ство  возобладали
над  опасениями.  Возможно,  этот чужеземец всего лишь не прочь
пошутить. Так отчего же ему не подыграть?
     -- Завтра, -- с вкрадчивой вежливостью заговорил он, -- вы
увидите нашего  епископа.  Он  приедет  на  торжества  в  честь
святого  покровителя  острова;  вам  повезло,  что  вы  станете
свидетелем  этого  праздника.  Весь  остров  украсится.   Будет
музыка,  фейерверки,  пышное шествие. Наш епископ милый старик,
хоть и не вполне, как это у  вас  называется,  либерал,  --  со
смехом  добавил  он. -- Впрочем, иного и ожидать не приходится,
не так ли?  Мы  предпочитаем  консервативных  пресвитеров.  Они
уравновешивают  модернизм  молодежи, нередко буйный. Вы впервые
посещаете Непенте?
     -- Впервые. Я много слышал о красоте этих мест.
     -- Вам здесь понравится. Народ у нас  умный.  Вино  и  еда
хорошие.  Особенно  славятся  наши  лангусты.  Вы  встретите на
острове  соотечественников,  в   том   числе   дам;   герцогиню
Сан-Мартино,  к  примеру,  которая  на  самом  деле американка;
вообще, замечательные  есть  дамы!  Да  и  деревенские  девушки
заслуживают благосклонного взгляда...
     -- Праздничное  шествие  это  интересно.  Как  зовется ваш
покровитель?
     -- Святой Додеканус. С ним связана замечательная  история.
У  нас  на  Непенте есть один англичанин, ученый, мистер Эрнест
Эймз, который все вам о нем расскажет. Он знает о святом больше
моего; порой кажется, будто  он  с  ним  каждый  вечер  обедал.
Правда,  он  великий  затворник -- я имею в виду мистера Эймза.
Да, и приятно, конечно, что  на  праздник  приедет  наш  старый
епископ,  --  с  легким  нажимом вернулся он к прежней теме. --
Пастырские труды по большей части держат  его  на  материке.  У
него большая епархия -- почти тридцать квадратных миль. Кстати,
а ваша, насколько она была велика?
     -- Точной  цифры  назвать не могу, -- ответил мистер Херд.
-- Но  чтобы  пересечь  ее  из  конца  в  конец,   мне   обычно
требовалось три недели. Вероятно, не многим меньше итальянского
королевства.
     -- Итальянского королевства? В самом деле?
     Что  и  уничтожило последние сомнения. Разговор прервался;
добродушный  священник  погрузился  в  молчание.   Он   казался
уязвленным  и разочарованным. Это уже не шутки. Он изо всех сил
старался быть вежливым со страдающим иностранцем  и  получил  в
виде  вознаграждения  самые  что ни на есть дурацкие россказни.
Возможно, он припомнил другие случаи, когда англичане проявляли
присущее им странноватое чувство юмора, освоиться с которым  он
так  и не смог. Лжец. А то и помешанный; один из тех безвредных
фанатиков, что бродят по свету, воображая  себя  папой  римским
или  Архангелом  Гавриилом.  Как  бы  то  ни было, священник не
сказал  больше  ни   слова,   но   погрузился,   на   сей   раз
по-настоящему, в чтение требника.
     Судно  стало  на якорь. Местные жители полились потоком на
берег. Мистер Мулен уехал один, надо полагать, в свой роскошный
отель. Епископ, погрузив в коляску  багаж,  поехал  следом.  Он
наслаждался  извилистой,  уходящей  кверху  дорогой;  любовался
принаряженными к празднику  домами,  садами  и  виноградниками,
многокрасочным   горным   ландшафтом  над  ними,  улыбающимися,
прокаленными солнцем крестьянами.  Все  вокруг  несло  на  себе
отпечаток   довольства   и  благополучия,  чего-то  радостного,
изобильного, почти театрального.
     "Мне здесь нравится", -- решил он.
     И задумался, скоро ли ему удастся увидеть свою  двоюродную
сестру,  миссис  Мидоуз,  ради которой он прервал путешествие в
Англию.
     Дон Франческо,  улыбчивый  священник,  обогнал  их  обоих,
несмотря  на то, что потратил в гавани десять минут на разговор
с хорошенькой крестьянской девушкой с парохода. Он нанял самого
быстрого из местных возчиков и теперь бешено  мчал  по  дороге,
полный решимости первым сообщить Герцогине о том, что на остров
прибыл помешанный.

     ГЛАВА II

     Герцогиня Сан-Мартино, благодушная и представительная дама
зрелых  лет,  способная  при благоприятных атмосферных условиях
(зимой,  например,  когда  пудра,  как  правило,   не   стекает
струйками  по  лицу)  сойти,  во  всяком  случае  в профиль, за
поблекшую французскую красавицу былых времен, --  Герцогиня  не
составляла исключения из правила.
     Это было древнее правило. Никто не знал, когда оно впервые
вошло  в  силу. Мистер Эймз, непентинский библиограф, проследил
его  вплоть  до  второго  финикийского  периода,  но  не  нашел
причины,  по которой именно финикийцы, а не кто-то иной, должны
были установить прецедент. Напротив, он склонен  был  полагать,
что   правило   датируется   более  ранней  эпохой,  в  которую
троглодиты, манигоны, септокарды, мердоны, антропофаги и прочие
волосатые аборигены приплывали в своих несусветных лодчонках по
морю, обменивать то, что  они  собирали  в  ущельях  варварской
Африки,  --  змеиные  шкуры и камедь, газельи рога и страусиные
яйца, -- на сверхъестественно вкусных лангустов  и  деревенских
девушек,  которыми  Непенте  славился  с незапамятных времен. В
основе ученых выводов мистера Эймза лежало  то  обстоятельство,
что  на  острове  был обнаружен рог газели, принадлежавшей, как
установили ученые, к ныне вымершему триполитанскому виду, тогда
как во время проводимых в Бенгази раскопок удалось  извлечь  на
свет     череп    взрослой    женщины    гипо-долицефалического
(непентинского) типа.
     Это было приятное правило. Сводилось оно  к  тому,  что  в
первой  половине  дня всем непентинцам, независимо от возраста,
пола и состояния  здоровья,  следовало  непременно  попасть  на
рыночную   площадь,   называемую  также  "пьяцца",  --  площадь
очаровательную, три стороны  которой  занимали  главные  здания
города, а с четвертой открывался прелестный вид на сам остров и
на  море.  Здесь непентинцам полагалось сходиться, обмениваться
сплетнями, договариваться о вечерних  встречах  и  разглядывать
тех,  кто  только что прибыл на остров. Восхитительное правило!
Ибо оно по существу предохраняло каждого от каких-либо утренних
трудов, а после дневного  завтрака  все,  натурально,  ложились
вздремнуть.  Как  приятно,  подчиняясь  железной необходимости,
прогуливаться  под  ярким   солнцем,   приветствовать   друзей,
потягивать   ледяные   напитки,   не   мешая  взгляду  медленно
опускаться к нижним отрогам острова с  их  увитыми  в  виноград
крестьянскими домами; или пересекать блистающий водный простор,
устремляясь к далекой линии материкового берега с его вулканом;
или  взбираться  вверх,  к остриям гор, у чьих грубых бастионов
почти  неизменно  стоял  на  приколе  целый  флот  белоснежных,
принесенных  сирокко  облаков.  Ибо  Непенте славился не только
девушками и лангустами, но и дующим на нем южным ветром.
     Как и всегда в этот час, рыночную площадь заполняла толпа.
Дневная толпа. Священники, курчавые  дети,  рыбаки,  крестьяне,
просто граждане, парочка городских полицейских, крикливо одетые
женщины  всех  возрастов,  множество  иностранцев,  --  все они
прохаживались взад-вперед, разговаривая, смеясь,  жестикулируя.
Каких-то  особых  дел  ни  у  кого  не имелось, ибо таково было
правило.
     В изрядной  полноте  была  здесь  представлена  и  русская
секта.  То  были  энтузиасты  новой веры, все увеличивающиеся в
числе и возглавляемые Учителем,  боговдохновенным  Бажакуловым,
который  в ту пору жил на острове почти полным затворником. Они
именовали себя "Белыми Коровками", указывая этим  названием  на
свою  отрешенность  от  дел  мира сего, их алые рубахи, светлые
волосы  и   удивленные   голубые   глаза   составляли   местную
достопримечательность.    Над    площадью   трепетали   флажки,
колыхались  гирлянды  из   разноцветной   бумаги   и   гирлянды
цветочные,  развевались  знамена  -- оргия красок, учиненная по
случаю завтрашнего праздника, дня местного святого.
     Герцогиня,  одетая  в  черное,  с  черно-белым   солнечным
зонтиком  в  руке  и дурацким аметистовым ожерельем, покоящимся
среди поддельных валансьенских кружев у нее на груди, опиралась
на  руку  нелепо  миловидного  юноши,  которого  она   называла
Денисом. Его все называли Денисом или мистером Денисом. Фамилию
юноши старались не произносить. Фамилия его была -- Фиппс.
     Улыбавшаяся  каждому встречному, Герцогиня передвигалась с
несколько большей обдуманностью, нежели все остальные, и веером
обмахивалась  несколько  чаще.  Она  сознавала,   что   сирокко
потихоньку  прорезает  бороздки  на  ее  тщательно  напудренных
щеках, а ей хотелось как можно лучше  выглядеть  при  появлении
дона  Франческо,  который  должен  был  привезти с материка, от
церковных властей, некие важные вести,  касавшиеся  ее  скорого
перехода в католичество. Дон Франческо был ее другом. Вскоре он
мог стать ее исповедником.
     В  качестве священнослужителя, дон Франческо, умудренный в
мирских делах,  празднолюбивый  и,  подобно  большинству  южан,
закоренелый в язычестве, пользовался заслуженной популярностью.
Женщины   его   обожали;   он   отвечал   им  взаимностью.  Как
проповедник, он  почитался  не  имеющим  себе  равных;  золотое
красноречие  его причащало истинной вере все больше людей, -- к
большому неудовольствию "parroco"  --  приходского  священника,
несомненно  более  твердого  в  почитании  Троицы,  но  оратора
попросту жуткого, не страдавшего к тому же  человеколюбием,  --
поговаривали,  будто  его  едва  удар  не  хватил,  когда  дона
Франческо произвели в монсиньоры. Дон  Франческо  был  завзятым
ловцом  душ,  мужских  и  женских. Он уловлял их ad maiorem Dei
gloriam(*), а также удовольствия ради. Как он  признался  однажды
своему  другу,  мистеру Киту, то был единственный доступный ему
вид  спорта:  заниматься  бегом,  как  другие,  он  по  причине
дородности  не  мог  -- все, что он мог, это краснобайствовать.
Вот он и уловлял -- как местные души, так и души приезжих.

---------------------------------------------------------------------------

     *) "к вящей славе Божией" (лат.) -- девиз ордена иезуитов
---------------------------------------------------------------------------

     Уловлять  иностранцев  было  на  Непенте  задачей  не   из
простых.   Они  объявлялись  и  исчезали  так  быстро,  что  не
удавалось и дух  перевести.  Из  живших  здесь  постоянно  лишь
Герцогиня,  принадлежавшая  изначально  к  Высокой англиканской
церкви, поддалась на  его  уговоры.  Ее  он  крепко  держал  на
крючке.  Госпожа Стейнлин, голландского происхождения дама, чьи
шляпы  вошли  в  пословицу,  была  твердокаменной   лютеранкой.
Мужчины,  за вычетом Консула, надежд на спасение не имели, да и
Консул находился под дурным влиянием и вообще  был  безнадежным
оппортунистом.   Эймза,   как  человека  ученого,  интересовали
исключительно книги. А богатый чудак Кит, владевший на  острове
одной  из  лучших  вилл  и  одним  из лучших парков, каждый год
приезжал сюда всего на несколько недель. К тому же  он  слишком
много знал и слишком поездил по свету, чтобы оказаться кем-либо
кроме  безнадежного  безбожника;  не  говоря  уж о том, что дон
Франческо, связанный с  мистером  Китом  теснейшей  дружбой,  в
сокровенных  глубинах  души соглашался с ним по любому вопросу.
Что  же  до  завсегдатаев  Клуба,  то  эти  были   все   сплошь
пьянчугами,  отщепенцами,  мошенниками или чокнутыми -- таких и
уловлять-то не стоило.
     На сцене начали появляться повозки. Первой  прикатила  та,
которую  нанял дон Франческо. Выбравшись из нее, он пронесся по
"пьяцца", словно влекомая ветром шхуна. Впрочем,  произнесенная
им речь, обыкновенно пространная и цветистая, как то и подобало
его   особе   и  ремеслу,  отличалась  на  этот  раз  тацитовой
кратостью.
     -- Прибыл какой-то странный тип, Герцогиня, -- сообщил он.
-- Называет себя епископом страны Бим-Бам-Бом, но внешне --  ни
дать  ни  взять промотавшийся брачный агент. Такой тощий! Такой
желтый!  Лицо  все  в  морщинах.  Вид   человека,   всю   жизнь
предававшегося  пороку.  Возможно,  он  помешанный.  Во  всяком
случае, приглядывайте за вашим  бумажником,  мистер  Денис.  Он
будет здесь с минуты на минуту.
     -- Все  правильно,  --  сказал молодой человек. -- Епископ
Бампопо.  О  нем  писали  в  "Нью-Йорк  Геральд".  Приплыл   на
"Мозамбике". Там, правда, не говорилось, что он посетит остров.
Интересно, что ему здесь понадобилось?
     Дон Франческо пришел в ужас.
     -- Нет, правда? -- спросил он. -- Епископ, и такой желтый?
     И добавил:
     -- Он, должно быть, счел меня грубияном.
     -- Грубияна   из   вас   не   получится,   даже   если  вы
постараетесь,  --  произнесла  Герцогиня,  игриво  шлепнув  его
веером.
     Ей   не  терпелось  первой  познакомиться  с  новым  львом
местного общества. Но, боясь совершить faux pas(*),  она сказала:
     -- Ступайте, поговорите с ним, Денис. Выясните, он ли  это
-- я  хочу  сказать,  тот  ли,  о ком вы читали в газете. Потом
вернетесь и все мне расскажете.

---------------------------------------------------------------------------

     *) промах (фр.)
---------------------------------------------------------------------------

     -- Боже милостивый, Герцогиня, даже  не  просите  меня  об
этом!   Не   могу   же  я  приставать  к  епископу.  Тем  более
африканскому. И уж во всяком случае не к тому, на  котором  нет
этого их фартука.
     -- Будьте  мужчиной,  Денис. Он не укусит такого красивого
мальчика.
     -- Какие  приятные  комплименты  отпускает  вам  леди,  --
заметил дон Франческо.
     -- Она  их  всегда  отпускает,  если ей от меня что-нибудь
нужно, -- рассмеялся молодой человек. -- Я на острове  недавно,
но в характере Герцогини уже разобрался! Поговорите с ним сами,
дон Франческо. Это наверняка тот самый. Оттуда все возвращаются
желтыми. Некоторые даже зелеными.
     Добродушный   священник   перехватил   направлявшегося   к
гостинице мистера Херда и официально представил его  Герцогине.
Герцогиня  повела  себя по отношению к этому суровому мужчине с
усталым лицом более чем  снисходительно,  --  она  повела  себя
благосклонно.  Она  задала  ему  множество  вежливых вопросов и
указала  множество  небезынтересных  мест  и  лиц;  да  и   дон
Франческо,  как  обнаружил  мистер  Херд,  непостижимым образом
оправился от постигшей его на пароходе хандры.
     -- А живу я вон  там,  --  сказала  Герцогиня,  указав  на
обширное,  сурового вида строение, стены которого явно не знали
побелки  в  течение  многих  лет.  --  В   старом   заброшенном
монастыре,   построенном   Добрым   Герцогом  Альфредом.  Я  не
ошиблась, Денис?
     -- Право  же,  ничего  не  могу  вам  сказать,  Герцогиня.
Никогда об этом джентльмене не слышал.
     -- Добрый  Герцог был отъявленным негодяем, -- сообщил дон
Франческо.
     -- Ах, зачем вы так говорите! Вспомните, сколько  хорошего
он сделал для острова. Вспомните хоть о церковном фризе! У меня
целые  акры комнат, которые не обойдешь и за несколько дней, --
продолжала она, обращаясь к епископу. --  Я  там  совсем  одна!
Совершенная отшельница. Вы, может быть, выкроите сегодня время,
чтобы выпить со мной чашку чаю?
     -- Не такая уж вы и отшельница, -- вставил Денис.
     -- Чай   у   Герцогини   незабываемый,  не  чай,  а  почти
откровение, -- тоном  знатока  сказал  дон  Франческо.  --  Мне
доводилось  пробовать  этот  напиток  в  разных  уголках света,
однако нигде и никому не удавалось придать  чаепитию  подобного
очарования.  У  нее  настоящий  талант. Вы будете потчевать нас
чаем в раю, дорогая леди. Что касается завтрака,  мистер  Херд,
то  позвольте  вам  доверительным образом сообщить, что у моего
друга мистера Кита, с которым вы рано или поздно познакомитесь,
совершенно восхитительный повар. Блюда, которого он не способен
приготовить, не стоит и пробовать.
     -- Какая прелесть, -- ответил слегка смущенный  епископ  и
добавил со смехом: -- А где же у вас обедают?
     -- Я  вообще  не  обедаю. Госпожа Стейнлин устраивала одно
время милые вечерние приемы, -- задумчиво и с оттенком грусти в
голосе продолжал священник,  --  превосходные  были  обеды!  Но
теперь она повелась с русскими, и те полностью монополизировали
ее  дом. Вон он, видите, мистер Херд? Та белая вилла у моря, на
краю мыса. Весьма романтичная дама. Потому она и приобрела дом,
которого никто не стал бы покупать ни за  какие  деньги.  Такое
уютное  место,  такое уединенное -- оно очаровало ее. Горько же
ей пришлось пожалеть о своем выборе. Жизнь на мысу  имеет  свои
недостатки,  и  она скоро их обнаружила. Дорогая моя Герцогиня,
никогда не селитесь на мысу! Ужасно неудобно, вы вечно  у  всех
на  виду.  Весь  остров  знает,  чем  вы  занимаетесь,  кто вас
навещает, когда и почему... Да, я с сожалением вспоминаю о  тех
обедах.   Ныне  я  вынужден  довольствоваться  жалким  домашним
ужином. Доктор запретил мне обедать. Говорит,  что  я  чересчур
растолстел.
     -- Ваша  тучность  --  ваше  богатство,  дон Франческо, --
заметил Денис.
     -- Я предпочел бы не носить все  мое  богатство  с  собой.
Мистер Кит говорит, что у меня семь двойных подбородков, четыре
спереди  и  три  сзади. Уверяет, что тщательно их пересчитал. И
что будто бы в настоящее время отрастает восьмой. Для  человека
моего аскетического склада это уже чересчур.
     -- Не  верьте  тому,  что  говорит  мистер Кит, -- сказала
Герцогиня. -- Эти его длинные слова и -- как бы это сказать? --
его ужасные взгляды, они меня так расстраивают. Нет, право.
     -- Я  ему  говорил,  что  он  Антихрист,  --  заметил  дон
Франческо,  с  серьезной  миной  покачивая головой. -- Впрочем,
поживем увидим! Его еще нужно поймать за руку.
     Герцогиня  понятия  не  имела,  кто  такой  Антихрист,  но
чувствовала, что это, должно быть, кто-то не очень хороший.
     -- Если бы я заподозрила мистера Кита в чем-либо подобном,
я бы никогда  больше не пригласила его в мой дом. Антихрист! О,
стоит помянуть ангела...
     Обсуждаемая  особа   неожиданно   возникла   перед   ними,
предводительствуя    дюжиной   молодых   садовников,   тащивших
разнообразные,  обернутые  в  солому   растения,   по-видимому,
приплывшие на пароходе.
     Мистер  Кит был старше, чем выглядел, -- на самом деле, он
был неописуемо стар, хотя никто не мог заставить себя  поверить
в  это;  он хорошо сохранился благодаря тому, что подчинил свою
жизнь сложной системе мер, подробности которой, как он  уверял,
не  годятся  для публикации. Впрочем, это была не более чем его
манера выражаться.  Он  все  ужасно  преувеличивал.  Херувимски
округлое, чисто выбритое лицо его приятно розовело, по-совиному
светились  под  очками глаза, -- без очков его никто ни разу не
видел. Если бы не очки, он мог бы сойти за ухоженного  младенца
с рекламы мыла. Полагали, что он и спит в очках.
     Судя  по  всему, мистер Кит проникся к епископу мгновенной
симпатией.
     -- Бампопо? Как же, как же. Бывал. Много лет назад. Боюсь,
задолго до вас. Ну как там идут дела?  Дороги  наверняка  стали
лучше.  Еда,  надеюсь, тоже! Меня там очень заинтересовало одно
озерцо -- знаете? То, из  которого  ничего  не  вытекает.  Надо
будет  нам  с  вами  о  нем побеседовать. И еще мне понравилось
племя буланга -- такие милые ребята! Вам они тоже нравятся? Рад
слышать. Столько всякой чуши рассказывали о царящем среди этого
народа разврате! Если у вас не найдется  занятия  поинтереснее,
загляните  завтра  ко  мне, позавтракаем вместе, сможете? Вилла
"Кисмет". Вам любой покажет дорогу. А вы,  Денис,  --  прибавил
он, -- вы меня разочаровали. У вас внешность человека, любящего
цветы.  И  все-таки  вы  ни  разу  не  зашли полюбоваться моими
японскими вьюнками, лучшими в королевстве, -- не  говоря  уж  о
том,  чтобы  полюбоваться мной, ибо я тоже в своем роде цветок,
плотоядная орхидея, насколько я понимаю.
     -- Девственная  лилия,  --  высказал   предположение   дон
Франческо.
     -- Я  был бы рад прийти, -