"Будто меня дожидался!" - подумал Эгин и спрятал кошелек за пазуху.
     - У тебя твердая рука. Неплохо управляешься с кинжалом, - сказал Эгин рах-саванну, которому посчастливилось пересчитать ступени лестницы при помощи своих ребер.
     - Благодарствую, - буркнул тот, с опаской поглядывая на Эгина.
     - Развяжи своего друга, - бросил Эгин, указывая ему в сторону скорчившегося в муках привратника. - И скажи ему, что через час боль уйдет.
     Офицер бросился выполнять указания Эгина.
     - Между прочим, в ваших интересах ничего никому не рассказывать. Вам ведь не поверят, если вы скажете, что двух офицеров Свода одолел какой-то штатский грабитель, - Эгин выразительно потряс кошельком.
     Бесшумно закрыв за собой дверь Дома Герольдмейстеров, он вышел на улицу и почти сразу исчез в ранних зимних сумерках.

5

     По поводу текущего местоположения Альсима у Эгина оставалась одна-единственная версия.
     "После неких недавних событий, о которых мне знать пока не дано, он просто перебрался жить в Свод", - решил Эгин.
     Ноги сами несли его в нужном направлении. На площадь Двух Лагинов, под сень пирамидальной громады Свода Равновесия.
     Если у Пиннарина и было нечто, что можно было бы приравнять к Золотому Цветку, или, если угодно - центру средоточия силы, то находился этот центр не в княжеском дворце, как полагали некоторые подхалимы, и не в военной части морского порта, как полагали некоторые патриоты (то есть подхалимы другого рода), а в здании Свода Равновесия.
     Когда Эгин вышел на площадь Двух Лагинов, на краю которой красовалась серая громада Свода, он обнаружил, что ноги "сами принесли" на эту площадь не только его, но еще и тысчонку-другую жителей столицы.
     Походило это все на несанкционированное народное гулянье во время холеры. Прямо на греовердовых плитах, на некотором отдалении от парадного входа в Свод, жгли костры, на которых грелась в огромных котлах благотворительная похлебка.
     Эту похлебку жаловала своим подданным Княгиня.
     По площади, словно Измененные лучи розы ветров, змеились многоголовые очереди за дармовщиной. Рядом расхаживали солдаты, присматривающие за порядком. Мимо страждущих похлебки сновали сноровистые коммерсанты. Они предлагали пирожки с крысятиной, хлеб с отрубями и воду.
     Пресная вода в Пиннарине стала ценой с молодое вино. Два акведука, снабжавших водой большую часть столицы, были разрушены на протяжении многих лиг. Третий обещали починить к послезавтрему.
     А из многих колодцев вода ушла в один день, не считая тех, что оказались погребенными под развалинами. А было их и так не больно много.
     "Налетай, лучшая вода в столице! Кишки так и продирает!" - орал мальчик с бурдюком.
     Но Эгину не нужно было продирать кишки.
     Ему нужны были холодные мраморные ступени, приводящие к центральному входу в Свод.
     Как известно, этим входом не пользовался никто, кроме впервые доносящих в Опору Благонравия, страдавших размягчением мозгов и тех, кто решил попробовать свои силы в Комнате Шепотов и Дуновений, или, иными словами, в борьбе за должность гнорра.
     И те, и другие, и третьи были по-своему сумасшедшими.
     Сумасшедших в Варане не любили и боялись.
     Поэтому, когда стало понятно, куда именно направляется неплохо одетый молодой гиазир с коротко остриженными волосами цвета спелой ржи, люди, что стояли поближе ко входу, стали расступаться, перешептываться и указывать на Эгина пальцами.
     - Милок, не ходил бы ты туда. Молод еще, не воротишься, - схватила Эгина за рукав сердобольная бабка, стоявшая в очереди к котлу со своей деревянной кружкой. Во рту у нее не сочлось бы и четырех зубов.
     - Значит, не судьба мне будет воротиться, бабушка, - усмехнулся Эгин.

6

     Перед огромной высоты дверями Эгин остановился и закрыл глаза.
     "Что ты делаешь, безумец?" - спрашивал Эгина собственный рассудок голосом наставника из Четверного Поместья. "Ты поступаешь правильно. Главное - не бойся", - успокаивала Эгина его собственная душа голосом Авелира.
     "Не лучшее место для дебатов", - закрыл дискуссию Эгин и его пальцы сжали ледяную ручку из черненого серебра.
     Он никогда не заходил в Свод через парадный вход. В бытность свою офицером он всегда пользовался тоннелями.
     Но воспользоваться тоннелем сейчас Эгин не имел никакой возможности.
     Во-первых, шансы Эгина пройти через тоннель были еще ниже, чем здесь.
     Впрочем, и здесь они равнялись почти что нулю. Только в тоннеле его попросту зарубили бы на входе при попытке объясниться - стражи тоннеля куртуазными манерами, как и разговорчивостью, не отличались.
     Да и вопрос еще, какие из тоннелей уцелели после землетрясения и какие сейчас работают. Эгин знал, даже и без всяких землетрясений: проходы, что были рабочими еще неделю назад, сегодня запросто могут оказаться закрытыми на неопределенный срок.
     Роль стража в обширном холле Свода Равновесия выполнял один-единственный офицер с дивными, до плеч, рыжими волосами и высокомерной улыбкой человека, многого добившегося в этой жизни своими собственными усилиями.
     Точнее, можно было видеть только одного офицера.
     Эгин знал, что сейчас за ним наблюдают по меньшей мере четыре пары глаз.
     Двое - из-за зеркала, украшающего стену по правую руку от него.
     Двое - из-за зеркала слева. И Шилол знает, сколько еще.
     - Вы в Комнату Шепота и Дуновений? - поинтересовался рыжеволосый офицер, вальяжной походкой приближаясь к Эгину.
     - Нет.
     - В таком случае, вам, должно быть, есть, что рассказать служителям Князя и Истины?
     Эгин невольно усмехнулся. Его опрашивали по стандартной схеме. Неужели он похож на доносчика?
     Все доносчики, которых доводилось ему видеть в кабинетах Свода, были малого роста, плюгавы, сероглазы и, обычно, уже в летах. Те, что были помоложе и выглядели попрезентабельней, кажется, предпочитали доносить письменно.
     - Нет, мне нечего донести. Но мне есть что рассказать служителям Князя и Истины.
     - Что именно вы хотите рассказать?
     - Меня зовут Эгин. Еще два года назад я был аррумом Опоры Вещей. Но по личному распоряжению гнорра Лагхи Коалары я был почетно уволен из рядов Свода по состоянию здоровья.
     Молодой офицер внимательно оглядел Эгина с ног до головы. Разумеется, ему совсем не верилось, что у Эгина плохо со здоровьем.
     Прекрасно сложенное, мускулистое тело Эгина, его глаза, манера двигаться и говорить - все это источало жизненную силу в количестве, несовместимом со словом "болезнь".
     Еще меньше рыжеволосому офицеру верилось в то, что надменный гнорр Лагха Коалара станет принимать участие в почетном увольнении каких-то там аррумов, которых в Своде как собак нерезаных.
     Но самое главное, офицеру совершенно не верилось в то, что человек в расцвете сил и карьеры может "уволиться" из Свода. Ведь с младых ногтей его учили - из Свода можно уйти либо вперед ногами, либо на пенсию, по выслуге лет.
     Да и сама "пенсия" будет скорее всего протекать в одном из Поместий, где учат молодежь Свода. А вовсе не на курорте с целебными грязями, как представляется некоторым дуракам.
     На каких же жерновах Хуммера смолота та пудра, которой обильно посыпает его мозги этот безумец, говорящий с легким аютским акцентом?
     - Офицер, этот шрам - след от Внутренней Секиры, которую извлекли из моего тела два года назад, - продолжал говорить Эгин, до самого плеча задирая рукава рубахи и камзола. - Вы видите?
     - Я вижу. Но если вы и впрямь были офицером Свода, то должны понимать, что такой шрам легко подделать, - с подозрительным прищуром сказал рыжеволосый.
     - Легко. Но зачем? Скажите, зачем его подделывать? - спросил Эгин с убийственной интонацией. - Неужели вы думаете, что харренский сотинальм станет подсылать своих шпионов к центральному входу в Свод?
     Подозрительность его бывших коллег начинала изрядно действовать ему на нервы. Как всегда, проверяют все что угодно по триста раз, пока под носом у всех проверяющих, в самых верхах, созревает очередной опаснейший заговор, наподобие заговора Норо окс Шина. Да и вообще - Пиннарин в руинах, а эти здесь, как обычно, сама бдительность! Сама сдержанность!
     - Или, может, Гиэннера повредилась в уме и решила заняться такими трюками? - нажимал Эгин.
     - Это не входит в сферу моей компетенции, - холодно сказал офицер.
     - Послушайте, я не настаиваю на том, чтобы меня непременно пустили...
     - Об этом не может быть и речи, - вставил офицер.
     Он знал, что за ходом их разговора внимательно следят офицеры, расположившиеся за зеркалами. Он очень не хотел, чтобы кто-то из них составил рапорт, в котором отмечалось бы неполное служебное соответствие офицера такого-то, выразившееся в неподобающей манере вести беседу.
     Он знал: стоит ему подать людям за зеркалами знак - и Эгина уведут туда, откуда нет возврата. Туда, где существуют только "расследования", "доверительные расспросы", "довыяснение подробностей". Но рыжеволосый офицер не торопился подавать этот знак. Возможно, из-за того, что стоять в вестибюле Свода, ожидая таких вот, как Эгин, тронутых, было очень и очень скучно.
     - ...Мне всего лишь нужно поговорить с Альсимом, пар-арценцем Опоры Вещей. Или с гнорром. Мне нужно, чтобы вы передали Альсиму или Лагхе Коаларе сообщение из двух слов. "Эгин в столице". Я могу рассчитывать на это? - продолжал Эгин, прилагая огромные старания к тому, чтобы не потерять самообладание.
     - Нет. Вы не можете на это рассчитывать. Офицеры Свода не подрабатывают почтовыми голубями. Если вы и впрямь знакомы накоротке с теми людьми, имена которых вы здесь упомянули, значит у вас должны быть особые каналы для связи с ними. Разве вам, бывшему офицеру Свода, если принять за правду то, что вы мне тут понарассказывали, это внове? - с издевкой поинтересовался офицер.
     - Разумеется, нет. Но сегодня, когда я пришел к особняку чиновника Дома Недр и Угодий Еры окс Ламая, под личиной которого долгое время в столице проживал гиазир Альсим, я обнаружил там засаду из людей Свода. Вследствие этой причины связаться с гиазиром Альсимом по каналу, который был мне ранее указан, я не мог.
     Эгин заметил, что при упоминании о Ере окс Ламае глаза молодого офицера блеснули тусклым огнем любопытства, хотя это было всего лишь конспиративное имя, известное, по идее, очень и очень немногим.
     Видимо, офицер решил, что на этом странном человеке, выдающем себя за его бывшего коллегу, можно наиграть лишнюю ступень своей карьеры.
     Секунду спустя Эгин заметил, что офицер пытается подать знак людям в левом зеркале - это означало, что начинается второй тур переговоров.
     Эгин очень надеялся, что этого второго тура не последует вовсе.
     Что ж, значит надеялся он напрасно.
     Как ни в чем ни бывало, офицер заткнул большой палец левой руки за кожаный поясной ремень. Это означало, что он просит подмоги у левого зеркала.
     Но знак рыжеволосого был принят совсем с другой стороны.
     Правое, а не левое зеркало повернулось вокруг своей оси и в ярко освещенный вестибюль вышел человек, чье лицо показалось Эгину смутно знакомым.
     Быстрыми шагами человек подошел к Эгину и рыжеволосому, показал левому зеркалу знак "отбой".
     - Меня зовут Тэн, я - рах-саванн Опоры Единства. Вы, наверное, меня не помните, но я, Эгин, вас помню отлично.
     Эгин всматривался в костистое лицо рах-саванна, терзая свою память. Но она отказывалась выдавать соответствующие этому Тэну время, место и обстоятельства.
     - Мы встречались на мятежном "Венце Небес". Мы встречались и во время штурма Хоц-Дзанга. Я помню, как вас, раненного в спину, принесли на "Венец" и как гнорр, можно сказать, сдувал с вас пылинки.
     Эгин дружелюбно улыбнулся. "Сдувал пылинки" - это, конечно же, слишком крепко сказано. По-настоящему гнорр сдувал с Эгина пылинки на Медовом Берегу, после того, как он убил потворного девкатра.
     - Я знаю, что вы говорите правду. И я очень хочу вам помочь. Эрм-саванн, оставьте нас на минуту, - бросил он начальственным тоном в сторону рыжеволосого офицера.
     Нехотя повинуясь, тот пошел прогуляться по холлу, с нарочитой беспечностью разглядывая лепные гербы на потолке.
     - С вашей стороны было чудовищной глупостью являться сюда. Но если выдастся возможность, я передам гнорру то, о чем вы просили. Гнорр не дает увольнений кому попало - думаю, он вас помнит. А теперь - немедленно уходите. И не оборачивайтесь.
     Эгин понял, что спорить с этим рах-саванном бессмысленно.
     И что если бы не Тэн, скромный служака с "Венца Небес", сейчас он вел бы нудные беседы со своими, не столь благожелательно настроенными к нему, бывшими коллегами.
     - Спасибо, Тэн, - бросил Эгин и поспешил к стеклянным дверям, провожаемый удивленным взглядом молодого рыжеволосого карьериста.

ГЛАВА 7. ДИПЛОМАТИЯ В БУДУАРЕ

     "Время от времени сильные мира сего допускают серьезные ошибки."
     Вик Грамматик

1

     Три сторожевые галеры перехватили этот необычный корабль в семи лигах мористее пиннаринского порта.
     Корабль шел под косым парусом, каким часто пользуются смеги, но был значительно длиннее пиратской фелюки. Шел споро - начиналась пора "грютто", западных и северо-западных ветров, с завидным постоянством несущих на Пиннарин туман, дождь и мокрый снег.
     Да и конструкция корабля, судя по всему, была выбрана весьма удачно. Капитан флагманской галеры прикинул на глазок скорость пришельца и заключил, что при таком ветре угнаться за ним на веслах было бы непросто. Впрочем, это если гнать в сторону Пиннарина. А вот уйти в море паруснику никак не удастся - ветер не в его пользу, после разворота скорость его по меньшей мере уполовинится.
     Над "вороньим гнездом", в котором виднелись фигурки двух наблюдателей, был укреплен большой архаический штандарт, отличный от варанских, ре-тарских и харренских: бело-голубой, с двумя длинными алыми лентами по краям. На фоне чередующихся белых и голубых полос располагались четыре семиконечных звезды, помещенные в вершинах воображаемого ромба.
     Ни капитан флагманской галеры, ни его помощник никогда не видели воочию такого штандарта. Пробили тревогу и послали юнгу в капитанский шатер (ни кают, ни надстроек на сторожевых галерах не было) за реестровой книгой.
     - Оружие - к бою! - раскатилось над носовыми площадками варанских сторожевиков.
     В считанные мгновения были сброшены парусиновые чехлы, поползли по направляющим желобам казенники многозарядных стрелометов, палубная пехота выстроилась в колонну за перекидным абордажным трапом, "вороном".
     Капитан поднес к губам медный раструб:
     - Зарифляй паруса!
     Повторил по-харренски. По ре-тарски. И на языке смегов.
     Неопознанный корабль не отреагировал.
     Юнга притащил реестровую книгу. В самом конце, в разделе "Непроверенные редкости", значилось: "Владеют ли князья Фальма своим флотом - в том полной уверенности нет. Однако следует знать, что обычным для Фальма гербом внешних сношений являются четыре семиконечных звезды в поле из белых и голубых полос."
     Зверда, Шоша и капитан Цервель - такой же наемник, как и воевода Лид - пристально следили за варанскими галерами. За свою шкуру Зверда и Шоша почти не боялись. А вот Цервель, единственный мореход Маш-Магарта, трусил преизрядно.
     - Я вам говорил, у них отлично поставлена дозорная служба, - с укором сказал Цервель. - Надо было ночью идти, тогда был бы шанс проскочить.
     - Мы не тати, чтобы красться в нощи, - гордо сказал Шоша.
     - Зарифляй паруса-а! Возьму на абордаж - хуже будет! - донеслось с варанской стороны.
     - Что там они бубнят? - переспросил Шоша у Цервеля.
     - Что-что... Остановиться просят, вестимо.
     - Флаги! - коротко скомандовала Зверда. И, поднеся к губам спиленную с одного конца раковину, ответила на варанском:
     - Мы - мирное посольство Фальма! Мы просим свободного прохода в пиннаринскую гавань!
     Ее голос разнесся удивительно звонко. Зверду было слышно куда лучше, чем гундосого варанского капитана. Одновременно с этим фальмский парусник выбросил аж четыре черных флага - по два с каждого борта.
     Капитан варанской галеры видел, что фальмский корабль не вооружен и на его палубе не видно никого, кроме хозяев и нескольких матросов парусной команды. Однако это не было аргументом для служаки, располагающего четкими инструкциями.
     - Не имею на ваш счет особых указаний! Вы должны быть досмотрены и отбуксированы к Вересковому мысу! Затем ваше дело будет рассмотрено!
     - Я же тебя предупреждала, - повела плечом Зверда. - У них так принято: по два месяца послов мурыжить, а потом выдворять к шилоловой матери.
     - Командуй, капитан. Пришло время, - Шоша хохотнул в предвкушении веселья и ободрительно хлопнул Цервеля по плечу. - Двойную премию всем, когда прорвемся!
     "Если прорвемся", - подумал капитан, но перечить не стал.
     - Давай бортовые! - крикнул он матросам. - Пошевеливайтесь, бакланы, нечего пялиться! Смерти давно не видели!?
     До варанских галер было самое большее сто саженей. Одна из них попадала на левый траверз фальмского парусника, две других, в том числе и флагманская - на правый. Расстояние между галерами было таким, что в него можно было достаточно свободно пройти. Однако при этом оба борта оказывались под обстрелом.
     - Что наши рыбки? - вполголоса осведомился Шоша у Зверды.
     - Здесь. Чуть не от самого Маяка Скворцов все собрались.
     - Я их не чую, - признался Шоша.
     - Мельчаете, любимый. Прав был Вэль-Вира...
     Зверда и Шоша посмотрели друг на друга в упор. Кровь ударила Шоше в голову, но ему хватило ума не скандалить посреди чужого моря. Зверда неожиданно нежно погладила мужа по щеке. Шоша просиял.
     Капитан варанского дозора видел, что фальмские матросы суетятся на палубе, да только зарифлять парус никто не торопится.
     - Считаю до десяти! Потом стреляю! - сообщил капитан самоубийцам с Фальмского полуострова.
     К этому моменту на его галерах были взведены уже и громоздкие четырехлучевые машины, мечущие гарпуны на цепях - незаменимое средство при абордаже. Стоит фальмскому неслуху оказаться меж галерами - его загарпунят с двух сторон. И не рыпнется, голубчик!
     Фальмский корабль неожиданно выбросил две невиданных скошенных мачты, которые свешивались за каждый борт и несли по одному дополнительному прямоугольному парусу. Паруса громко хлопнули, наполняясь ветром, и корабль полетел вперед еще быстрее. Это была первая неожиданность.
     - Раз, два... десять! - сорвался обозленный капитан.
     Зачастили полуавтоматические стрелометы варанских галер. Но высокий фальшборт парусника смог надежно защитить и непрошенных послов, и залегших на палубе матросов. Такое оружие было эффективно против морской пехоты неприятеля, выстроившейся на палубе перед абордажным броском. Или против пугливого "купца". Но на фальмском корабле не было ни морской пехоты, ни ценных грузов.
     Когда форштевень фальмского гостя вышел на одну линию с форштевнями варанских галер, вода вокруг него - и с бортов, и за кормой - забурлила от несметного числа плавников, серебристых тел, беспокойно бьющих хвостов. Полчища рыб, мелких придонных и больших глубинных рыб моря Фахо поднялись на границу с чуждой им стихией.
     Некогда варанский капитан слышал басни о том, что раз в столетие из пучин морских подымаются полчища сельди во главе с сельдяным королем и, шествуя огромной ордой, проходят через все море. По пути они губят без разбору мелкие суденышки и рыбачьи лодки, вздымая их на высокий гребень живой волны. А в завершение своего разорительного шествия орда находит на побережье самого доброго человека и преподносит ему жемчуга, золото и другие богатства из глубин морских.
     Что-то подобное происходило теперь на его глазах. Правда, сельди в этой ораве было мало, жемчугов при них не было вовсе, а сельдяным королем, кажется, рыбы избрали корабль фальмских пришельцев.
     Однако расчеты гарпунных машин были чужды всякого почтения к новоявленному "сельдяному королю".
     Упругие пучки жил, на со