Ольга ГОЛОТВИНА
   ВСТРЕТИМСЯ В СИЛУРАНЕ!

OCR - Bassta, вычитка - Яна.


Анонс

     Нет отдыха для настоящего воина. Вот и Ралидж по прозванию Разящий Взор недолго наслаждался покоем... Теперь его снова ждет дорога - погоня за глупым мальчишкой, по наущению хитрого мошенника похитивши древний пергамент, хранящий великую и опасную тайну...
     Долог и труден будет этот путь, ибо лежит он чрез бесчисленные сражения - с троллями и оборотнями, со смертоносными призраками - и иными порождениями Тьмы. Но Ралидж не отступал никогда - не отступит и теперь...

     Дмитрию Юрьевичу и Наташе Браславским - моим первым читателям, строгим и терпеливым

1

     Беда, если встретится незадачливому путнику на лесной дороге человек в потрепанной до лохмотьев рубахе и холщовых штанах - но в красивом, опушенном мехом плаще из толстого сукна. Или в потертой кожаной куртке - а на сапогах серебряные пряжки... При одном взгляде на такого щеголя бросит догадливого путника в дрожь. Сразу начнет он прикидывать: с кого снял встречный незнакомец такие дорогие вещи... а главное - что этот франт сейчас подумывает прибавить к своему наряду?
     Именно такие подозрительные бродяги и сидели вдвоем на берегу лесного ручья. Кусты боярышника были плохой защитой от осеннего ветра, поэтому один из парней закутался в свой роскошный плащ, стянул его на груди толстыми витыми шнурами и набросил на голову капюшон. Второй поднял воротник куртки и хмуро сказал:
     - Где этого дурака болотные демоны носят? Холодно и жрать хочется...
     - Слышь, Матерый, надо бы мне пойти, - озабоченно отозвался его дружок. - Зря ты Гундосого послал. Его в детстве мамаша башкой на камни уронила, не иначе...
     Тот, кого назвали Матерым, задумчиво качнул седой лохматой головой:
     - Подождем чуток. Не явится - ты пойдешь. Заодно поймаешь этого дурня да вколотишь ему нос до затылка, чтоб впредь шустрей был...
     - Постой, - перебил его приятель, - что там по ручью шлепает?
     Оба вскочили на ноги, глядя сквозь листву, как через ручей, по пояс в воде, бредет щуплый человечек. Вцепившись в ветви ивы, он вскарабкался на берег, огляделся, махнул рукой и двинулся сквозь кусты к своим дружкам.
     - Я напрямик... чтоб обогнать... Уходить надо!
     - Облава? - нахмурился Матерый.
     - Не на нас. Большая охота ниже по ручью... - Гундосый сморщился, словно собираясь чихнуть, и захихикал. - Ой, потеха была! Самого Хранителя лошадь прочь от свиты унесла, а потом и вовсе сбросила...
     - Далеко отсюда?
     - Не очень. Свита ищет Хранителя, да со следа сбилась, ушла вниз по ручью. Спохватятся, вернутся... уходить надо!
     - А Хранитель где? - хрипло спросил Матерый.
     - В Совиной балке... ловит свою серую...
     - В Совиной балке?.. Знаю, к ручью выходит... - Главарь обернулся к обладателю дорогого плаща. - Слышь, Костолом, можно устроить засаду!
     - Засаду? - не понял Костолом. - На Сына Клана? Гундосый хмыкнул.
     - Вот! - покосился на него атаман. - Ты-то " нами недавно, а Гундосый помнит, как этот самый Хранитель в моем отряде из общего котла лопал. Что, не веришь? Это сейчас он Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла - звучит-то как! А мы с Гундосым его звали попросту - Орешек... и был он беглым рабом, таким же никчемным для нашего разбойничьего дела, как и прочие рабы: ни на коня сесть, ни меч в руки взять...
     - Нож хорошо в цель метал! - взыграло в Гундосом чувство справедливости.
     - Ага, - нехотя признал атаман, - уже в бегах научился, в Аршмире...
     - А мне говорили, - недоверчиво перебил Костолом, - что Ралидж - лучший фехтовальщик Великого Грайана...
     - Уж и лучший... - буркнул главарь. - Хотя и впрямь насобачился в шайке. Учил его один наемник, большой мастер был... Ладно, кончай пустую мякину провеивать! Пошли, а то упустим...
     - И на кой он нам нужен? - возмутился Костолом. - Кто ж на охоту деньги берет? И ты сам говорил: Сына Клана грабить - дураком надо быть!
     Матерый ощерился и сплюнул.
     - То ж я про настоящих говорил, они колдуны. А этого Клан усыновил...
     - Да с какой дури нам связываться с Хранителем крепости - колдун он там, не колдун?..
     - Ты, Костолом, человек пришлый, разбойник из тебя - как из меня кружевница! - Матерый помрачнел, продолжил глухо, злобно: - Я крепкой шайкой командовал, сорок человек под моей рукой ходило! Три года назад анмирские стражники облаву учинили, так я едва десять морд собрал уцелевших. А теперь остался один Гундосый, да еще ты прибился... Ну, проберемся в Чернолесье, разыщем шайку Хрипатого - и что нам Хрипатый скажет? Не знаю, скажет, никакого Матерого! Идите, скажет, парни, котел лагерный чистить! А я ему - вещицу со знаком Клана: пряжку с соколом или там перстенек с печаткой. Пусть видит Хрипатый, с какими лихими людьми говорит!
     - А Хрипатый тебе в ответ, - подхватил Костолом, - мол, подумаешь, пряжка! Может, вы ее возле прачечной сперли, когда рабыни одежду господина стирать несли!
     Матерому нечего было ответить, но признаться в этом было немыслимо. Чем меньше народу оставалось в шайке, тем болезненнее относился главарь к любой попытке подорвать свой авторитет.
     - Заткнись, крысеныш! Прикажу - так и в Подгорный Мир отправишься, не то что в Совиную балку! Гундосый замахал на Костолома руками:
     - Не спорь, дурень, с атаманом, он тебе хребет из спины выдернет! Лучше дай плащ, а то я промок... согреться...
     Костолом поспешно отступил от протянутой руки и сказал с неожиданной силой и серьезностью:
     - Тронешь мой плащ - убью!
     - Что ты все за плащ свой трясешься? - хмыкнул главарь. - Золото, что ли, в подкладку зашито? Может, проверить?.. Ну-ну, шучу, не хватайся за меч. Некогда дурака валять, Добычу упустим...

***

     Устроившись на разлапистой ветви дуба, Матерый расправлял сеть и поглядывал вниз сквозь не по-осеннему густую, еще зеленую листву.
     Сейчас, когда рядом не было дружков, атаман засомневался: а и впрямь, по силам ли он затеял дело? Не вышло бы по пословице: хотела щука поймать карася, да ерша схватила...
     Лестно, ох, лестно бы похвастать в новой шайке добычей, снятой с Сокола! В ком не шевельнется страх при мысли о Кланах, родоначальниками которых были двенадцать могучих магов? Их потомки - высшая знать Великого Грайана. Сами боги отличили их от прочих людей!..
     Но Орешек-то, Орешек! Ведь его Матерый помнит растерянным парнем лет двадцати, против воли угодившим в шайку! Что ж такого немыслимого мог совершить беглый раб, чтоб его усыновил Клан?..
     От смятенных размышлений разбойника отвлек приглушенный вскрик в соседней кроне. Гундосый! Небось на свой нож напоролся, чурбан с ушами!..
     Нет, что-то не то... Мир вокруг неуловимо изменился. Птицы смолкли, ветер умер...
     У Матерого озноб прошел меж лопаток. Атаман подался вперед, напряженно вглядываясь в листву. Внезапно из сплетения ветвей вынырнул Гундосый. Бедняга висел вниз головой, ноги его были охвачены какими-то широкими лентами. Разбойник беспомощно дергался, пытаясь перевернуться. Лицо его побагровело, из горла вырвался нелепый писк.
     Матерый подхватил с развилки ветвей арбалет и замер, не зная, в кого стрелять.
     Широкие ленты разошлись в стороны, вопль огласил опушку - и в воздухе закачалось то, что мгновение назад было Гундосым: две разорванные половины человеческого тела, из которых хлестала кровь.
     Матерый, бросив сеть, попытался спрыгнуть на землю, но грудь и шею обхватило что-то холодное. Выронив арбалет, он двумя руками оторвал от горла душившее его щупальце неизвестной твари, повернулся и уткнулся подбородком в мягкий колышущийся мешок. Завыв от ужаса и отчаяния, Матерый левой рукой отталкивал врага, а правой пытался нашарить у пояса нож. Перед его лицом по серой, чешуйчатой, обвисшей складками коже елозил маленький желтый глаз. Именно елозил_ исчезал в складках и тут же выныривал в другом месте.
     Разбойнику удалось дотянуться до ножа. Из белесой мглы безумия выскользнула последняя мысль: "Глаз... метить в глаз... "
     Но поздно, поздно: второе щупальце со страшной силой обхватило человека поперек туловища и, ломая ребра, прижало руку к телу. Нож выпал из онемевших пальцев. Обхватив третьим щупальцем ветку и приподнявшись, как змея на хвосте, чудовище ударило своей жертвой о ствол дуба.
     Атаман умер, не успев услышать, как затрещали ветви внизу, где в кустах устроился в засаде Костолом.
     - С-скотина! - с чувством сказал Орешек.
     Серая кобыла кокетливо переступила передними ногами и склонила голову, искоса поглядывая на человека.
     Hy и как с ней разговаривать, с наглой дрянью? Привыкла, понимаете ли, к всадникам, которые умеют одним прикосновением к поводьям дать понять лошади, кто здесь хозяин...
     Орешек осторожно шагнул вперед и протянул руку к уздечке. Серая насмешливо фыркнула, мотнула головой и отступила на шаг. Издевается, мерзавка тонконогая! Не иначе как ей кто-нибудь насплетничал: мол, было время, когда нынешний Хранитель крепости стоил в три раза дешевле, чем такая породистая, статная красавица...
     Ну, не мог, не мог он с детства обучаться верховой езде! Нельзя рабу садиться в седло! Впервые Орешек взгромоздился на конскую спину лет примерно в двадцать, в разбойничьем отряде. Помнится, тот гнедой был оскорблен его неловкостью. И выразил свой протест весьма энергично...
     Серая кобыла, обманутая рассеянным видом хозяина, потеряла бдительность и загляделась на ветку бересклета, что покачивала на ветру пестрые сухие шарики плодов. И тут же рука человека торжествующе вцепилась в уздечку.
     Но победа оказалась неполной. Обиженная кобыла перебросила поводья через голову и заплясала вокруг хозяина, не Давая ему вставить ногу в стремя.
     Вот так! И плевать ей на то, что ее господин не дал вражескому войску обрушиться на Грайан. Это пустяки. А вот то, что, садясь в седло, он заходит не с той стороны...
     - Чтоб тебя волки съели! - тепло пожелал Орешек. - Ну, иди в поводу, раз такая госпожа капризная...
     Он мог бы сказать еще многое, но его прервал вопль, пронизавший облака листвы. Так кричат лишь в последний миг жизни.
     Хранитель крепости Найлигрим тут же забыл о своих мелких неурядицах, выпустил повод серой и кинулся на голос. Он сознавал, что это может оказаться ловушкой, но не боялся: у пояса дремала в ножнах Сайминга, Лунная Рыбка...
     Разлетевшиеся в стороны ветви, как распахнувшийся занавес, открыли грозное и недоброе зрелище.
     Прислонившись к стволу дуба, высокий человек из последних сил отбивался мечом от нападавшего на него чудовища. Орешек в первый миг даже не признал живое существо в этом дряблом сером мешке с тремя щупальцами, плавающем в воздухе. Движения чудовища казались неуклюжими, но оно уворачивалось от клинка, вновь и вновь бросаясь на противника. Второй серый мешок неподвижно завис неподалеку, не вмешиваясь в драку, но явно рассчитывая на долю в добыче.
     Подгорные Твари, тайными тропами проникшие во владения людей! Они были непохожи друг на друга, эти отродья Подгорного Мира - летающие, ползающие, крадущиеся на когтистых лапах, - но всегда были коварными, свирепыми и очень опасными...
     Лишь тень этих мыслей промелькнула в голове Орешка, когда он бежал к берегу ручья, на ходу опустив руку на эфес.
     Из ножен бесшумно вылетело полтора локтя стали - и какой стали! Клинок был создан древними мастерами, секрет ковки затерялся в веках.
     Заметив спешащего к месту битвы воина, чудовище заторопилось. Одно из щупалец перехватило, обвило руку противника с мечом, две другие серые ленты вцепились в добычу. Тварь приподняла человека над землей, сильно раскачнулась в воздухе и ударила свою жертву о ствол дуба - в том месте, где зазубренным копьем торчал обломок большого сука. Сухое дерево насквозь пробило рвущегося из чешуйчатых объятий человека. Короткий, полный муки крик полоснул воздух - и оборвался.
     Легко сдернув добычу с окровавленного сука, тварь уронила ее на землю и угрожающе подалась навстречу новому противнику.
     Но на этот раз перед хищником оказался не безвестный бродяга, а лучший фехтовальщик страны. Орешек - нет, уже не Орешек, а Ралидж Разящий Взор! - искусно владел приемами боевого искусства карраджу - "смертоносное железо".
     Сокол хладнокровно увернулся от тянущегося к нему щупальца и красивым скользящим движением срубил чешуйчатую ленту. Щупальце, извиваясь, упало к ногам воина. Перепрыгнув через него, боец очутился под закувыркавшимся в воздухе, потерявшим равновесие чудовищем.
     Тварь попыталась спикировать на человека, но вышло у нее это неуклюже, и меч дотянулся, прочертил на обвисшем брюхе летучей гадины тонкую линию.
     Вокруг расползлось зловоние, такое сильное, что Ралидж на миг сбился с четкого ритма дыхания. Превратившись в беспомощную тряпку, тварь грудой осела у ног победителя. Даже не взглянув на поверженную добычу, воин вскинул клинок, готовясь отразить атаку второго чудовища. Взгляд человека был спокоен и тверд, смерть глядела из зрачков.
     Тварь не приняла вызова. Медленно раздуваясь, серый шар взмыл в небо и поплыл над кронами. Плоские щупальца, раскинувшись в стороны, ловили воздушные потоки.
     - Только клинок об эту дрянь измазал... - брезгливо сказал Орешек вслух и усмехнулся: его мечу было не привыкать. Сайминга сгубила не одну Подгорную Тварь.
     Вонзив клинок в землю, Орешек быстро оглядел место боя, чуть передернулся при виде разорванного человеческого тела, заметил в кроне дуба нелепо повисшую фигуру - этому бедняге уже не поможешь! - обернулся к последнему участнику трагедии, неподвижно лежащему у ствола... и вздрогнул, наткнувшись на взгляд светлых глаз, затуманенный страшной болью, но вполне осмысленный.
     Вей-о! Он жив? Безликие боги, да у него же весь живот разворочен!
     Хранитель нагнулся над лежащим человеком, чья душа уже отрывалась от тела, спеша на зов Бездны.
     - Потерпи, приятель... Сейчас в крепость тебя, там лекарь хороший... выкарабкаешься...
     Лживые, бессильные слова, жалкая попытка утешить умирающего.
     Ответом был голос, в котором лишь легкая дрожь выдавала смертную муку:
     - Не надо врать... лучше бы добил...
     - Не умею добивать, - честно признался Орешек. - Слушай, может, твоим родным чего передать? Кто вы вообще такие - ты и твои друзья?
     - А ты не узнал? - пробились в голосе умирающего насмешливые нотки. - Это не мои, а твои друзья, Сокол!
     Орешек с недоумением взглянул на останки неизвестного бедняги - его сейчас не признали бы ни любимая женщина, ни мать. Перевел взгляд наверх, всмотрелся в искаженное гримасой смерти лицо среди листвы. Вздрогнул: узнал... Обернулся к умирающему и сказал без прежнего сочувствия:
     _
     Вот ты, значит, из каких... И много вас тут бродит?
     Обида пересилила боль. Незнакомец даже чуть приподнял голову:
     - Это ты из "таких", Сокол, а я Подгорным Охотником был... случайно к шайке прибился...
     Вновь уронил голову на мох и, кривя рот, пробормотал куда-то мимо собеседника:
     - Предупреждал меня Заплатка... что плохой день... а я не верил...
     Вспыхнувший на миг гнев Хранителя угас. Конечно, по долгу службы он старательно преследовал любую шайку, что появлялась в окрестностях... но разве забудешь ночи у разбойничьего костра?..
     Эти мысли вдруг стайкой разлетелись прочь: Орешку показалось, что за спиной мелькнуло что-то темное. Он гибко развернулся, вскинул клинок, готовясь отразить удар...
     Но Сайминга застыла в воздухе. Орешек сплюнул и негромко помянул Тысячеликую. То, что он принял за противника, оказалось плащом, наброшенным на куст боярышника. А движение... ну, наверное, порыв ветра рванул полу плаща...
     Хотя ветра, между прочим, никакого не было.
     Да что там ветра... Во имя Серой Старухи, здесь и плаща-то никакого не было несколько мгновений назад!
     Орешек недоверчиво оглядел находку. Темно-коричневый, дорогого сукна плащ был наброшен на куст так аккуратно, словно его расправили руки исполнительного слуги. Капюшон в меховой опушке чуть склонился на ветке, словно заглядывая человеку в лицо. Зеленая заплатка на капюшоне щурилась, как нахальный глаз.
     И все равно - не было здесь плаща! Орешек, хвала Безликим, еще не рехнулся!
     - Твой плащ? - спросил Хранитель раненого так грозно, словно речь шла о кусачей собаке.
     Умирающий человек приподнял голову и сказал неожиданно сильно и четко:
     - Был мой. Теперь твой будет!
     Это прозвучало как приказ... нет, как грозное заклинание! Но тут же силы оставили незнакомца. Он откинулся затылком на мох и виновато улыбнулся:
     - Вот такое наследство... Побереги его, Сокол... Я...
     Хрип коротко клокотнул в горле, на губах запузырилась кровь.
     Орешек стиснул зубы. Он так и не привык к виду смерти - и это после всех пережитых приключений!..
     Но для этих троих бедняг все могло обернуться еще страшнее Остались бы лежать в чаще - кто сложил бы для них погребальный костер? Души не попали бы в очистительную Бездну, не возродились бы в новых телах... А теперь придется о них позаботиться. Хоть и разбойники, а все ж нельзя, чтоб человеческая душа в несказанных мучениях металась меж мирами...
     Орешек вложил клинок в ножны, снял с ветвей боярышника плащ и накрыл тело незнакомца. Теперь нужно разыскать свиту... где их болотные демоны носят?..
     Словно в ответ на его мысли, далеко в чаще послышались тревожно перекликающиеся голоса. Орешек обернулся на зов, но не успел сделать ни шагу. Что-то мягко обрушилось сзади на плечи.
     Опытного бойца трудно застать врасплох. Сразу же, словно он ожидал нападения, Орешек нырком уклонился вниз, опрокинулся на спину и с силой ударил обеими ногами в сторону неизвестного врага. Но удар пришелся в пустоту. Вскочив на ноги, Орешек огляделся.
     Вокруг - никого... лишь лежат в траве останки растерзанных чудищем разбойников...
     А у ног Орешка - груда коричневого сукна. Плащ... тот самый, которым он только что укрыл мертвеца.
     То ли холодным ветром потянуло от ручья, то ли озноб пробежал по коже... Орешек вновь выхватил Саймингу и шаг за шагом начал отступать с поляны.
     Груда плотной материи шевельнулась... вот опять... зазмеилась меховая оторочка капюшона... вытянулся толстый витой шнур с золотой кистью...
     Ошибиться было нельзя: медленно, осторожно плащ полз следом за человеком.
     Ах, так! Стало быть, это колдовская тряпка... и лишь Серая Старуха знает, чего от нее можно ожидать!
     Видал Орешек волшебные предметы, но до сих пор они за ним не гонялись. И этому бешеному сукну Сокол не позволит себе на плечи прыгать! Сейчас он из него лоскутков понаделает!
     Коротко, гневно взмыл клинок...
     Но почему замешкалась Сайминга? Ведь только что она твердо и беспощадно рубила тугую чешуйчатую плоть Подгорной Твари... А сейчас рука, держащая меч, дрогнула, потому что в памяти Орешка всплыла фраза умирающего разбойника: "Предупреждал меня Заплатка... что плохой день... "
     Заплатка? Это он, случайно, не о...
     Заминка была краткой, но плащ успел скользнуть по траве вперед, прямо под клинок, к ногам Орешка.
     Нет, это не было нападением. Золотые шнуры обвились вокруг ног воина, капюшон прижался к коленям...
     Орешек в смятении шумно выдохнул: перед ним словно простерся молящий о пощаде человек... и рука не могла обрушить на него меч...
     Мгновение проходило за мгновением. Капюшон чуть пошевелился, показалась краешком зеленая заплатка, словно снизу вверх робко выглянул глаз: "Ну, что ты со мной сделаешь? Пощадишь или... "
     Орешек уже пришел в себя. В конце концов, за последние годы ему довелось повидать кое-что почуднее плаща, пусть даже волшебного.
     - Так ты и есть Заплатка? - строго спросил он. Не дождавшись ответа, нагнулся, поднял плащ. - Стало быть, тебя мне в наследство навязали? Ну-ну...
     Плащ с трогательной покорностью висел в руках нового владельца. Плотное, добротное сукно пропахло дымом лесного костра, к нему прилипла сухая хвоя; из меховых дебрей выглянул муравей.