о. Лишь бы оправа не очень погнулась, а стекла можно вклеить новые...
     - Эй, ты! На стержне! Живой там?
     - Был бы мертвый - свалился, - пробормотал Варан, едва шевеля губами.
     - А чего глаза закрыты?
     - Очки упали...
     Причальники захохотали - добродушно, впрочем. С симпатией.
     - Чего мимо причалов мажем, винтовой?
     - Это ж воздух, он дурной, как баба, - повторил Варан слова, однажды слышанные от отца в подпитии, и причальни-ки обрадовались еще больше:
     - Дело говоришь...
     - Ха-ха-ха! Воздух, как баба!
     - Ну, цепляйся, пацан, не век же вниз головой висеть...
     Кинули веревку и помогли выбраться, а потом уже втащили корзину. Варан сидел на причальной доске, по-прежнему не открывая глаз.
     - Что? Припекает?
     - Рад бы поддонок ночи...
     - Нечего ржать. Винт ночью обороты теряет от холода.
     - Эй, слепыш! Как на берег пойдем?
     - Отстань от него... Лучше за руку возьми да проведи...
     - Ишь, какие нежности...
     - А то. Парень, можно сказать, чуть Шуу душу не отдал... Я как посмотрел, где он завис, - ну, думаю, плакал винт, плакала наша водичка...
     - Смотри! Девка-то...
     - А ты что, не допер, кого она высматривает?
     - Дождалась...
     - Перепугалась..
     - А то...
     Варана, державшего глаза зажмуренными, вели под руки с двух сторон. Три человека на доске! Ему страшно было даже представить, как шагают причальники - по самому краю, не иначе... Друг перед другом красуются.
     - Эй, девка! - крикнул старший. - Праздник тебе пришел, дружок твой не свалился в поддонье, как поначалу собирался... Да ты ревешь, что ли?!
     Варан чуть приподнял веки - и тут же опустил. Перед закрытыми глазами поплыли красные пятна.
     Потом он почувствовал запах. Пахло Нилой.
     А потом его обняли за шею и ткнулись в лицо чем-то гладким и мокрым:
     - Ты... Зачем?! Не летай больше на винте, не летай... И чужие слезы покатились по Барановым щекам.
     - Я думала... не знала, что и думать. Почему ты не поднимался? Целую неделю...
     - Поговорила бы с отцом...
     - Ага! Я твоему отцу боюсь на глаза попадаться. Смотрела на него из пещеры, через щелочку...
     Они сидели на каком-то складе, где на полу хрустели остатки сушняка, а в углу стояли бочки со смолой и будоражили резким запахом. Причальники, растрогавшись, позволили Варану не помогать в погрузке.
     - ...Каждый день. Как вырвусь... такая скука! Сидишь под камнем день-деньской... Они ничего не делают, только болтают. Иногда книжки читают вслух, но и книжки какие-то глупые. Одеваются час и прихорашиваются час, а потом сходятся... Поедят, попьют, поболтают - и снова расходятся по домам... И все учат меня, учат - горни то, горни се, а ты это, какая же ты горни...
     - А чего ревешь?
     - Прости... Я столько всего... а когда ты перевернулся... видит Император, я бы за тобой - вниз головой, вдогонку.
     Варан смотрел на нее и не узнавал. Нила была какая-то новая; видно, ей и правда несладко наверху, иначе откуда эта лихорадочная нежность, да еще страх в глазах - выражение, которого прежде не было никогда... В сезон Нила одна могла на семинога выйти с маленьким ножиком, и зубоскалила бы, и шутила. В сезон Нила никогда бы не призналась в решимости скакнуть за Вараном в бездну - вниз головой...
     А может быть, в сезон Нила не боялась его потерять?
     - У нас костер был, - сказал Варан.
     - Да? - Нила уставилась на него с ужасом и надеждой.
     - Чего ты?
     - Ничего, - она быстро отвела глаза. - Значит, на Малышке скоро будет...
     - Ты правда каждый день сюда ходишь?
     Она посмотрела тревожно. Поняла, что сболтнула лишнее.
     - А я думал, ты с этим, - сказал Варан мстительно. - Который ожерелье.
     Нила поправила воротник платья, и Варан увидел, что ожерелья сегодня нет.
     - Что же так? - спросил он с самому непонятной жестокостью. - Поссорились?
     Нила просто смотрела на него. Он отвел глаза:
     - Ладно... Прости.
     - Он сказал, что он твой друг, - вдруг призналась Нила.
     - Кто?
     - Подорожник...
     Варан прищурился:
     - Как?!
     - Я никогда раньше не говорила с магами, - еле слышно пролепетала Нила. - Я думала... Ну, они живут под землей... Или никогда не спускаются с башен... У них хвосты... И все такое... Мне так плохо здесь было, Варан, а ты не приходил... Я уж думала, может, ты сговорился и с кем-то свадьбу сыграешь... Под костром...
     - Дурочка, - нежно сказал Варан. И, наверное, впервые за всю историю их знакомства ощутил, какая она маленькая, глупенькая и уязвимая.
     Нила тряхнула головой:
     - А откуда мне знать? Я же здесь сижу... Отсюда вниз - никак... Только на крыламе... Или... так. Навсегда.
     Нечто в ее глазах не понравилось Варану, даже напугало. Нила второй раз за десять минут говорила о самоубийстве.
     - Ты подумала, что я готовлюсь к свадьбе... и потому не поднимаюсь?
     - А что я должна была думать?
     - Ну, - серьезно сказал Варан, - ты могла бы подумать, что я готовлю яму под новую пружину... Чтобы почаще наверх летать. Каждый день... А иногда - по два раза...
     - Я дура, - шепотом сказала Нила. - Я такая...
     - Вовсе нет, - сказал Варан с легким сердцем. - Переживем межсезонье, потом сезон... И поженимся. Зачем себя ругать?
     Причальник, заглянувший на склад в поисках потерявшегося Варана, застал трогательную, но вполне целомудренную картину: девушка рыдала, по-видимому, от счастья, парень мудро, чтобы не сказать снисходительно, пытался ее утешить:
     - Ну, ну... Воды тебе не жалко? Зря вытекает, а я потом носись с бурдюками... Эй, ну перестань, что случилось-то?..
     - Везет, - искренне сказал причальник Горюха, человек незлобивый и несчастный в семейной жизни. - Ну, давай, там тебя нагрузили по дружбе, так что чуть корзина не отваливается...
     Варан вышел к причалу, прикрыв глаза ладонью, глядя сквозь крохотные щелочки между пальцами. Нила, памятуя опыт путешествия по доскам, осталась на камне.
     Уже ступив на причал, Варан вдруг обернулся:
     - А Подорожник... чего он от тебя хочет?
     - Ничего, - Нила смутилась. - Мы с ним иногда разговариваем... Просто от скуки.
     Варану показалось, что она чуть не спросила: ?Можно?? В последний момент прикусила язычок.
     - Ну, Император в помощь, - строго сказал Варан и зашагал к винту.
     Он не видел Нилу, но очень надеялся, что она не смотрит ему вслед виновато и умоляюще.
     Однажды вечером, когда света в поселке было - только тусклые пятна окон, Варан подстерег старосту Карпа, идущего из кабака. Прыгнул из темноты, повалил на камень и несколько раз окунул башкой в сточную канаву.
     Домой вернулся довольный. Отцу сказал, что задержался у винта, и это было почти правдой - с тех пор как мастера с Малышки установили вторую пружину, работа на винтовой площадке ?вертелась? чуть ли не круглосуточно.
     Наутро староста учинил дознание, и, разумеется, не ошибся с первым подозреваемым. Варан смотрел ему в глаза легко и весело, разводил руками: пусть меня Шуу отрыгнет, ежели вру. Не понимаю, о чем вы, староста. Как, избили?! И сколько же их было? Шесть? Десять? Ах, один... Печально, но при чем же тут я?!
     Он недооценил мстительность старосты. Не в силах ничего доказать, тот тем не менее не собирался спускать обиду.
     Отец, которого Карп позвал себе для беседы, не возвращался полдня - это при том, что работа стояла! Варан прилежно накручивал пружину; вернувшись, отец не стал подниматься на винтовую - прислал Тоську с приказом немедленно идти домой.
     Варан предположил, что дело не столь безоблачно, как ему поначалу думалось, и оказался прав.
     Отец встретил его оплеухой - да такой, что Варан отлетел к стене. Быстро вернул равновесие; не отдавая себе отчета, принял боевую стойку. Когда понял - было поздно: стоял, напружинившись, низко наклонив голову, прижав локти к бокам - словом, вполне готовый драться с родным отцом.
     Тоська, ставшая свидетельницей, заверещала. Отец выпроводил ее за дверь, стараясь при этом не поворачиваться к сыну спиной; эта деталь охладила Варана лучше любой взбучки. Он выпрямился. Потер горящее от удара ухо.
     - Дурак, - сказал отец с такой тоской, что Варан встревожился не на шутку. - Один сын - и такое... отродье.
     Плечи у отца опустились, руки повисли вдоль тела, Варан понял, что бить его больше не будут, но что от этого - не легче.
     Отец тяжело уселся на новую деревянную лавку. Рукавом вытер испарину с каменного стола:
     - Ты ж знал, какое дерьмо этот Карп. На тебе ж столько всего висит теперь...
     - Да чем он докажет, - сказал Варан.
     - А не надо ему доказывать! - отец поднял на него воспаленные злые глаза. - Он просто так нас со свету сживет... Зять у него давно метит в винтовые... А, ты не знал. Ты ничего не знаешь, кроме своей горни-полукровки...
     Варан сжал зубы. Отец поднялся, прошелся по дому, пытаясь выровнять тонкий слой соли на полу, который ровняй не ровняй, а все равно собьется комьями. Подкинул сырое полено в печь; угли зашипели, наполняя комнату паром.
     - Вот что, - сказал отец через силу. - Матери пока не скажем... Оставаться тебе нельзя. Покуда... Ладно, возьму я его зятя помощником... А он от тебя отстанет. Тебе убраться надо с глаз его... на Малышку. Дам письмо к тетке... Там люди нужны. Не в рудники, так на рыбу. А ты, хоть и полудурок, а работящий...
     - Я не полудурок, - обиженно сказал Варан.
     - Да? - Отец подошел вплотную, попытался взять Варана за грудки, но влажная кожа сытухи не давалась, выскальзывала из пальцев. - А кто влипает во все дерьмо, которое только может найти?! Сколько раз тебя мать оплакала - знаешь?
     - Я не поеду на Малышку, - сказал Варан. - Чего это, к Шуу, я должен...
     И осекся. Отец разглядывал его долго и внимательно; наконец отошел. Снова сел на лавку.
     Замолчали.
     Огонь все-таки справился с сырым поленом, сделал его частью себя, и в доме сделалось светлее.
     - Хорошо, - сказал Варан. - Я поеду. Макей повезет почту...
     Отец поднял голову:
     - Дам тебе лодку. На Малышке лодка понадобится... Макея ждать нельзя. Сегодня, сейчас, пока не стемнело, бери себе в мешочек пожрать - и с Императоровой помощью...
     - Погоди, - сказал Варан. - Погоди... Что, море загорелось? А что же мать... девчонки... А как...
     И замер с открытым ртом, будто теперь осознав до конца, что происходящее - не шутка.
     - Нацарапай записку, - сказал отец, глядя в сторону. - Завтра с грузом подниматься буду - передам.

Глава пятая

     Лодка была новая, хорошего дерева, просмоленная, со своим водосборником. На носу болталась в рамке металлическая рыбка, острой мордой указывала, куда плыть.
     На всякий случай отец сунул Варану карту - дешевую, грубо процарапанную на тусклой раковине, единственную карту, которая нашлась в доме: вот Круглый Клык, вот Малышка, вот силуэт металлической рыбы - чтобы сориентироваться. А вокруг - приблизительные очертания отдаленных островов, которые тщательно прорисовывать нет смысла: в межсезонье только почтарь Макей туда ходит...
     Мать прибежала на берег, много и бестолково плакала, обнимала, слабо пыталась удержать. Варан отчалил с тяжелым сердцем. С моря, хвала Императору, шел туман, и лодке было куда спрятаться. А то ведь, доведись Варану увидеть на пирсе старосту Карпа - может, и кончил бы свои дни в Тюремной Кишке, за кровавое преступление на глазах всего поселка...
     Лодка нырнула в туман, и стало хорошо. Как будто летишь в облаках, и скоро просвет, скоро синее небо, вот-вот проглянет солнце...
     Варан поработал веслами с полчаса, а потом положил их на корму. Расстелил просмоленную ткань, наладил водосборник. Устроился поудобнее в гнезде из свернутой рыбачьей сети. Запрокинул голову к небу, позволяя дождю охладить горячее лицо.
     Он ни о чем не жалел и сам удивился своему равнодушию. Мирок, в котором он жил, - проклятый винт, вокруг которого вертишься ночами и днями, короткие встречи с Нилой на глазах всей верхней пристани, отец и мать, дом, девчонки, поселок, работники, староста Карп - вся эта привычная цепь развалилась в полчаса, и Варан не испытывал горечи. Наоборот - он вдруг понял, что свободен. Ото всех. Вообще. Навсегда... или, по крайней мере, до следующего сезона.
     Рыбу можно есть сырьем.
     Водосборник позволит ему не умереть от жажды.
     Зачем ему Малышка? Ряд чудовищных печей на берегу, дым и копоть, и тучи всегда темнее, чем над Круглым Клыком. Рудокопы, месяцами не выходящие из-под земли. Рыбаки с неподвижными лицами, привычно говорящие сами с собой. Скрип и грохот, искры... И, возможно, кто-то, кто хорошо знает Нилу. Подруги... Отец...
     Варан лежал, закинув ногу на ногу. Он так привык вечно суетиться, малейшую минутку урывать для лишнего витка вокруг проклятой пружины, таскать мешки и пузыри, приближать и приближать всякий новый подъем, как нечто важное, главное в жизни... И всякий раз, опускаясь, падая вниз и слушая нарастающий свист ветра вокруг корзины, обещать себе, что уж в следующий раз у них все будет по-другому. По-старому...
     Он так привык крутиться, как плотогон в колесе, что минута покоя, одиночества и тишины вдруг показалась нежданным подарком.
     Он вытащил карту. Если верить приблизительным расстояниям, до Малышки еще три четверти пути... Торопиться некуда. Правда, к вечеру похолодает, но все же не так резко, как наверху. А к вечной сырости он привык.
     А если взять левее и попробовать добраться, например, до Седого Крыла?
     У Варана захватило дух. Седое Крыло - это уже чужая земля. Там никто его не ждет, и это к лучшему. Он может рассказать о себе какую-нибудь небылицу... Стать совсем другим человеком. Придумать себе имя... А потом отправиться дальше, к Ночному Архипелагу...
     Тогда все-таки придется заехать на Малышку и оставить у тетки прощальное письмо. Потому что если Нила может через день утешиться, то мать - совсем другое дело, пусть знает, что Варан не утонул и его не съели...
     Очень низкий, едва уловимый звук прокатился над водой. А может, под водой; вздрогнул корпус лодки. Варан прислушался. Тишина; туман съедает звуки.
     Никто из рыбаков не видел Утробу, донного дракона. А кто говорит, что видел, - брехуны; Утроба, любимое детище Шуу, ходит вдали от населенных островов. Утробой пугают детей; правда, когда поверх тумана наваливается темнота, в Утробу верится легче, чем дома перед очагом.
     Варан приложил два пальца к губам. Вряд ли этот излюбленный старостой жест сможет помочь ему - но все-таки...
     Он осторожно улегся на дно лодки, под брезент. Пусть Утроба ходит рядом - она слепая и чует только движение либо тепло. Лодка сидит в воде неподвижно. Варан в сытушьей шкуре мало отличается от большой рыбины... Пусть лодка стынет под дождем...
     Варан закрыл глаза - и увидел дороги на древесном срезе. Они становились больше, тянулись дальше, превращались в настоящие и лежали не на воде, а на твердой обитаемой земле...
     Он увидел, как винт прорывает облака.
     И уснул.

***

     Наутро водосборник был полон дождевой воды. Варан напился, слил остатки во флягу и доел домашние припасы. Ему было спокойно и привольно как никогда, вот только спина ломила и затекшие ноги требовали движения.
     Он взялся за весла и греб, пока серые облака над головой не почернели. Туман пошел прорехами, и в одну из дыр Варан разглядел очертания близких скал.
     Металлическая рыбка не обманула его.
     Над водой стелился дым; Варан закашлялся. На берегу у причала никого не было, кроме пары совсем маленьких мальчишек в сопровождении няньки, - старшей сестры, играющей сама с собой ?в камушки? и потому не замечающей ничего вокруг. Тот из карапузов, кто был тверже на ногах, кормил песком другого, который передвигался на четвереньках.
     Варан привязал лодку. Девочка наконец-то оторвалась от игры, в ее мутном взгляде скользнула заинтересованность:
     - Ты че?
     - Ниче, - ответил Варан.
     Ощущать твердую землю под ногами было приятно, но при мысли о том, что вот сейчас придется идти в поселок, дышать дымом, разыскивать тетку и ждать, пока она прочитает письмо отца, - при неуклюжей этой мысли Варану сделалось тоскливо. Только что обретенная свобода висела, казалось, на волоске; а если лодку уведут?..
     У самого причала стоял железный ящик без крышки. ?Почта?, было нацарапано на ржавеющем боку. Рудокопы любили нововведения; Варан заглянул внутрь.
     Горка исцарапанных раковин. ?Кр Кл Моркам Лина сестра понесла?. ?Кр Кл Семовихе Мать пришли денег?. ?Седое Крыло Лещам работа есть привет Труш?...
     Девчонка продолжала таращиться, не обращая внимания на то, что оба ее подопечных уже барахтались в холодных волнах.
     - Гляди, потонут, - сказал Варан.
     - Не потонут, - беспечно возразила девчонка. - Ты откуда?
     - С неба, - Варан указал пальцем на черные задымленные тучи.
     Девчонка выкатила глаза:
     - Да-а?
     Варан отыскал на песке большую раковину, щербатую, но вполне годную для письма. Нашел в лодке гвоздь, сел на край причала, вывел мелко, но очень разборчиво: ?Кр Кл винтовому 3?.
     Рука слушалась с трудом - со времени обучения грамоте он почти ничего не писал.
     ?Жив уплыл не бойтесь В?.
     Потер написанное пальцем. Полюбовался оттенками перламутра. На Круглом Клыке нет никакого почтового ящика - всем известно, что Карп читает письма, прежде чем передать адресату...
     Ну и пусть читает.
     Варан забрался в лодку и тут только вспомнил, что еды больше нет, а сырая рыба - сомнительное лакомство, причем ее нужно еще поймать.
     - Эй! - обернулся он к девчонке. - Репса принести можешь?
     - Лепешку? - с готовностью уточнила та. - А что дашь? Варан порылся в ящике со всякой мелочью. Нашел красивое грузило в форме капельки:
     - А вот.
     - Фу, - девчонка сморщилась. - У меня таких железяк - завались!
     Это Малышка, понял Варан с опозданием. Железкам тут знают цену...
     - Вот, - поколебавшись секунду, он вытащил из кармана покореженные очки без стекол. - Две лепешки принесешь - получишь.
     - Ого! - сказала девчонка и сбежала, бросив малышей на произвол судьбы. Варан выбрался из лодки, взял обоих за шиворот и вытащил на сухое.
     Упавшие очки он отыскал, но так и не починил. Поднимался с тех пор в отцовых; оправу носил с собой, все хотел приладить стекла - но времени никак не находилось... А может, боялся, что они принесут неудачу?
     Девчонка вернулась через четверть часа, красная, задыхающаяся от бега, с двумя репсовыми лепешками в руках. Варан отдал ей разбитые очки - последнее, что связывало его с миром горни.
     После чего, жуя на ходу, покинул закопченный берег Малышки.
     В ящичке на корме обнаружилась закидушка с многими крючками. Варан ловил на крошки репсовой лепешки, на моллюсков, на живца. В животе одной особенно крупной рыбины нашел треть реала и долго мечтал, что было бы, если бы рыбы глотали деньги, которыми заезжие богачи разбрасываются в сезон...
     Но в рыбьих животах больше не было денег. Были склизкие кишки с их содержимым, иногда - мальки в отличном состоянии. Варана поначалу мутило от такой еды, потом он немного привык.
     Иногда среди ровного моря попадались маленькие скалы, необитаемые, если не считать сытух и диких кричаек. Варану посчастливилось разорить несколько гнезд, но сытушьи яйца оказались не вкуснее, чем сырая рыба, а подоить кричайку ему так и не удалось.
     Он мечтал об охапке сушняка и маленькой поленнице.
     Тогда можно было бы развести костер на скале и запечь рыбу. Но топлива не было.
     С наступлением темноты Варан старался не шуметь и поменьше двигаться. Несколько раз среди ночи он слышал - или ему слышались - низкие крики Утробы.
     Ему снились дороги, и тогда хотелось поскорее уплыть подальше, ступить на большой берег, пройти по земле, где чужакам доверяют разводить огонь в очаге, где рождаются маги. Иногда снилась Нила, и тогда это были мучительные сны. Он не мог понять, как отважился бросить все и уплыть, почему даже не попытал