ниями раньше времени Зверде не хотелось. Шоше тоже.
     Каково же было их негодование, когда обнаружились два весьма прескверных обстоятельства.
     Во-первых, мужчина, назвавшийся Кальтом Лозоходцем, все-таки успел удрать, завернувшись в шелковое покрывало с кровати из их гостиничной комнаты.
     А, во-вторых, бочонок с "земляной водой", придавленный упавшей стеной, дал трещину и большая часть его содержимого растеклась по полу.
     - Шилолова мать! Да здесь нам на два глотка всего! - взвыл Шоша.
     Зверда выхватила у него из рук бочонок и заглянула внутрь. Действительно, "молока" оставалось на самом дне. Этого им с Шошей, конечно, хватит на то, чтобы восстановить силы. Но очень скоро силы начнут убывать и вот тогда восстановить их будет уже нечем.
     На отполированном и, главное, залакированном полу гостиничного номера невдалеке от того места, где стоял бочонок, стояла лужа чуть побелевшей жидкости.
     - Как вы думаете, барон, пол чистый? - спросила Зверда, отчаянно сверкнув глазами.
     - Думаю, грязный, - честно ответил Шоша. - Вам пришло в голову слизать лужу?
     Зверда, наморщив нос словно кошка, громко фыркнула, выражая свое отвращение.
     - Не могу, - призналась она.
     - Тогда пейте это все, - великодушно сказал Шоша, указывая Зверде на бочонок.
     - А вы?
     - А я уж как-нибудь... Брезгливость - враг здоровья. Только вы отвернитесь...
     Не отрываясь, Зверда осушила бочонок. Она сразу почувствовала себя на сто лет моложе.
     Ушли дрожь в мышцах и головная боль, которые свидетельствовали об истощении тонкой оболочки гэвенг-формы.
     По характерным звукам за спиной было легко понять, что четвероногий Шоша пытается втянуть лужу "земляного молока", к слову, не такую уж глубокую.
     - Хороши бы мы были, если б гостиница и вправду обрушилась, как нам мечталось. Пришлось бы убираться из Пиннарина сегодня днем.
     - А так придется убираться через три дня. Не вижу разницы, - Шоша был в своем обычном репертуаре.
     - Разница есть, барон. За эти три дня мы можем горы свернуть. Напоминаю вам, что завтра - Совет Шестидесяти, на котором будет окончательно решаться вопрос о военной экспедиции против Вэль-Виры. Лоло нужно помочь прокукарекать партию гнорра без приключений, а то еще разревется от волнения!
     - И не говори... наш пестун оказался на редкость нервным малым.
     - Вы бы видели себя, барон Шоша, после взрывной трансформации! Поднеси я вам зеркало, после такого зрелища вы б тоже стали нервным малым.
     - Я не нуждался в зеркале. Потому что моим зеркалом были вы, моя милая! - губы Шоши растянулись в довольной улыбке, глотка исторгла гогочущий хохот.
     Чувствовалось, что "земляное молоко", пусть даже сдобренное пылью и штукатуркой, освежило барона не хуже ледяного купания.
     - А теперь спатоньки, - Шоша сладко зевнул во всю пасть.

2

     Заснуть в ту ночь Лараф так и не смог.
     Дворец почти не пострадал от землетрясения. Два флигеля из восемнадцати - это сущая ерунда. Особенно если вспомнить, что стало с четырьмя сотнями других зданий Пиннарина. Весь остаток ночи подданные Сиятельной праздновали свое спасение, которое было тем более впечатляющим, если вспомнить, что стало с четырьмя тысячами других подданных Сиятельной.
     Лараф, сославшись на ранение, заперся в той самой спальне, где очнулся.
     Овель, к счастью, перебралась спать в спальню на этаж выше. Лараф с облегчением вздохнул. После скандала он побаивался жены гнорра. То есть, тьфу ты, своей жены. Тем более - с ним вновь была его подруга!
     Опустошив упорно не желавший опустошаться рассудок, он раскрыл книгу.
     "Достигший многого заслужил награду", - сразу прочел Лараф.
     После его замечательного превращения книга, кажется, стала более разговорчивой. В глубине души Лараф боялся, что ответом ему, как и у Виноградной Заставы, снова будет "отцепись!"
     "И этой наградой будут такие слова".
     Далее следовала формула из четырех слов, которые тут же легли Ларафу на язык. Рядом с формулой была картинка. Женщина огромной иглой зашивает рот выпучившему глаза мужчине. Вполне очевидным выглядело следующее пояснение: "Формула, зашивающая уста".
     Далее следовало путаное описание того, как именно направлять формулу, чтобы те уста, которым надлежит быть зашитыми, зашивались, а те, что могут продолжить болтать - болтали. Лараф аж взмок от натуги, пытаясь запомнить все детали процедуры.
     "Формула изящна в звучании и полезна неуверенным".
     С первым утверждением Лараф мог поспорить. Второе сомнений не вызывало.
     Лараф перевернул страницу. И - редкий случай - страница перевернулась!
     На правой странице разворота не было ничего. На левой - одна-единственная картинка.
     Кровать. На кровати, с одеялом, натянутым до самого горла, лежит человек. У человека - огромный флюс и складчатые, тщательно зачерненные мешки под глазами, как у филина. "Это больной", - догадался Лараф. Нос у человека длинный, а волосы похожи на черные космы из крашеной пакли.
     Рядом с кроватью стоит довольно небрежно выведенный черными чернилами человек, почти касающийся потолка головой. Он изображен со спины, но оружейная перевязь с ножнами и сапоги не оставляют сомнений - это офицер.
     Лараф присмотрелся. Над головой лежащего человека висело словно бы облако-медуза, одно щупальце которого упиралось прямо ему в рот. Внутри облака были слова.
     Ларафу пришлось уткнуться носом в крошечные буквы, чтобы прочесть надпись внутри облака:
     "Задачи третьего кольца закрыть до конца лягушки. Задачи второго - до середины лягушки. Людей со второго и третьего кольца перебросить на первое."
     "Что за задачи третьего кольца? Что за середина лягушки? Имеется в виду живот? Или где там у нее середина?"
     Но чем больше Лараф пытался понять смысл картинки, тем меньше это ему удавалось.
     А когда перед его мысленным взором запрыгали жабы несвойственной жабам масти, Лараф счел за лучшее закрыть книгу.
     Он отложил книгу и попытался заснуть. Совершенно безуспешно. Мысли, воспоминания, инструкции Зверды, все это бродило в его голове наподобие закваски. Вполне смердячей, к слову.
     Удачного для сна положения найти не удавалось. То ли кровать у гнорра была слишком твердой, то ли тело слишком костистым.
     За окном забрезжил рассвет. В дверь постучали.
     - Чего надо? - громогласно спросил Лараф, привставая на подушках.
     - Пар-арценц Опоры Единства Йор. Просит аудиенции.
     При слове "пар-арценц" душа Ларафа ушла в пятки - уж не тот ли самый, который повстречался им на безымянной просеке, среди страха, крови и бешенства огнемечущих клинков?
     Он попросту оцепенел.
     Однако делать было нечего. Если отказать Йору в аудиенции, Эри снова заведет свою волынку про Знахаря. А Знахарь, конечно же, сразу увидит вросшую тесемку, да и вообще - только неведомого Знахаря ему не хватало! Зверда ведь предупреждала, что Знахарь - один из самых опасных персонажей, которых ему предстоит встретить. И наверняка самый проницательный. А это означало, что от него нужно держаться подальше и ни в коем случае не болеть!
     - Пусть войдет! - крикнул Лараф.
     Он вдруг осознал, что лежит на кровати и что одет он в тот самый костюм с вышитыми змеями. Лараф забрался под одеяло и натянул его до самого носа.
     Он успел. Дверь отворилась. В спальню вошел немолодой человек с пепельно-серой косицей на плече и с широченным абордажным мечом морского офицера в ножнах. Человек был высок и мощен не по годам, росту в нем было даже больше, чем в других виденных Ларафом офицерах Свода. К счастью, это был не тот самый пар-арценц, который...
     Йор подошел к кровати и, привстав на одно колено, поцеловал перстень на руке Ларафа. Тому хватило сметки не дичиться - на этот раз он интуитивно уловил суть обычая без предупреждения Зверды.
     - Как вы себя чувствуете, милостивый гиазир гнорр? - поинтересовался Йор.
     - Уже лучше. Видите ли, мне досталось во время этого проклятого землетрясения, - проблеял Лараф. - Впрочем, и до него...
     - Да... - пар-арценц отвел глаза, словно бы в смущении. - Войти к Жерлу Серебряной Чистоты в одиночку - без отводящих и поддерживающих! Это никому в Своде не по силам. За себя я уверен - я на такое не способен, я был бы уже мертв...
     Лараф сделал высокомерное лицо. По его разумению именно так гнорр должен был реагировать на комплименты в свой адрес.
     В чем именно состоял комплимент, Лараф не понял. Что за "жерло"? Какой-такой "серебряной густоты"? В чем состоял подвиг? Впрочем, это было совершенно неважно - главное, что для его болезни сыскалось еще одно хорошее оправдание.
     - Я бы не решился побеспокоить вас в таком состоянии... Но в свете землетрясения я вынужден принять решение, на которое мне не хватает полномочий.
     - Продолжайте.
     - Многие наши люди погибли. Поименный список я представлю вам к завтрашнему вечеру. Однако, по предварительным подсчетам...
     - Знаю-знаю, - отмахнулся Лараф.
     Это был прием, на который особенно напирала Зверда. Почти час Лараф учился говорить "знаю-знаю" с нужной интонацией.
     - Возникла масса непредвиденных ситуаций. Многое требует удвоенного внимания. Мне не хватает людей. Купол Комнаты Шепота и Дуновений был разрушен и вестники вырвались наружу...
     - Дела обстоят хуже, чем я думал, - в задумчивости сказал Лараф.
     - Вы должны принять решение относительно экстренных кадровых перемещений. Типовые решения, которые предлагают нам Уложения Свода, на мой взгляд, не слишком радикальны. Но пойти на такой серьезный шаг без вашего ведома я не могу...
     Йор говорил еще долго. О том, как все плохо и сколь необходимо взять страну в стальные рукавицы. Лараф понимал, что он должен что-то сказать... Что-то измыслить... Принять какое-то мудрое решение. Обтекаемыми формулами тут не отделаешься. Свой эрхагноррат нужно начать хоть чем-то, отличным от "знаю-знаю".
     Тогда на ум Ларафу пришла спасительная, как ему показалось, идея. Он решил прочесть формулу, зашивающую уста. Просто прочесть, чтобы Йор наконец заткнулся и ушел. А затем уже думать, что предпринять.
     Но почему-то второго слова формулы, которая недавно показалась ему такой простой, он никак не мог вспомнить!
     Вместо этого он вспомнил дурацкую картинку, где шла речь о середине лягушки.
     Мешки под глазами больного. Офицер, чья голова, посаженная на бычью шею, упирается в потолок... И тут его словно громом поразило. Да там же, на этой картинке, были изображены он и Йор! Да, это он "больной" и его одеяло точно также натянуто до носа. А Йор - это тот самый офицер, просто не окарикатуренный рукой мага-иллюстратора.
     Фраза из облака, которую он едва разобрал накануне, в отличие от формулы, зашивающей уста, вспомнилась сразу же.
     "Задачи третьего кольца закрыть до конца лягушки. Задачи второго - до середины лягушки. Людей со второго и третьего кольца перебросить на первое."
     Но только что значит эта проклятая лягушка? Лягушка. Лягушка по-варански "фети-фети", по-грютски "лнут", по-орински "ум-тлаут", на ре-тарском - "ирг". Ирг! Ирг! Именно так называется месяц. Текущий месяц. Третий месяц зимы! До середины лягушки - значит до конца месяца!
     "Ай да подруга! Ай да шутница!" - Лараф ликовал, стараясь не подавать виду.
     А когда Йор окончил, Лараф, напустив на себя должную задумчивость, изрек:
     - Задачи третьего кольца... нужно закрыть до конца текущего месяца. Задачи второго - закрыть до середины месяца. Людей со второго и третьего кольца перебросить на первое. Про Комнату Шепота и Дуновений пока забудьте. Когда все наладится, мы играючи справимся и с этой проблемой.
     Последнюю фразу Лараф добавил от себя. По принципу рыночных гадалок. "Чтобы стало лучше, нужно забыть о том, что плохо".
     Кажется, Йор говорил еще что-то перед тем, как уйти. Но Лараф не запомнил. Мысленно он пел дифирамбы своей подруге, которая не бросила его в беде. А потом задремал.

3

     - С эрхагнорратом тебя, мой сладенький!
     Лараф вздрогнул всем телом. Это был знакомый хрипловатый голос. Голос Зверды. "Что-то часто она называет меня "сладеньким", - с подозрением отметил Лараф. - Не к добру!"
     - А... это вы, госпожа Зверда...
     - Кстати, учти, ты не должен теперь называть меня "госпожой Звердой" прилюдно. Лучше "баронесса".
     Зверда заперла дверь спальни и, подойдя к кровати, села рядом с Ларафом, который по-прежнему лежал под одеялом.
     - С каких это пор гнорр спит одетым?
     Лицо гнорра залила краска, которая отвечала за смущение Ларафа. Он тут же начал оправдываться.
     - Да приходил тут один козел, Йор. Мне хотелось представиться больным... ну, что я приболел после землетрясения... и я, чтобы он не заметил мою одежду, я ведь был уже одет, залез под одеяло.
     Зверда скроила недовольную мину.
     - Ты думаешь, он не заметил, что ты одет? - спросила она язвительно.
     - Не думаю. Я за этим следил...
     Зверда вздохнула, как будто случай Ларафа был безнадежным.
     - Послушай, тебе не приходило в голову, что Йор, пар-арценц Опоры Единства, может видеть сквозь одеяло?
     Лараф призадумался и покраснел еще гуще.
     - Тьфу, вовкулацкая погадка, приходило, конечно... Колдуны проклятые!
     - Ты полегче. Ведь отныне ты начальник над всеми этими проклятыми колдунами.
     - Так вы думаете Йор понял, что я только притворяюсь приболевшим?
     - Нет, отчего же... Он, подозреваю, теперь совершенно уверен, что ты приболел. На голову.
     Лараф обиженно отвернулся к стене.
     Зверда засмеялась громко и открыто. Так громко, что у Ларафа даже возникло опасение, не услышат ли ее смех Эри или Овель...
     Как будто прочитав его мысли, Зверда сказала:
     - Не бойся. Спальня гнорра устроена так, что ни один звук не вылетает из нее наружу. Он сам так обустроил.
     - То-то я вчера звал-звал Эри, а он...
     - Об этом я сама только что узнала. Соответственно, никак не могла тебя предупредить. Ладно, хватит дуться. Пора вершить государственные дела. Вставай.
     Лараф попробовал поднять голову с подушки, но это простое действие далось ему с превеликим трудом.
     - Ты что, правда приболел? - с тревогой спросила она, окидывая его пристальным, ищущим взором.
     Пока Лараф соображал, что это с ним и что за внезапная слабость вдруг накатила на него, белая, как мел, Зверда уже приказывала:
     - Немедленно снимай камзол и рубашку.
     Лараф стал расшнуровывать завязки камзола. Казалось, глядя на его грудь, она видит что-то, чего не видит Лараф.
     - Что вы там видите, госпожа?
     - Я сама не знаю, что я вижу. Но я вижу, что с твоей ключицей что-то не в порядке.
     "Вросшая тесемка от ночной рубашки! - пронзила мозг Ларафа ужасная догадка. - Но как она увидела ее под камзолом?"
     "Точно так же, как и все остальные колдуны на белом свете!" - ответил сам себе Лараф.
     Зверда уже стояла над ним и, аккуратно взявшись двумя пальцами за тесемку, тянула ее на себя, шепча какие-то слова.
     Лараф скосил глаза вниз и ахнул...
     Вокруг тесемки теперь было воспаленное ярко-малиновое пятно. Крохотные темно-серые струпья расходились кругами от того места, где тесемка входила в плоть. И все бы ничего, да только от этого выросшего невесть откуда на его новом, красивом теле злокачественного вулкана исходило едва уловимое, но все-таки видимое глазом малиновое сияние!
     На лбу Зверды проступили две озабоченных морщинки. Ее дыхание участилось, зрачки расширились во всю радужку. Зверда словно бы вошла в транс.
     Наконец, громко выругавшись, баронесса опустилась на кровать и перевела дух.
     - Что это, а? Последствия неправильной трансформации? - предположил Лараф.
     - Ишь! Умный стал, - усмехнулась Зверда, глядя на Ларафа с некоторым одобрением. - Неправильная трансформация бывает исключительно у нас, гэвенгов. Равно как и правильная. У людей это называется дефектным изменением.
     - И что с ним делают?
     - Не бойся.
     - От этого не умирают?
     - Еще как умирают. Но тебе повезло - рядом с тобой есть я.
     - Вы меня вылечите?
     - Это нам как раз предстоит понять. А пока заткнись и лежи тихо.
     Зверда подошла к столику, который стоял у окна. На нем в маложивописном беспорядке валялись письменные принадлежности. Баронесса взяла один лист бумаги и скомкала его.
     Затем она сняла с подоконника серебряную курительницу для благовоний. Бросила в нее скомканный лист, щелкнула огнивом, удостоверяясь в том, что оно работает. Достала трут и - еще один щелчок огнива - с первого же раза заставила его задымиться.
     Затем она вынула из поясных ножен тонкий стилет. Зажгла бумагу и прокалила острый кончик стилета над огнем. Тут до Ларафа наконец-то дошло, что все эти приготовления и есть начало лечения. Неужели ему будут прижигать рану?
     Вдруг Ларафу, который и в новом теле ужасно боялся боли, стало до жути страшно.
     В животе у него забурлило и заныло. Запах жженого мяса, казалось ему, уже повис в воздухе, хотя ничего еще не жгли.
     Однако испугаться по-настоящему Лараф не успел - баронесса была быстра.
     Не успел он и глазом моргнуть, как Зверда уже сидела прямо у него на животе и целила стилетом в его ключицу. Лараф хотел было оттолкнуть Зверду, ведь теперь он был силен, как гнорр! Но его руки не повиновались ему.
     - Я сказала, не рыпайся! - змеей прошипела Зверда и в тело Ларафа впилось раскаленное жало стилета.
     Он орал так, что, казалось, выкричит наружу все внутренности.
     Но никто не пришел ему на помощь. Гнорр Лагха Коалара умел сделать так, чтобы из его спальни не вырывалось ни единого звука. Даже если бы это был зычный рык Звезднорожденного или гибельный вой Тайа-Ароан, псицы борзой, кудлатой и матери нашей - великой, ужасной.

4

     - Милостивые гиазиры! - начал Лорм окс Цамма, Первый Кормчий княжества. - Помимо прочего, сегодня мы должны вынести окончательное решение по... кхе-хе... по деликатному политическому вопросу. А именно: быть ли союзу Варана с баронами Маш-Магарт.
     По залу, где заседал Совет Шестидесяти, прокатился недовольный шепоток. В самом деле: шестьдесят лучших и достойнейших изнывали под бременем государственных забот уже пятый час.
     - Требуем перерыва! - крикнули из второго ряда, где сидела всякая шушера наподобие уездных представителей.
     Лорм окс Цамма посмотрел на гнорра. Гнорр на Зверду. Но Зверда даже не пошевелилась. Вид у нее был совершенно непроницаемый, если не сказать - отсутствующий. Никто, вроде бы, не обратил внимания на это едва заметное движение Ларафа-Лагхи. Никто, кроме пар-арценца Опоры Вещей Альсима.
     Но не успел Лараф озадачиться, как в ушах у него раздался голос Зверды. "Никакого перерыва", - внятно проговорила баронесса, не размыкая губ.
     Лараф испугался, но его голова, тем не менее, послушно ответила Лорму окс Цамме отрицательным покачиванием из стороны в сторону.
     - Нет. Перерыв откладывается до окончания прений по заявленному вопросу. Не забывайте, милостивые гиазиры, у нас сегодня еще обсуждение размеров денежного вспомоществования для граждан Нового Ордоса. И рассмотрение проектов спешного восстановления пиннаринских водопроводов.
     "Эдак мы до утра заседать будем", - негромко проворчали во втором ряду, но в голос заявлять свое возмущение не отважились. За злостное нарушение порядка в Совете могли и выпороть. По крайней мере, уездного представителя.
     Ларафу было нетрудно сохранять холодную невозмутимость, которой требовала от него Зверда. Потому что за предыдущие пять часов говорильни у него - так ему казалось - атрофировались все чувства и эмоции. Ларафу было практически все равно, о чем говорится. У него чудовищно болела голова.
     Впервые в жизни он подумал о том, что немалое денежное пособие, которое выплачивается членам Совета Шестидесяти из казны княжества, не является таким уж большим, как виделось ему из Казенного Посада. Каким бы большим оно на самом деле не являлось. Поскольку за такую работу, как прения в Совете Шестидесяти, любые деньги будут казаться маленькими.