ного - она изрядно выматывала того, кто решился к ней прибегнуть.
     Использовать Раздавленное Время было рискованно еще и потому, что день был прозрачен, а улицы многолюдны. Несущаяся по улицам с огромной скоростью тень - Эгин - могла быть прекрасно видима всеми, кому было до этого дело. А каждая пара внимательных глаз истощала психическую энергию Эгина еще больше, чем усилия, которые требовались на то, чтобы расплющивать часы и минуты.
     Тем большим было разочарование Эгина, когда он обнаружил, что ворота одиноко стоящего близ Змеиного Брода дома Дрона Большая Плешь наглухо затворены.
     Эгин усердно постучал, но ему не отозвались.
     - Здесь живет Дрон Большая Плешь? - поинтересовался Эгин у проходившей мимо девицы с коромыслом. В ведерках плескалась вода.
     Девица захихикала и спрятала глаза. Ни "да", ни "нет" Эгин, однако, так и не услышал.
     - Барышня, мне нужен Дрон, - как можно более внятно повторил Эгин. - Это его дом?
     - Дрона нет дома. Уходите отсюда, да побыстрее. Пока вам нос не оторвали, - не очень любезно отозвалась девушка, не глядя на Эгина.
     Улыбка сошла с ее лица, будто бы ее и не было никогда. Казалось, у девушки совсем нет губ, точнее, они были прозрачные, как ледышки.
     Стремительно повернувшись к Эгину спиной, девушка направилась к таким же приземистым домишкам, серевшим невдалеке, с какой-то сверхчеловеческой быстротой. Казалось, делая шаг, она преодолевала расстояние в три.
     На случайной обледеневшей кочке ведерко на коромысле девушки легонько подпрыгнуло и вода плеснула на землю.
     - Эй, барышня, подождите, - Эгин бросился за осведомленной незнакомкой, чтобы озадачить еще одной парой вопросов.
     Но когда Эгин пробегал мимо того места, куда упала расплескавшаяся вода из ведерка, его глаза сами скосили вниз.
     На кочке сидела свернувшаяся кольцом змейка.
     Тварь была совершенно прозрачной, словно бы сделанной из гибкого льда. По ее хребту струилась бледно-розовая полоса, заметная только на фоне грязноватого снега, покрывающего кочку.
     Змейка испытующе смотрела на Эгина пронзительными желтыми глазами с вертикальными, кошачьими зрачками. То и дело изо рта гада выскакивала черная ленточка языка.
     Их глаза встретились. Легонько треснув хвостом о снег, тварь скользнула с кочки и стремительно уползла в направлении реки.
     Насколько мог видеть Эгин, следов на снегу не осталось.
     - Сыть Хуммерова! Что за бесплатный балаган? - Эгин был не на шутку озадачен, почти испуган. Желание стучать в ворота Дрона тоже пропало как будто само собой.
     Как вдруг Эгин снова вспомнил о барышне с коромыслом. Она наверняка знает, где искать Дрона.
     Эгин поднял глаза - надо же! барышни уже и след простыл.
     - Быстрые вы тут, - сказал Эгин, почему-то уверенный в том, что девушка его слышит.
     С того момента, как он задал барышне свой вопрос, прошло не больше двух минут.
     Грудной смех девушки был таким странным, таким недобрым.
     Вдруг перед мысленным Эгина встал Лагха Коалара. Его уста были тронуты печатью скорби, а глаза казались двумя высохшими колодцами.
     "Быстрее", - это слово растеклось в мозгу у Эгина расплавленным золотом.
     Все верно. Задумываться над тем, с чем он столкнулся, у Эгина попросту не оставалось времени.
     В одном Эгин был, однако, совершенно уверен - в Пиннарине подобные девушки с коромыслом были бы таким же невозможным явлением природы, как северное сияние.
     "Недаром брод Змеиным зовется, - сообразил Эгин. - Змеи и есть!"
     Наплевав на приличия, Эгин перемахнул через трухлявый забор дома Дрона.

5

     На него обрушилась абсолютная, совершенная тишина.
     Ни одна ветка не задрожала на ветру, ни одна собака не залаяла встреч. Только снег мрачно похрустывал под подошвами его сапог.
     Дом выглядел и жилым, и заброшенным в одно и то же время. Ставни были закрыты. На дорожке, ведущей к дому, не было отпечатано ни единого следа. В то же время над дымоходом Эгин различил слабую струйку дымка. "Значит, утром печь еще топили!" - сообразил Эгин.
     Он смело взошел на крыльцо и постучал в дверь.
     Но результат был тем же, что и раньше. Дом не отозвался ему ни единым звуком.
     Эгин поднял взгляд в небо. Солнце скрылось за грязно-серой тучей. До заката оставалось не так уж много времени.
     "Если даже предположить, что перо птицы Юп где-то здесь, остается еще глина, будь она неладна", - подумал Эгин.
     - Эй, если мне сейчас не откроют, я высажу дверь, - громко сказал Эгин в расчете на то, что, возможно, у Дрона Большая Плешь есть слуги.
     Эгин молчал, перетаптываясь с ноги на ногу. Колючий ветер насквозь пронизывал его куртку на волчьем меху.
     Раздумывая о том, как именно он будет приводить свою угрозу в исполнение, Эгин обернулся, пытаясь определить место для разбега.
     Скользнув по перилам крыльца, его взгляд упал на заснеженную площадку.
     "Уходи", - было написано по-харренски на снегу перед домом.
     Эгин закрыл глаза. Снова открыл их. Надпись, выведенная словно бы прутиком, осталась на том же месте.
     - Не уйду! - отчетливо произнес Эгин.
     И, отмерив три шага, врезался плечом в дверь жилища Дрона.
     О том, что со стороны все это выглядит как самое настоящее воровство со взломом, Эгин старался не думать.
     Он успокаивал себя тем, что если найдет перо, то оставит хозяину жилища деньги. "Помогая одним, мы всегда тем самым вредим другим", - уговаривал себя Эгин, очутившись в сенях.
     Это было настоящее жилище колдуна.
     Стены, увешанные пучками трав и исписанные значками, которые ни о чем не говорили даже считавшему себя опытным в этом деле Эгину.
     Стеллажи с берестяными коробочками, корзинками, ящичками. Горшки запечатанные смолой, сургучом и пергаменом. На крюках под потолком - скрюченные крысиные шкурки, снятые по науке - чулком.
     Замусоленный, с обтрепанными краями свиток на подставке для чтения. Тряпичные человеческие фигурки, с жуткими лицами, на которых точки были глазами, а загнутые книзу скобы - ртами.
     Вдруг Эгин почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Он был готов поручиться - на него смотрят.
     Призвав на помощь всю свою ловкость, Эгин резко обернулся.
     Юркая ледяная змейка, наподобие той, что встретилась ему возле ворот, шмыгнула в черноту.
     "Вправо", - шепнула Эгину его интуиция.
     Чиркнув случайным взглядом по стеллажу, Эгин увидел чучело птицы. В том, что это та самая птица Юп, о которой говорил ему аптекарь, он почему-то не сомневался. Так мало была похожа на птицу эта птица.
     У птицы Юп не было крыльев. Ее ноги формой походили на человеческие, с той лишь разницей, что были они обтянуты темно-бурой кожей. Величиной птица была с большого тетерева, хотя своей осанкой напоминала скорее утку.
     Клюв птицы Юп был непропорционально огромен. Но самым необычным были глаза, которые не были подобны птичьим. Они, как и человеческие глаза, смотрели прямо на Эгина, а не в разные полусферы, как то водилось у птиц.
     Глаза птицы Юп были ярко-алого цвета. Они слабо светились в полусумерках комнаты, освещаемой лишь несколькими лучами дневного света, которым удалось просочиться сквозь зазоры между ставнями и окном.
     "Это просто бусины, - сказал себе Эгин. - Бусины всегда заменяют чучелам глаза".
     Он решительно шагнул к чучелу и, прошептав Слова Решимости, выдрал из хвоста одно из перьев. Перо было необычным. Желтое, узкое и тонкое, оно, казалось, было вырезано из вощеной бумаги и имело узкое темно-пурпурное окаймление.
     "Интересно, зачем такой твари перья, раз у нее нет крыльев?" - спросил себя Эгин, но нафантазировать что-нибудь успокоительное в ответ не успел.
     Потому что все девять чувств аррума просигналили ему об опасности.
     В абсолютной тишине за спиной послышался глухой стон половиц.
     Алые глаза птицы Юп закрылись. Верхнее веко было белым и полупрозрачным. Эгин сглотнул воздух. Глаза чучела снова открылись.
     Мозг Эгина нырнул в ртутное облако жути. Не помня себя от испуга, который, казалось, завладел каждым биением его сердца, Эгин бросился прочь из дома.
     Он не помнил сам, как вошел в Раздавленное Время. Как с оленьей прытью соскочил с крыльца и перемахнул через забор.
     Он остановился только когда обнаружил себя возле тех городских ворот, через которые вошел в город. Вдалеке маячили затейливые скаты крыши Капища Доблестей.
     Эгин остановился. Эгин прочел Слова Уверенности. Ртутный туман почти рассеялся.
     - Эй, варанец! - услышал Эгин за спиной голос, который показался ему знакомым.
     Это был голос стража, которого он утром расспрашивал на предмет расположения городской управы.
     - Ты ч„, из-под земли отрылся? Вроде ж только что тебя здесь не было? - поинтересовался страж.
     - Все нормально, милейший.
     Мобилизовав все свое самообладание, Эгин сделал скучающее лицо и зашагал прочь из Нелеота.
     Только возле очередного моста Эгин обнаружил, что по-прежнему сжимает в потном кулаке перо птицы Юп.
     Уже возле Храма Кальта Лозоходца Эгин вдруг вспомнил, что так и не оставил Дрону Большая Плешь денег за похищенный из его дома предмет.
     "Таким образом, можно считать, что это перо я украл. Конфисковал именем гнорра Свода Равновесия, - вздохнул Эгин, сердце испуганно колотилось в его груди. - Как и деньги из дома Альсима."
     Оставалось раздобыть голубую глину.

6

     Эгин выжал из этого короткого зимнего дня все без остатка. И он успел.
     Плоский и широкий сосуд, криво слепленный им собственноручно из отрытой по наводке Ямера голубой глины, стоял у его ног.
     Сосуд был наполнен измененной водой из колодца. Вода тоже досталась Эгину не без труда.
     Ее, в соответствии с указаниями Лагхи, данными им прошлой ночью, пришлось зачерпнуть из колодца при помощи того самого кувшина, что был нарисован на полу подземного зала.
     "Это оказалось не так сложно", - как, возможно, не преминул заметить Эгин пятью годами раньше.
     Но теперешний Эгин вполне отдавал себе отчет в том, что одно неверное движение - и слабоматериальное видение кувшина, которое ему приходилось питать своей энергией, пойдет трещинами, раскрошится и опадет голубым пеплом, а измененная вода плеснет ему в лицо, обезобразив его на всю оставшуюся жизнь.
     Кувшином приходилось манипулировать с закрытыми глазами. Эгин дважды промахнулся мимо слепленного из голубой глины плошки.
     В тех местах, куда падали капли фосфоресцирующей светло-зеленой жидкости, камешки и песок обуглились до малоэстетичной субстанции с жирным блеском. Однако необожженному сосуду все было ни по чем. Он запросто вместил измененную воду.
     Волосики ребенка Эгин сжег на костерке из березовой лучины. Форма костерка и количество бревнышек было так же строго регламентировано Лагхой. Гнорр полагал эту часть операции самой важной.
     Эгин не решился ослушаться Лагхи, поскольку довольно быстро сообразил, что ни в Своде Равновесия, ни в других известных ему местах таким вещам, как технология сложения кострищ из березовых щепок не обучают.
     Пепел, получившийся в результате этого сожжения, Эгин, согласно инструкциям, бросил в чашу. Зеленая жидкость поглотила пепел с удовольствием, срыгнув в потолок облачком тяжелого жирного пара.
     Теперь настал черед класть в чашу перо. Это перо должно было служить стрелкой для компаса.
     Но перо не растаяло в измененной воде, как опасался Эгин. Оно легло строго на юг и замерло в таком положении, как приклеенное.
     "Когда семя моей души начнет движение, перо повернется", - говорил Эгину Лагха.
     По мнению Лагхи, семя его души начнет движение в тот момент, когда Капища Доблестей коснутся первые бледные отблески лунного света.
     По внутренним часам Эгина до этого момента оставалось ждать совсем недолго.
     Скрестив перед собой ноги, Эгин сидел в кромешной темноте подземелья перед компасом.
     Лагха был где-то рядом, где-то совсем близко. Но Эгин не чувствовал его присутствия, и не видел его - ни Взором Аррума, ни взором человека.
     Еще во время вчерашнего разговора гнорр предупреждал его, что все будет именно так. И что лишь с восходом луны семя его души двинется дальше. И все-таки, в глубине души Эгин надеялся, что его магических способностей, которые он самонадеянно полагал немалыми, хватит на то, чтобы разглядеть хоть какое-нибудь изменение. Хоть какое-нибудь возмущение. Или хотя бы волнение воздуха.
     Но в подземелье было темно и тихо. Когда стрелка начала поворачиваться, Эгин недоверчиво приблизил лицо к чаше.
     По поверхности измененной воды прошла мелкая рябь, ее свечение стало чуть более интенсивным, перо птицы Юп, совершив свой поворот снова остановилось.
     Сомнений быть не могло. Северо-Запад.
     "Значит все-таки конечная точка движения гнорра - Ит. Ох и повезло этому авантюристу Есмару!" - подумал Эгин.
     Результат ворожбы вполне устроил Эгина - действительно, второй из имеющихся маршрутов движения развоплощенного гнорра пролегал через земли грютов, обитель варварства, мужеложества и краснобайства.
     - Встретимся в Суэддете, - вслух сказал Эгин, выходя из подземного зала с колодцем. Ему хотелось верить, что невидимый гнорр его слышит.

ГЛАВА 17. ВОЛЧИЙ КНЯЗЕК

     "Опасней ночевки в ре-тарском постоялом дворе может быть только ночевка в ре-тарском лесу."
     Милас Геттианикт

1

     На седьмой день пути лошадь Есмара благополучно околела. Погребая под собой ненаезженную колею, валил густой и тяжелый снег.
     Уже несколько часов они не встречали ни одного путника. И весь день - ни деревни, ни постоялого двора.
     Эгин, который был о населенности Харренского Союза лучшего мнения, мрачно ругался вполголоса.
     Есмар, обалдевший от холода и медленной езды - которую можно было бы назвать даже и ползаньем, поскольку снега лошади Эгина в некоторых местах дороги было почти по брюхо - сидел на лошадином крупе, обхватив спину Эгина руками и напевал что-то невнятное, чтобы не заснуть.
     "Заснешь - выпорю хлыстом", - пообещал Есмару Эгин, который очень опасался, что мальчик свалится с лошади или, что хуже, отморозит себе пальцы или нос.
     Но самое худшее - наступали ранние зимние сумерки, а до следующей деревни, обозначенной на карте как Малые Пни, оставалось не менее четырех часов езды.
     "Я хочу писать", - тихо, обращаясь словно бы к себе самому, сказал Есмар.
     "Потерпи", - сказал Эгин.
     "И какать".
     "Ну потерпи хоть вон до того холма!"
     Нельзя было не признать, что для оправления естественных потребностей мальчонка выбрал самые глубокие сугробы на тракте. Невдалеке раздался тоскливый волчий вой.
     "Не могу. Лучше выпорите меня хлыстом", - предложил Есмар одеревеневшими губами.
     И тогда Эгину стало ясно, что пора устраиваться на ночлег. Его лошадь, Нана, выбивалась из сил. Они оба были похожи на движущуюся снежную композицию.
     Сзади, оттуда, где осталась околевшая лошадь, донесся еще более громкий, ликующий волчий вой. Из леса находчивому волку вторили голоса его собратьев. Судя по всему, товарищей было не менее дюжины.
     - Съедят лошадку, примутся за нас, - пессимистически заключил Есмар.
     - Зубы пообломают, - заверил мальчика Эгин, присматривая подходящее место для костра.
     Было ясно, что с тракта нужно сворачивать.
     Вдруг Эгин осознал, что никогда не ночевал в зимнем лесу.
     Его жизнь была просто-таки нашпигована трудностями. Вначале эти трудности искусственно создавали для него наставники Четвертого Поместья. Потом трудности валились на его голову по воле начальников. Позднее трудности искал он сам.
     Не раз он ночевал на кладбищах, в трюмах кораблей, на скалистых островках, имевших три шага в длину и три шага в ширину. Ему доводилось устраиваться на ночлег в продуваемых жгучими ветрами солончаках, в дуплах деревьев, в поросших крапивой и чертополохом овражках, под стогами сена в сильную грозу. В кишащей тарантулами степи, на берегу, плотоядно омываемом штормовым морем. В весенних горах, где громыхают лавины. Но вот в зимнем северном лесу он не ночевал ни разу. Ни разу, милостивые гиазиры! За время службы в Своде он ни разу не был на Севере. И вот надо же, дожился...
     Тем не менее, офицерские инструкции по поводу зимней ночевки Эгин помнил довольно точно и собирался последовать им со всей возможной точностью.
     Вначале нужно было отыскать искарь - упавшее дерево, вырванное вместе с корнями и землею. Желательно, чтобы дерево было побольше, поскольку ему придется играть роль щита. Желательно при этом знать и направление ветра.
     Эгин закрыл глаза и вдохнул - ветер был северо-восточным.
     Затем, прямо возле искари следовало развести костер. На этом костре разогреть имеющуюся пищу и всю ее сразу же съесть. "Кажется, Есмар только об этом и мечтает", - подумал Эгин, глядя на мальчика, который, увязая в сугробах, настойчиво правил в ближайшие кусты.
     После того, как костер догорит, следует убрать угли и пепел и развести костер неподалеку от искари. А на прогретом месте, где горел первый костер, устроить ложе. Искарь будет щитом от ветра, а также будет отражать тепло костра. Это Эгин тоже помнил.
     Прикинув, из чего можно будет соорудить ложе, Эгин пришел к выводу, что придется ограничиться войлоком, который подложен под седло лошади, а также сухим мхом. Поскольку после того, как пала лошадь Есмара, часть поклажи пришлось выбросить. Разумеется, в этой части находились все, что могло бы служить подстилкой.
     Проводив Есмара взглядом, Эгин отпустил коня, который сторожко прядал ушами, чуя близость волчьей стаи, и пошел искать бревна для костра. Ему нужно было пять самых толстых бревен, - это Эгин тоже помнил совершенно отчетливо.
     "Интересно, а гнорр нашего доблестного Свода Равновесия знает ли эти немудрящие правила?" - именно такой бредовый вопрос пришел в голову Эгина в этот момент.
     Не успел Эгин отыскать подходящий искарь, как стало совсем темно.

2

     - Гиазир Эгин, гиазир Эгин! - Есмар хныкал от отчаяния, он тряс Эгина за воротник, стучал своими кулачками ему в грудь.
     - Что случилось? - Эгин вскочил, гадая отчего он, обладатель такого чуткого сна, заснул вдруг так крепко.
     В костре неподалеку от их ног потрескивали толстенные поленья. Поклажа стояла со стороны Есмара, закрывая бок мальчика от ветра. Искарь исправно выполняла свои функции. В целом было довольно комфортно. Насколько комфортно может быть в харренском лесу в трескучий зимний мороз.
     - Ты замерз? Тебе приснился плохой сон? Тебе нездоровится? Да что, в конце концов, случилось? - пытался доискаться Эгин.
     Лицо Есмара было перекошено от страха. Шапчонка съехала с его головы на ухо. Он плакал, вытирая сопли кулаком.
     "Если даже мне такие ночевки в диковину, каково должно быть ему, никогда не покидавшему теплой Ваи?" - подумал Эгин.
     - Или ты сейчас же скажешь мне в чем дело, или придется отодрать тебя хлыстом, - заявил Эгин, разумеется в шутку.
     - Глаза. Посмотрите... Там глаза... Глаза... - выдавил из себя Есмар и зарыдал втрое от прежнего.
     Эгин взглянул туда, куда указывал Есмар.
     Да, глаза. Да, дюжина, а может и две дюжины пар глаз. Волчьих.
     Они смотрели на Эгина и Есмара из темноты и эти взгляды никто не счел бы дружелюбными.
     Эгин никогда не сталкивался с волчьими стаями. Но помнил, что волк - зверь хотя и наглый, но в достаточной степени пугливый. И если только эти волки не являются оборотнями все до единого, с ними можно будет сладить при помощи огня. А утром - утром они скорее всего уйдут сами.
     - Ваша лошадь... гиазир Эгин!
     Вдалеке послышалось жалобное конское ржание.
     - Этого еще не хватало!
     Картина была совершенно ясна. Лошадь, их единственная лошадь Нана из конюшен Сорго, почуяв, как волки стягивают кольцо, сорвалась со своей привязи и помчалась куда-то в морозную ночь.
     - Нана! Нана! - позвал Эгин лошадь как можно более громко.
     Издалека ему отозвалось жалобное ржание. Эгину очень не хотелось терять лошадь. Без нее шансы достичь ближайшего слаб