путь, теперь словно расступался перед ним. Обезумевший от страха человек не понял, как очутился на знакомой поляне.
     В лесу уже царила тьма, но на поляне было по-прежнему светло. Кладоискатель не удивился этому, он этого даже не заметил.
     - Положи ожерелье на место! - повелела женщина, парящая над черными плитами. Длинные волосы растрепались, полуобнажив великолепное тело. Но перепуганный насмерть человек лишь бросил ошалелый взгляд на чародейку, рухнул на колени и трясущимися руками уложил ожерелье в круглую выемку. Поверхность камня тут же затянулась, стала непроницаемой.
     - Храбрый дурак и умный трус... - горько бросила женщина.
     - Да, не повезло нам с ними... - признал воин.
     - Один сдох, и от второго явно толку не будет, - вздохнул старик. - Ладно, Безумец, можешь взять его себе. Позабавься...
     Черная плита накренилась, и человек соскользнул по гладкой гранитной поверхности в открывшийся провал.
     Тут же плита вернулась на свое место. Но она не смогла заглушить ни донесшегося снизу вопля, полного невыразимой муки, ни лязгающего смеха...
     В зеркале вновь возникло отражение комнаты, но Джилинер все не отрывал взгляда от зоркого стекла.
     - Вот как... Значит, от Кровавой крепости остались не только мертвые руины? Очень, очень любопытно... Кто там у нас ближе всех... ах, Первый? Эта дубина бестолковая? Надо послать его, пусть пошарит в развалинах. Погибнет - не жаль... даже его смерть поможет мне узнать много нового. А я подумаю: нужно ли мне, чтобы в мир живых вернулись восемь могучих магов? Восемь соперников - или восемь слуг для меня?

11

     Холодная осенняя ночь опрокинулась над рекой, отразилась в ней, сделав струи непроглядно черными. Ни единой звезды не уронило в воду небо, затянутое хмурыми тучами. Воздух, промозглый и сырой, нагонял озноб. Люди, у которых была в эту ночь крыша над головой, спешили в уют и тепло, к пылающим очагам. Немногочисленные суда уже причалили к берегу. И путники, и домоседы - все устраивались на ночлег. Среди этих человеческих гнезд были три, далеко разбросанные по реке. Их случайные обитатели думали в этот вечер друг о друге. Мысли трех разлучившихся человек сплели в воздухе невидимый мост, о чем сами люди и не догадывались...
     "Что с Ралиджем? Где он сейчас? Удалось ли ему догнать этого глупого мальчишку?.. О боги, боги, только пусть с ними обоими не случится ничего плохого!.. "
     Арлина стояла на крыльце трактира "Рыжая щука" и с тоской вглядывалась в холодную мглу над рекой. В этот миг она отдала бы свою капризную чародейную силу и десять лет жизни впридачу за умение летать. Уж тогда бы она догнала Ралиджа!
     "Боги мудрые, боги всемогущие, охраните от бед непутевого Ильена... а мне дайте скорее разыскать мужа, я сама уберегу его от любого зла... "
     Из-за двери доносились веселые голоса наемников, по-хозяйски расположившихся в трактире. Аранша убедила госпожу, что лучше остаться на ночь здесь, чем возвращаться в крепость по темной, опасной дороге...
     Возвращаться в крепость! Да у Волчицы и в мыслях такого не было! Просто она не спорила с Араншей, понимая, что ночью ничего сделать нельзя. Но утром она что-нибудь придумает! Нельзя ехать домой, когда перед глазами стоит темный зал, накрытое черным сукном возвышение и взлетевший по широкой дуге топор!
     Скрипнула дверь, голоса на несколько мгновений стали громче: на крыльцо вышел Керумик. Подставил лицо холодному ветру, улыбнулся странной улыбкой - то ли дерзкой, то ли мечтательной. Охотник молчал, не нарушая правил учтивости: разговор начинает тот, кто знатнее. ,
     Арлине не очень хотелось в эту тоскливую минуту беседовать с кем бы то ни было. И все же она вежливо сказала:
     - Зря ты со мной проехался, Охотник! Хотел - под охра-|Р до Джангаша, а вот как вышло...
     - Ну и ладно, - спокойно ответил Керумик. - Для нас, Охотников, дорог много, и не все проложены в этом мире. А за мужа, ясная госпожа, не переживай. Хочешь - напиши письмо, я передам.
     - Письмо? - встрепенулась Арлина. - Передашь? Как?.. Когда?..
     - Ну, я в Джангаше буду раньше Сокола...
     - Подгорный Мир? - шепнула, похолодев, госпожа.
     - Да, есть тут Врата... не Врата даже, а так, калиточка... Поброжу из слоя в слой да и выйду возле Джангаша, а время меня подождет.
     Как могла Арлина забыть... Ну конечно же! В Подгорном Мире странное время - густое и тягучее, как мед. Они с Ралиджем и Эрваром провели за Вратами почти день, а вернулись... поджидавшая их Аранша и встревожиться толком не успела!
     На душе сразу стало легко и светло, отодвинулось куда-то черное предсказание.
     - Не стану писать письмо, - быстро заговорила Арлина, - сама пойду с тобой, ты выведешь меня возле Джангаша... Нет-нет, не говори, что это опасно, я уже была в Подгорном Мире. Как видишь, не съели меня там... Заплачу, конечно, сколько скажешь...
     С лица Керумика сошла улыбка. Глаза стали холодными и цепкими, словно он поймал добычу в прицел арбалета и готов спустить тетиву.
     - Госпожа, - сказал он жестко, - не стану пугать тебя Клыкастыми Жабами, Черными Прыгунами и прочей кусачей дрянью. Сама знаешь, не это самое страшное...
     И замолчал, дав госпоже несколько мгновений на раздумье. По изменившемуся лицу женщины понял: догадалась...
     Волчица тихо повторила слова, слышанные когда-то от Эрвара:
     - "Много ловушек таит Подгорный Мир, но самая коварная ловушка - он сам... "
     - Вот именно, - кивнул Охотник. - Эрвар рассказывал: госпожа пришла в Подгорный Мир, как к себе домой. Но таких людей Подгорный Мир быстро забирает к себе. Что, если Волчица войдет туда, а выйти не захочет?
     Арлина фыркнула - такой нелепой показалась ей мысль, что она по доброй воле останется где-то вдали от Ралиджа. Но насмешливая улыбка превратилась в мечтательную...
     ... Мир полупрозрачных, размытых далей, где все неясно и неявно. Мир, где нельзя прикинуть на глаз расстояние до ближайшей скалы - она то рядом, то вдруг вдали, на горизонте. Мир, где дрожащее марево показывает картины того, что происходит за много дней пути от тебя, и тут же прячет, не дает разглядеть... много дней пути? Нет, и эта мера теряет смысл там, где расстояния и дали смяты в путаницу движущихся складок. Сделай неосторожный шаг в сторону - и окажешься в далекой дали от своих спутников - не увидишь, не докричишься...
     Единственное, что в Подгорном Мире было четким и определенным, - это опасность, грозящая отовсюду, жестокая и реальная, в каждом слое своя.
     Но Волчица знала от Эрвара, что опаснее всего были не чудовища. Опаснее всего было сладкое томительное чувство, которое наплывало на нее за Вратами. До головокружения хорошо! Словно ее целовал любимый!
     Ралидж потом передал ей слова Эрвара:
     "Подгорный Мир хочет нашу госпожу... Таких, как она, он быстро сминает в комок глины и лепит заново - как ему нравится. Никогда, ни под каким видом Волчицу больше нельзя пускать за Врата... "
     Арлина тряхнула головой - в великолепных черных волосах еле удержалась зеленая лента.
     - Когда мы выходим, Охотник?
     - Перед рассветом... если госпожа действительно решилась...
     - Можем мы взять с собой наемников?
     - Ну уж нет! Где это видано, чтобы Подгорный Охотник таскал за собой толпу? Мы странствуем по двое, по трое, не больше... Уходить придется тайком... - Керумик запнулся, а потом закончил неожиданно грубо: - Но ясной госпоже это недешево обойдется!
     - Я понимаю... Главное - догнать Ралиджа...
     - Светлая госпожа очень любит мужа... - тем же странным, почти враждебным тоном продолжил парень... оборвал Фразу, чуть помедлил и добавил учтиво: - Волчице лучше вернуться в дом и постараться уснуть. Неизвестно, когда теперь ей удастся выспаться.

***

     Аранша отчаянно кусала кончик пера, раздобытого хозяином "Рыжей щуки". Искусство письма ей и раньше не очень-то давалось, а уж сейчас... Наемница решительно не представляла себе, какими словами объяснить своему дарнигару (и мужу!), почему воины вернутся в крепость без десятника. И без госпожи.
     Подслушанный разговор мучил Араншу, как засевшая в боку стрела. Остановить Волчицу немыслимо, это наемница поняла давно. Даже если они всем десятком навалятся на супругу Хранителя и скрутят ее по рукам и ногам... да, это была бы сцена! Разумеется, солдаты не посмеют прикоснуться к Дочери Клана. И сама Аранша уже стояла перед Вратами - и струсила. Позорно струсила первый раз в жизни (да будет воля Безымянных, чтоб и в последний раз!). Так страшно не было даже перед первым боем. Аранша готова была взбунтоваться, отказаться выполнить приказ. Спасибо Хранителю - догадался о ее страхе... да что там догадываться, небось все на роже было написано! Пожалел дуру-наемницу, велел ждать перед Вратами, пусть берегут его за это боги до Бездны и за Бездной!
     А теперь Сокол может попасть в беду, госпожа спешит на помощь мужу... а Аранша, получается, у нее на дороге встанет?
     Нет уж, как ни крути, а придется идти за Волчицей в эту жуть. Она ж только про Ралиджа своего думает, а что с ней самой беда может приключиться - про то и мысли нет!..
     И тут Аранша чуть не выронила перо, впервые ясно осознав, что еще ее тревожит.
     Керумик! Уж больно непонятно он держится... странные взгляды кидает на госпожу, когда думает, что никто его не видит!
     Не будь госпожа Дочерью Клана, Аранша не нашла бы в поведении парня ничего необычного. Наемница, привыкшая находиться среди мужчин, не раз ловила на себе такие взоры. И каждый раз огорчалась: опять скоро придется кому-то нос разбить! Они сулили неприятности, эти голодные, жадные мужские взгляды...
     Но ведь не может какой-то паршивый Керумик из какого-то паршивого Семейства осмелиться даже подумать...
     Ох, да он же Подгорный Охотник, они все ненормальные!..
     Внезапно эта пронзительная мысль потускнела, отодвинулась куда-то. К горлу подкатил плотный ком. Женщина бросила перо, поспешно встала, неверной походкой пошла к двери.
     Кто-то из наемников дружески бросил вслед:
     - Что, Аранша, вино паршивое или жратва - отрава?
     Женщина коротко кивнула, боясь произнести хоть слово.
     И пока за крыльцом ее выворачивало наизнанку, она молча твердила себе: да, вино паршивое, да, жратва - отрава... и понимала, что обманывает себя. И так уже все ясно.
     - Харнат оторвет мне голову, - мрачно сказала она вслух. - И будет прав!
     Конечно, прав! Как смеет Аранша рисковать не только своей шкурой - пес бы с ней, с этой шкурой, в каком только огне не побывавшей! - нет, рисковать долгожданным, заранее любимым ребенком! Ведь знает она, почему Харнат зачастил в храм, почему дает жрецам золото, о чем просит Безымянных...
     А сама она... разве не потеряла она надежду в двадцать лет, когда в Яргмире, во время атаки пиратской эскадры, вместе с другими наемниками разворачивала на скале тяжелую катапульту - и упала, покатилась по камням от режущей боли внизу живота. Если бы тогда поберегла себя - было бы сейчас сыну или дочке восемь... нет, девять лет!
     Опытная подруга после сказала: "Забудь, это с тобой вряд ли повторится... да и зачем тебе?.. "
     Сейчас, почти через десять лет, Безликие дарят ей последнюю надежду. А счастливая мамаша, стерва такая, тащит бедного ребенка - это ж подумать жутко! - в Подгорный Мир...
     Аранша погладила себя по животу. Даже сквозь одежду чувствовалось, какой он плоский, подтянутый, с не по-женски крепкими мышцами.
     - Не повезло тебе с мамой, да, малыш? - виновато шепнула она, понимая, что выбора все равно нет и решение уже принято. Нужно идти за госпожой. За Врата так за Врата, в Бездну так в Бездну. А станет страшно - сломать хребет проклятому страху!

12

     "Неужели среди всадников и впрямь была Арлина? Опять боится отпустить меня одного? Сейчас-то с какой стати? Не в Подгорный Мир ухожу, не в сраженье! Совсем жена с ума сошла! Вернусь - поговорим... Ох, Ильен, Ильен, сколько тревог из-за тебя, дуралей ты маленький... "
     Ралидж постарался отогнать неприятные мысли и ткнул носком сапога в кострище, размытое недавним дождем:
     - Здесь, я вижу, не раз ночевали?
     - Так, господин, - поклонился капитан, который стал очень почтительным, когда узнал, что среди его пассажиров - Сын Клана. - Здесь часто причаливают суда.
     - А где сейчас "Летящий", как ты думаешь?
     - Я, господин мой, не думаю, я знаю. Это мы до темноты не успели проскочить Пенные Клыки, а "Летящий" их засветло прошел. Теперь вся команда отсыпается на постоялом дворе у Кринаша... Если я больше не нужен Соколу, я приглядел бы за моими бездельниками?
     Ралидж рассеянным кивком отпустил хозяина, осматривая просторную поляну, где матросы растягивали на кольях навес из плотного полотна и тащили из леса дрова для костра. Тихоня, Ваастан и Айфер помогали матросам. Щеголь Челивис восседал на груде лапника с таким страдальческим видом, словно это был сложенный для него погребальный костер. Купец Аншасти деловито сновал по палубе приткнувшегося к берегу корабля. Ни юного Фаури, ни загадочного Никто не было видно.
     Мимо кострища легкой походкой пробежала Ингила.
     - До чего же славно устраивается наша пестрая компания! - восхитилась она. - Эй, Тихоня! Я к реке, умыться...
     И исчезла среди ивняка, где уже клубилась ночь, готовая выползти на поляну.
     Тихоня, вгонявший в землю кол для навеса, даже не обернулся на голос своей маленькой госпожи. Зато Пилигрим, негромко беседовавший с Рифмоплетом, так и вскинулся в сторону, куда упорхнула циркачка.
     - А-га-а! - протянул он (причем голос выдавал, что юношей владеют отнюдь не только благочестивые мысли о Храме
     Всех Богов). - Малышка одна, в темноте, в густом ивняке... Пойду пригляжу за бедняжкой...
     И поспешил за девушкой, ухмыляясь, как кот, случайно разбивший на кухне горшок и обнаруживший, что он полон сметаны.
     Рифмоплет, помрачнев, дернулся было следом, но сдержался, резко отвернулся и пошел помогать матросам.
     Ралидж сказал себе, что все происходящее - не его дело, к тому же циркачка, бродящая по свету, наверняка не наивное нежное дитя. Но все же не удержался, спустился к реке. Конечно, он не станет зря вмешиваться... но если девчонка закричит, позовет на помощь...
     Он успел как раз вовремя, чтобы услышать увесистый звук затрещины и тяжелый всплеск. Усмехнувшись, Сокол опустился на колено, зачерпнул режуще-холодной воды, с удовольствием умылся.
     Неподалеку в зарослях возмущенно бубнил Пилигрим:
     - И сразу драться! Можно подумать, на тебя тролль насел! А что мне теперь делать, об этом ты не подумала? Мокрый весь, впереди холодная ночь... и не жаль тебе человека?
     - Не жаль, - подтвердил невозмутимый голосок. - У костра обсохнешь. Не с твоей рожей к порядочным барышням руки без спроса тянуть!
     Возня в ивняке прекратилась. После короткого молчания послышалось изумленное:
     - А... а чем тебе моя рожа нехороша?
     - Да на тебя бы и слепая корова не позарилась! Да если такая физиономия в бочке с водой отразится, так на бочке все обручи полопаются!
     - Да? - В голосе Пилигрима звучала не столько обида, сколько удивление. - А мне до сих пор девушки говорили, что я им нравлюсь... Кстати, на моей памяти это первая оплеуха!
     - Ой, не могу, красавец выискался! Огрызок счастья! Нос - как наррабанский башмак... и уши вразлет! Правда-правда-прав-да! Вот дружок твой - это верно, заглядеться можно...
     - Да какой там дружок, на пристани познакомились... Говоришь, уши вразлет? Но до сих пор мне красавицы просто проходу не давали... настоящие красавицы, не акробатки тощие!
     - Ого! - изумилась циркачка. - С чего бы это? Даже интересно... Я так понимаю, у тебя семья богатая?..
     Дослушивать Ралидж не стал. Успокоившись за шуструю девчонку, он вернулся на поляну, где уже горел высокий костер, а с наветренной стороны чернело полотнище тента.
     - Доволен ли мой господин? - поинтересовался из-за плеча Сокола капитан. - Угодно ли ему присесть вот здесь, поближе к огню, на лапник? Ночь холодная, ясная, от воды почти не дует...
     Из темноты раздался недовольный басок Айфера:
     - А мне матросы говорили, в трюме шатер есть. Можно бы расстараться да поставить для Сына Клана... Голос капитана стал жестким и решительным:
     - Шатер ставим, когда с нами женщины. Высокородному господину шатер не предлагаю, чтобы не оскорбить: ведь он не женщина!
     Улыбнувшись, Ралидж попытался угадать, что скрывается за сменой тона: какое-нибудь суеверие, живущее среди речников, или острое нежелание копаться в темном трюме, разыскивая шатер, заваленный прочими грузами...
     - Женщины?! - гневно зазвенел рядом голос неслышно подошедшей Ингилы. - А я тебе кто, крыса водяная? Я тебе чем не женщина? Гляди-гляди-гляди! Может, у меня усы? Или борода?
     - Цыц, блоха двуногая! - учтиво ответил капитан. - Давай кувыркайся к огню, пока лучшие места у костра не заняты! Чтоб я из-за паршивой циркачки шатер стал ставить...
     Короткому взгляду, брошенному Ингилой на капитана, позавидовала бы даже молния. Затем девушка обернулась к собравшимся вокруг любопытным пассажирам и тоненько, жалобно протянула:
     - И такая несправедливость - на глазах у благородных господ! Так обидеть бедную актрису! А ведь я не из Отребья, я Дочь Семейства... и я платила за проезд!
     Пассажиры зароптали: мол, девчонка права, деньги платила, так почему бы для нее шатер не поставить? Матросы, которым совсем не улыбалось лезть в трюм, не менее решительно зашумели: мол, обойдется попрыгунья бродячая, не принцесса небось!.. Тихоня вопросительно поглядывал на хозяйку: не пора ли начинать драку?
     Ингила сжала кулачки, прикусила алую губку:
     - Не отвяжусь, капитан! Ты спать уляжешься, а я над ухом встану и ныть буду! Правда-правда-правда! Вот не выспишься и завтра на Пенных Клыках корабль разобьешь!
     Сын Клана попытался вступиться за циркачку, но капитан встал насмерть, как скала в речном потоке:
     - Пусть Сокол не гневается, а только в пути все решает капитан! Пока не добрались до Джангаша, здесь главное слово - мое! Будет, как я сказал!
     И вдруг откуда-то из-за спин собравшихся возник голос, мягкий, негромкий и вежливый - но была в нем спокойная уверенность, что ни на одну просьбу не последует отказа:
     - Я тоже с удовольствием заночевала бы в шатре... хоть переоделась бы, не опасаясь мужских глаз...
     Все поспешно обернулись.
     В общем ошеломленном молчании тоненькая фигурка откинула капюшон, и по сукну мягко скользнули светло-русые пряди. В потрясенные мужские глаза лукаво заструился глубокий синий взгляд.
     - Кажется, мне надо представиться еще раз, - улыбнулась девушка. - Фаури Дальнее Эхо из Клана Рыси, Ветвь Когтистой Лапы... Скоро ли будет поставлен шатер?
     Капитан издал неопределенный звук, что-то между утвердительным мычанием и предсмертным стоном.
     - Вот и хорошо, - кивнула Дочь Клана.
     - А я прислужу госпоже! - гордо заявила Ингила и показала капитану язык.
     От костров тянуло запахом жареной рыбы - матросы расстарались, порыбачили. Даже Аншасти не утерпел, присел у веселого пламени, предварительно с помощью матросов уложив на крышку люка тяжелый валун, который быстро и без шума не сдвинешь. Но все равно купец время от времени поднимался и вглядывался во мрак - не крадутся ли к его товарам лихие гости из леса...
     Неподалеку от костра высился линялый полотняный шатер. Но его обитательницы, отвоевав себе "дворец", тут же потеряли к нему интерес и присели рядышком у костра. Мужчины украдкой поглядывали на озаренное красными отсветами круглое нежное лицо Дочери Клана. И не было среди них ни одного, кто хоть раз не обозвал себя слепым дурнем за то, что принимал эту женственную красавицу за мальчишку.
     Юная Рысь тихонько глядела в огонь, время от времени откусывая от горячей лепешки с запеченной в ней рыбкой.
     А Ингила уже умяла свой ужин и теперь поддразнивала Рифмоплета, требуя, чтобы тот немедленно доказал свое мастерство. Назвался бродячим поэтом, а теперь сидит да пома