ещалось, то уходило в тень.
     Варан не осмелился спросить, что стало с семьей Императорского Столпа, тогда еще подростка, когда его разыскали в провинции и увезли, чтобы ?дать соответствующие воспитание и образование?. Известное дело, что стало. О том давнем голоде на Россыпи до сих пор ходят страшные сказки...
     - Никто из людей не понимает до конца, как чудовищен мир, - пробормотал Подставка. - Вы - как животные в шорах, бредущие по краю бездны. А мы видим и видим, как мир сползает вниз, волосок за волоском... И ничего не можем изменить. Остается делать императорские деньги, бороться за власть и показывать фокусы...
     - Ваша Незыблемость, - тихо сказал Варан. - Вы когда-нибудь пытались сотворить птицу? Не крыламу - маленькую. Чтобы она вывела птенцов...
     - Ты мне не веришь, - сказал Подставка.
     - Верю. Но Лереаларуун говорил мне...
     - Он был мальчишка. И ты был мальчишка. Что он еще говорил тебе?
     Голос Подставки обрел опасную мягкость. Варан опомнился.
     - Он показал мне карту. Первую карту в моей жизни. Мы говорили, как водится, о далеких землях, дорогах, странствиях... Для меня, с рождения запертого на каменном островке, это было очень важно.
     - Это не все. Он еще что-то тебе говорил. Называл другие свои имена...
     - Подорожник.
     - Что?
     - Я звал его Подорожником. По его просьбе.
     - А-а, - протянул Подставка, разглядывая очередную ракушку. - Младенца женского пола передать на воспитание отцу на остров Малышка... Болезнь кузины князя Круглоклыкского Ремии считать острым расстройством живота... Подробности происшествия держать в строгом секрете... Ты говорил, твоя невеста была полугорни?
     - Я не знал, - сказал Варан после длинной паузы.
     - Что?
     - Что она родственница князя...
     - Может, это не она? Здесь нет имени.
     - Горни и поддонки не так часто сходятся... По крайней мере у нас на островах.
     Подставка небрежно бросил раковину в общую груду. Потер ладони:
     - У меня на.столе лежит карта... Посмотри, пожалуйста.
     Варан поднялся с кресла, покрытого шкурой донного дракона. Пересек кабинет, стараясь не наступать на рассыпанные ракушки. На столе Подставки в самом деле лежала карта - это не была работа Варана, он не помнил такой работы. Довольно точная карта центральных провинций, вышитая на шелке.
     - Присмотрись, - сказал Подставка.
     Варан наклонился ниже. На карте вышиты были огоньки, разбросанные по полям и лесам без видимой системы. Красная точка, три языка пламени. Тончайшая работа - вышивалось, вероятно, под увеличительным стеклом.
     - Это дома, где родились маги, - сказал Варан.
     - Да.
     - Там были новые печи, сложенные некоторое время назад проходившим мимо бродягой-печником...
     - Не обязательно. В некоторых домах были старые печи, сложенные, в самом деле, чужим человеком, но хозяева дома утверждали, что знают его, - он жил в соседнем поселке... Или нанимался на зиму работать...
     - Но его ни разу не удалось застать. Говорили - он ушел...
     - Или - он умер.
     Варан поднял голову. Подставка смотрел на него дырами черных ноздрей.
     - Ваша.Незыблемость, - тихо спросил Варан, - вы должны знать, кто сложил печь в вашем доме.
     - Мне было шесть лет, когда меня забрали из вымирающего поселка. В то время я не задумывался о бродягах и печах. А позже - не у кого было спросить.
     Он щелкнул пальцами. Раковины сползлись обратно в мешок.
     - Я искал Бродячую Искру, Вараша, - сказал Подставка. - И не только я. Много лет все шпионы Империи искали Печника...
     - Затем, чтобы посадить его в клетку и плодить магов по своему разумению?
     - С разными целями. Здесь, в этом кабинете, передо мной стояли пять или шесть претендентов... людей, которые утверждали, что в доме, где они зажгут огонь в печи, навеки будут мир и счастье. А в доме, где они сложат очаг, родится маг...
     - Они были самозванцы?
     - Разумеется. Сколько раз мои гонцы нападали на след! Сколько крылам теряли перья, носясь взад-вперед между мной и моими шпионами! Сколько раз мне присылали подробное описание - всякий раз новое...
     - Что вы хотите сказать?
     - То, что ты боишься услышать. Бродячая Искра - метафора, Варан. Расхожий образ. Мечта о добре. Всякому приятно знать, что в темноте ходит кто-то - и оставляет свет... И носит с собой ответы на самые важные, самые больные вопросы...
     Варан вспомнил огни на Круглом Клыке. От собранных в мешок ракушек на полу осталось немного песка, ниточка сухих водорослей, острые перламутровые осколки.
     - У меня так много вопросов к Бродячей Искре, - прошептал Подставка. - Я хотел бы... да. Я допросил бы его по всем правилам и узнал почему...
     В глазах его метнулся желтый безумный огонек.
     - Вряд ли он позволил бы допрашивать себя, - сказал Варан.
     - Его нет! - рявкнул Подставка. - Ты, я, Лереаларуун - размечтались, только и всего. Его нет и никогда не было, это сказка, ты давно это понял, только боишься себе признаться.
     - Нет.
     - Варан, - устало сказал Подставка. - Если только ты... позволишь себе... предать меня и уйти - я предупреждаю... что разберу тебя на части. Ты хороший работник, и ты мне дорог, но если сделаешь, что задумал... я тебя предупредил. Ты слышал. Да?
     - Разумеется, Ваша Незыблемость, - Варан низко поклонился. - Вы предупредили. Я слышал.
     Подставка долго смотрел на него. Потом прикрыл глаза.
     Двери кабинета разъехались, приглашая отправляться восвояси.

Глава третья

     - Пустите на ночлег, добрый хозяин.
     - Император с тобой. У нас тесно.
     - Замерзну ведь.
     - Ступай к соседям. Иди-иди, нечего тут...
     Варан отошел.
     Ветра не было. С темно-синего неба потихоньку, будто раздумывая, опускались снежные хлопья. Варан давно заметил, что поодиночке снежинки здесь не летают - только роями, вроде пчелиных.
     Дома здесь строили из снега.
     Если бы Варану когда-нибудь такое рассказали - не поверил бы, даже после Степи, даже после Россыпи, пожалуй, не поверил, что можно годами, поколение за поколением, жить в таком вот снежном доме. Обледеневшие кирпичи покрываются копотью, дома стоят уже не белые - рыжие, ноздреватые, но все такие же крепкие. И вокруг огня, горящего в очаге, можно сидеть хоть нагишом - не будет холодно.
     Варан переступил с ноги на ногу. Звук снега под его подошвами показался оглушительно резким: поселок жил в совершенной тишине. Поднимались к небу прямые, подсвеченные снизу дымы. Заборов не было - только бесформенные сугробы перед каждой дверью, большие и малые. Вот подойдет недобрый человек - из сугроба высунется черная клыкастая морда, и недобрый человек мигом свои недобрые планы позабудет.
     Холодало. С трудом передвигая ноги, Варан подошел к следующей двери. Предусмотрительно остановился подальше от сугроба. Звякнул в подвешенный на шесте ледяной колокольчик.
     После долгой паузы полог на двери отодвинулся. Выглянул мужчина - голый до пояса.
     - Пустите на ночлег, добрый хозяин, - сказал Варан, с трудом разлепляя губы. - Замерзаю.
     - Заходи, - сказал хозяин, и Варан ушам своим не поверил - Что стал? Заходи, ладно... Ша, Дружок!
     Черная клыкастая морда, показавшаяся было из сугроба, втянулась обратно.
     Варан пригнулся в дверях. Сразу за пологом начиналось тепло; это было сравнимо, наверное, с появлением на свет. Варан замер, не желая пропускать ни мгновения этой новой, темной, теплой жизни.
     - Ты кто такой? - спросил в темноте хозяин.
     - Путник.
     - Вижу, что путник... У нас тут вообще-то не ходят. Неподходящее место для бродяг. Мерзнут в сугробах, жалко их... Заходи.
     Дом был устроен, как витая ракушка, - коридор вел по спирали, все суживая круги. Сквозь снежную стену показался желтоватый теплый свет; еще через несколько шагов Варан оказался в комнате, большой и круглой. Посередине стояла печка, рядом - свеча на деревянном настиле. И сидели, прижавшись друг к другу, женщина и две девочки - очень легко одетые, младшая - в одной коротенькой юбчонке.
     - Император с вами, здравствуйте, - сказал Варан, неуклюже кланяясь. - Вот... Чуть не замерз.
     В доме было тихо - даже тише, чем на улице. Даже огонь потрескивал приглушенно; трубы не было, над очагом зияла дыра в высокой снежной крыше, и сквозь дыру посверкивали звезды.
     - Шкуру-то снимай, - сказал хозяин, усаживаясь рядом с женой. Кожа на его плечах, груди и животе была голубовато-белой и резко контрастировала с румяным, почти коричневым лицом.
     - Сейчас, - Варан виновато улыбнулся. - Пальцы отогреются...
     - Ты подмерз, что ли? - спросил хозяин и обернулся к жене: - Малушка... Дай ему выпить.
     Варан наконец-то стащил с себя меховую куртку, сшитую в одно целое со штанами и валенками. Старшая девочка в полотняном платьице поднесла глубокую тарелку с дымящимся питьем; понюхав зелье, Варан снова вспомнил Подорожника. ?Я тебя не отравлю... Но местными травками тебя выхаживать не один месяц, ты уж извини...?
     Иногда Варану казалось, что он помнит каждое слово из тех давних разговоров. А иногда воспоминания смазывались - он не мог вспомнить, как выглядит Круглый Клык с моря, и никак не мог увидеть лица матери. Наверное, потому, что в голове у него смешались две картинки - настоящая мать и та незнакомая пожилая женщина, смотревшая тоскливо и тревожно...
     - Спасибо, добрая хозяйка. Император вас сохрани...
     - Садись, отец, - женщина улыбнулась. - По всему видать, ты человек бывалый и вежливый.
     Варан присел на краешек деревянного настила. ?Отец?... Может быть, у него борода в инее?
     Перед ним поставили миску с похлебкой. На поверхности плавали золотистые кружочки жира; Варан ел, празднуя каждую ложку, как длинный год счастливой жизни.
     Девочки смотрели с двух сторон. Чего-то ждали. Переглядывались. Сопели. Они вовсе не были похожи на маленьких Лильку и Тоську - те были светленькие, веснушчатые и ще-кастые, а эти - щуплые, черноглазые и черноволосые. Но Варану казалось, что Лилька с Тоськой точно так же сопели бы, переглядывались и ждали чуда от неизвестного человека, пришедшего из ночи и скоро уходящего обратно в ночь.
     Он подумал, что Лильки и Тоськи не существует. Есть две толстые стареющие женщины, счастливые, может быть, со своими детьми и мужьями, с репсовыми полями, рыбой и сы-тушьим промыслом. И ожидающие сезонов не с замиранием сердца, как в детстве, а с усталостью и тревогой, как бы побольше заработать...
     - Спасибо, - повторил он, отодвигая пустую миску.
     - Издалека идешь? - хозяин подкинул поленце в огонь.
     - Издалека. Острова, Побережье, Осий Нос, Лесной удел, Огненная земля, Россыпь, Степь, Столица, Безземелье...
     - Да ну, - не поверил хозяин. Варан улыбнулся:
     - Жизнь длинная... А на одном месте я почти и не сидел - там пару лет, здесь пару лет... и снова в дорогу.
     Слипшиеся рои снежинок влетали в отверстие на потолке, таяли и превращались в пар, редко-редко падая на руки большими теплыми каплями.
     - Может, закляли? - тихо спросила женщина.
     - Может, - согласился Варан.
     Хозяин с хозяйкой переглянулись. Варан, наконец-то оттаявший, вдруг понял, что они не просто любопытствуют. Они знают что-то, связанное с визитами бродяг, какая-то история случилась совсем недавно... А может, им просто кто-то рассказал...
     Руки снова стали мерзнуть. Проснулся давний страх, бредовое предположение: Подставка достал его здесь, на краю света. После стольких лет игры в кошки-мышки. После поединка не на жизнь, а на смерть, когда на стороне одного - магия, деньги, шпионская сеть, щелкуны, крыламы и жажда мести, а на стороне другого только хитрость и умение затеряться в толпе...
     Два долгих года он жил в Столице - в ремесленных кварталах - под носом у Императорского Столпа. Резал по дереву и даже немного разбогател. Простой трюк, возможно, спас ему жизнь: он угнал крыламу, но не приписанную к императорской птичне, а залетную, из какой-то далекой провинции. Отлетев совсем немного от Столицы, он спешился и дал птице свободу, и она, конечно, полетела домой, увлекая за собой погоню, в то время как Варан потихоньку вернулся в муравейник у подножия вулкана и в тот же вечер нанялся подмастерьем. За два года, пока перетряхивали провинции, так оброс бородой, что и Лика, однажды встретив его на базаре, не узнала...
     В тот день он стал по-настоящему счастлив. Единственной мыслью, омрачавшей ему побег, - кроме страха быть пойманным, разумеется, - была мысль о будущем Лики. Незадолго до своего исчезновения он шумно прогневался на нее - так, чтобы каждый слуга знал, что она ему неугодна. На бедную девушку было жалко смотреть, но Варан знал, что делает. Знакомый чиновник добыл Лике документ и устроил горничной к какой-то купчихе, о которой говорили, что она справедлива. Варан опасался, что после его побега мстительный Подставка достанет ее даже в доме купчихи; день, когда он встретил Лику на базаре, живую и здоровую, оживленно торгующуюся с рыбником, стал днем большого праздника.
     Тем временем в городе участились облавы - кого искали, не говорилось, но среди схваченных подозрительно часто попадались мужчины Варанового роста и возраста. Поразмыслив, он решил, что дела его в Столице закончены, однажды ушел из города, миновав оба кордона, - пронырнул под скалами и прицепился к канату, свисающему с борта отходящего от пристани корабля. В открытом море его заметили и подняли на борт; Варан заплатил за проезд - при нем были деньги в специально сшитом нательном кармане - и честно объяснил капитану, что прибег к хитрости, чтобы миновать таможенный досмотр.
     Его высадили на Осьем Носу. Он снова был голоден, легок и чувствовал себя молодым. Ему казалось, что Подставкина решимость поймать во что бы то ни стало беглого ?землемера? ослабеет с годами. Он недооценил Его Незыблемость Императорского Столпа.
     Он выбирал самые людные, самые привольные для бродяг места и никогда не ночевал две ночи под одной крышей. Ему наступали на пятки, за ним гнались, ему расставляли ловушки. Сколько указов о собственной поимке Варану довелось видеть развешанными на столбах! Сколько несчастных бедолаг, чем-то похожих на него, стражники перетаскали в столицу, к Подставке в кабинет!
     Он попытался пробиться в Лесной удел, но по дороге понял, что не дойдет: в лесах свирепствовали карательные отряды. Бродяг хватали всех без разбора, не глядя уже на внешность и возраст; Варан нанялся подмастерьем на этот раз к сапожнику и прожил оседло долгих три года. Он кроил и тачал, а внутри нарастало ощущение, что время течет сквозь него, как сизое расплавленное стекло. Он не найдет Бродячую Искру, сидя в мастерской с веером гвоздей во рту. А жизнь не бесконечна.
     Сапожник был очень доволен подмастерьем и много раз предлагал ему остаться, жениться, войти в долю; Варан ушел однажды весной, так и не сумев объяснить ему, чего ищет.
     И он снова бродил, расспрашивал, разводил огонь в очагах - там, где ему это по традиции предлагали. Как ни могуч был Подставка, но всемогущим он не был. Между ним и Вараном вставали горы и простирались степи, Империя велика, традиция живуча, а стражники тоже люди и устают от бесплодных поисков...
     Но Подставка помнит все. И вполне возможно, что совсем недавно в снежном селении были гонцы, предлагавшие день- it Иран:- ги за пойманного бродягу, большие деньги за немолодого бородатого бродягу и немыслимые деньги за бродягу, который станет болтать о далеких странах...
     Варан подобрался. Ему во что бы то ни стало надо переночевать под крышей - ночью снаружи просто нечем дышать от мороза. Впрочем, и хозяин никуда не пойдет среди ночи, дождется утра. А там посмотрим...
     - Что ты, добрый человек? - спросил хозяин. - Попло-хело тебе, что ли?
     - Нет, - Варан заставил себя улыбнуться. - У вас тут, я погляжу... редко чужие заходят, правда?
     Они снова переглянулись. Нет, определенно дело нечисто, Подставка дотянулся-таки жадными ручонками, и очень жаль, что между Вараном и его свободой оказались эти милые в общем-то люди...
     - У нас был гость две недели назад, - сказала старшая девочка. - Путник. Чудной такой... похожий на вас. Огонь попросил разжечь. Вот чудной.
     - Путник? - тупо повторил Варан.
     - Да, - кивнула на этот раз хозяйка. - Сказал, такая традиция. Правда?
     - Правда, - пробормотал Варан, переводя взгляд с одного лица на другое. - А больше никого не было?
     - Кого же еще, - улыбнулась старшая девочка. - У нас тут сильно не побродишь... А он - ничего, бывалый... У него такая штука, ?искра? называется, такое огниво маленькое, не надо щелкать-щелкать, и бить, и раздувать, а надо просто ?щелк!? - и огонек.
     Варан сунул руку в кожаный карман на поясе. Вытащил ?искру?. Показал девочке:
     - Такая?
     - Да! - она подпрыгнула от возбуждения, и румянец подпрыгнул на тонких щеках.
     - Это штука с побережья. Там у всех такие есть. Младшая девочка округлила рот колечком, но так и не осмелилась ничего сказать.
     - Тебя как зовут-то? - спохватилась хозяйка. - А то прежний наш гость, стыдно сказать... имени не спросили. Болтали чуть не всю ночь, утром он ушел, тут-то и спохватились: имени... не знаем.
     - Меня зовут Варан, - сказал он, глядя ей в глаза. Глаза мигнули. Она никогда раньше не слышала этого имени, оно показалось ей забавным:
     - Баран?
     - Варан.
     - А-а... Ну... Варан, значит. Просто мы как услышали, что ты на одном месте не сидишь, всю жизнь по дорогам... Он, которого мы имени не спросили, тоже так. Он рассказывал о чудесах всяких, о магах, о заклятиях, вот я и подумала: может, заклял кто? И его, и тебя?
     Это не ловушка, подумал Варан без особой, впрочем, уверенности. Если ловушка, то уж больно хитрая. Нечеловечески...
     Белые стены блестели изнутри. Тонкий слой снега таял и скатывался капельками, и застывал сосульчатым узором. Свечка отражалась в оплывающей ледяной пленочке, и казалось, что стены и потолок светятся. Истоптанная хвоя на полу наполняла комнату запахом леса.
     Снаружи послышались шорох, поскребывание, буханье раскидываемого снега. Хозяин быстро глянул на жену:
     - Ты выставила?
     - Конечно.
     Снова замолчали. Прислушались; рядом с домом шорох и скрип прекратились на минуту, потом удалились в сторону соседей.
     - Что это? - спросил Варан.
     - Снежный крот, - отозвалась хозяйка, удивленная, как можно не знать таких вещей. - Улицы чистит, дороги... Жиром топленым его кормим, так он и старается. В плошке всегда оставляю...
     - А если пустая плошка?
     - Навредить может, - хозяйка сняла с огня чайник, разлила кипяток по деревянным кружкам. - У Дровяков в прошлом году полдома снес - за жадность свою поплатились.
     - Не за жадность. Лунька просто забыла.
     - Ага, забыла... Пять раз подряд?
     - А ты... - начал хозяин, постепенно раздражаясь. И вдруг оборвал сам себя; замолчал. Засопел, как сопели перед тем девчонки, только громче.
     - Я сегодня видел снежного крота, - признался Варан. - Только я не понял, что это. Едва успел убраться.
     - Это тебе повезло, он не голодный был, - сказала хозяйка.
     Хозяин сопел все тише. Его дыхание да деликатное потрескивание огня - а больше не было никаких звуков. Девчонки сидели, как ледяные статуи.
     Варан прикрыл глаза. В последние годы он изменил тактику и уже не искал новорожденных магов. Попросившись на ночлег, он прежде всего пытался понять: применимы ли к жителям гостеприимного дома понятия ?мир? и ?счастье?? Очень скоро стало понятно, что ?счастье? до того расплывчато, а ?мир? до того непрочен, что невозможно подчас определить, есть они или нет...
     - Тот путник... Которого вы имя спросить забыли... Он старый?
     - Да постарше тебя...
     - Одну ночь ночевал? Хозяин кивнул:
     - Одну... До утра рассказывал сказки. Мы даже девчонок спать не гнали - до того занятно. Про два мыса, Осий Нос и Кремышек, а между ними Порог. Когда вода отступает - внутреннее море само по себе теплое становится, мелкое, цветет... А когда вода прибывает - внутрен