идумал за весь предыдущий год.

ГЛАВА 13. ДВА ГНОРРА

     "Чтобы извлечение семени души стало возможным, следует предварительно размягчить тело и промежуточные субстанции любовным помрачением."
     "Книга Урайна"

1

     Кровать ходила вниз-вверх, а заодно - из стороны в сторону. Плавать на кораблях Ларафу не доводилось, но он сразу подумал: "Как на корабле".
     Следующей мыслью было воспоминание о событии, которое произошло пару мгновений назад: "Что-то толкнуло меня в живот".
     Он открыл глаза и на него сразу же накинулась свора впечатлений-шакалов.
     Он, Лараф, находится в седле. Кругом расстилается неведомая местность. Впереди верхом едут трое неизвестных людей в жакетах мехом наружу.
     Они следуют большим трактом - наезженные колеи, мокрая каменная кладка, близ ближайшего поворота видна большая крытая повозка. Повозка споро катится вперед, за ней трусят три расседланных сменных лошади.
     Отсутствие привычки к верховой езде дает о себе знать: болят спина и бедра. Очень хочется есть. Невнятный сумеречный свет стелется по склонам безлесных, каменистых холмов. А на животе, заткнутая за пояс, по-прежнему ощущается подруга в деревянном окладе.
     Память в целом просветлилась быстро: Большая Работа, удар лапы белого чудища, пробуждение, оттепель, иноземцы... И ведь точно: люди, едущие впереди - те самые иноземцы, которые приехали за ним в Казенный Посад. Его похитили!
     Лараф не мог вспомнить, сколько именно было там человек, но он точно помнил, что больше трех. Еще он помнил, что среди них была одна женщина. Причем эта женщина, о Шилол, была той самой ярой медведицей, которая... Что само по себе невероятно, ведь женщина и медведица - не вполне одно и то же. Однако ее удары и собственные помрачения рассудка забыть было невозможно. Что же все это значит в итоге?
     В одном Лараф был теперь уверен окончательно: он попал в какую-то жуткую историю. И Лараф лишь горько рассмеялся бы, если б ему сказали, что он просто находится в процессе исполнения своего самого заветного желания. "Семь Стоп Ледовоокого" не солгали. Желание исполнялось. Честно и последовательно - не так, как в сказках, а так, как и должно быть по правилам Северного Начертания.
     Лараф покосился на свои руки, цепенело сжимающие поводья. Руки не связаны, ноги... Ноги вроде бы тоже. Да и лошадь его не привязана к седлу плетущейся впереди кобылы. Таким образом, он свободен.
     В этот момент Лараф перестал думать о том, что ждет его, попадись он офицерам Свода вместе с "Семью Стопами Ледовоокого". Сейчас он забыл даже о нескольких невеселых деньках, проведенных в одной из крохотных каморок башни Тлаут, когда его взяли по доносу. Неведомые чужеземцы, казалось Ларафу, хуже, чем любой душегуб Свода.
     Если изо всех сил наподдать лошади по бокам, если пробудить в смурном животном пылкий норов грютского скакуна и швырнуть его вперед, то есть шансы покрыть эти несчастные сто саженей очень быстро.
     Впереди - повозка, в ней наверняка есть люди.
     Он плюхнется прямо к ним, внутрь их крытого уютного домика на колесах и заорет "Люди! На помощь! Вызовите Свод!"
     Не станут же эти проклятущие злыдни в самом деле убивать его средь бела дня вместе с хозяевами повозки!?
     Все-таки, порядки на главных трактах Варана (а они сейчас находятся явно на большаке) строгие, особенно после трехлетней давности событий в столице. Чуть что - налетает пара десятков дорожных смотрителей на взмыленных конях и учиняет допрос с пристрастием.
     Тем более, к чужеземцам отношение втройне настороженное. Сбежит он от них, как пить дать сбежит и поделать похитители с ним ровным счетом ничего не смогут.
     Задуманное удалось Ларафу с поразительной легкостью.
     Его лошадь словно только того и ожидала, когда же ее бросят в галоп. Похитители понеслись вскачь за Ларафом, но шансов на поимку у них пожалуй что и не было.
     Правда, оказавшись от повозки саженях в двадцати и приближаясь к ней быстрее собственных мыслей, Лараф наконец сообразил, что с его некогда искалеченной и плохо сросшейся ногой ловко перескочить с лошади в повозку ну никак не удастся. Однако в первый момент, успокоил он себя, будет достаточно и того, что он привлечет к себе внимание возницы. А там будет видно.
     - Эге-гей! - закричал Лараф что было мочи и осознал, что мочи-то этой у него как раз совсем немного.
     Он и в лучшие времена был не очень силен, а сейчас, похоже, вконец ослаб. В морозном, сухом воздухе его крик не разнесся боевым ревом меди, а жалко тренькнул, как лопнувшая струна каниойфаммы.
     Пронеслись мимо сменные лошади и полотняный бок повозки - впритирку, на расстоянии вытянутой руки от Ларафа.
     В поле бокового зрения Ларафа попало сверхбыстрое изменение, происшедшее с полотном - на ровном, светлом серо-зеленом фоне возникла рваная дыра-звезда, из которой одновременно с этим вырвалась длинная змея толщиной в две руки.
     Испугаться Лараф все-таки успел, но это было единственным, на что ему хватило времени.
     Сильный рывок упругой удавки, обвившей его торс, выхватил Ларафа из седла. Змея опоясала добычу и повлекла ее куда-то внутрь, бесцеремонно переворачивая вверх ногами.
     Лараф с маху ударился коленом о деревянный передок повозки, ободрал шею о железный прут - стойку для полотняного "дома" - и обнаружил, что лежит на продолговатом деревянном предмете лицом вниз. Причем рот его плотно зажат чьей-то ладонью, в затылок уперлось нечто колкое, а над его левым ухом раздается женский полушепот со злым присвистом: "Проснулся, придурок? Это интересно. Еще раз вот так дернешься - и я тебя живьем спущу под ближайший мельничный жернов. Ты понял?"
     Колючий предмет врезался Ларафу в затылок. Если б его рот не был зажат - заорал бы благим матом.
     "Ты понял, спрашиваю?" - еще один удар.
     Лараф, насколько мог, кивнул.
     "А теперь заведи руки за спину", - потребовала женщина.

2

     - Тебе очень повезло. Если бы от нас не отвязались топтуны Свода, твоя попытка к бегству закончилась бы большой дракой. Разумеется, мы перебили бы ваших рах-саваннов, как мух. Но тебя мы обязательно убили бы первым, потому что таким идиотам не место под сенью Тайа-Ароан. Кстати, тебе придется еще на совесть потрудиться, чтобы доказать мне обратное. Иначе через три дня я все-таки сдам тебя в мелкий помол мельникам Проклятой Земли Грем.
     Зверда не улыбалась, не шутила, не впадала в истерики и не гневалась.
     Все, что она говорила, сообщалось в высшей степени приятным, но лишенным подчеркнутой мягкости или зловещей слащавости голосом. Лараф поймал себя на том, что против своей воли верит каждому ее слову.
     - А теперь ты, разумеется, хочешь узнать, кто же мы такие и зачем ты нам понадобился.
     Лараф кивнул. Рот молодого чернокнижника не был завязан. Ему было позволено тихо разговаривать, но Зверда предупредила, что если Лараф начнет повышать голос, то барон Шоша откусит ему голову. В сторону барона Лараф старался не смотреть и решил без крайней необходимости вообще рта не раскрывать.
     - Мы хотим, чтобы ты стал гнорром Свода Равновесия.
     Орать "чего!?" или "как!?" Лараф не спешил. И даже, хоть сам и подивился собственной бесстрастности, в глубине души ощутил смутное шевеление. Ожидания оправдывались. Зверда продолжала:
     - Мы не считаем, что такой урод, каким ты являешься в настоящее время, сможет успешно отправлять обязанности гнорра. Мы уверены, что ты не пройдешь Комнату Шепота и Дуновений. Но проходить испытания или отправлять обязанности гнорра долгое время тебе не придется. Мы временно переместим твое сознание в тело Лагхи. Гнорр, кстати, очень красив и его тело лишено гнусных недостатков, какими наделено твое. Твоя хромота растает, как сон. Все женщины столицы будут твоими. Любые другие наслаждения тоже. Ты пробудешь в теле гнорра месяц-другой, отдашь от своего лица - я имею в виду от лица Лагхи - пару распоряжений, и вс„. Больше от тебя ничего не требуется. После этого мы возвратим твое сознание в любое тело, на которое ты укажешь. Если захочешь - снова станешь Лоло-хромоножкой. А если нет - останешься гнорром.
     Ларафа было трудно назвать умным человеком в широком смысле этого слова. Но деловой сметкой он обладал, вполне. Тонкие места предложенной сделки он подметил сразу же.
     - Какие именно распоряжения я должен буду отдать?
     - Полезные. Варан от них только выиграет. Ты скажешь Совету Шестидесяти, что согласен на союз с баронами Маш-Магарт, вот и все.
     - Кто такие бароны Маш-Магарт? Вы, что ли?
     - Ты догадлив.
     - А где ручательства, что вы не убьете меня после того, как я перестану быть вам полезен?
     - Ручательств никаких. Захотим - убьем. Скажу больше того: стоит пар-арценцам Свода разоблачить в Лагхе подменыша - и они тебя тоже убьют. Ты со всех сторон покойник.
     Откровенностью Зверды Лараф был обезоружен. Некоторое время он молчал. Зверда улыбалась уголками губ.
     - А почему я? - сообразил наконец Лараф. - Почему я? Вы что, сами не могли влезть в тело Лагхи?
     - Ты сам вызвался.
     - Я сам!?
     - Тиш-ше... Разве не ты свершил бездарную Большую Работу ради того, чтобы исполнилось твое самое заветное желание? Разве не ты жаждал любви и власти, причем в нечеловеческих дозах?
     - Я.
     - Ну вот. Тебе еще повезло, что я услышала твою книгу из самого Пиннарина. Ты сделал уйму ошибок. Без моего вмешательства за тобой скорее всего явились бы одни наши далекие родственники...
     Шоша тихонько зашипел. Лараф вздрогнул. "Далекие родственники" Зверда произнесла с удивительно знакомой интонацией. Лараф вспомнил: так говорили у них в семье о "людях из крепости". Ужас и почтение, смазанные стремлением произнести эти слова как можно более обыденно, небрежно.
     - ...И уж тогда, поверь, ты позабыл бы о Большой Работе навсегда. Твое тело только пускало бы слюни и пугалось собственной тени. А на похищенном семени твоей души был бы настоян яд для какого-нибудь далекого и несчастного мира.
     Шоша шикнул громче. Зверда вернулась к главному:
     - То, что ты подружился с книгой - хорошо. Именно поэтому я взяла тебя под свое покровительство. И именно поэтому я уверена, что тебе удастся овладеть телом Лагхи.
     "Есть еще один вопрос, - подумал Лараф. - Если я действительно стану гнорром и если мне понравится его тело, то почему бы мне не уничтожить вас, шилоловы покровители, до того, как вы соберетесь прикончить меня?"
     Вопрос этот Лараф решил оставить до времени при себе.
     - У меня нет выбора, - произнес он вслух. - Я согласен.
     Зверда и громадная уродливая черепаха с кустистыми костяными наростами на морде переглянулись.

3

     После того, как Зверда и Шоша отправились в Старый Ордос за прахом своих предков, Лагха поначалу почувствовал облегчение. Но уже вечером на гнорра накатило.
     Обнаженное женское тело застило гнорру взор, то проступая сквозь мраморную колонну на внутреннем дворике "Дикой утки", то сплетаясь из серых стеблей виноградной лозы, пересекавших стеклянный короб веранды в правом крыле.
     Это тело, вс„ - желанное, вс„ - устремленное ввысь, гибкое, как аютский лук, принадлежало отнюдь не Овель и отнюдь не Сайле. Не было оно и идеализированным воплощением Великого Женского, о котором учили мудрецы. Это была Зверда во всей своей зримой единичности и неповторимости.
     Малоприметный белесый шрам на левом бедре - почти симметричный тому, который находился у Лагхи на правом - был столь же отчетливо различим на березовой столешнице, как и тени длинных, не по-женски развитых в суставах пальцев Зверды, взбежавшие к потолку по прихоти пламени и ветра.
     В тот вечер Лагха впервые за год счел за лучшее напиться до полного бесчувствия. Присев на край кровати и подрагивая в легком ознобе, он опрокинул три стакана сельха подряд.
     Гнорру показалось, что опьянение не приходит слишком долго, а шелковая простыня под его пальцами уже превратилась в прохладную кожу Зверды. Боясь оторвать взгляд от бутылки, Лагха провел рукой по невидимому, но осязательно неотличимому от подлинного животу баронессы.
     "Сон Звезднорожденного", - произнес внутри черепной коробки Лагхи отчетливый и совершенно чужой голос.
     От сельха у Лагхи загорелось лицо. Часто-часто билось сердце.
     "Сон Звезднорожденного".
     - Кто это? - спросил Лагха вслух.
     "Это ты. Но ты - это я."
     - Это я, Зверда, - еле слышно прошептал голос за спиной у гнорра.
     "Не верь ничему."
     Лагха почувствовал на своей шее ровное, теплое дыхание. Сейчас чьи-то губы поцелуют его в основание шеи прямо сквозь разметанные по плечам волосы.
     - Это невероятно, - язык у Лагхи уже заплетался.
     Ворс на ковре, лежавшем у него под ногами, всколыхнулся и встопорщился, как шерсть на загривке крупного зверя.
     "Сон Звезднорожденного."
     Лагха был отягощен желанием, испугом и сельхом. И все-таки он смог трезво рассудить, что подобной приворотной магией его пронять нельзя. А если уж проняло, значит нет смысла бегать по дому с воплями "стража!" и расшвыривать по стенам заклинания.
     Непосредственной опасности в происходящем Лагха не видел, однако трахаться с собственной простыней тоже не собирался, сколь бы ни было в ней от Зверды во всех смыслах.
     Единственным разумным выходом, к которому подталкивал Лагха сам себя ("но внутри меня раньше не было чужого голоса!") действительно был "сон Звезднорожденного". Сознательно вызванное бесчувствие, беспамятство и безвременье. Которое, однако, в зависимости от степени искушенности можно было "заказать" на срок от нескольких минут до нескольких дней.
     Лагха выбрал восемь часов - до следующего утра. В одном затяжном выдохе он выдавил из легких весь воздух до последней ложки. И в тот момент, когда сухие, деловитые губы коснулись его шеи, он завалился на спину и вперил стеклянистые, широко распахнутые глаза в потолок.
     Весь следующий день Лагха суетился как мог.
     Провел смотр внутренней стражи Свода Равновесия.
     Объехал верхом почти весь обвод пиннаринской крепостной стены.
     Еще раз осмотрел фальмский парусник, временно арестованный в гавани. Заодно поговорил с Цервелем, наемным капитаном фальмских баронов.
     Цервель был туп, как и всякий тертый-катаный морской волк. Это Лагха давно заметил - чтобы не сойти с ума, морячки как правило катастрофически глупеют. Либо подлеют, и тогда их подлая изворотливость людям недалеким начинает казаться изощренным умом.
     Цервель честно признался, что ему не нравятся его хозяева, что сам он родом из Глиннарда и будь его воля - послал бы своих нанимателей прямо в пасть к Хуммеру. Однако своей воли у него нет, потому что договор есть договор, а деньги есть деньги.
     По слухам, на Фальме есть еще один его соотечественник, какой-то опальный харренский вояка, который заведует армией баронов Маш-Магарт. Так вот тот, кажется, в своих хозяевах души не чает. Про барона Вэль-Виру Цервель не знает ровным счетом ничего, но твердо уверен, что он такой же ублюдок, как и Шоша.
     На прямой вопрос, что капитан думает о Своде Равновесия, Цервель, не задумываясь, ответил: "Первый раз слышу. Это какой-то местный рынок?"
     На выходе из порта Лагха столкнулся с Альсимом.
     - Милостивый гиазир, я вас целый день ищу. Вынужден просить у вас разговора.
     - Разговаривай, - повел плечом Лагха.
     - Я не смею подвергать сомнению вашу прозорливость, а потому никогда не стал бы...
     - Альсим, говори по сути.
     - Установлено ли особое наблюдение за фальмским посольством?
     - Нет.
     - Я так и подозревал.
     - В этом нет необходимости. В Старом Ордосе за ними найдется кому присмотреть, это служебная обязанность тамошнего Свода. А что толку следить за послами на тракте? Только морочить голову нашим людям.
     - Милостивый гиазир, получены важные сведения. Мои подчиненные последние дни занимались одним стариком. Судя по всему, это был такой же "откидной дурак", как и наш друг Сорго. Интересно, что он тоже родом из вайского уезда, но покинул его лет сорок назад. Степень вероятного родства с Сорго установить не удалось, да это и не столь важно. Старик занимался мелкой работой по железу и меди. В Пиннарине жил с шестидесятого года. Служил смотрителем механизмов и починщиком в порту. Когда фальмский парусник ворвался в гавань, старикан проверял маяк на западном молу. Сторожевая галера, которую послы притащили за собой, как собачку на привязи, врезалась в мол. Тут-то со старичком и случился припадок. По сообщению гребца, который первым выбрался на мол с разбитой галеры, смотритель лежал на спине у подножия маяка и причитал, что два зверя прошлись по его немощному телу: дева с головой медведя и муж в панцире ползучего гада.
     - Какие выводы?
     - Милостивый гиазир, я хочу, чтобы выводы вы сделали без моей помощи. Извольте дослушать.
     Лагха краем глаза заметил, что особа, которая только что пронеслась мимо в двуколке, представляет собой точную копию Зверды. В снежинке, севшей ему на рукав, гнорр без труда опознал блеск белых зубов баронессы. Похмелье прошло, но наваждение продолжалось.
     - Альсим, ты видишь мой След?
     - Да, милостивый гиазир.
     - С ним все в порядке?
     - Да. Но, честно признаться, таким измученным я видел вас только на Перевернутой Лилии.
     - Я не рассказывал этого никому, но тогда у меня в мозгу сидел жизнеточец. Его подсадил Иланаф, агент Норо. Ты можешь проверить меня на жизнеточца?
     - Прямо здесь?
     - Прямо здесь!
     - Здесь не могу. Вы это знаете лучше меня. И вообще не рискнул бы. Моего искусства может не хватить. Даже о проверке лучше просить Знахаря. Не говоря уже об извлечении.
     - Тогда идем в Свод. Расскажешь по дороге.
     "Близок, близок День Охарада!" - подумал Альсим. Он не верил в День Охарада. Равно как и в Пробуждение Хуммера. Пар-арценц был приверженцем циклического мировидения: "От первого к последнему за тем, чтобы последний первым обратился..."
     Однако ирония, с которой привык вспоминать Альсим пророчество о Дне Охарада, на этот раз отдавала мертвечиной. Служба, впрочем, оставалась службой. Пар-арценц продолжал:
     - Донос попал к нам только спустя два дня. Мы установили за стариком наблюдение. Когда стало ясно, что наблюдать особо не за чем - все лежало на поверхности - мои люди его взяли. Старик ходил по домам в квартале стеклянщиков и предлагал купить у него что бы вы думали?
     - Коготь Хуммера.
     - Нет. Некий предмет, посмотрев в который, всякий может увидеть "подлинную суть вещей".
     - Он что - невменяемый?
     - Я же сказал - дурак.
     - Ну и как суть вещей?
     - Никак. Предмет представляет собой старое железное кольцо от дальноглядной трубы без признаков Изменений и без стекла. Если смотреть сквозь это кольцо, то ничего особенного не видно. Все выглядит точно так же, как если смотреть невооруженным глазом.
     - Дальше.
     - Дальше самое важное. Старика взяли вчера. Вчера же его пытались забрать у моих подчиненных два аррума из Опоры Писаний. Разумеется, оснований у них на это не было никаких. В итоге старик скончался на глазах у моих людей.
     - Где это произошло?
     - Прямо в Своде Равновесия, на выходе из подъемника.
     - Шилолова кровь... Имена аррумов известны?
     - Нет.
     - В таком случае откуда ты знаешь, что это именно аррумы и что они из Опоры Писаний?
     - Это сказал старик перед смертью. Ему, видите ли, открылось, что клинки его недоброжелателей сотканы из облаков и молний. Это можно понимать по-разному, но намек на "облачные" клинки, по-моему, недвусмысленный. Еще старик на прощание прохрипел, что люди с необычными клинками вписали ему в сердце "знак быстрой смерти". Я не знаю точно, что это значит, но понятно, что речь идет о каком-то боевом заклинании. Такими владеют только старшие офицеры Опоры Писаний.
     - Это трофейная магия смегов. Там много Знаков, но самые расхожие - быстрой и долгой смерти. А в твоей Опоре стариком занимались, конечно же, рах-саванны?
     - Да.
     - Где сейчас Сонн?
     - Насколько мне известно, Сонна нет в П