жизни - здешние лесные поддонки.
     Иногда лес раздавался полянами, тогда Варан мог разглядеть огороды и пашни и суетящихся на них людей. Летящая по небу повозка накрывала работников тенью, и всюду, где она появлялась, размеренная жизнь уступала место суете и даже, возможно, панике. Варан давно понял, почему Подставка отправил его с поручением в этом летающем фобу, - и наместник, и Зигбам должны были знать заранее о приближении ?крылатой судьбы? и гадать, что за сюрприз приготовил им Его Незыблемость Императорский Столп...
     За роскошь следовало платить, и к моменту, когда повозка опустилась на взлетную доску Лесного удела, Варан чувствовал себя человеком, три дня провисевшим вниз головой. Капюшон на плаще - такой же, как у Подставки, - помог скрыть зеленушно-бледное лицо и воспаленные глаза. Варан выбрался.из повозки, опираясь на руки празднично одетых слуг. Взлетную доску покрасили недавно и наспех, краска не успела как следует высохнуть, подошвы Барановых башмаков прилипали после каждого шага. В стороне брезгливо перебирали лапами крыламы, вокруг них суетились и слишком громко кричали птичники в ливреях...
     Медленно, шаг за шагом, Варан спустился по винтовой лестнице к воротам дворца наместника. Ковровая дорожка, ведущая от двери прямо в парадный зал, была истоптана тысячами ног тысячу лет назад. Подошвы Варана, к которым пристала краска со взлетной доски, приклеивали к себе целые пучки ворсинок и потом выдергивали их с неприятным скрипящим звуком.
     У него не было голоса, поэтому вместо приветствия он коротко поклонился наместнику и протянул письмо с радужной печатью; его усталость была принята за высокомерие. Наместник, щуплый блондин со щеточкой бледно-рыжих усов, побледнел чуть больше и склонился чуть ниже, чем позволяло его высокое положение.
     Он был шестой наместник за пять лет. Его предшественника сместили - возможно, тот до сих пор гнил где-то в недрах императорской тюрьмы. Прапредшественника отравили за ужином. Прапрапредшественника тоже сместили; очередь рыжеусого была быть отравленным, однако и от смещения зарекаться он никак не мог - равно как и от стрелы, которая влетит однажды в окошко. Равно как и от кинжала в спину.
     Лесной удел был разорен войной. Много лет назад, когда Варан был бродягой и шел от дома к дому, по традиции разводя огонь в печах, - в те дни здесь было сытно и привольно, пели песни о веселом сыне Шуу, бессмертном, неуязвимом, явившемся в мир, чтобы поделиться с другими частичкой своего бессмертия. В странствиях Варану доводилось даже видеть двоих сыновей Шуу - один был мордатый парень лет двадцати, другой - с виду бандит бандитом, одноглазый, поросший пегим нечистым волосом...
     Потом здесь долго воевали - с отрядами Императора, с сыном Шуу, с соседями и друг с другом. Поля, родившие трижды в год, оставались незасеянными. Лес выгорал. Династия местных аристократов - древних князей удела - была перебита не без участия Подставки. Императорский Столп играл в наместников, как девочка в куклы, сменяя на расшатанном троне одного своего раба другим рабом. Гнездо мятежа по-прежнему тлело, ежесекундно грозя пожаром, несмотря на то, что одних только сыновей Шуу перевешали пять человек, а скольких подозреваемых увезли в столицу!
     Рыжеусый наместник смотрел на Варана обреченным взглядом мертвой рыбы. Передав письмо, Варан больше ни о чем не стал говорить - потребовал ванну, ароматических масел, постель.
     Ванна оказалась деревянной бадьей, в которой можно было сидеть, прижав колени к животу. Варан велел обливать себя попеременно горячей и холодной водой, был слегка ошпарен и прогнал слуг. Сам себя растер полотенцем, завернулся в простыни и лег, глядя в неровный серо-голубой потолок гостевых покоев.
     Ему казалось, что он плавно падает и снова поднимается в облака. При мысли об обратном пути делалось мерзко во рту. Письмо Подставки, выученное наизусть, проявлялось на потолке, словно написанное тайными чернилами.
     Когда Варан наконец заснул, во сне его не было ничего, кроме плывущей под крыльями плавно покачивающейся земли.

***

     - Благословите Императора, наместник. Его Незыблемость Императорский Столп поощряет вас к дальнейшим свершениям...
     Рыжеусый смотрел на Варана все с тем же мертвым выражением глаз. Он столько раз похоронил себя, что очередная отсрочка приговора не могла ни обрадовать его, ни огорчить.
     - Его Незыблемость желал бы также знать, не нужна ли вам помощь в управлении уделом и нет ли у вас специальных соображений, которые вы хотели донести до императорского слуха.
     Рыжеусый мигнул. Стеклянная пелена, сквозь которую он смотрел на Варана, на мгновение рассеялась - и сомкнулась снова.
     - Хотите выпить? - спросил наместник. Варан отрицательно покачал головой. Принимать за столом наместника еду или питье не входило в его планы.
     - Лесным уделом невозможно управлять, - через силу сказал наместник. - Как показали последние события, даже крылатая гвардия бессильна, когда имеет дело с этим безумием - очередным сыном Шуу... Вы слышали?..
     Варан вспомнил Гордина Золотые Крылья. Коротко кивнул.
     - Тем не менее Его Незыблемость может быть уверен, что Дворец и Башня Лесного удела преданы ему...
     - Вот как? - Варан поднял брови, изображая сильное удивление. - И Башня тоже?
     Рыжеусый смотрел ему в глаза. Благостное начало разговора ни капельки не обмануло наместника - Подставка успел приучить всех своих чиновников, что от пассажиров ?крылатой повозки? следует ждать исключительно бед и наказаний, а добрых вестей - никогда. Но на этот раз во взгляде рыжеусого мелькнуло нечто иное, нежели привычное ожидание неприятностей.
     - Ваша милость, - проговорил Варан негромко, - вы понимаете - то, что случилось со звеном Гордина Золотые Крылья, принесло огорчение Императору. Но Император не станет гневаться лично на вас... за то, что вы не уследили за его могуществом Зигбамом.
     У рыжеусого дернулся уголок рта. Варан моментально это отметил.
     - Я не стал бы обещать вам прощения, не будучи уверен, что вы его получите, - продолжал он доверительно. - Его могущество принимает у себя странных людей? Уезжает на прогулку и долго отсутствует? Ведет себя... неуважительно по отношению к вам?
     Рыжеусый молчал. Варан ясно видел теперь, что прячется за стеклянной пеленой его взгляда, - паника. Обычная паника человека, летящего вниз со скалы и тщетно пытающегося за что-нибудь зацепиться.
     - Его могущество угрожал вам? - спросил он мягко. - Я знаю, сколь несносны бывают колдуны - особенно если рядом нет больше никого, наделенного магическим даром... Но пособничество бунтовщикам - это несколько переходит границы дозволенной спеси, не так ли?
     Несколько секунд рыжеусый что-то решал. Варану казалось, что он воочию видит движение мысли другого человека - как она мечется, как бьется о стекло неподвижных глаз.
     - Вы встречались когда-нибудь с его могуществом... со старым Зигбамом? - спросил наконец наместник.
     - Нет.
     Рыжеусый помолчал еще минуту.
     - Его могущество, - сказал он наконец, - тяжело болен. Не встает... с тех самых пор, как я милостью Его Незыблемости стал наместником в этом отвратительном... простите. В Лесном уделе. Поэтому он не отлучается, не принимает у себя странных людей... вообще никого не принимает.
     - Вы уверены? - глупо спросил Варан.
     - Совершенно. Как я сказал вам прежде, управлять здешним краем невозможно... Вы знаете, каким образом нам достаются налоги? Стража, набранная из числа бывших головорезов, налетает, подобно разбойникам, на поселения и забирает все, до чего сможет дотянуться, - половина идет на так называемое ?жалованье?, половина - в так называемую казну. Неудивительно, что в уделе множатся смертные приговоры ?этому кровососу?, то есть мне, - наместник криво ухмыльнулся, один его ус поехал вверх, другой остался на месте. - Моя жизнь держится на плечах шпионов, господин Варан. Его могущество Зигбам - его немощь Зигбам, если на то пошло - окружен тройным кольцом искусных соглядатаев... Я трачу на это немало денег и усилий, зато сейчас могу торжественно сообщить вам: этот полутруп вот уже полгода не поднимался со своей грязной постели. Поначалу он еще что-то соображал... а теперь ходит, простите, под себя и никого не узнает.
     Варан молчал. Что-то во взгляде наместника ему не нравилось, но он не мог понять что.
     - Я не сообщал о случившемся в столицу, - наместник тяжело качнул головой, - потому что... ведь вы понимаете... Мне очень тяжело, господин Варан. Ноя предан Императору...
     Варан был уверен, что он в чем-то врет. Ощущение было такое, будто скребут ногтями по стеклу.
     - Возможно, я совершил ошибку, - нервно сказал наместник. - Но вы можете пойти и убедиться... своими глазами. Вообще-то в башню нет хода никому... Но вы, как я понимаю, должны будете дать отчет Его Незыблемости?
     Варан кивнул, не сводя с рыжеусого глаз.

***

     Башней Лесного удела называлось круглое жилище на вершине огромного мертвого дерева. Дерево было пусто изнутри, в полом стволе помешалась винтовая лестница, и Варан, сопровождаемый наместником, долго поднимались в темноте, духоте и взаимном напряжении.
     У входа в обиталище волшебника сидел человек со взведенным арбалетом на коленях. Наместник кивнул ему. Варан успел разглядеть грубое, в складках кожи лицо, шрам на лбу и равнодушные глаза убийцы.
     - Входите, господин посланник, - пригласил его наместник.
     Варан вошел и остановился на пороге. Комната - круглая комната под плоской низкой крышей - была точной копией той, в которой когда-то жил Подорожник.
     Мозаика из разных сортов дерева, панели на стенах, ширмы, резная мебель - да ведь и башню на Круглом Клыке обставлял, согласно своим вкусам, старый Зигбам! Подорожник прибыл туда жалкий и мокрый, в мятом белом костюме, с единственным сундучком под мышкой - сундучком, полным бумаг... Варан, кстати, так и не узнал, что это были за бумаги...
     - Вот, - сказал наместник, голос его был спокоен (показательно спокоен, отметил про себя Варан). - Здесь... за ширмой.
     Варан потянул носом воздух, невольно подражая Подставке. Окна были открыты, ветер гулял туда-сюда, шевеля занавески. В комнате пахло хвоей, ароматической смолой и немного - дымом. Либо наместник сгустил краски, говоря о Зигбаме как о ?полутрупе в грязной постели?, либо... либо что-то еще.
     Стараясь на всякий случай не поворачиваться к наместнику спиной, Варан отодвинул ширму. В постели - чистой, хотя и не очень тонкого полотна, - лежал, уставив на Варана пустые глаза, древний старик. Из уголка его рта тянулась ниточка слюны.
     - Ваше могущество, - сказал Варан. Старик смотрел сквозь него.
     - Я могу выйти, - предложил наместник. - Возможно, у вас есть какие-то... особенные, гм, вопросы... методы...
     Он нервничал.
     - Я был бы благодарен, если бы вы оставили нас, - сказал Варан медленно.
     Наместник вышел, прикрыв за собой дверь. Варан огляделся снова; чувство узнавания этой комнаты было таким сильным, что могло, пожалуй, перехлестнуть все события этого дня. Не по той ли половице водил пальцем подросток-Варан, впервые увидевший столько дерева сразу? Здесь, в Лесном уделе, эта комната вовсе не казалась роскошной - наоборот, в ней было что-то нарочито деревенское... Но там, на Круглом Клыке, где самый высокий ствол - в рост десятилетнего ребенка...
     Он перевел взгляд на лежащего:
     - Зигбам...
     В пустых глазах старика ничего не изменилось. Варан вытащил из-за пазухи радужную денежную купюру. Поднес к лицу ?его немощи?:
     - Узнаешь?
     Старик не узнавал. Он не узнал бы родного сына. Ему было все равно.
     Сбежал, подумал Варан. Ловко ушел из расставленной ловушки. Подставка укусит собственный нос... Но сначала, вероятно, сорвет злость на мне. И не будет так уж не прав...
     Варан огляделся в последний раз.
     Неправильность. То, чего нельзя описать словами. Фальшивая нота, неправильный запах, то, что Варан упустил... и теперь уже не наверстает. Незаданный вопрос...
     - Господин наместник, - позвал он шепотом.
     Дверь приоткрылась. На пороге стоял рыжеусый, за спиной его маячил тип с арбалетом. А ведь меня пристрелят, мельком подумал Варан. Если я сейчас скажу что-то или сделаю не так...
     - Я скорблю о беде, постигшей его могущество Зигба-ма, - выговорил Варан.
     Лицо наместника расслабилось. Но вряд ли кто-нибудь, кроме Варана (и еще, конечно, Подставки), сумел бы это разглядеть.

***

     Он потребовал верховую крыламу - Его Незыблемость требовал-де отчета о нынешнем положении дел в Залесье, именуемом также Чашей. Наместник поначалу артачился, потом согласился с неожиданной охотой. Надеется, что меня собьют, подумал Варан.
     Крылама - мелкая, недокормленная в цыплячестве птаха - могла нести только одного седока. Грудь ее и живот защищались дырявым кожаным панцирем, неспособным, по мнению Варана, удержать даже самую легкую стрелу. Впрочем, он не собирался ни с кем вступать в бой.
     Его навыки всадника оставляли желать лучшего. Крылама тоже не была аристократкой - хитрила и выворачивалась и один раз даже кувыркнулась в воздухе, надеясь сбросить седока. Варан сражался с ней на глазах всего дворца и поселка и наконец победил - все еще виляя и дергаясь, но уже не выказывая явного неповиновения, крылама понесла его по направлению к месту злосчастной битвы.
     Ловя губами ветер, Варан всерьез раздумывал, а стоит ли ему возвращаться в столицу. Конечно, Подставка рисковал, посылая его так далеко; затеряться в мятежном уделе - проще простого. Жалко бросать дом с коридором в сто пятнадцать шагов, с фонтанами и водопадами, со слугами и экипажами на саможорках... С другой стороны, зачем фонтаны мертвецу? Единственное, что привязывало Варана к удобной жизни государственного чиновника, - девочка Лика, чью судьбу он так и не успел решить. С третьей стороны - а успеет? Даже если вернется пред Подставкины жадные ноздри?
     Крылама резко взмахивала крыльями, Варан то подлетал к небу, то проваливался, судорожно цепляясь за поручни седла. Зеленое облако леса отплыло назад, впереди развернулась равнина, с трех сторон прикрытая холмами. В самом центре ее изломанными линиями тянулись заросли кустов: по-видимому, под зарослями прятались разломы, погубившие Гордина Золотые Крылья. И Варан сильно сомневался, что дело тут в одной только землеграфии: наверняка над каждой щелью висел какой-нибудь специальный магический вихрь... Кроме того - в этих дебрях, несомненно рукотворных, так удобно прятаться лучникам...
     Если верить наместнику, ко времени сражения Зигбам уже лежал мешком и смотрел сквозь посетителей.
     ...Кто за ним ухаживает? Сиделки, слуги, няньки? Чистый старик в чистой постели... Не тот же, с арбалетом, меняет ему простыни. К визиту Варана всех убрали с глаз долой?
     Тазики. Тряпочки. Бутылочки со снадобьями. Какие-то мелкие вещи, обязательно собирающиеся в комнате, где долго находится тяжелобольной. Спрятали перед приходом Варана?
     Крылама, будто почувствовав его неуверенность, снова вильнула в сторону и попыталась сбросить седока. Варан сбился с мысли; ему пришлось потратить несколько минут на призывание птицы к порядку.
     ...В чем неправильность? Чего хотел от него наместник... вовсе не такой безопасный, как о том писал Подставка в своем письме-инструкции?
     Хотел, чтобы Варан отказался от своей идеи тащить старика в столицу. Это бесчеловечно, уверял наместник. Зигбам умрет по дороге... как будто он и так уже не мертв.
     Хотя... Подставка, пожалуй, и бездумный полутруп ухитрился бы допросить. Может быть, для Его Незыблемости такой поворот событий - не наихудший, отнюдь...
     Когда-то Подорожник пытался рассказать Варану о предназначении мага, размахивал руками, творил огненных бабочек, мучительно подбирал слова. И юноша-поддонок готов был поверить, что существа, подобные его удивительному другу, в самом деле подобны искрам, освещающим все вокруг...
     И что нового принес в мир Подставка? Кроме того, что вся Империя, по сути, его вотчина?
     И что принес в мир Зигбам, сотворивший целый сундук фальшивых денег и запечатавший его надписью ?Ты мертв?? И что принес в мир тот, кто разломил Чашу, приготовив ловушку для Гордина Золотые Крылья?
     За свою жизнь Варан повидал много магов. На каждое ?могущество? приходилось ?ничтожество?, а то и ?немощь?. Они бывали уязвимы, бывали несчастны, бывали глупы. Они зажигали огонь на ладонях, оставаясь при этом обывателями, самодовольными, себялюбивыми, в чем-то смешными. Но они зажигали на ладонях огонь...
     Варан кружил над Залесьем на порядочной высоте. Он не собирался знакомиться со здешними стрелами и стрелками. Пусть разбойничий дозор выследит его, пусть доложит атаману, очередному сыну Шуу, - до неба-то мятежные руки не доросли еще?
     Где-то здесь полегло звено Гордина - в полном составе. Кое-что осталось, вероятно, на поле, но сверху долина казалась чистой, и за подробностями надо было спускаться ниже. Варан не без труда развернул крыламу: следовало возвращаться к наместнику, следовало что-то решать с беднягой Зигбамом...
     Крылама пронеслась сквозь низкое облако, обдавшее Варана холодом, сыростью, памятью детства. Он вдруг вспомнил, как отец впервые взял его с собой на винт, как винт прорвал завесу туч и...
     Он схватился за голову и, выпустив поручни, едва не соскользнул с седла. Мысль, принесенная облаком, была проста и безжалостна: а кто докажет ему, что там, в обшитой деревом комнате, лежит Зигбам?! Ведь он, Варан, никогда не видел старого мага. И наместник, прежде чем вести Варана в башню, поинтересовался, знаком ли он с его могуществом...
     Крылама возвращалась теперь на птичню. Варан не стал ее останавливать. Он вспомнил, как наместник принимал решение: мысль его билась чуть ли не зримо, колотилась в стеклянные глаза - изнутри...
     Если я подам вид, что понял, со мной тут же случится несчастный случай, размышлял Варан. Если я вернусь к Подставке с обманом вместо информации... то поджидающий меня случай будет еще более несчастным. Так что?
     Стена леса приближалась. Крылама забрала слишком влево; глядя перед собой, Варан видел примыкающие к лесу холмы, сбегающий по холмам ручеек, россыпь белых камней, над которыми кружила туча птичьей мелочи...
     Туча птиц.
     Варан принудил крыламу снизиться. Где-то здесь проходила, по-видимому, граница между разбойничьей территорией и землями, которые пытался контролировать наместник. Может, кто-то из стражников Гордина не дотянул до поселка, думал Варан, соскакивая с седла. Упал среди камней... Все может быть...
     Он пробежал сотню шагов - и остановился. Из расщелины между двумя камнями торчали ноги - человеческие ноги в хороших кожаных сапогах.
     Он подошел ближе. Птичья мелочь отлетела; за спиной Варана нервно закричала крылама.
     Он склонился. Опустился на колени.
     Человек лежал ничком, будто желая защитить лицо от любителей падали. Его кожаная куртка не оставляла птицам надежды, зато кисти рук были расклеваны совершенно. На обнажившихся костяшках пальцев ясно видны были два кольца: золотое с красным камнем и серебряное с черным. Варан долго смотрел на эти кольца, прежде чем взять человека за плечи и перевернуть.
     Это был древний старик, безбородый и тонкий, с высокими залысинами надо лбом, с голубыми глазами, пронзительными даже после смерти. Варан готов был поклясться, что он был жив еще два дня назад. Когда ?крылатая повозка? Варана опускалась на свежеокрашенную взлетную доску, этот человек был еще жив...
     Варан искал рану, или след удара, или кровь на одежде. Ничего не было. Старик казался безмятежным, как честный горожанин, встретивший спокойную смерть в собственной постели. Если бы не расклеванные руки...
     Крылама снова закричала - на этот раз что-то в ее крике заставило Варана резко обернуться.
     За его спиной стоял на камне человек. В руках незнакомца был арбалет, и палец с обломанным ногтем лежал на спусковом крючке.
     Варан медленно выпрямился.
     Человек был