рждала, что он сел на лодку и ушел вниз по реке.
     Варан кинулся на пристань. Стоило немалых трудов (и денег) разузнать обо всех лодках, отчаливших вчера вниз по реке. Ни на одной из них не было никого старше сорока - это были гребцы, купцы, работники, искавшие найма. Тогда Варан поспешил на южный тракт, здесь ему повезло - он подсел в повозку почтаря. Везение чуть не обернулось бедой - в большом селении, куда почтарь доставил Варана, никто слыхом не слыхивал ни о каком старом бродяге. По счастью, почтарь вспомнил о перекрестке, который они с Вараном проехали, не останавливаясь, и где путник мог свернуть направо или налево. Варан пешком вернулся к перекрестку, кинул монету, выбирая направление, и поспешил, сбивая ноги, на юго-восток - в погоню за тем, кто уходил прочь. И тут счастье наконец-то его не подвело: след бродяги обнаружился в маленьком селении на берегу большого озера, более того - бродяга задержался там дольше, чем на одну ночь, а потому, несмотря на все злоключения Варана, между ним и Бродячей Искрой по-прежнему оставались три дня пути. Три дня.
     Пришла весна, а с ней распутица. Варан надеялся, что тот, за кем он следует по пятам, задержится хоть ненадолго в одном из поселков или городков, но бродяга выбрался на каменный тракт и шел, не сбавляя шага. Варан искал для себя транспорт - хоть какой-нибудь, за любые деньги; в этих краях все, что служило для перевозки грузов, двигалось со скоростью пешехода или медленнее, а почтари возили почту раз в месяц - в ручной тачке. Лежа без сна на постоялом дворе (а Варан уже не мог идти неделю без отдыха, как это случалось с ним в молодые годы), он воображал себе крыла-му - белую, сильную, под седлом. Он так ясно видел ее перед собой - до мельчайшего перышка, до узелка на веревочной лестнице, и как он поутру садится в седло, и поднимается над трактом и проселочными дорогами, и под вечер видит одинокую фигурку, бредущую вдоль обочины...
     Если бы крылама могла появиться от одной только нужды в ней! Варан всерьез подумывал, как бы добраться до наместника провинции, под каким-нибудь предлогом проникнуть в птичню и увести хоть птенца, хоть старую списанную развалину. Однако наместник помещался далеко на востоке, и даже если допустить, что Варану удалось бы каким-то чудом раздобыть крыламу - след бродяги к тому времени был бы окончательно потерян. Поэтому он полагался только на собственные ноги, да еще на длинный язык - поздороваться, ?расположить к себе, расспросить - и, мысленно отсеяв болтовню от правды, идти вслед, вслед...
     К тому времени он точно знал, как выглядит бродяга. Он мог бы написать его портрет - несмотря даже на то, что разные люди описывали странника по-разному. Варан видел Бродячую Искру в деталях, которых очевидцы не помнили, в подробностях, которых они не могли знать. Он почти потерял сон; дорога вела на юг, весна вела к лету, Варан шел по ночам.
     Перекрестки стали его кошмаром. Очутившись перед выбором, он едва не впадал в отчаяние: далеко не всегда рядом оказывались свидетели, знающие, помнящие и готовые указать, куда свернул пожилой пешеход в сером плаще. Бывало, он сбивался со следа и терял то преимущество во времени, в жертву которому был принесен ночной отдых. Три дня - иногда два, иногда четыре - по-прежнему отделяли его от идущего впереди бродяги, и Варану начинало казаться, что Бродячая Искра заколдован, что он окружен непроходимым временем, как замок частоколом, и пробиться к нему ближе, чем на двое суток пути, - невозможно, хоть всю жизнь гонись...
     Потом ему вдруг повезло.
     Он остановился на ночлег в селении - не поселке даже, а хуторке - основанном всего несколько лет назад. Все дома - пять или шесть - были новые, все дворы - многолюдные, все обитатели молодые, и детей оказалось больше, чем взрослых. Прошлой осенью здесь сыграли несколько свадеб - новобрачные перезимовали с родителями и по весне взялись строить собственные дома.
     Варан давно не видел такого шумного, беспечного, веселого строительства. Подростки и юноши таскали бревна, девушки месили глину, чья-то молодая жена, на вид лет пятнадцати, с первенцем внутри большого круглого живота, командовала рытьем канавы с уверенностью опытного фортификатора. Один дом уже стоял, правда, без крыши, другой только поднимался, третий существовал в виде вбитых в землю колышков и натянутых между ними веревок; Варан узнал, что пожилой бродяга, попросившийся на ночлег три дня назад, оказался опытным печником и помог сложить очаг в одной из.новостроек.
     - Ушел, - сообщила тощая чернявая девчонка, тоже чья-то молодая жена. - Сегодня утром, не рано - солнце уже высоко стояло... Мы его звали остаться еще - нет, ушел, будто дела у него. Денег? Не взял, хоть мы и предлагали. Хлеба ему положили на дорожку, пирога, мяса...
     Она говорила, довольная собой, не замечая, как побледнел собеседник. Впрочем, лицо Варана было покрыто бородой и пылью, а глаза его давно уже не были зеркалом души - разве что очень тусклым, закрытым от посторонних зеркалом.
     Он поблагодарил - и в ответ на радушное предложение остаться на ночь ответил:
     - Спасибо. Я пойду дальше - прямо сейчас.
     Молодежь принялась удивляться и уговаривать. Дорога через лес ночью, в темноте, опасна: можно и шею свернуть, и звери, опять же, дикие... Варан только улыбался и качал головой.
     - Ну хоть до столбика провожу, - сказал коренастый парень, муж, как оказалось, той беременной решительной жены, что командовала рытьем канав. - Там у нас в лесу столбик врыт - если в первый раз коснешься его, можно загадать желание. Я вот сына загадал - и вот, пожалуйста, сын!
     - Погоди... а если дочка?
     - Да сын же! Уже и на имя откликается... У нас в роду все бабы заранее знают, кто родится. Как только дитя наклюнется - сразу и имя ему дают, чтобы, значит, времени-то не тратить, пусть привыкает...
     Они шли вдоль просеки. Парень говорил, размахивая руками, низкое вечернее солнце подсвечивало красные сосновые стволы. В кронах гнездились птицы - мелкие, суетливые, но все-таки птицы, пернатые, крылатые, не боящиеся подниматься высоко в небо.
     Варан время от времени вспоминал того, что остался лежать посреди проломанной гати. Печальная участь - погибнуть в болоте, когда у тебя есть крылья. Если бы у Варана было время - а он надеялся, что время будет - он спросил бы у Бродячей Искры, откуда взялось то существо в стране ?тяжелого неба? и кто погубил его...
     - ...Три раза перекладывал. Отец говорит - как очаг сложишь, такое и житье будет. Я же не безрукий, чтоб меня Шуу отрыгнула, я и пашу, и тешу, и скотину лечить умею, а с этим - ну хоть плачь... Отец ворчал, конечно, говорит, надо, чтобы хозяин сам клал очаг. Ворчал, пока не увидел ту штуку, что наш прохожий, Император ему в помощь, сотворил. И как быстро! Видно бывалого человека, видно мастера, у нас таких и нет в округе... Все село ходило смотреть. Вот. Дома еще нету толком - а уже тепло, даже без крыши... Вот! Мастер...
     Парень замолчал, переводя дыхание.
     - Ты магов когда-нибудь видел? - спросил Варан, будто ненароком.
     Парень удивился:
     - А чего их видеть? Нету у нас... Маги - это в столице, у Императора под боком, ну, у наместника... Варан улыбнулся:
     - А рождаются они в простых домах. Вроде твоего, который еще без крыши.
     - Не-е, - протянул парень с сомнением. - Как же они рождаются?
     - Как все. Парень засмеялся:
     - Ну ты скажешь, дедушка... Маги - они есть, что они, малыми могут быть, в пеленки какать?
     - В пеленки, - Варан кивнул. - Именно так. Парень не поверил ему, но спорить не стал. Вышли на перекресток.
     - Туда, - парень махнул рукой, указывая вперед. - Направо - это к времянке, мы там ночевали, когда лес валили. Налево - тупик, охотничий домик, еще одна вырубка... А тот человек прямо пошел. Там Опуша, поселок такой здоровенный, ярмарка, гостиница, мост через реку - там он сегодня ночует, печник наш... Поня, сосед, так у него там кум хозяин гостиницы, он на словах ему привет передал, объяснил, как пройти... Хорошая гостиница. Я бывал как-то...
     - Погоди, - сказал Варан, сейчас только вспомнивший очень важное. - А как он назвался? Имя свое он сказал?
     Парень смотрел на него, понемногу краснея. Уши сделались вишневыми:
     - Ой, Шуу... Он же два дня тут горбатился... Никто не спросил. Ну, Шуу... Ну дураки мы. Все ?дядя?, ?дядя?, а то ?дедушка?... Имени не спросили! Полудурки...
     - Не горюй, - Варан улыбнулся. - Он не обиделся, я знаю.
     - Ты уж ему передай, что мы ?спасибо? ему, и все такое...
     - Передам. Застану - обязательно передам.
     - Застанешь! До Опуши недалеко, к рассвету дойдешь, коли звери не схрупают... Вот столбик, рукой потрогай и загадай: хочу, мол, ночь насквозь пройти живой-здоровый, - парень улыбался, передний зуб у него был со щербинкой.
     Варан посмотрел на столбик - обычный землемерский столб, обозначающий границу двух территорий: герб провинции, номер отметки - пятьдесят семь... И ниже - вырезанная на дереве фигурка. Работа была не ахти какая - Варан мог бы сделать стократ лучше; условное грубое лицо - женщина, девушка. Круглый подбородок. Завитки волос. Проделанные резцом дыры-глаза. И рука - неожиданно тонкая, живая рука на грубо вырезанной деревянной груди, безвольная рука с тонкими длинными пальцами.
     - Как это... - Варан потрогал влажное дерево, гладкое от многих прикосновений.
     - Загадал? - напористо спросил его спутник.
     - Загадал, - Варан медленно кивнул. - Спасибо. Прощай...
     И, не оглядываясь, зашагал по дороге.

***

     Когда стемнело, он зажег фонарь.
     Метались тени от стволов. В глубине леса загорались и гасли пары желтых и зеленых глаз. Варан шел, помахивая палкой; по сравнению с деревьями в Лесном уделе эти корабельные сосны были просто карликами, а живность, наводящая страх на местных крестьян, в сравнении с трехлапцем казалась сборищем неопасных паразитов, вроде мышей.
     Варан шел по узкой просеке, и ему казалось, что он идет по мосту, соединяющему его прошлое и его будущее. Ноги, прошедшие Империю из конца в конец и обратно, сами знали, где обогнуть камень, где переступить через корягу, где перепрыгнуть яму. Варан шел - и думал.
     Вот он достигнет цели, к которой стремился всю жизнь. Не окажется ли, что жизнь кончена? Не придет ли осознание, что больше стремиться не к чему?
     К самой обочине подобралась шерстистая тварь на низких ногах, с плоской головой и красными искорками глаз. Варан замахнулся палкой. Тварь исчезла.
     Варан улыбнулся, думая о своем. Какие глупости; встретившись с бродягой, он заживет заново. Закончится этот тягучий кошмар, который он привык считать счастьем, - дорога и погоня, ночевки всякий раз на новом месте, жизнь, на которую он сам себя обрек и, надо признаться, обрек с удовольствием...
     ?Не бросай меня, - говорила Нила. - Не ходи, ты все равно ничего не найдешь... Ты никогда не будешь счастливым, не ходи...?
     В щели между кронами над головой горели звезды - не такие ослепительные, как на севере, но все-таки очень яркие. Варан вспомнил Нилу, вернее, вспомнил воспоминание о воспоминании о Ниле. Девочки, когда-то целовавшей его в пещере, полной сухих водорослей, с тайными знаками на потолке - той девочки больше не было, время съело ее, как поглощало и продолжает поглощать минуту за минутой, блики солнца на поверхности воды, влюбленность, смех, чью-то молодость... Время съело и воспоминания о ней. И оттого, что в семье веселого парня из лесной деревушки родится мальчик, возможно маг, - от этого Нила не вернется, и никто не вспомнит ее заново. Даже Варан.
     Он ускорил шаг. Дыхание сбивалось - все-таки он уже не так вынослив, как раньше. Наверное, лучше не думать о таком - трава ведь не думает, что придет осень, а за ней зима. Наверное, это Подорожник накануне смерти отравил Варана желаниями о странном, неестественными мыслями - может быть, если бы не маг, жить бы Варану на Круглом Клыке, плодить детей и внуков, счастливо отрабатывать сезоны, покупать дерево у плотовщиков...
     Он остановился. На коре сосны, стоящей у самой дороги, была зарубка. Варан прижался к дереву лицом, влип в смолу краешком бороды, вдохнул запах дерева, как вдыхал в детстве запах свежих досок...
     Две плоскоголовые твари с красными глазами вынырнули ниоткуда. Варан взмахнул палкой - одно из существ взревело ?Неожиданно низко и убралось в темноту, прихрамывая, другое исчезло минутой позже - напоследок обдав Варана ненавидящим взглядом.
     На коре дерева, в смоле, остались седые волоски из его бороды.
     Он огляделся. Белые и синие искорки глаз поблескивали далеко в темноте, красных среди них не было. Он поднял повыше фонарь и двинулся дальше, помахивая палкой, пугая разбегающиеся от стволов тени, думая о своем.
     ...Напрасно и несправедливо обвинять во всем Подорожника. Он, Варан, четырнадцати лет от роду почти ушел с плотогонами, и попал бы, наверное, в рабство, и погиб, не дожив до старости, если бы отец не поднял на ноги всю общину... Он всегда любил свои желания сильнее, чем отца, мать и Нилу. И вот одно из них - самое главное - должно вот-вот исполниться.
     Истекают последние часы - Варан увидит Бродячую Искру. Близится рассвет...
     Три плоскоголовые твари кинулись с трех сторон. Варан, ни о чем не думая, саданул первую фонарем по голове, потом прижался спиной к дереву и заработал палкой; рукав его куртки - ?шкуру? он давно продал, встречая весну и теплые земли, - рукав затрещал, когти зацепили руку. Варан взвыл, выхватил нож и ударил в шею того, кто висел у него на плечах. Палка глухо встретилась с чьим-то брюхом...
     Разбитый фонарь погас.
     На рассвете он вошел в поселок Опуша - вошел потрепанный, провонявший кровью, с перетянутой жгутом рукой, но в остальном целый и настроенный решительно. Гостиница оказалась именно там, где ей надлежало быть, - на берегу реки напротив моста. Варан постучал, и ему сразу же открыли.
     Захлопотали служанки - старая и молодая. Принесли теплой воды, бинтов, еды и питья; принимать гостей здесь умели и любили.
     - Через лес? Ночью?! Ах, Император свидетель, вас же могли загрызть тошаки...
     - Кто?
     Служанки принялись объяснять, и Варан узнал много нового и жизни и повадках своих ночных обидчиков. Выяснилось, что на когтях тошаков всегда полным-полно заразы, поэтому Варана заставили выпить чуть ли не бутыль горького противоядия - оно же средство от воспалений. Прошло полчаса от момента, когда он переступил порог; из уголка обеденного зала, где Варана лечили и потчевали, видна была входная дверь. Никто не вошел. Никто не вышел.
     - Вчера у вас остановился постоялец, - сказал Варан, наконец справившись с необъяснимой дрожью, с внезапным страхом. - Вечером... Пришел из Новолесок, ну, где живет кум вашего хозяина...
     Служанки переглянулись.
     - Вчера? - задумчиво сказала старая. - Вчера у нас никто вроде не вселялся. А?
     И посмотрела на молодую. Та решительно покачала головой:
     - Вчера, добрый человек, только съехал один поутру... такой старичок приветливый. За номер платить не стал, всю ночь вот здесь просидел, внизу, пиво потягивал... А утром съехал. А вселяться - нет, не было, чтобы вчера...
     - Так тот и был, который привет передал от хозяйского кума! - вдруг вспомнила старая. - Он позавчера пришел, а вчера поутру съехал, ты, верно, о нем спрашиваешь?
     - Нет, - сказал Варан. - Вы перепутали. Тот, о ком я говорю, вчера только утром вышел из Новолесок и подался к вам. Если вчера он был еще в Новолесках, как он мог быть и у вас тоже?
     Служанки переглянулись, на этот раз уныло.
     - Не можем мы знать, добрый человек, - строго сказала старая. - У хозяина спросите, если нам не верите. Наше дело такое - подай-прибери, а отчетов мы не держим...
     И обе удалились, обиженные.
     Хозяин, поначалу глядевший кисло, сильно приободрился при виде императорских радужных купюр. Бережно спрятал десятку в нательный пояс:
     - Да, от кума мне привет был, как раз позавчера вечером. Старичок, видно, в деньгах стеснение испытывал, я хотел его бесплатно поселить - ну, все же от кума... Но он не захотел. Всю ночь сидел, пил, прямо как молодой - глаз не сомкнул... А утром встал и ушел, бодренький - аж завидно. Да, вчера и ушел, ровно сутки назад. Куда?
     Хозяин призадумался.
     - За реку. Точно, за реку. Еще спрашивал, какая плата на мосту... А за рекой одна хорошая дорога - на Ровенки, туда мы девку свою в прошлом году замуж выдали. Славный городишко, и дороги каменные. Туда и ушел...
     Ни о чем не думая, Варан заплатил за комнату и за обед. Поднялся к себе, упал на скрипучую кровать - и заснул без снов до следующего утра.

***

     У него оставалась еще слабая надежда, что ошиблись юные обитатели Новолесок. Что суета строительства перепутала в их головах дни и ночи, и ?вчера? казалось им таким же близким, как ?сегодня?.
     На другой день после полудня он прибыл в ?славный городишко? Ровенки и отыскал след бродяги в доме скучающей вдовы, о которой соседи говорили, что она ?сказками кормится?. Вдова в самом деле охотно пускала на ночлег бродяг - затем, чтобы они развлекали ее историями о своих похождениях. Варан был вне конкуренции - вдова охала и ахала, слушая об Огненной земле, уставленной конусами вулканов и накрытой тучами пепла, среди которых висят расписные шары, надутые горячим воздухом. На закате там небо бордового цвета, силуэты вулканов - темно-синие, шары - разноцветные; земля то и дело трясется, проваливаясь трещинами, и население целых поселков спасается в воздухе - в корзинах огромных шаров...
     Вдова требовала рассказывать еще и еще, и Варан рассказывал о Побережье, где стоят исполинские замки, жилые и покинутые, и где живут мохнатые твари, называемые просто ?скотинками?, - очень опасные в дикой стае и самые верные друзья, если удается какую-нибудь приручить. Варан рассказал, как сам приручил скотинку, и как та прошла с ним полмира, и как погибла, спасая ему жизнь; вдова плакала, не стесняясь слез.
     Выяснилось, что накануне у нее тоже был постоялец, и тоже забавный, но тот рассказывал куда меньше: все спать почему-то хотел. Когда это было? У нее, вдовы, есть календарь на стене - каждый день отмечен, на прошлое и на будущее, не забыть ничего и не напутать, - вот, четыре дня назад. Старичок такой седенький, с усами, всю Империю прошел, а сейчас идет на юго-восток - на Побережье, говорит, еще раз на море посмотреть охота... Она, вдова, все бы бросила, съездила бы на море хоть раз, да лавка у нее, работники, заказы, колбасы...
     Она говорила, Варан улыбался и кивал головой. Ему казалось, что он камень, брошенный с обрыва, - летит и летит, все ниже и ниже, и дна не видно. Не видно дна...

***

     Он не оставил преследования, ставшего явно безнадежным. Он шел, расспрашивал, находил дома, где останавливался бродяга пять дней назад и шесть дней назад; расстояние во времени доросло до недели и больше не увеличивалось - даже если Варану случалось сбиться с пути. Он возвращался и находил след, и снова оказывалось, что между ним и бродягой - неделя...
     Однажды в полдень он увидел в небе крыламу. Для здешних краев это была невидаль, почти сказка - крестьяне на полях задрали головы, тыча в небо пальцами с удивлением и страхом. Варану птица показалась дурным знаком, почти знамением, и он не ошибся. В селении, куда он пришел под вечер, никто и слыхом не слыхивал ни о каком бродяге.
     Варан стучался в каждый дом. На него смотрели, как на сумасшедшего, и собирались гнать дубинами. Варан вернулся до перекрестка и свернул направо, дорога привела его на хуторок, где никто не понимал, о чем он говорит. Какой такой путник?
     Днем он снова увидел крыламу - на этот раз она летела низко, не то патрулируя, не то высматривая что-то на земле. Варан спрятался в роще у дороги и не осмелился выйти из укрытия, пока крылама не убралась прочь. ь Вечером он развел костер в овражке, поужинал куском хлеба с колодезной водой из фляги и подвел итоги.
     Надо было вернуться в поселок, где в последний раз видели