вшее череп, было наваждением, несуразицей, бредом. А книга-то, книга - хороша подруга!
     "Нет, таких подруг нам не надо. В следующий раз костей не соберешь. Ясно, как дырка от жопы..."
     - Ну я до тебя доберусь сейчас, - пробормотал Лараф вслух, вставая с кровати.
     Что-то тяжелое шлепнулось на пол. В темноте пришлось определяться на ощупь.
     "Что это за параша еще такая, кусок штукатурки что ли опять с потолка навернулся?.."
     Лараф заскочил с ногами на кровать, сдавленно вскрикнув. Это была книга. Мерзавка, оказывается, всю ночь провела у него на груди! Или остаток ночи?.. Ведь она же вскочила на него, как испуганная кошка, там, в лесу!
     Разговор за воротами вроде как стал громче. Один из говоривших был вроде как Пергой... А второй, который спросонья показался ему Хофлумом, явно не был приказчиком далекого поставщика поташа, йодоносных водорослей и разного волоса в тюках и сбитках. А был... чужеземцем, что ли?
     - Ну так изволь докладать, хамский писюк, - гудел незнакомец на повышенных тонах. - Видно ли дело? Мы всю ночь грязь„ месим, княжеське грамотство под рыло пропихаем. А ты что? Раскорячился, как рак морской, и не имеешь малейшего разумения!
     Перга проворчал что-то неразборчивое, потом хлопнула калитка в воротах. Раздалось приближающееся чавканье шагов. Но ведь снег везде, мороз? Что за звуки?
     В дверь Ларафа постучали.
     - Какого еще там!? - как он не старался держать себя в руках, а его голос все-таки сорвался.
     - Барин, тут дело такое... - неуверенно промямлил Перга за дверью. - Вас ищут целая процессия, все в камзолах да латах. Говорят, гости самой княгини. И бумага у них выправлена, по виду настоящая.
     Лараф не понимал ровным счетом ничего. Но от сердца немного отлегло. Значит, это не люди из крепости...
     - А на кой ляд я им сдался?
     - Этого уж знать не могу. Хотим, говорят, повидаться с Ларафом окс Гашаллой. Я им говорю "спит он"! А они - "буди"! Я им - "негоже так", а они "хамом" и каким-то "писюком" лаются. Сразу видно: супостаты.
     Вниманием "супостатов" к своей скромной персоне Лараф был по меньшей мере заинтригован.
     Прибираться и возиться с тайником было некогда. Он оделся на скорую руку, заткнул "Семь Стоп Ледовоокого" за пояс и начал лихорадочно соображать, что бы такого покрасивее набросить на плечи. Шубу? Плащ-пелерину? Камзол?
     - Слышь, Перга, а что за погода-то там? Холодно?
     - Да какое там барин "холодно"!? - Перга был ошарашен, словно бы средь бела дня у него спросили, отчего это ночь выдалась такой ослепительно лунной. - Пьяный вы, что ли? Четвертый день уже оттепель, хвала Шилолу!

2

     Лараф чувствовал себя как заживо похороненный, которому наконец удалось очнуться от летаргического сна. И вот он вышибает крышку гроба, разгребает деревянными пальцами землю, выходит на поверхность...
     Заметил ли мир его отсутствие?
     Ларафу показалось, что нет. За эти дни, как и следовало ожидать, мир немного изменился - ровно настолько, насколько ему было отпущено. Большая часть снега растаяла и ушла дренажными канавами к Черемшаному Броду, меньшая превратилась в омерзительную чавкающую квашню.
     Прочее сохранилось в неотличимом от прежнего качестве.
     Сереющее стылое небо Казенного Посада.
     Густой контур башни Тлаут над горным хребтом.
     У Перги - все та же хмурая рожа.
     Небось снова жена выгнала его спать в сени. Говорили, от Перги мерзко пахнет и за то его не любят бабы. Лараф никогда не мог донюхаться.
     Как бы эдак поаккуратней спросить о Хофлуме? И обо всем остальном? Не доходя нескольких шагов до ворот - сквозь не притворенную калитку виднелись перетаптывающиеся кони, - Лараф остановился.
     - Послушай, братец, - тихонько спросил он. - Понимаешь, вот какое дело... Я вроде как с кровати сегодня ночью свалился. И что-то мне немного память отшибло. Скажи, день-то сегодня какой?
     - Вестимо какой. В аккурат пятнадцатый Ирг.
     "Точно! Точно, вовкулацкая погадка! Четыре дня я был не в себе!"
     - А что, скажи-ка мне... Хофлум? Выбрался от нас?
     - Вы, видно, крепко стукнулись, барин, - почти сочувственно сказал Перга. - Позавчера уехал ваш Хофлум, все причитал, что скорее надо убираться из Казенного Посада, а то сани по голой земле пойдут. Вы еще ему сказали, чтоб был впредь поосторожней и на ночь глядя не блукал по ущелью. А он сказал, что и днем к нам больше не сунется.
     Лараф злорадно ухмыльнулся.
     - А он думал тут ему Южное Взморье?
     И, не дожидаясь ответа Перги, вышел за ворота навстречу чужеземцам.
     Он не слышал, как за его спиной тихонько отворилась дверь дома и на высокое крыльцо вышла Анагела. Она видела колышущиеся в рассветной полуяви макушки всадников за оградой, видела она и четыре соколиных пера, приближающихся к Казенному Посаду со стороны Черемшаного Брода.
     "Чтоб тебе сдохнуть, братец", - прошипела она и, поежившись, накинула капюшон своего шерстяного плаща. С крыльца Анагела сходить не спешила.
     За воротом Ларафа поджидали семеро всадников, с которыми были еще несколько запасных лошадей. Но и запасные лошади были оседланы. При всей своей ненаблюдательности Лараф подметил, что оседланные лошади означают, скорее всего, боязнь погони.
     Чему удивляться, впрочем? Если незнакомцев предупредили о тех недобрых встречах, которые могут произойти после захода солнца на переходе Сурки - Черемшаный Брод, и если при этом они все-таки решились въехать в ущелье на ночь глядя, то лучшее, что они могли придумать - это как раз запастись свежими лошадьми.
     Пятеро пришельцев были одеты почти одинаково: полные доспехи, откинутые на спину шлемы с лаконичными, невысокими железными гребнями без украшений из перьев или крашеного волоса, медвежьи жакеты мехом наружу.
     Лараф удивился: на кой ляд им здесь доспехи? От порчи Свода эти тяжелые железки едва ли схоронят, а последних разбойников здесь вывели еще в эпоху бумажных ассигнаций... Видать, есть чего бояться...
     Ларафу на мгновение почудилось, что на жакетах полыхнули искорки снега - точь-в-точь так, как полыхал снег ночью, когда из него рождалось говорящее звероподобное чудовище. Но жакеты были сделаны из шкуры обычного бурого медведя, который имел мало общего с баснословным белым монстром.
     Эти пятеро явно были телохранителями двух других, получше и побогаче одетых господ - мужчины и женщины.
     К седлу мужчины с одной стороны были приторочены широкие ножны. Настолько широкие, что следовало заподозрить в них наличие меча с пламевидным клинком. Ларафу, впрочем, на такие заключения ума не хватило.
     С другой стороны седла болтался длинный деревянный футляр округлой формы с кожаным клапаном, который полностью закрывал сверху его содержимое, если оно вообще там было.
     Мужчина был невысок, широколиц, бородат. Шуба - нараспашку, под ней - полосатая бело-голубая блуза. На этом фоне Лараф увидел... четыре семиконечных звезды.
     Они приковали внимание Ларафа, почти загипнотизировали. Он не знал - броситься прочь, вопя благим матом "на помощь!", или впечататься в грязный снег перед незнакомцем, умоляя о пощаде, или сделать вид, что ничего особенного не заметил.
     Из-за своего предобморочного состояния Лараф поначалу не обратил внимания на спутницу бородача со знаком Большой Работы на груди.
     - Ты есть Лараф окс Гашалла? - благодушно осведомился мужчина.
     - К вашим услугам. Чем могу быть полезен?
     - Меня звать Шоша. Я большой господин за морем. Ты можешь хорошо заработать мелким помоществом!
     - Каким, позвольте узнать?
     - Заодно с вашей старой столицей здесь погиб мой родственник. Давно-давно. Мне намекнули, ты один знаешь, где найти его достойный труп. Плачу звонкими. За проводничество - сто ваших золотых монет. За книгу - три раза по сто и еще три.
     "К-н-и-г-а!? Откуда он знает!!!???"
     Лараф напрягся весь, до последней жилы, лишь бы в его лице не дрогнул ни один мускул. Несмотря на это, от испуга и волнения у него начала порывисто пульсировать правая бровь.
     - Я плохо знаю эти места, - с предельной членораздельностью выговорил Лараф. - Вы можете вернуться в Сурки и спросить как проехать на Харренский Курган. Вы ошиблись дорогой, здесь до самой Мелицы нет никаких курганов.
     - Ой ли, ой ли, - Шоша поцокал языком и погрозил Ларафу пальцем. - Мне про большие ливни вс„ Сурки рассказали. Вс„ без обмана и лишь за пять звонких. Мой родственник не в Кургане теперь, его ваши стражи законности перекопали.
     - А вот и сами стражи законности, - задумчиво произнесла женщина, на которую Лараф пока не обращал внимания. Она указала в направлении Черемшаного Брода.
     Спутница Шоши произнесла это на харренском, но Лараф к чести своей ее понял.
     Лараф оглянулся.
     Их было четверо. Никогда еще ему не доводилось видеть офицеров Свода в их парадном одеянии. Да и вообще - мало кто видел первейших защитников Князя и Истины без маскарада, в настоящей форме Свода.
     На каждом из офицеров были черные кожаные рейтузы, шикарные белые ботфорты и цельнокованый нагрудник, обтянутый алым бархатом. Под нагрудник была поддета рубаха из тонкой шерсти с отложным воротом, а поверх накинут густо-серый плащ с алой каймой в тон бархата, обтягивающего нагрудник.
     Это было и красиво, и в меру зловеще, но удивило Ларафа другое. А именно - золотые изображения двуострых секир на бархате, обтягивающем нагрудник, и на плаще, на левом плече.
     На головах у офицеров были железные каски с длинными наносниками, доходившими до подбородка. На развитых полях железных касок покоились рыжие меховые шапочки-обманки без верха, увенчанные длинным соколиным пером.
     Символ был весьма многозначителен, не понять его мог только человек, не знающий что такое Свод Равновесия. Имитация охотничьего головного убора указывала на то, что люди Свода - в первую очередь охотники. Охотники за человеками.
     Офицеры были уже совсем близко. В одном из них Лараф узнал любовника Анагелы.
     "Теперь точно конец. Не стрелой, так соломинкой", - подумал Лараф.
     Не доезжая до Шоши и его свиты пятнадцати саженей, офицеры резко остановились. Они не проронили ни слова, не спешились, не обнажили мечей. Просто остановились и без всякого выражения на лицах поглядывали на пришельцев.
     Как вести себя меж двух огней Лараф себе не представлял. Кто, что и зачем намерен предпринять - он не знал и подавно.
     Телохранители чужеземцев напряглись. Все они, как один, впились взглядами в Шошу.
     Шоша, похоже, тоже плохо представлял себе, за каким лядом эти офицеры на них пялятся. Но выкрикнуть что-то вроде "Доброго утра героям!" барон решительно полагал ниже своего достоинства.
     Расплодили варанцы всякую мразь в изобилии - и четвероногую, и двуногую - а он, Шоша велиа Маш-Магарт, должен ей в ножки кланяться? Спросят подорожную - предъявит. Не спросят - три подсрачника вам в дорожку.
     Вдруг Зверда, имени которой Лараф, конечно, не знал, легко и грациозно соскочила с коня и подошла к молодому чернокнижнику вплотную.
     Она заглянула ему в глаза и тут Лараф к своему ужасу осознал, что видит перед собой не женщину, нет, а того самого медведя - надо полагать, медведицу! - которая снесла ему голову посреди знака Большой Работы в ночном лесу.
     - Что такое, мой мальчик? Вам плохо? - заботливо спросила Зверда.
     Она два раза легонько хлестнула Ларафа по щекам. Медведица подняла свою беспощадную лапу и разнесла череп чернокнижника вдребезги. Вместе с черепом исчезло и сознание.
     - Нет, благодарю вас, - покачало головой ничейное тело, называвшееся "Ларафом окс Гашаллой". - Ваши предложения кажутся мне очень интересными. Думаю, мы можем ехать.
     Один из телохранителей спешился и подвел Ларафу коня и помог ему подняться в седло. Их маленькая кавалькада тронулась, проехала мимо офицеров Свода и двинулась по направлению к Черемшаному Броду.
     Офицеры Свода - по-прежнему сохраняя безмолвие - подождали, пока те отъедут на некоторое удаление. Затем любовник Анагелы извлек из седельного сарнода Зрак Истины и посмотрел фальмским проходимцам вслед. Ничего, ровным счетом ничего подозрительного!
     Офицеры переглянулись и двинулись вслед за фальмскими паломниками.
     Зверда, Шоша, Лараф и телохранители продвигались вперед, не оглядываясь. Зверда и Шоша понимали, что почетный эскорт офицеров Свода будет сопровождать их, пока они не покинут Староордосский уезд. А, возможно, и всю обратную дорогу до Пиннарина.
     Это, однако, их мало заботило. У гнорра свои заботы, у них - свои.
     Спустя некоторое время любовник Анагелы почти беззвучно подул в небольшой свисток с пятью трубочками, прытко перебирая пальцами и собирая разные ансамбли из прикрытых-открытых отверстий.
     Через несколько коротких колоколов над головами фальмских пришельцев появился ворон. Он сделал пять кругов, неспешно снижаясь по спирали.
     Зверда пристально посмотрела на птицу. "Ну и что ты намерен увидеть, друг мой?"
     То, что ворон летает не просто так, она сообразила сразу. Впервые с момента пребывания в Варане Зверде стало не по себе. В самом деле, отвратительным местом оказался Староордосский уезд! Но пенять было не на кого - авантюра есть авантюра. Если уж ты на нее отважился, так изволь претерпевать.
     Анагела, по-прежнему продолжавшая стоять на крыльце, тоже видела, как ворон кружит далеко над верхушками деревьев.
     Анагела знала, что птицу зовут Пилин, что она умеет выносить своему хозяину конец каната из голубятни дома семейства Гашалла и, наверное, еще много чего умеет. Вот бы и долбанул пару раз в темечко проклятого Ларафа!
     Но Пилин, описав еще пару-тройку кругов, скрылся из глаз. Анагела этого видеть не могла, но сомнений не было: ворон вернулся на плечо своего хозяина.

ГЛАВА 12. ПИСЬМО ОТ ЛАГХИ

     "Все послания разделяются на три вида: любовные, дружеские и важные."
     Альсим

1

     Без особых приключений Эгин вышел из дворца и направился к "Обители блаженства".
     Конечно, если бы не землетрясение, такой беспрецедентной наглости трюк едва ли сошел ему с рук. Но сейчас даже у караульных и офицеров Свода мозги растрескались и разладились от землетруса.
     Тот же офицер, с усами до пупа, которого отчитывала ночью Овель возле теплицы, не узнал Эгина в новом щегольском наряде. Хотя Эгин прошел от него на расстоянии вытянутой руки - непростительный промах для того, кому вверена защита резиденции Сиятельной Княгини.
     Матросы в "Обители блаженства" уже не чаяли увидеть Эгина живым. Тем более - не чаяли увидеть его с деньгами. Один Есмар сохранял непоколебимую веру в то, что Эгин вернется.
     За те сутки, что Эгин отсутствовал, матросы умудрились проиграть в кости все бывшие при них деньги коридорному, передраться и помириться, напиться и опохмелиться дважды, отодрать служанку, которая приносила им вино, обозвать хозяина гостиницы "сракой", а также накоптить свечой на выбеленной стене два крепких словца.
     - Замало буде, - постановил матрос, бывший за старшего, когда Эгин всучил ему кошель с семьюдесятью аврами. - Гиазир обещал по тройному тарифу. А оказалось - по двойному. Ты хоть бы авров тридцать накинул, а?
     Эгин равнодушно вздохнул. Вот что-что, а финансовые вопросы после всего, то произошло ночью, после того, как он узнал о смерти Альсима и побывал во дворце, виделись ему не такими уж неотложными. Он устал. Ему зверски хотелось спать или хоть побыть наедине с собой и сосредоточиться.
     Но главное - у него не было и двух лишних авров. Не говоря уже о тридцати.
     - Мужики, я устал. Того гиазира, который обещал вам по тройному тарифу, загрызли нарабитские тигры. Добыть даже эти семьдесят авров мне было очень не просто. На вашем месте, я бы не жадничал. Больше у меня нет ни авра.
     - Не пойдет, гиазир Эгин. Так не пойдет, - постановил старшина.
     Эгину было очень неприятно смотреть на весь тот разор, который матросская братия учинила в "Обители блаженства". Но что такое уговор, он помнил. Все-таки, про тройной тариф врал он, Эгин, а не покойный Альсим.
     - Ну хорошо, - пожал плечами Эгин. - Если вы согласитесь остаться в Пиннарине до следующего вечера, я принесу вам еще тридцать авров.
     Эгин вспомнил о Сорго. Вот этот-то даст ему взаймы тридцать авров. Ведь если бы не Эгин, Сорго и сейчас был бы холостым Начальником Почты на Медовом Берегу. А по большому счету - светлой памяти трупом Начальника Почты.
     - Не-а. Согласия нашего нету. И не будет.
     - Почему "нету"? Почему "не будет"? - спокойно поинтересовался Эгин.
     - Потому что наши ждут возле Нового Ордоса. В падлу им ждать-то. Верно?
     - Дело говоришь! - хором подтвердили остальные четверо матросов.
     - Поэтому сейчас давай, не то будет тебе плохо, гиазир Эгин, - постановил старшина.
     - Но до сегодняшнего-то вечера вы можете подождать? - спросил Эгин, мысленно согласившийся с тем, что к Сорго придется идти сразу, не ложась спать.
     - Не можем, - с тупой уверенностью, столь свойственной морскому племени, постановил старшина. - В падлу нам в конюшне этой сидеть.
     - В этой? Вот в этой конюшне? - с выражением крайнего удивления Эгин обвел рукой комнату, особенно налегая интонацией на "эту".
     В самом деле, котлы на кухне "Обители Блаженства" были чище, чем одежда на любом из матросов.
     - Вот в ней, да, - подтвердил старшина. - Скучно нам, понимаешь? Душа приволье любит. Чай не зверье какое.
     Эгин вздохнул. Дескать, все верно, не зверье.
     Его меч, лапаный-перелапаный в его отсутствие и матросней, и гостиничной прислугой, стоял на подставке возле окна.
     Один прыжок - и "облачный" клинок в его руках. Это значит, снова придется кого-то зарезать, а может, просто ранить. Это значит, что из гостиницы придется бежать, пока не явились солдаты Внутренней Службы... О Шилол, да что это за мир, где матросы любят приволье так сильно, что не согласны подождать в гостинице до вечера?
     Вдруг из угла комнаты раздался голос Есмара.
     - Заберите ваши двадцать авров, - гордо выпалил Есмар и бросил старшине матросов четыре пятиавровых монеты чеканки Саггора Первого Волокиты.
     - Э-э нет! Нам тридцать авров надобно, - не унимался старшина, пробуя монеты на зуб.
     Тут терпению Эгина пришел конец. Он медленно подошел к подставке, медленно вынул из ножен "облачный" клинок и обвел красноречивым взглядом присутствующих.
     По клинку поползла мелкая сероватая рябь. Две крохотных голубых искры сорвались с его острия. Есмар восхищенно крякнул.
     Матросы поняли намек и спустя минуту комната "Обители блаженства" опустела. Только в воздухе остался кислый винный дух и ядреный запах квашеной редьки, которой, по обычаю да по матросскому, вообще-то было принято закусывать гортело. Эгин посмотрел на Есмара удивленно и с одобрением.
     - Я ведь тоже занимал каюту. Значит, я заплатил за себя. Все по-честному, - очень стараясь казаться взрослым, пояснил Есмар.

2

     Когда Эгин пробудился ото сна, Пиннарин уже погружался в сумерки.
     Со скучающим видом Есмар сидел возле окна и в буквальном смысле считал ворон. "Две, еще две... четыре... много". Окно комнаты второго этажа, где они поселились, выходило на Внутреннее Кольцо, а значит ничего интересного, кроме редких слуг, которые выносят помои и чистят господских лошадей, увидать оттуда было нельзя. Как вдруг Есмар заметно оживился.
     - Гиазир Эгин, чудная штука!
     - Что за штука? - поинтересовался Эгин, не вставая с кровати.
     - Крыса там!
     - Подумаешь, крыса...
     - Но до чего чудная! Так и ползет по стене! Как жук какой!
     - Ну... может и ползет. Бывают такие крысы, - бездумно ответил Эгин, не отдавая себе отчет в том, что говорит.
     - Но она, кажется, к нам ползет.
     - Ну и хорошо...
     - У нее ошейник! Гиазир Эгин, у крысы - ошейник!
     - Ну и что?
     Как вдруг до Эгина вдруг дошло. Дошло, где "бывают" такие крысы. И что это за "ошейник". Он вскочил с кровати, второпях натягивая штаны.
     - Ты уверен, что она ползет к нам?
     Но Есмар ему не ответил. Он уже высунулся