тяжелые воспоминания.
   Магрета быстро подняла голову и посмотрела на Иггура с таким  детским
любопытством, что его сердце  чуть  не  растаяло.  Дважды  она  начинала
говорить и дважды замолкала. Она  отвернулась,  чтобы  Иггур  не  увидел
слезы, навернувшиеся ей на глаза.
   - Не могу, - прошептала она.
   На лице Иггура отразилась внутренняя борьба.  Магрета  осознала,  что
сейчас решается ее судьба, и ей стало по-настоящему страшно.
   - Далеко на севере мои люди перехватили почтовую птицу  с  посланием.
Мендарк узнал о похищении Зеркала и стремится любой ценой завладеть  им.
Нельзя допустить, чтобы оно попало к нему в руки,  -  произнес  Иггур  с
искаженным лицом и поднялся на ноги. - Я должен  вернуть  себе  Зеркало,
даже если ради этого мне придется отдать тебя вельмам. Я не  хочу  этого
делать, но у меня нет другого выхода. До утра у тебя еще есть время  мне
все рассказать.
   Иггур покинул ее, и в тот день Магрета  его  больше  не  видела.  Она
просидела у себя в клетке остаток дня, с ужасом думая о предстоящей ночи
и о том, что произойдет с ней на рассвете. Но за ней пришли уже вечером,
когда она еще не была готова  к  этому.  Двое  вельмов  вытащили  ее  из
кровати и, грубо толкая, увели с собой.
 
20 
"СКАЗАНИЕ О ТАР ГААРНЕ" 
 
   Ночью на Лиана снова напал приступ кашля,  и  больше  заснуть  он  не
смог, ощущая во всем теле слабость и  озноб.  Заметив  в  тусклом  свете
костра, что Карана смотрит на него, он произнес:
   - Я знаю сказание об аркимах.
   - Ты уже говорил, - тяжело вздохнула девушка. - Извини, но я  слишком
устала.
   Лиан обиделся:
   - А я-то думал...
   Оба долго молчали. Карана вытянулась в  спальном  мешке,  разложенном
прямо на земле, и закрыла глаза, стараясь обдумать положение, в  котором
они оказались, но перед ее мысленным  взором  стояла  только  скорченная
фигура Лиана, привалившегося к стене хижины.
   - Ну что ты там думал?
   - Я думал, тебе будет интересно послушать. Чем мне еще отплатить тебе
за заботу?
   Карана почувствовала угрызения совести.
   - Ну давай, рассказывай!
   - Это будет "Сказание о Тар Гаарне". Впрочем, раз ты жила у  аркимов,
может, оно тебе уже известно.
   - Я знаю об этом знаменитом предательстве,  но  никогда  не  слышала,
такого сказания. В Шазмаке о нем стараются не говорить.
   - Это довольно длинное сказание. По  крайней  мере,  в  Чантхеде  оно
передается с кучей подробностей...
   - Слушай, Лиан. Может, тогда не надо сегодня?.. Я так устала...
   Произнеся это, Карана задумалась  об  иронии  своего  положения.  Всю
жизнь ей больше всего на свете хотелось слушать чантхедских  сказителей,
и вот теперь, когда в ее личном распоряжении оказался лучший из них, она
умоляла его не раскрывать рта.
   - Ладно, валяй! С кучей подробностей! - сказала  Карана  и  подумала:
"Может, я узнаю что-нибудь полезное. В конце  концов,  мне  известно  об
аркимах только то, что они сами о  себе  рассказывают.  Интересно  будет
послушать, какими их видят со стороны".
   Лиан слабо улыбнулся.
   - Сегодня я обещаю быть предельно кратким, - прошептал он, закашлялся
и вытер рот тряпкой. Его прекрасный голос совсем охрип.  -  Когда  между
тремя мирами встала Непреодолимая Преграда, аркимы  поняли,  что  им  не
вернуться на Аркан, и задумались о том, как  выжить  на  Сантенаре.  Они
были великим народом и, поставив себе цель,  упорно  стремились  к  ней.
Поэтому скоро все стали с ними считаться. И вот  они  задумали  основать
лучший город на Сантенаре, который превзошел бы даже города  каронов,  и
сделать его символом силы и славы аркимов.
   Для возведения города они избрали Питлиса, потому  что  ему  не  было
равных среди архитекторов и строителей. Питлис создал город  необычайной
красоты. Купола,  башни  и  высокие  арки  этого  города,  выросшего  из
воздуха, воды, металла и камня, словно парили над  землей.  Нельзя  было
удержать восторг, впервые увидев его, и не заплакать, покидая его. Город
Питлиса  был  застывшей   музыкой,   настоящей   архитектурной   поэмой,
уединенным убежищем всех аркимов.  Таким  был  Тар  Гаарн,  и  таким  он
оставался до появления Рулька. -  Лиан  замолчал  и  зашелся  в  сильном
приступе кашля - он не ткнулся лицом в землю только потому, что  вовремя
оперся на руки.
   Карана открыла глаза и посмотрела  на  сиявшие  сквозь  ночную  дымку
далекие звезды. Она почувствовала, что замерзает. Ночной холод пробрался
под одеяла, под плащ и под куртку. От него немела кожа и болели кости.
   Когда Лиан снова заговорил, голос его напоминал хрип висельника.
   - Но Тар Гаарн возвели не только как гимн красоте.  Аркимы  прекрасно
понимали, что война с предводителем каронов Рульком неизбежна. Тар Гаарн
стал самой неприступной крепостью аркимов, местом, где все они могли  бы
надежно укрыться, если бы пали остальные их города. Он был их  гордостью
и последней надеждой. Вскоре наступили времена Катаклизма - период  войн
между  каронами  и  аркимами.  На  протяжении  нескольких  столетий  был
опустошен весь Сантенар. Все усилия аркимов  казались  напрасными,  ведь
Рульк, величайший из каронов, обладал невероятной силой. И  все  же  Тар
Гаарн был неприступен. Он был построен настолько умело, что бесчисленные
штурмы не оставили ни малейшего следа на его ослепительной  красоте.  Он
был так огромен, что продовольствия в его амбарах хватило  бы  на  самую
длительную осаду.
   Но наконец и сам Рульк устал от бесконечных войн - тайно встретился с
Питлисом и попросил у  него  мира.  "Давай  закончим  эту  бессмысленную
бойню, - сказал он. - А я найду  ответ  на  терзающий  нас  много  веков
вопрос о том, как преодолеть Преграду. Ведь он волнует и аркимов, мне же
необходимо вернуться к своему народу".
   Питлис  был  стар,  опытен  и  осторожен.  Он   очень   хорошо   знал
предательский нрав  Рулька  и  не  собирался  рисковать  Тар  Гаарном  и
аркимами. Но и ему очень хотелось возвратиться на родной Аркан. "Если мы
попадем домой, Аркан снова будет  нашим,  -  подумал  он.  -  Стоит  нам
вернуться, и  мы,  окрепнув  на  Сантенаре,  сможем  отвоевать  Аркан  у
Постылой Сотни (так называли ту сотню каронов, которой когда-то хватило,
чтобы обратить аркимов в рабство) и низвергнем поработителей  в  бездну,
откуда они к нам явились! Хорошо, я  заключу  перемирие  с  Рульком,  но
только до тех пор, пока не придет подходящий момент, чтобы  расправиться
с ним".
   Питлис принял предложение Рулька,  но  одновременно  заключил  против
него тайный союз с Советом Игадора. Возглавлял же  Совет  тогда,  как  и
сейчас, Мендарк, а помогал ему выдающийся мансер Иггур, который был  так
молод, что ему еще ни разу не приходилось прибегать к Тайному Искусству,
чтобы продлить свою жизнь.
   Наконец времена Катаклизма прошли. Долгое время казалось,  что  Рульк
действительно изменился. Перемирие переросло в  непрочный  мир,  который
спустя  годы,  когда  многие  уже  стали  забывать  о  страшной   войне,
превратился  в  союз  равноправных  государей.   Аркимы   познали   мир,
благополучие  и  спокойствие,  которых  были  лишены  раньше.  Все   они
понимали, что обязаны этим Питлису.
   И вот Рульк снова встретился с Питлисом. "Я хотел бы возвести в  моих
землях город,  -  сказал  он  и,  с  совершенно  нетипичным  для  карона
смирением, добавил:
   - Не согласился бы Питлис, как самый выдающийся из аркимов, построить
его для меня?"
   "А зачем тебе город?" - спросил Рулька  Питлис,  подозрения  которого
вспыхнули с новой силой.
   "Он стал бы символом  нашего  союза!  Кроме  того,  чтобы  преодолеть
Преграду, мне понадобится целая армия мудрецов и инженеров, алхимиков  и
ученых. Мне нужна кузница, в которой я ковал бы орудия для этого.  Ею  и
станет мой новый город, если ты согласишься его построить".
   "Как же преодолеть Преграду? -  задумался  Питлис.  -Тут  понадобится
что-то вроде Золотой флейты. Но если бы Рульк мог изготовить ее сам,  он
не стал бы заказывать ее Шутдару. А что если выполнить  просьбу  Рулька?
Может, в этом наш единственный шанс вернуться на Аркан? Впрочем, я  буду
неусыпно следить за его действиями!"
   "Рульку  нельзя  верить!  -  твердили  ему  аркимы.  -  Он   коварный
предатель! Не помогай ему!"
   Но  во  все  времена  главным  недостатком  аркимов  было  тщеславие.
Бессильные  справиться   со   своей   невероятной   гордыней   и   своим
высокомерием,  они  были  склонны  совершать  необдуманные  поступки   и
заключать опасные союзы, стремясь к недостижимым целям.  Вступив  на  ту
или иную стезю, они больше никого не  слушали  и  продолжали  идти  этим
путем даже тогда, когда становилось ясно, что он до добра не доведет.  С
возрастом  тщеславие  и  высокомерие  развилось  и  у  Питлиса.  Он   не
сомневался, что Рульк  что-то  замышляет,  но  не  мог  догадаться,  что
именно, и согласился выполнить его просьбу. И одновременно решил следить
за  действиями  Рулька  и  препятствовать  тем  из  них,  которые  могли
навредить аркимам, а при случае даже завладеть новым  оружием  Рулька  и
обратить его против создателя.
   Внезапно Лиан замолчал.
   - Возможно, Питлис использовал Зеркало, чтобы следить за  Рульком!  -
внезапно прохрипел он, возбужденный этой догадкой. -  Представляю  себе,
какие секреты оно в себе хранит!..
   Он снова затих, потом залился краской и пробормотал:
   - За такую ничем не подтвержденную догадку меня выгнали бы из второго
класса Школы Преданий!.. На чем я остановился? Ах да! Питлис обрушился с
бранью на  осмелившихся  возражать  ему  аркимов,  отослал  их  прочь  и
обратился к  Рульку  со  следующими  словами:  "Я  построю  тебе  город,
прекраснее которого еще не было ни в одном из трех миров".
   Карана вздрогнула. Трудно было  представить  себе  что-либо  безумнее
такого решения, чреватого трагическими последствиями!
   - Много лет Питлис с Рульком разрабатывали план города.  Работы  было
много, а Питлис не хотел доверять ее  другим  аркимам.  Рульк  прекрасно
знал, какой город ему нужен, а нужен ему  был  город,  поражавший  своей
красотой и необычностью. Рульк  настаивал  на  том,  чтобы  в  нем  было
множество вещей, предназначения которых никто не мог себе вообразить, но
Рульку они зачем-то обязательно были нужны.
   Рульк  постоянно  что-то  мастерил.   Он   непрерывно   делал   самые
невероятные  приспособления,   никогда   не   говоря,   для   чего   они
предназначаются. Частенько он отбрасывал их  в  сторону,  как  надоевшие
игрушки, едва они были готовы. А Питлис по ночам изучал эти  выброшенные
устройства, лихорадочно пытаясь понять  их  назначение  и  проникнуть  в
замыслы Рулька.
   Представь себе эту  парочку!  Рульк  был  великаном  с  иссиня-черной
бородой, почти в  два  раза  выше  и  крупнее  меня.  При  этом  он  был
дьявольски привлекателен и обаятелен. Все невольно испытывали симпатию и
тянулись к нему.
   Телосложением и ростом Питлис не отставал от него:  каждая  его  нога
была с твое туловище. У него было длинное худое лицо с широким  носом  и
квадратным подбородком. Он был не так обаятелен, как Рульк, зато обладал
железной волей. Питлис был гением, но его не очень любили.
   Он всегда был начеку, следил за каждым шагом Рулька, надеясь, что тот
хоть чем-нибудь выдаст свои истинные  замыслы,  и  придумывал  для  него
разные ловушки. Но Рульк был осторожен и вел себя  так  безупречно,  что
его ни в чем нельзя было  заподозрить.  Они  с  Питлисом  трудились  над
планом города не один десяток лет, так  как,  казалось,  жить  им  обоим
оставалось еще очень долго. В конце концов строительство  нового  города
превратилось для Питлиса в навязчивую идею. Он решил построить город еще
замечательнее, еще невероятнее, еще красивее Тар Гаарна. Но  это  должен
был быть совсем  другой  город,  город,  олицетворявший  собой  каронов.
Питлис понимал, что трудится над своим шедевром.
   Он часто встречался с членами Совета, но ни один из них не  мог  даже
предположить,  что  замышляет  Рульк.  Когда   тот   отлучался,   Питлис
пользовался любой возможностью и  вносил,  казалось  бы,  незначительные
изменения в замыслы Рулька, искажавшие их суть, но одновременно делавшие
город еще гармоничнее, еще совершеннее и прекраснее. Наконец план города
был составлен.
   И все же в нем было что-то не то. Чего-то не хватало для того,  чтобы
считать будущий город совершенством, хотя никто и не мог  сказать,  чего
именно. Рульк явно расстроился. "Мне часто доводилось бывать  в  городах
аркимов, - сказал он, - и каждый из них обладал внутренним  единством  и
гармонией, которых здесь не хватает. Я хочу достичь их и в моем  городе,
но не понимаю как".
   "Как же  вы  добились  такой  гармонии  в  Тар  Гаарне?  -  постоянно
спрашивал Рульк. - О, если бы я смог увидеть его изнутри! - повторял он.
- Но я не осмеливаюсь просить  об  этом!"  Скоро  он  перестал  об  этом
упоминать и занялся другими делами.
   Чем дальше, тем больше Рульк  сетовал  на  постигшую  их  с  Питлисом
неудачу, и однажды...
   - Нет, только не это! - невольно воскликнула Карана.  Лиан  с  трудом
перевел дыхание и вытер кровавую пену с губ.
   - Боюсь, у меня не хватит сил закончить сказание, -  прохрипел  он  и
чуть не заплакал от стыда.
   - Ничего страшного,  -  проговорила  Карана,  тщетно  пытаясь  скрыть
разочарование.  Хотя  Лиан  рассказывал  как  никогда  скверно,  она   с
жадностью ловила каждое его слово.
   Лиан собрался с последними силами и продолжал:
   - "Я не прошу тебя провести меня в Тар Гаарн,  потому  что  не  хочу,
чтобы тебя сочли предателем", - сказал однажды  Рульк  Питлису,  который
при этих словах почувствовал облегчение. Но уже следующие  слова  Рулька
грянули как гром с ясного неба: "К тому же я так хорошо изучил  тебя  за
это время, что вчера принял твой облик и спокойно  прогулялся  по  всему
Тар Гаарну!"
   Питлис был поражен собственным  легкомыслием,  а  также  дерзостью  и
гением   Рулька,   позволившими   ему   совершить   такое    невероятное
перевоплощение. И все же работа над городом  каронов  настолько  увлекла
Питлиса, что он не мог ее бросить. Вскоре он переработал план,  внеся  в
него изощренные изменения, так что его замысел стал еще великолепнее.
   Шел  месяц  за  месяцем,  и  Питлис  постепенно  понял,   что   Рульк
по-прежнему недоволен и ему снова что-то не дает покоя. "Вот тут, тут  и
тут! - сказал Рульк, показывая на отдельные места подземного  лабиринта.
- Я, конечно, не осмеливаюсь докучать тебе такими мелочами, но знаю, что
ты во всем стремишься к совершенству".
   Питлис рассмотрел места, на которые указал Рульк, на сотнях  чертежей
будущего  города  и  убедился,  что  там  действительно  имеются  мелкие
недостатки: недоставало симметрии  и  гармонии,  хотя  обнаружилось  это
только в подземных сооружениях, которых никто все равно  бы  не  увидел.
Теперь и Питлис  подумал,  что  Рульк  слишком  придирчив,  но  тот  так
подобострастно изложил свою просьбу, а сам Питлис был до  такой  степени
помешан на совершенстве, что снова взялся за работу  и  внес  в  чертежи
новые поправки.
   В конце концов Питлис совершенно  выбился  из  сил,  но  его  утешала
мысль, что он спроектировал безупречный город. "Я утомлен телом и душой,
- однажды сказал архитектор. - Я больше не могу!"
   Рульк поблагодарил его, заявив, что новый город  будет  идеальным,  и
стал рассматривать один за другим чертежи. Внезапно  он  нахмурился.  "А
это что такое?! - воскликнул он, показывая Питлису на один из них. - Так
не пойдет! Это все портит!"
   Питлис стал объяснять, как исправить недостаток, но Рульк раздраженно
не соглашался, словно подозревал  Питлиса  в  обма