ое множество других подобных им мужей.
   Князь Дельнар стоял позади Друсса и смотрел на вражеских солдат, не в
силах сдержать невольное восхищение  их  строевой  выучкой.  Он  перевел
взгляд  на  Друсса  и  подумав,  что  без  него  дренаи  ни  за  что  не
продержались бы так долго. Друсс, точно якорь  в  бурю,  держит  корабль
носом к ветру - и судно борется со стихией, не разбиваясь о скалы  и  не
переворачиваясь. Сильные черпают мужество в его присутствии.  Он  являет
собой нечто постоянное в  изменчивом  мире  -  силу,  на  которую  можно
опереться.
   Бессмертные приближались, и Дельнар почувствовал, как нарастает страх
в рядах дренайских воинов. Воины переминались на месте и крепче  сжимали
щиты. "Пора тебе сказать свое слово, Друсс", - с улыбкой подумал князь.
   И Друсс, ведомый чутьем прирожденного воина, поднял топор и  проревел
навстречу Бессмертным:
   - Идите сюда и умрите, сукины дети! Я Друсс, а это - ваша смерть!

***

   Ровена собирала цветы в садике за домом, когда боль  ударила  ее  под
ребра, пронзив навылет. Ноги подогнулись под  ней,  и  она  упала  среди
зелени. Пудри увидел ее от выходящей на луг калитки и  бросился  к  ней,
зовя на помощь. С луга прибежала жена Зибена Ниоба. Вдвоем  они  подняли
лишившуюся чувств Ровену и внесли ее  в  дом.  Пудри  всыпал  ей  в  рот
порошок наперстянки и, зажав Ровене ноздри, заставил ее выпить  воды  из
глиняной чаши.
   Но на этот раз боль не прошла. Ровену  отнесли  наверх  и  уложили  в
постель, а Ниоба верхом отправилась в деревню за лекарем.
   Пудри сидел подле  Ровены.  На  сморщенном  личике  застыла  тревога,
темные глаза были влажными от слез.
   - Прошу тебя, госпожа, не умирай, - шептал он. - Прошу тебя.
   Ровена покинула свое тело, с жалостью глядя глазами души  на  лежащую
внизу  грузную  фигуру.  Морщины,  седеющие  волосы,  темные  круги  под
глазами. Неужто это она? Неужели эта  изношенная  оболочка  -  та  самая
Ровена, которую много лет назад увезли в Вентрию?
   И как постарел и съежился бедный Пудри. Бедный, верный Пудри.
   Чувствуя зов Истока, Ровена закрыла глаза и стала думать о Друссе.
   На крыльях  ветра  Ровена  былых  времен  взмыла  над  домом,  впивая
сладость воздуха и наслаждаясь свободой, что  ведома  лишь  небожителям.
Земля проносилась под ней, зеленая и плодородная, с  золотыми  заплатами
кукурузных полей. Реки казались  атласными  лентами,  моря  -  покрытыми
рябью озерами, города - суетливыми муравейниками.
   Мир превратился в блюдо, выложенное голубыми  и  белыми  самоцветами,
потом в камушек, обкатанный морем,  и,  наконец,  в  маленькую  искорку.
Ровена вновь подумала о Друссе и взмолилась:
   - О, не теперь еще! Дай мне взглянуть на него в последний раз!
   Краски замелькали перед ней, и она,  кружась,  полетела  вниз  сквозь
облака. Под ней золотом и зеленью замелькали  поля  и  луга  Сентранской
равнины,  богатой  и  обильной.  К  востоку  как  будто  туча,  серая  и
безжизненная, лежала на земле - и Скельнские горы казались складками  на
ней. Ровена спускалась все ниже и наконец повисла над  перевалом,  глядя
на вступившие в битву войска.
   Друсса нетрудно было найти.
   Он, как всегда, стоял в гуще боя, орудуя своим смертоносным топором.
   Ровену охватила глубокая печаль, пронзившая болью ее душу.
   - Прощай, любовь моя, - сказала она и обратила взор к небесам.

***

   Бессмертные столкнулись с дренаями, и сталь  зазвенела  о  сталь  под
неумолчный бой барабанов. Друсс обрушил Снагу на чье-то бородатое  лицо,
уклонился от смертельного выпада, вспорол нападавшему  живот.  Вражеское
копье поранило ему лицо, меч задел  плечо.  Оттесненный  на  шаг  назад,
Друсс   уперся   каблуками   в   землю,   рубя   окровавленным   топором
серебристо-черные ряды перед собой.
   Под напором Бессмертных дренаи медленно отступали назад.
   Мощный удар расколол надвое щит Друсса. Отшвырнув его от  себя,  воин
перехватил Снагу обеими руками. Гнев, который он испытывал,  превратился
в ярость. Глаза полыхнули огнем, сила вливалась в  его  усталые,  ноющие
мышцы.
   Дренаев оттеснили уже шагов на  двадцать.  Еще  десять  -  и  перевал
станет шире. Там защитники не удержат его.
   Друсс оскалился, точно мертвая голова. Линия по обе стороны  от  него
прогнулась, как лук, - только  он  один  стоял  недвижимо.  Бессмертные,
напиравшие на него, валились, как колосья. Сила переполняла его.
   Он начал смеяться.
   Это был страшный смех, от которого кровь  в  жилах  врагов  леденела.
Снага вновь обрушился на лицо солдата, отбросив его на  ряды  товарищей.
Друсс ринулся вперед и рассек грудь следующему, а после принялся  рубить
налево и направо. Люди шарахались от него в стороны, в строю Бессмертных
открылась брешь. С яростным ревом Друсс врубался все  глубже.  Сертак  и
Диагорас следовали за ним.
   Это было похоже на самоубийство, но дренаи образовали клин, в  голове
которого шел Друсс.
   Ничто не могло остановить могучего воина. Вентрийцы бросались на него
со всех сторон, но топор разил их, мелькая, словно ртуть. Молодой солдат
по имени Ээрисет, принятый в Бессмертные всего месяц назад, увидел,  что
Друсс надвигается на него. Страх подкатил к горлу, словно желчь. Ээрисет
бросил меч и повернулся назад, толкнув солдата позади себя.
   - Назад, - закричал юноша. - Все назад! Люди расступались перед  ним,
и другие подхватили его крик, думая, что это приказ сверху.
   - Назад! Назад к ручью! - пронеслось по рядам, и Бессмертные  хлынули
обратно к лагерю.
   Горбен со своего трона в ужасе смотрел, как его гвардия в  беспорядке
бредет через узкий ручей.
   Он перевел взгляд на перевал, где стоял Друсс, размахивая  Снагой,  и
голос воина докатился до него эхом:
   - Где же теперь ваша слава, вы, восточные  ублюдки?  Абадай  упал  на
колени перед императором и склонил голову.  Кровь  сочилась  у  него  из
небольшой раны на лбу.
   - Как это случилось? - спросил Горбен.
   - Сам не знаю, государь. Мы уже теснили их назад, как вдруг  этот,  с
топором, обезумел и начал нас крошить. Мы  уже  одолели  их.  Почти  что
одолели. Но потом вдруг поднялся крик "назад", и воцарился хаос.

***

   Друсс на перевале спешно точил топор.
   - Мы побили Бессмертных, - вскричал Диагорас, хлопнув его по плечу. -
Клянусь всеми богами Миссаэля, мы побили проклятых Бессмертных!
   - Они вернутся, парень, и очень скоро. Ты лучше помолись, чтобы  наша
армия пришла поскорее.
   Отточив Снагу, как бритву, Друсс осмотрел свои раны.  Порез  на  лице
пекло, как огнем, но кровь уже  остановилась.  С  плечом  дело  обстояло
похуже, Друсс пока завязал его, как мог. Если они переживут  этот  день,
ночью он зашьет себе рану. На руках  и  ногах  виднелось  еще  несколько
царапин, но эти уже подсыхали.
   На Друсса упала тень, он поднял глаза. Рядом стоял Зибен в панцире  и
шлеме.
   - Ну, как я выгляжу?
   - Смешно. Что это взбрело тебе в голову?
   - Я хочу быть в  самой  гуще,  Друсс,  старый  конь.  И  ты  меня  не
удержишь.
   - Не стану и пытаться. - Друсс встал и взял друга за плечи. - Хорошие
это были годы, дружище. Лучших и желать нельзя. Жизнь дает  человеку  не
так уж много даров, и один из них - знать, что у тебя есть друг, который
в черный день станет с  тобой  рядом.  И  скажем  честно,  Зибен:  более
черного дня мы вряд ли с тобой дождемся.
   - В твоих устах это звучит совсем уж безнадежно, милый мой Друсс.
   - Что ж, всем когда-то надо умирать.  Когда  смерть  явится  к  тебе,
плюнь ей в глаза, поэт.
   - Постараюсь.
   - Ты всегда старался, как мог.

***

   Барабаны забили снова, и Бессмертные построились в ряды.  Теперь  они
смотрели на защитников с яростью. Теперь уж никто не обратит их вспять -
ни Друсс, ни жалкие двести противников.
   Дренаев в самом начале  схватки  стали  теснить  назад.  Даже  Друсс,
который нуждался в размахе, должен был отступить на шаг, чтобы  свободно
махать топором, потом еще на шаг - и еще. Он бился, не зная устали,  как
машина,  окровавленный  и  кровавый.  Не  зная  пощады,  Снага  разил  в
багрово-алых струях.
   Снова и снова дренаи  сплачивались  вокруг  него,  и  снова  и  снова
Бессмертные в угрюмой решимости продвигались все дальше, шагая по трупам
своих убитых.
   Внезапно линия дренаев прорвалась - и  бой  разбился,  разлетелся  на
отдельные стычки.  Малые  островки  дренаев,  ограждавших  себя  щитами,
терялись в затопившем перевал серебристо-черном море.
   Битва была проиграна.
   Сентранская равнина открылась перед победителями.
   Но  Бессмертные  жаждали  стереть  память  о  своем  поражении.   Они
преградили путь  на  запад,  ибо  желали  перебить  до  последнего  всех
свидетелей своего позора.

***

   Горбен, следивший за битвой с  восточного  холма,  в  ярости  швырнул
наземь свой скипетр и закричал Абадаю:
   - Они победили - отчего же они  не  идут  вперед?  В  своей  кровавой
горячке они загораживают нам перевал!
   Абадай не верил собственным глазам. В то время, когда неприятель  был
на подходе, Бессмертные, сами того не ведая, продолжали дело защитников.
Теперь уже узкое горло перевала было забито ими, и армия Горбена  тщетно
ожидала возможности пройти на равнину.
   Друсс, Дельнар, Диагорас и десятка  два  других  образовали  стальное
кольцо у груды камней. В пятидесяти шагах правее  Зибен,  Сертак  и  еще
тридцать человек бились не на жизнь, а на смерть. Лицо  поэта  сделалось
серым, боль в груди нарастала. Он выронил  меч,  вскарабкался  на  серый
валун и достал из ножен на запястье метательный нож.
   Сертак отразил выпад врага, но копье пробило его панцирь  и  вошло  в
легкие. Кровь хлынула  у  него  из  горла,  он  упал.  Высокий  вентриец
забрался на валун. Зибен метнул свой нож и попал ему в правый глаз.
   Чье-то копье пролетело по воздуху и вонзилось Зибену  в  грудь  -  но
боли не было, лишь перестало страдать надорванное сердце. Поэт  свалился
с камня, и серебристо-черная волна поглотила его.
   Друсс увидел, как он упал, - и обезумел.
   Разорвав кольцо щитов, он бросился на вражеские ряды, кося их, словно
серп пшеницу. Дельнар вновь замкнул кольцо, убив  вентрийского  воина  и
сцепившись щитами с Диагорасом.
   Окруженный Бессмертными, Друсс пробивался вперед.  Копье  задело  его
спину. Он обернулся и вышиб копейщику мозги. Меч рубанул его  по  шлему,
процарапал щеку. Еще чье-то копье вонзилось в бок, и удар  мечом  плашмя
обрушился на висок. Друсс вцепился в нанесшего удар  и  свирепо  треснул
его головой. Враг обмяк в его руках, но  другие  уже  сомкнулись  вокруг
легендарного воина плотным кольцом. Загораживаясь бесчувственным  телом,
как щитом, Друсс повалился наземь, и град мечей  и  копий  обрушился  на
него.
   В этот миг запел рог.
   Друсс попытался встать, но вражеский сапог ударил его по виску, и  он
провалился во тьму.
   Очнулся он с криком. Лицо было обмотано бинтами, тело  терзала  боль.
Он хотел сесть - чья-то рука мягко опустилась ему на плечо.
   - Лежи, воин. Ты потерял много крови.
   - Дельнар?
   - Да. Мы победили, Друсс. Наши подошли как раз вовремя. Отдыхай.
   Друссу вспомнились последние мгновения битвы.
   - Зибен!
   - Еще жив, но еле дышит.
   - Отведи меня к нему.
   - Не валяй дурака. По всем правилам ты должен быть  уже  мертв.  Твое
тело пробито в двух десятках мест. Если встанешь, швы  разойдутся  и  ты
истечешь кровью.
   - Отведи меня к нему, будь ты проклят!
   Дельнар  выругался  и  помог  воину  подняться  на  ноги.   Подлекарь
поддержал раненого слева, и вдвоем они  отвели  его  в  заднюю  половину
палатки, где тихо лежал спящий Зибен-Сказитель.
   Усадив Друсса рядом с его койкой, Дельнар и  подлекарь  ушли.  Друсс,
подавшись вперед, смотрел  на  обвязанную  бинтами  грудь  Зибена  и  на
медленно расплывающееся посередине красное пятно.
   - Поэт! - тихо позвал он. Зибен открыл глаза.
   - Тебя, я вижу, убить нельзя, воин? - прошептал он.
   - Еще как можно.
   - Мы победили. Заметь себе, я не прятался за чужие спины.
   - Я и не ожидал, что ты станешь прятаться.
   - Я ужасно устал, Друсс, старый конь.
   - Не умирай. Прошу тебя. - Друсс свирепо  моргал  от  выступивших  на
глаза слез.
   - Есть вещи, которых даже ты не можешь добиться, старый конь.  Сердце
у меня совсем не тянет. Не понимаю, как я еще жив. Но ты прав: это  были
славные годы. Я ничего не стал бы менять. Даже этого. Позаботься о Ниобе
и детях. И найди сказителя, который воспоет меня. Найдешь?
   - Непременно.
   - Хотел бы я сам сложить эту песню. Достойный конец моей саги!
   - Да, достойный. Слушай, поэт. Я не мастер говорить, но хочу  сказать
тебе... хочу, чтобы ты знал: ты был мне как брат. Лучший  друг,  который
был у меня за всю жизнь. Самый лучший. Поэт! Зибен!
   Глаза Зибена невидяще смотрели в потолок палатки. Лицо обрело покой и
словно помолодело. Казалось, морщины  разглаживаются  прямо  на  глазах.
Друсс дрожал всем телом.
   Подошел Дельнар, закрыл Зибену глаза,  натянул  простыню  на  лицо  и
отвел Друсса обратно.
   - Горбен мертв, Друсс. Его люди сами убили его при  отступлении.  Наш
флот запер  вентрийцев  в  заливе,  и  их  генералы  ведут  с  Абалаином
переговоры о сдаче. Мы сделали это.  Удержали  перевал.  Диагорас  хочет
видеть тебя. Он пережил эту битву.  Ты  не  поверишь,  но  даже  толстяк
Орасис остался жив! Я мог бы поставить десять  против  одного,  что  его
убьют.
   - Дай мне попить, - прошептал Друсс.
   Дельнар принес кубок холодной воды,  и  Друсс  медленно  осушил  его.
Диагорас вошел в палатку, неся Снагу.  Топор  был  отчищен  от  крови  и
блестел, как серебро.
   Друсс посмотрел на него, но не протянул к нему руки.
   Молодой воин улыбнулся:
   - Ты сделал это. Никогда еще не видал ничего подобного и  не  поверил
бы, что такое бывает.
   - Все бывает. Не забывай об этом, паренек. Слезы  навернулись  Друссу
на глаза, и он быстро отвел взгляд в сторону.  Вскоре  он  услышал,  как
Дельнар и Диагорас уходят, и лишь тогда позволил слезам пролиться.