нажды, в бытность свою Кальтом Лозоходцем. Правда, тогда мне не нужно было искать перо птицы Юп, я знал, где оно находится. Нужно было только протянуть руку и взять. Да и младенца я тоже присмотрел заранее. А вот с Измененной водой и глиняной чашей я намучился изрядно!
     - Значит, вы всегда знали, что вода бывает Измененной?
     - Конечно же да.
     - Но почему же тогда вы не поделились своим знанием с пар-арценцами и аррумами? Я, например, был уверен, что Измененной воды не существует в природе, что вода неизменяема...
     - А зачем пар-арценцам и аррумам знать об Измененной воде? Да если бы кого-нибудь из них волновал этот вопрос хотя бы так же, как волнует результат последнего петушиного боя на площади Треножников, я Вас уверяю, Эгин, очень скоро этот некто знал бы об Измененной воде все. Свод - это плохая школа. Свод - это свора ленивых и агрессивных псов. Считанные аррумы хотят что-либо знать. И, как правило, именно они погибают первыми среди интриг, в экспедициях, по неосторожности. Вам, Эгин, просто повезло. Вы знаете много. И вы еще живы!
     - Это исправимо, - процедил Эгин. - На пути в Суэддету у меня было одно странное приключение, которое...
     - Я догадываюсь, что это было за приключение, - перебил Эгина гнорр. - Некая молодая особа совершила с вами обряд шен-ан-аншари.
     - К своему сожалению, я не знаю о каком обряде идет речь, - признался Эгин с некоторой неохотой. Роль недоучки при всезнающем гнорре всегда изрядно угнетала его. А играть другую в сущности получалось очень редко.
     - "Шен-ан-аншари" на древнехарренском означает "почитание небесного пола". С тех пор, как у вас в Варане завелась Опора Благонравия, это стало трудно объяснять, нет подходящих слов. Но, в сущности, речь идет об особой сексуальной технике, направленной на пробуждение способностей к божественному экстазу.
     - В самом деле? - Эгина вдруг словно бы подхватило вихрем воспоминаний о Девичьем замке. Сладкое, легкое дыхание Ели... Стены, увешанные пасторальными гобеленами, словно бы расступаются, а затем смыкаются... лицо Ели, одухотворенное утоленной страстью, ее соленая, словно бы жертвенная, кровь на губах...
     - Эгин, что с вами?
     - Прошу меня простить, гиазир гнорр. Воспоминания.
     - Воспоминания - это наше вс„, Эгин. Я, например, тоже только ими и был занят последние недели, помимо редких бесед с вами и, некогда, с Ямером. Вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю. Уже начинает надоедать.
     - Не сочтите за наглость, гиазир гнорр... но, все-таки, как вы узнали о том... ну, скажем так, об обряде почитания?
     - Я не узнал. Я увидел. У вас, Эгин, между бровей теперь маленькая точка, лилово-голубая.
     Эгин машинально коснулся указательным пальцем места между бровями и потер кожу пальцем.
     - Она не нарисована. Поэтому ее не смоешь и не сотрешь пальцем. Она как бы вросла в ваше тело. Или выросла из него - как сказать. Последователи этого культа, который мне, впрочем, никогда не импонировал, называют это пятнышко "звездой". Она появляется у тех, кто впервые совершил обряд. Конечно, ее почти никто не видит, кроме посвященных в этот культ. И тех, кто имеет такое же особое зрение, как я. Затем, если вы практикуете эту странную любовь со своей "жрицей", спустя некоторое время точка становится жирней, разбухает и превращается в... превращается в "лютик", меняет цвет на желтый! Не могу вспомнить, какие еще ступени предусматривает служение "небесному полу", но совершенно уверен, что на вершине иерархии - "лиловый лотос".
     - Лотос? - Эгину сразу вспомнилась татуировка над лобком госпожи Ели.
     - Именно. Неужто вам повезло повстречать настоящую жрицу лотоса? - с хитрым прищуром поинтересовался Лагха.
     - Я не уверен, но эта девушка была очень необычной. Я видел у нее татуировку...
     - О-о, значит это была всего лишь начинающая! Жрица лотоса никогда не станет применять насилие в отношении своего тела и истязать свое лоно бритвой и чернилами. И все-таки, насколько я теперь понимаю, вы имели в виду совсем не это приключение.
     - Не это. В стороне от Суэддетского тракта, близ Девичьего замка, на меня напал обращенный волк.
     - Девичий замок! О, как я сразу не догадался! Ну конечно! Знаменитое гнездо порока. Послушайте, Эгин, а не Елей ли звали вашу жрицу?
     Эгин без воодушевления кивнул. Не иначе как гнорр помогал течению беседы легкой телепатией.
     - Не сердитесь, Эгин. Согласитесь все же - не каждый день варанские путешественники сходятся с дочерями сотинальмов. Конечно! Как я стал недогадлив! У Ели всегда была слабость к гибким тридцатилетним блондинам с чувственными губами и манерами уездных учителей правил и этикета.
     Гибкий блондин Эгин не удержался от улыбки.
     - Еля - очень сильная союзница. И меня радует то, что вы с ней подружились.
     - Вы тоже знакомы с Елей?
     - Конечно же - да. Мы встречались с ней однажды. В охотничьем домике харренского сотинальма на празднике Цветущей Груши. Сайла тогда назвала ее "козюлей".
     - И вы тоже с ней...
     - Конечно же нет, - поспешил Лагха. - У нас с вами, Эгин, и без того достаточно точек пересечения.
     Имени Овель Лагха, конечно же, не произнес. Но Эгину и так было понятно, что за точка имеется в виду и где она расположена.
     - Так что там, все-таки, оборотень? - Лагха деликатно сменил тему разговора. - Вам удалось одолеть его?
     - Удалось. Не скажу, чтобы это было легко. Мне пришлось драться на пределе моих способностей. Я никогда не думал, что офицер Свода Равновесия настолько мало значит, если любой колдун-перевертыш может запросто...
     - Я всегда говорил - не следует переоценивать Свод. Есть колдуны и поискуснее пар-арценцев. А все потому, что пар-арценцы, в отличие от колдунов, почти не пользуются магией плененных духов. Особенно сильны колдуны Лезы. Их искусства простираются так далеко, а их способность прятаться и скрываться столь примечательна, что никакие жрецы Гаиллириса не в состоянии искоренить их или поставить себе на службу. Приходится делать вид, что Северной Лезы не существует. Свод Равновесия был бы просто невозможен на Севере. Все офицеры сошли бы с ума раньше, чем поймали первого ведьмака. Как голодная лиса при виде мышиного полчища. Смею надеяться, вы заметили, как смердит магией Нелеот?
     - Он смердит магией почти так же сильно, как Храм Кальта Лозоходца.
     Лагха расхохотался над той серьезностью, с которой Эгин произнес эти слова.
     - И, представьте себе, любезный Эгин, вот на этот вертеп я пожертвовал в общей сложности две тысячи золотых авров!
     - Его построили вы? - удивился Эгин.
     - Конечно же нет! - Лагха зашелся в смехе еще пуще. - Храм заложили через десять лет после смерти Кальта. Он благополучно просуществовал до наших дней. Но не мог же я, ставши гнорром, не пополнить ряды покровителей этого замечательного заведения, отгроханного в мою честь! Естественно, все пожертвования были анонимными. Но Ямер и еще пара преданных мне лично людей всегда были в курсе дела.
     - Так вот откуда радушие, с которым меня встретил Ямер...
     - Как вы догадливы, Эгин!
     Эгин потупил взгляд. В самом деле, мог бы спросить у Лагхи и раньше.
     - Этим оборотнем был Дрон из Нелеота, - продолжил свой рассказ Эгин, которого неприятно удивила невесть откуда взявшаяся у гнорра манера уводить разговор в сторону от основной темы. - Я украл у этого Дрона перо, для того, чтобы сделать компас. Он счел, что я смертельно его обидел. Обернулся волком-князьком и сделал попытку откусить мне голову, когда я и мой спутник Есмар заночевали в лесу.
     - Надеюсь, вы его убили?
     - Нет. То есть волка-то я убил. Но Дрону, кажется, все-таки удалось уйти.
     - Вы видели обращенных животных после того инцидента?
     Эгин напряг память, но ничего, ровным счетом ничего не шло ему на ум. С другой стороны, попробовал бы Дрон напасть на него по дороге в Суэддету! Ведь по приказанию Ели до самых городских ворот их сани сопровождал эскорт из четырех вооруженных парней, одним из которых, кстати, был тот самый детина, у которого Эгин одалживал его огромный ласарский лук.
     - Нет. Обращенных животных я не видел.
     - Значит, вам удалось порядком обескровить вашего врага. Какое-то время он не посмеет к вам сунуться. Но не теряйте бдительности, Эгин! Отнюдь не каждый колдун умеет обращаться. Тем более, в волка. Это похлеще, чем порчу наводить, это требует больших знаний и даже мужества. Уверен, на пути в Ит он попытается напасть на вас еще раз.
     - Спасибо за предупреждение. Значит, вы совершенно уверены в том, что в следующий раз вы проявитесь в Ите?
     - Уверен. Как и в том, что вы туда за мной потащитесь.
     - Здесь вы правы, Лагха. И все-таки, я хотел бы знать, что мне следует делать? Прошло уже достаточно времени, а дело не сдвинулось с мертвой точки, - сказал Эгин озабоченно.
     - С мертвой точки оно как раз сдвинулось.
     Эгин вопросительно посмотрел на Лагху.
     - Но только сдвинулось в сторону худшего, - пояснил гнорр.
     Насколько Эгин разбирался в настроениях гнорра, Лагха был далек от того, чтобы иронизировать.
     - Разве вы не видите, любезный Эгин, - продолжал гнорр, - что мое сияние становится все более слабым?
     - Я это вижу, Лагха.
     - Разве вы не видите, как мне сложно просто говорить с вами? Как сложно удерживать главную мысль? Выбирать самую важную тему? Бывает, я с легкостью ловлю ваши самые "плотные" мысли или страхи, то и дело смеюсь невпопад и рассказываю вам истории, в которых вы не нуждаетесь? Развоплощение продолжается, оно идет полным ходом...
     - Я вижу, Лагха.
     - В волшебном театре Ита, там, где нам суждено встретиться снова, вы увидите меня как серебряное облачко ледяной росы. Это облачко будет по-прежнему шутить с вами и отпускать колкости. Но пройдет месяц и это облачко навсегда исчезнет. Растворится в лунном сиянии на поверхности озера Сигелло. Растает в буквальном смысле этого слова.
     - Но что же делать, Лагха? Что же делать!? - Эгин почти кричал. - Мне не хватает знаний. Я даже не знаю, чего именно мне не хватает!
     - Вам не хватает везения, Эгин, - тихо сказал Лагха. - Я не вправе винить вас в этом. Если уж мне не хватает знаний для того, чтобы решить, как вернуть свое тело, глупо требовать этого от вас. Приходится рассчитывать на Пестрый Путь. Ведь привел же вас Пестрый Путь к Убийце Отраженных!
     - Но что следует делать, чтобы залучить везение?
     - Следует ждать. Везение - это дичь. А дичь - это терпение. Прежде, чем применить ко мне магию развоплощения, мой охотник тоже выжидал и таился. Он выжидал долго. И напал на меня только тогда, когда был уверен: я действительно обессилел, потерял бдительность и осторожность...
     - Простите мне мое невольное любопытство, но что именно нанесло такой урон вашей силе и вашей бдительности? - спросил Эгин, рассчитывая на то, что, возможно, в ответе будет содержаться какой-то ключ, какое-то скрытое от самого гнорра указание.
     Лагха взглянул на Эгина так пристально и недобро, что у того сжало спазмом горло. Было ясно, что, в отличие от чужих секретов, к своим собственным тайнам Лагха относится с большим трепетом. Но Лагха все-таки решился на откровенность.
     - Во-первых, в день развоплощения я был подле Жерла Серебряной Чистоты. Я бросил в Жерло фрагмент Хвата Тегерменда. Наверное вам, как бывшему офицеру Свода, не нужно объяснять, что это означает - уничтожить в одиночку предмет такой силы? Во-вторых, здесь замешана женщина. Прав был Ибалар - если хочешь властвовать, запрети себе любить. Но ведь прежде мне всегда это удавалось! Выражаясь проще, всему виной женщина.
     - Зверда?
     - Да. Я очень надеялся, что она придет мне на помощь. Я чувствую в ней мощь, но главное - у нее другой взгляд на вещи. Возможно, этим ее взглядом можно проникнуть в тайные плетения судьбы, в непроницаемые коконы, где дремлют тайны развоплощений... Эгин, я звал ее! Звал из Нелеота. Но...
     - ...Но она не откликнулась, - подсказал Лагхе Эгин.
     - Все верно. Но главное, иногда мне кажется, что даже здесь, в абсолютной тишине инобытия, я слышу ее лирический смех. Только не могу понять, над чем именно девочка так заразительно смеется.

ГЛАВА 21. МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

     "В таком искусстве, как магия, главное вовремя воскликнуть: "Получилось!"
     "Семь Стоп Ледовоокого"

1

     - Эри. Э-эри, - твердо сказал Лараф, входя в гостиную.
     Ему никто не откликался.
     "Может, я что-то делаю не правильно? Или слугу зовут не Эри?" - подумал Лараф.
     Все было таким незнакомым и таким холодным! На языке чувствовался неприятный кислый привкус. Как казалось Ларафу - той самой "муки", которой Зверда посыпала пол.
     - Гхе-гхе! - кашлянул Лараф, чтобы означить свое присутствие.
     Яркий свет причинял нестерпимую боль его глазам.
     Чудовищный аскетизм обстановки гостиной уязвлял его рассудок.
     Проклятый слуга Эри, паренек не старше него, сладко посапывал в кресле, над которым, словно светильник, висел массивный колокол.
     Колокол был хрустальным, а по его бокам струилась посеребренная резьба.
     "Мещанство", - фыркнул Лараф, вспоминая инструкции Зверды, которые призрачной толпой теснились в его мозгу.
     Безмятежное лицо Эри было покрыто веснушками, а рыжие ресницы чуть вздрагивали. "Это он, - решил Лараф. - Эри - рыжий. Это Зверда говорила".
     Эри был в полном придворном облачении, которое отнюдь не поразило Ларафа своим великолепием. "Тю, - подумал он, - и это называется дворец... Да в гостинице и то побогаче одевались!"
     - Кхе-кхе, - Лараф не без труда сделал два шага в направлении кресла.
     "Сейчас устрою тебе как спать на посту!" - злорадно подумал он.
     Из всего потенциального богатства возможностей, которые мог подарить ему эрхагноррат, право третировать слуг казалось ему в настоящий момент самым сладким выигрышем.
     Кому-то же нужно отомстить за все те мучения, которые он вытерпел за последнюю неделю! Все равно кому.
     Лараф решил подкрасться к Эри и для начала как следует отхлестать его по щекам.
     Однако не то что красться, а даже ходить в этом новом теле оказалось чудовищно сложной задачей.
     Ощущения походили на те, которые он испытал, когда впервые сел в седло. И все вроде бы правильно делаешь, а устаешь невыносимо, да и выходит в конечном итоге неважно.
     Пыхтя и потея, Лараф выбрался на середину комнаты.
     Его босые ноги утопали в ковре чуть ли не по колено. Из носа вытекла капля какой-то белесой жидкости. Дышать получалось только через левую ноздрю. Правая была словно воском запечатана.
     Лараф вытянул руки, как слепой, и сделал еще один шаг. И еще один.
     К счастью, сон Эри был крепким и по-юношески безмятежным.
     Вдруг слева от него словно бы что-то мелькнуло в ярком пламени четырех масляных ламп. Еще один слуга?
     Едва не потеряв сознание от испуга, Лараф обернулся. О Шилол! Всего лишь стена. На стене зеркало.
     Во рту у Ларафа пересохло. Он моргнул и снова открыл глаза. А потом помахал рукой. Вполне синхронно его поприветствовал господин из зеркала.
     "Так это ж я!"
     На Ларафа глядел высокий стройный мужчина.
     Черная лава волос господина спускалась до самых лопаток.
     Его лицо имело самый утонченный по варанским канонам абрис - овальный. Едва выдавались крепкие скулы, он был гладко выбрит.
     Прямые широкие брови, раскинувшиеся словно крылья далекой пустельги. Тонкий длинный нос. Чувственные, сочные губы, лишенные, впрочем, и намека на изнеженность. Глаза, впрочем, по мнению Ларафа, были немного великоваты для мужчины.
     Лараф открыл рот и аккуратно попробовал нижний ряд своих новых, белых, прямых зубов указательным пальцем. Зубы были настоящими. Слюна - мокрой.
     Перстень гнорра подмигнул Ларафу своим магическим глазом.
     Он подошел поближе к зеркалу и, уткнувшись в него носом, посмотрел в свои глаза. Они не выражали ничего, кроме усталости и испуга.
     Лараф еще долго крутился перед зеркалом, рассматривая себя то так, то эдак.
     Приподняв батистовую ночную сорочку, он придирчиво рассмотрел свои эстетично оволошенные ноги, то, что повыше, живот с аккуратной шерстяной дорожкой, широкую грудь... Он бы любовался всем этим богатством еще долго, но вдруг его рассудок шепнул ему, что получится нехорошо, если кто-нибудь, например, проснувшийся Эри, застанет гнорра рассматривающим свой член возле зеркала.
     Он опустил ночную сорочку и снова начал разглядывать свое новое лицо. Постепенно им овладел восторг воровки, которой посчастливилось безнаказанно разжиться свадебными драгоценностями супруги харренского сотинальма.
     "С такой писаной физией, глядишь, и баронессу Зверду трахну. Дайте только время", - в шапкозакидательском угаре хмыкнул Лараф.
     Уж очень хороша была его длинная шея, обернутая в легкий корсет прекрасно развитой мускулатуры!
     Лараф влюбился в свое тело с первого взгляда и даже, что было для него редкостью, сам не стеснялся себе в этом признаться. Но самое главное: он теперь не хромал! Его ноги снова были ровными и сильными!
     Теперь тот испепеляющий страх, который он пережил несколько часов назад, страх расстаться со своим старым, хромоногим телом сына Имерта окс Гашаллы, казался ему нелепым.
     Даже усталость на время отступила. Любопытство толкало Ларафа на то, чтобы вертеться перед зеркалом с неутомимостью барышни на выданье. Хотя для стороннего наблюдателя он сейчас больше походил на балаганного медведя при исполнении.
     Как вдруг во время очередного осмотра Лараф заметил, что тесемка его ночной сорочки...тесемка этой сорочки... Лараф ахнул... Тесемка уходила куда-то прямо внутрь его ключицы! Лараф подергал за тесемку. Нет, она не прилипла! Эта идиотская тесемка прямо-таки вросла в его тело. Лараф отпрянул назад. Зеркало услужливо возвернуло ему гримасу неподдельного ужаса.
     "Ну конечно! - догадался Лараф, стуча зубами. - Я-то был голый во время трансформации! А гнорр ведь спал в сорочке! Вот и произошло то же, что и с гэвенгами после воскрешения! Хорошо хоть Лагха не при мече спал!"
     Несмотря на попытки призвать свой разум к повиновению с помощью чувства юмора и выдернуть, оторвать страховидную тесемку, Лараф не мог даже пошевелиться. Нечто исключительно пугающее виделось ему в этой процедуре - вырывать что-то, вросшее или, скорее, вплавившееся в твое тело. Пусть - в новое тело. Но все-таки твое!
     Если бы Лараф получше разбирался в Северном Начертании и Большой Работе, он сообразил бы, что с телом гнорра при переселении душ произошло как раз совсем не то же самое, что с гэвенгами во время взрывной трансформации в гэвенг-форму человек. Однако это не имело для него сейчас никакого значения. Если б Зверда, будь она рядом, объяснила Ларафу, в чем же дело, он ответил бы: "Да какая хрен разница, вовкулацкая погадка!"
     Когда нечеловеческим усилием воли Лараф заставил себя снова подойти к зеркалу, сзади раздался какой-то шорох - это Эри во сне устроился поудобнее, переложив голову на правое плечо.
     Но Лараф не успел осознать этого.
     Его локоть судорожно двинулся вбок и сбил на пол принадлежности для причесывания, висевшие на особых крючочках возле правого края зеркала.
     Посыпавшаяся мелочь застучала по полу.
     В мгновение ока Эри оказался на ногах.
     В руках у него был салонный меч. В глазах стеной стояла отвага и готовность действовать: убивать или звать охрану флигеля - не важно.
     Лараф увидел отражение стоящего Эри в зеркале и неловко распрямил свою ссутулившуюся спину.
     Беспокоиться о тесемке теперь не имело смысла.
     Были задачи и поважнее - например, чтобы ею не обеспокоился кто-нибудь другой.
     Лараф прикрыл свою ключицу ладонью, стараясь выглядеть небрежным и сонным. И медленно повернулся к слуге.
     В голову ему пришло спасительное воспоминание о том, что он собирался устроить Эри выволочку.
     - Я, между прочим, звал тебя, остолопа!
     - Звали? - на лице Эри отразилось крайнее недоумение.
     - Да. Тебя. Звал. Чуть горло не ссадил.
     Слова давались Ларафу с большим