итворяется.
     Время  шло.  Изо  всех  сил старавшийся не заснуть епископ
ощущал, как опускаются его веки, защищая глаза  от  заливающего
все  вокруг  света.  К  нему  опять подбирался озлобленный дух,
обитающий в этих мирных,  пронизанных  солнцем  местах,  --  их
пагубное порождение, казалось, отнимавшее у епископа силу воли.
Оно  придавило  его  своим  весом.  Епископ  задремал, тяжело и
беспокойно.
     Через  какое-то  время  он  вдруг   проснулся   и,   резко
поворотившись,  вгляделся  в своего спутника. Денис лежал в той
же привольной позе, не сдвинувшись ни на дюйм. Странный  юноша.
Не задумал ли он какого-нибудь обмана?
     Вокруг  расстилалась  истерзанная,  пустынная  земля.  Как
здесь, оказывается, тихо, подумал  епископ.  Неземная  тишь.  И
какая  жара!  Глыбы  лавы,  словно,  покачивались  и  дымились,
залитые яростным светом.  Мертвый  мир.  Он  напомнил  епископу
иллюстрации   к   Дантову   "Аду".   Епископ  вспомнил  фигурки
осужденных навек, корчившиеся среди языков пламени.
     Взгляд его снова упал на  виллу  кузины.  Странно!  Теперь
вдоль края обрыва прогуливались двое. Два крохотных пятнышка...
Он  вытащил бинокль. Пятнышки обратились в фигуры миссис Мидоуз
и мистера Мулена.
     Черт! -- подумал епископ. -- Это еще что такое?
     Они прогуливались взад-вперед, в точности там, где сам  он
прогуливался  с  нею.  Похоже,  они пребывали в самых дружеских
отношениях. В отличнейших отношениях. Отсюда казалось, что  оба
смеются,  время  от  времени останавливаясь, чтобы взглянуть на
что-то -- книгу или иной предмет, который  она  несла  в  руке.
Черт! Время от времени кузина оказывалась в опасной близости от
края  обрыва -- у епископа перехватило дыхание, ему вспомнилось
головокружение, ощущение давящего ужаса, с которым он  наблюдал
за  соколом,  безумно  плывущим над бездной. Ей, судя по всему,
близость бездны доставляла наслаждение. Вот  они  развернулись,
пошли  назад,  теперь  на  краю оказался мужчина. Очевидно и он
страдал   головокружением   не   более,   чем   она.   Смеется,
жестикулирует.  Черт!  О  чем они разговаривают? Что они делают
там, в  такое  неподходящее  время?  Раз  пять  или  шесть  они
прошлись  взад-вперед, а потом, совершенно неожиданно, прямо на
глазах  у  мистера  Херда  произошло   нечто   такое...   нечто
невероятное.
     Он  опустил  бинокль, но тут же снова поднял его к глазам.
Никаких сомнений. Мулена там  больше  не  было.  Исчез.  Миссис
Мидоуз легкой поступью двигалась к вилле.
     Мистеру  Херду  стало  плохо.  Не сознавая, что делает, он
начал с ненужной силой трясти Дениса.  Молодой  человек  лениво
повернул к нему раскрасневшееся лицо.
     -- Где...  что...  --  начал  он.  -- Забавно! Вы его тоже
видели?  О,  Господи!  Вы  меня  разбудили.  Жалость   какая...
Постойте, мистер Херд, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
     Епископ, с жестоким усилием взял себя в руки.
     -- Наверное,  солнечный удар. Африка сказывается! Пожалуй,
нам лучше уйти. Дайте мне руку, Денис,  будьте  добры.  Я  хочу
спуститься вниз.
     Рассудок  его  был  потрясен,  ноги  ослабли. И все же ему
хватало  разумения,  чтобы  понять  --   он   стал   свидетелем
отвратительного, тщательно обдуманного убийства.

     ГЛАВА XLII

     Все    традиции    его    расы,    столетия   честного   и
добропорядочного почитания закона, ужас чистоты перед тем,  что
нечисто  --  все  восставало  против случившегося, в которое он
никогда бы не поверил, если бы не свидетельские  показания  его
собственных  глаз.  Он  испытывал  такое  унижение,  словно его
ударили; ему хотелось съежиться, спрятать лицо от людей. Даже в
положении свидетеля было что-то пятнающее.  Какая  мерзость!  И
как тщательно было выбрано время и место.
     И  ведь  никто  иной  как  он  сам  во  время той вечерней
прогулки подал ей эту мысль. Он сказал  ей  о  том,  как  легко
сбросить оттуда человека. Нет ничего проще...
     Надо  полагать,  с  течением  времени  мысли  его придут в
порядок. Между тем он вспомнил, кто  такой  Ретлоу  --  alias(61)
Мулен.  Что-то вдруг словно вспыхнуло в мозгу. Этот человек был
первым мужем кузины, может быть даже единственным  ее  законным
мужем, поскольку она могла и не найти против него свидетельств,
достаточных  для  возбуждения дела о разводе, -- да ведь она, в
сущности говоря, и потеряла негодяя из виду на  несколько  лет,
предшествовавших  ее  тайному побегу с молодым Мидоузом. Вполне
могло оказаться, что Мулен, как-то прослышав о ее пребывании на
Непенте, приехал сюда, чтобы  обновить  знакомство  с  нею.  Но
совершить   такое   отвратительное  преступление!  Поскольку  о
внезапном порыве с ее стороны нечего было и думать. Она  играла
с ним -- нарочно подманивала его. Визиты Мулена в Старый город,
это  тихое  время  дня...  Нет.  Она  выполняла постыдный план,
подробнейшим образом все обдумав.
     Мистер Херд, придавленный ужасной тайной,  не  выходил  из
дому.  Его  начали  одолевать  практические  вопросы.  Как  ему
следует поступить? Ждать! постановил он.  Какое-нибудь  решение
обязательно  найдется. Пока же он слишком ошеломлен, чтобы ясно
все обдумать. Ему тоже этот малый не нравился. Но ведь никто не
станет убивать человека только за то, что тот ему не  нравится.
Никто  не  станет убивать человека... -- дурацкие слова вновь и
вновь повторялись в его сознании.
     Простить -- да, пожалуйста. Простить мистер Херд мог  все,
что  угодно.  Но что подразумевает сам акт прощения? Всего лишь
то, что несчастные, блуждающие в потемках люди вечно  нуждаются
в   сочувствии   и  наставлении.  Простить  может  всякий.  Для
обладателя безжалостной  честности,  подобного  мистеру  Херду,
одного  лишь  прощения было мало. Ему необходимо было понять. А
как поймешь, как объяснишь такой подлый поступок? Каковы  могли
быть  ее  побуждения?  В  каком  деле  или  замысле должен быть
повинен несчастный, чтобы заслужить подобную участь, пусть даже
в ее глазах? Ибо очевидно  же,  что  никто  не  станет  убивать
человека только за то, что тот ему не нравится.
     Так и тянулось утро, пока не пришел Денис. Юношу тревожило
состояние епископа после вчерашнего солнечного удара.
     -- Я  так  винил  себя  за  то, что вытащил вас наружу, --
начал он. -- Я... нет, правда...
     -- Забудьте об этом! Я быстро  оправлюсь.  Посижу  сегодня
дома.
     -- Вы  и  сейчас  еще  на  себя  не похожи. Каким же я был
дураком! Я вам сказать не могу, до чего я об этом жалею.
     -- Не о чем говорить. Завтракать останетесь?
     Известие об исчезновении Мулена  распространилось  вечером
этого  же  дня,  не вызвав ровно никакого удивления. Иностранцы
вообще имели обыкновение неожиданно  появляться  на  острове  и
загадочным  образом  исчезать,  это  было самое обычное дело --
задолжать всем, кому только можно, а после  смыться.  Владельцы
отелей,  сознавая,  что  их достойные постояльцы обладают такой
особенностью, соответственно ей устанавливали расценки: они так
вздували цены, что честному приходилось платить за  нечестного,
как   это   принято  у  английских  портных.  Прочие  городские
коммерсанты  --  улыбчивый  кондитер,   простоватый   сапожник,
добродушный  торговец канцелярскими принадлежностями, неизменно
вежливый чулочник  --  все  они  исходили  из  того  же  самого
принципа.  Они  возмещали  убытки,  обдирая  как липку наиболее
простодушных своих клиентов.
     Что касается Мулена,  то  его  исчезновение  вызвало  даже
меньше  удивления,  чем обычно. Всякий, кто видел, как он сорит
деньгами и выставляется напоказ, ожидал, что рано или поздно он
покинет остров самым что ни на есть традиционным  способом,  то
есть  ночью,  на  втайне  нанятой  и  добросовестно  оплаченной
заранее парусной лодке. Ближайшие его друзья, Судья  и  Консул,
удивились   менее  прочих.  Правда,  синьор  Малипиццо  немного
обиделся, поскольку Мулен практически пригласил его погостить в
свой родной город, представляющий помимо развлечений  на  любой
вкус  еще  и  отборное женское общество. Роскошные женщины -- и
богатые! Приятное разнообразие после опрятных,  но  скучноватых
парков  Сальсомаджоре.  Впрочем,  Судья  крепко надеялся вскоре
получить  из  какого-либо  городка,   лежащего   за   пределами
итальянского королевства, письмо с указанием времени и места их
встречи  на  предмет  совместного  отдыха. Разумеется, проформы
ради он распорядился  начать  обычное  судебное  расследование.
Такое  распоряжение  должно было неплохо выглядеть в протоколах
Суда.
     А  мистер  Паркер,  по-прежнему   сидевший   в   состоянии
отрешенности  у  себя  на  вилле,  которой новость также быстро
достигла, подумал всего лишь:
     "Вышел, значит, сухим из воды. И готов поспорить, в  Клубе
по  счету  не  заплатил.  Удрал.  Везучий  черт.  В  другого бы
приезжего,  вроде  меня,  местные  чиновники  мертвой   хваткой
вцепились.  А  этот  смылся.  Хорошо я ему хоть денег взаймы не
давал. У других-то он набрал порядочно, это как пить дать."
     Однако прошел  всего  час  с  небольшим,  как  официальное
судейское   расследование  привело  к  ошеломляющему  открытию.
Выломав дверь гостиничного номера Мулена, следователи  обыскали
его  имущество. Ни одного письма, позволяющего хотя бы косвенно
установить его нынешнее местонахождение,  обнаружено  не  было.
Однако  --  что  можно считать почти невероятным -- среди вещей
Мулена  были  найдены  мелкие,  но   все-таки   деньги.   Более
кропотливое  исследование  доказало,  что этот джентльмен перед
тем, как в последний раз выйти из гостиницы, оделся  с  немалым
тщанием. Он сменил носки и прочее нижнее белье, больше того, он
облачился  в  свежую рубашку. Старая, в синюю полоску, виденная
на нем за завтраком, была небрежно наброшена на спинку стула, а
в  манжетах  ее  осталась  пара  дорогих  эмалевых  запонок  --
лазурных,  под  цвет полосок. Более того, в небольшой шкатулке,
спрятанной в гардеробе под воротничками, было найдено несколько
иностранных банкнот, пара  перстней  и  горсть  золотых  монет,
похожих  на  те,  которые  Мулен  имел привычку всюду таскать с
собой. Руководивший расследованием Судья  приказал  изъять  эти
ценности, опечатать и сдать на хранение в Суд.
     Это  открытие  придало  делу новую, зловещую окраску. Если
человек намеревается удрать, он не  станет  бросать  украшений,
которые  легко  унести с собой -- пару эмалевых запонок. А если
он  в  спешке  и  неразберихе  отъезда  и  оставляет   подобные
элегантные  безделушки,  то  уж  собственные  деньги  он  взять
никогда не забудет -- и менее всех на это  был  способен  такой
человек, как Мулен.
     Владелец  гостиницы  дал пространные письменные показания.
Относительно персональных привычек Мулена в них сообщалось, что
названный джентльмен до настоящего времени счетом  ни  разу  не
поинтересовался  и  к  нему  никто  с настоятельной просьбой об
оплате не обращался. Иностранных гостей не  принято  беспокоить
счетами,  поскольку это раздражает их до такой степени, что они
иногда перебираются в другую гостиницу и делают долги уже в ней
-- долги, которые в  некоторых  неожиданных  случаях  полностью
погашаются,  между  тем  как прежние, имеющие столь же законную
силу  долги  так  и  остаются  неоплаченными  --   перспектива,
способная   обескуражить  любого.  Что  касается  образа  жизни
Мулена, этот документ сообщал о том  наводящем  на  размышления
факте,  что  в  последнее  время Мулен среди дня в гостинице не
обедал.  По  утверждению  ее  владельца  Мулен  имел   странное
обыкновение  уходить  куда-то  поздним  утром  --  быть  может,
купаться -- и возвращался после пяти, предположительно  закусив
в каком-то прибрежном ресторанчике.
     Содержание    этих    показаний,   подписанных   уважаемым
гражданином,  вскоре  просочилось   наружу,   став   достоянием
публики.  Будучи  сопоставленными  с обнаружением принадлежащих
Мулену денег, они открыли глаза обществу и  более  всех  самому
Судье.  Синьор  Малипиццо  с  всегдашней  его проницательностью
заключил, что Мулен собирался, как  обычно,  вернуться  в  свой
номер.   Такое  animus  revertendi(62)  с  избытком  доказывалось
запонками и мелкой  монетой.  Он  не  вернулся.  Следовательно,
что-то ему помешало. Человек не возвращается, куда хочет, в том
случае, когда ему мешает сделать это какое-либо неблагоприятное
происшествие.  Следовательно,  произошло нечто неблагоприятное.
Неблагоприятные происшествия можно для  удобства  разделить  на
два основных класса, раздела или категории:

     1. Несчастные случаи.
     2. Преступления.

     Что же имело место в данном случае?
     Гипотезу  о  тайном  бегстве  от местных кредиторов синьор
Малипиццо отверг как несостоятельную.  Однако,  дабы  устранить
даже остатки сомнения, а также ради соблюдения внешних приличий
(поскольку предполагается, что мудрый судья ничего не принимает
на  веру) он истребовал показания у всех моряков и рыбаков. Это
была работа совершенно  ненужная,  чистая  формальность,  Судья
наперед  знал, что они скажут. Они всегда говорили одно и тоже.
Сказали и на этот раз. Допрошенные под присягой,  они  заявили,
все  вместе  и  каждый  в  отдельности,  что  никакой  человек,
подходящий под описание Мулена не появлялся на берегу в течение
долго времени, а именно, восьми месяцев и двенадцати дней, и уж
тем  более  не  нанимал  никакого  судна.  Жизнерадостные,   но
консервативные  мореходы  ни  в  одном  из  множества серьезных
случаев, когда  иностранец,  намереваясь  улизнуть  с  острова,
платил вперед за найм лодки, или когда предполагалось, будто он
это  сделал,  показаний  своих  не  меняли.  И  хотя  даже люди
невежественные никакого значения их утверждениям не  придавали,
таковые принимались судом в качестве того, что принято называть
совокупностью улик.
     Впрочем,   для   человека   обладающего  проницательностью
синьора Малипиццо, вполне достаточно было увидеть  найденные  в
номере  деньги.  Мулен  не  сбежал. Он также был не из тех, кто
лишается жизни в результате несчастного случая. Только  не  он!
Своей  шкурой  Мулен  дорожил.  Следовательно, его исчезновение
надлежало отнести ко второму  классу,  разделу  или  категории.
Мулена кто-то прикончил.
     Вспомнив о летнем отдыхе, Судья по-настоящему рассердился;
как и    мистер   Паркер,   вскоре   узнавший   о   результатах
расследования и пожалевший, что утреннее уединение помешало ему
выйти на люди и высказать всем и каждому, что он думает об этой
возмутительной истории. Его английская кровь закипала при мысли
о зверском убийстве безобидного туриста, заметного члена  клуба
"Альфа   и   Омега".   Хоть  когда-нибудь  этот  народ  удастся
цивилизовать? Во всяком случае, он рад был услышать о том,  что
Судья что-то делает.
     А  делал  синьор  Малипиццо  и  вправду  немало.  Он решил
разобраться в этой истории  до  конца.  До  сей  поры  он  лишь
изображал  кипучую  деятельность, теперь же честно направил всю
свою энергию  на  поиски  следов  убийцы  --  и  следов  своего
пропавшего  друга.  Однако  Непенте слишком удобен для сокрытия
трупа. На острове полным-полно  бездонных  расщелин  и  трещин.
Подозревают,  что  немалое число иностранцев, особенно тех, про
которых было известно, что они носят при себе золото, свалилось
в них, не оставив решительно никаких следов. Тем не менее Судья
распорядился  произвести  тщательные  поиски,   он   знал   что
преступники   далеко  не  всегда  так  умны,  как  они  о  себе
воображают; вдруг да отыщется какая-то несущественная улика  --
клочок  одежды  и  тому  подобное?  На Непенте время от времени
находят такие вещи и никто  не  знает  кому  они  принадлежали.
Обыскали  пещеру  Меркурия, но нашли только пуговицу от штанов,
судя по всему, произведенную в Англии. Навели также  справки  о
том,   когда   и   где  в  последний  раз  видели  злосчастного
джентльмена. Наконец, Судья набросал список всех подозрительных
жителей острова, имея в виду подержать их под замком в ожидании
дальнейшего развития событий. Такова была принятая процедура --
исходить  надлежит  из  худшего.   Разумеется,   доказав   свою
невиновность, эти люди могли через год-другой выйти на свободу.
     Само  собой  понятно,  что  утром  того  дня, когда пропал
Мулен, его видели многие. В такие  часы  невозможно  пройти  по
Непенте  и  остаться  незамеченным,  тем  более  что  Мулен был
человеком достаточно приметным. Однако, каждый  знал,  что  его
ожидает,  признайся он в чем-либо подобном -- коротко говоря, к
нему применят 43-й параграф 92-го раздела  Уголовного  кодекса,
согласно   которому  любого  и  каждого  свидетеля  этого  рода
надлежит изолировать от его  семьи  и  держать  под  арестом  в
течение  бесконечного  времени,  ожидая  распоряжения  о начале
судебного  процесса,  до  какового  события  может  пройти  лет
пятьдесят.  Вследствие  этого, дураков пожелавших признаться во
встрече с Муленом, на острове не  нашлось  --  вернее,  нашелся
только  один  слабоумный  отрок, как раз вследствие собственной
дурости признавшийся полицейскому, что около часу дня  встретил
упомянутого    джентльмена    где-то   в   окрестностях   виллы
библиографа. При обычных  обстоятельствах  синьор  Малипиццо  с
наслаждением  наложил  бы свои святотатственные лапы на мистера
Эймза, чья олимпийская отчужденность всегда его  раздражала  --
на  основе  таких  улик  против  библиографа  вполне можно было
состряпать дельце. Где-то в окрестностях  его  виллы  --  этого
более чем достаточно для ареста.
     Но  мальчишка,  о  котором  идет  речь,  оказался  родичем
заклятого врага синьора Малипиццо, приходского священника.  Тем
лучше.  Похмыкивая  при  мысли  о  столь счастливом совпадении,
Судья позабыл о мистере Эймзе и  приказал  доставить  мальца  в
караульное    помещение,    обыскать   и   допросить,   резонно
предположив, что умственно неполноценный  подросток  непременно
выдаст себя какой-нибудь глупой фразой.
     Дело  обернулось  даже  лучше,  чем он смел надеяться. Под
одеждой   заключенного   была   обнаружена    золотая    монета
иностранного  происхождения,  висевшая на перекинутой через шею
веревочке. Ниоткуда не следовало, что она не могла принадлежать
Мулену. Производивший  допрос  карабинер,  наделяемый  на  этом
предварительном этапе расследования как бы судебными функциями,
ибо  ему  дозволено  брать  на  себя  роль хоть прокурора, хоть
защитника, а то и вовсе сохранять  полнейшую  беспристрастность
-- все  зависит  от  личных  его склонностей, -- этот карабинер
пожелал   узнать,   откуда   у   мальчишки   взялась   подобная
драгоценность.
     Получил  много  лет  назад  от  матери,  ответил  тот, это
талисман от лунной болезни, которая  донимала  его  в  детстве.
Путано и с заиканием отвечая на дальнейшие расспросы, отрок дал
понять,  что до сих пор никто этой монеты не видел -- он боялся
показывать ее, вдруг кто-нибудь отнимет. Он любит  эту  монету.
Он получил ее от матери.
     -- Ага! -- сказал доброжелательно настроенный полицейский.
-- Ладно,  а  твоя  мать  может  сказать нам, когда она тебе ее
дала?
     -- Моя мама в Раю.
     -- Умерла, что ли? Хм. Как-то странно  все  это  выглядит,
мой юный друг. Очень подозрительно. В твои молодые годы следует
проявлять  осторожность в подобных делах. Нужно было, знаешь ли
постараться, чтобы она пожила еще  немного.  Ты  же  понимаешь,
эдак  каждый  начнет расписывать, как он получал золотые монеты
от покойницы-матери.  Фокус  довольно  жалкий.  Получше  ничего
предложить не можешь? Да приободрись, мальчик! Что ты трясешься
всем  телом?  Вот  смотри,  я  сейчас  все  запишу,  а ты потом
поставишь внизу свое имя. Подумай пока, может у  тебя  дядя,  к
примеру,  есть,  который придет в суд и покажет, что монету дал
тебе он -- это будет  совсем  другое  дело,  это  поможет  тебе
выбраться  из передряги. Что, ни дяди, никого? А как насчет Его
Преподобия, "парроко"? Он не может