ы всегда так говорила, только я не верила. Ты совсем не умеешь
врать - каждый раз краснеешь и отводишь глаза.
   - Но я не могу сказать тебе правду. Я обещала.
   - Чудесно! Обожаю тайны. Твой  отец  в  чем-то  провинился?  Он  ведь
служил в приказчиках, верно? Может, он обокрал какого-то богача?
   - Нет. Он тут ни при чем. Все дело во мне! Не спрашивай меня  больше,
прошу тебя.
   - А я думала, мы подруги. Думала, мы можем доверять друг другу.
   - Конечно же, можем!
   - Я никому не скажу.
   - Я знаю, - грустно улыбнулась Ровена, - но это испортит нашу дружбу.
   - Ничего подобного. Сколько ты уже здесь - два года? А разве мы  хоть
раз сцепились? Ну же, Ро, не бойся. Ты скажи мне свою тайну, а  я  скажу
тебе свою.
   - Твою я знаю и так.  Ты  отдалась  дренайскому  капитану,  когда  он
проезжал здесь летом со своим отрядом. Вы с ним ходили на нижний луг.
   - Кто тебе сказал?
   - Никто. Ты сама подумала об этом  только  что,  когда  сказала,  что
откроешь мне тайну.
   - Не понимаю.
   - Я вижу, о чем люди думают. А иногда могу предсказать, что  случится
с ними. Это и есть моя тайна.
   - Так у тебя есть Дар? Просто не верится! А о чем я сейчас думаю?
   - О белой лошади с гирляндой из алых цветов.
   - О, Ро! Это просто чудо. Предскажи мне судьбу. -  И  Мари  протянула
руку.
   - А ты никому не скажешь?
   - Ведь я обещала!
   - Это не всегда помогает.
   - Ну пожалуйста. - Мари совала Ровене свою пухлую ладошку.  Та  взяла
ее своими тонкими пальцами,  но  внезапно  содрогнулась,  и  все  краски
исчезли с ее лица. - Что с тобой?
   Ровену била дрожь.
   - Я... я должна найти Друсса. Не  могу...  больше.  -  Она  встала  и
побрела прочь, бросив мокрое белье.
   - Ро! Ровена! Вернись!
   Всадник на вершине холма, посмотрев на женщин у реки, развернул  коня
и быстро поскакал на север.
   Бресс, войдя в свою хижину, прошел в мастерскую и достал из  шкатулки
кружевную перчатку. Она пожелтела,  и  многих  жемчужинок  из  тех,  что
украшали запястье, недоставало. В руке Бресса перчатка  казалась  совсем
маленькой. Он опустился на скамью, поглаживая уцелевшие жемчужинки.
   - Пропащий я человек, - сказал он, воображая себе милое лицо Ариты. -
Она презирает меня. Боги, да я и сам себя презираю. - Он обвел  взглядом
полки, где держал инструменты, медные и латунные нити, банки с  краской,
коробки с бусами. Теперь он редко мастерил украшения: здесь, в горах, на
подобную  роскошь  почти  не  было  спроса.  Зато  здесь  ценилось   его
плотницкое ремесло, и он целыми днями сколачивал двери, столы, кровати и
стулья.
   Все так же держа в руке перчатку, он вернулся в горницу с очагом.
   - Наверное,  мы  родились  под  несчастливой  звездой,  -  сказал  он
покойной Арите. - А может, это злодейство Бардана исковеркало нам жизнь.
Знаешь, Друсс - вылитый он.  Я  вижу  это  в  его  глазах,  во  вспышках
внезапной ярости. Не знаю, как и быть. Отца я никогда уговорить не  мог,
вот и к Друссу не могу пробиться.
   Темные, мучительные воспоминания нахлынули на него. Он  вновь  увидел
Бардана в  его  последний  день,  окровавленного,  окруженного  врагами.
Шестеро уже полегли, а страшный топор знай рубил направо и налево. И тут
Бардану пронзили копьем горло. Из раны хлынула кровь,  но  Бардан  успел
еще убить копейщика, прежде чем рухнуть на колени. Сзади к нему подбежал
другой и добил его ударом в шею.
   Четырнадцатилетний Бресс, сидя высоко на дубу, видел,  как  умер  его
отец, и слышал, как один из  убийц  сказал:  "Волк  издох  -  а  где  же
волчонок?"
   Он всю ночь просидел на дереве, над обезглавленным телом  Бардана,  и
только на рассвете слез. В нем не было печали, когда  он  стоял  у  тела
отца,  -  только  громадное  облегчение,  смешанное  с  чувством   вины.
Бардан-Мясник, Бардан-Убийца, Бардан-Демон умер.
   Бресс прошел шестьдесят миль до ближайшего селения и  нанялся  там  в
подмастерья к плотнику. Но прошлое не оставило его в покое: очень  скоро
бродячий жестянщик узнал в нем дьяволова  сына.  У  мастерской  плотника
собралась свирепая толпа, вооруженная дубинками и камнями.
   Бресс вылез в заднее окошко и убежал из деревни. В  последующие  пять
лет ему трижды приходилось убегать вот так - а потом он встретил Ариту.
   Судьба наконец-то улыбнулась ему. Он помнил, как отец  Ариты  в  день
свадьбы подошел к нему с кубком вина.  "Я  знаю,  парень,  сколько  тебе
пришлось выстрадать, и я не из тех, кто верит, что дети должны  отвечать
за вину отцов. Я вижу - ты человек хороший".
   Да, хороший, подумал нынешний Бресс, прижимая к губам перчатку. Арита
носила ее в тот день, когда трое южан приехали в деревню, где  поселился
Бресс с женой и маленьким сыном. Бресс завел там  небольшое,  но  бойкое
дело, мастеря броши, кольца и ожерелья для зажиточных селян. В  то  утро
они отправились на прогулку - Арита несла на руках дитя.
   "Это  сын  Бардана!"  -  крикнул  кто-то,  и  Бресс  обернулся.  Трое
всадников неслись прямо  к  ним.  Арита  упала,  сбитая  лошадью,  Бресс
бросился на всадника и стащил его с седла. Другие двое тоже спешились, и
Бресс принялся молотить их кулаками, пока не уложил всех.
   Тогда он кинулся к Арите, но она была мертва, а ребенок плакал  подле
нее...
   С этого дня Бресс жил как  человек,  лишенный  надежды.  Улыбался  он
редко и никогда не смеялся.
   Преследуемый призраком Бардана, странствовал он по  дренайской  земле
вместе с сыном. Брался за любую  работу:  был  чернорабочим  в  Дренане,
плотником в Дельнохе, в Машрапуре строил мост,  в  Кортсвейне  ходил  за
лошадьми. Пять лет назад он женился  на  крестьянской  дочери  Патике  -
девушке простой, некрасивой и не слишком умной. Бресс привязался к  ней,
но любовь не могла больше поселиться в его сердце - Арита  унесла  ее  с
собой. Он женился на Патике, чтобы у Друсса была мать, но мальчик так  и
не полюбил ее.
   Два  года  назад,  когда  Друссу  было  пятнадцать,  они  приехали  в
Скодийские горы - но призрак и тут не покинул их, воплотившись, по  всей
видимости, в мальчике.
   - Что мне делать, Арита? - произнес Бресс. В дом вошла Патика с тремя
свежеиспеченными хлебами - крупная женщина  с  круглым  приятным  лицом,
обрамленным золотисто-рыжими волосами. Она увидела перчатку и попыталась
скрыть внезапно накатившую боль.
   - Видел ты Друсса? - спросила она.
   - Видел. Говорит, что постарается сдерживать себя.
   - Дай ему время. Ровена успокоит его.
   Услышав снаружи стук копыт, Бресс положил перчатку на стол и вышел. В
деревню въезжали всадники с мечами в руках.
   Ровена бежала от реки, высоко подоткнув  подол.  Увидев  конных,  она
хотела свернуть, но один из них направился к ней. Бресс метнулся к  нему
и стянул его  с  седла.  Конный  грянулся  оземь,  выпустив  меч.  Бресс
подхватил оружие. Чье-то копье пронзило ему плечо, но он с гневным ревом
обернулся назад, и древко сломалось.  Бресс  взмахнул  мечом  -  всадник
отшатнулся, конь встал на дыбы.
   Прочие конники взяли Бресса в кольцо, наставив на него копья.
   Бресс понял: сейчас он умрет Время  будто  застыло.  Он  видел  небо,
затянутое грозовыми тучами, вдыхал запах свежескошенной травы. В деревню
галопом врывались все новые всадники, слышались  крики  гибнущих  селян.
Все их труды пропали впустую. Гнев застлал Брессу глаза. Он стиснул  меч
и с боевым кличем Бардана "Кровь и смерть!" бросился на врагов.
   Друсс в лесу оперся на топор, и внезапная улыбка осветила его  обычно
угрюмое лицо. Между туч пробилось  солнце,  и  он  увидел  вверху  орла,
парящего на золотистых, будто пылающих  крыльях.  Друсс  снял  с  головы
промокшую от  пота  полотняную  повязку,  положил  на  камень  сушиться,
хлебнул из меха воды. Пилан и Йорат отложили свои топорики.
   Скоро Таилия и Берис приведут лошадей - надо будет  обмотать  деревья
цепями и доставить их в деревню. Но пока можно посидеть  и  передохнуть.
Друсс развязал узелок, который дала ему утром Ровена, - там лежал ломоть
мясного пирога и большой кусок медовой коврижки.
   - Вот они, прелести семейной жизни! - сказал Пилан.
   - Надо было ухаживать за ней получше, - со смехом ответил Друсс, -  а
теперь уж поздно завидовать.
   - Я ей не по вкусу, Друсс. Она сказала, что от одного  вида  ее  мужа
молоко должно киснуть - а за таким, как я, мол, только и следи, чтобы не
отбили. Сдается мне, ее  мечта  сбылась.  -  Тут  Пилан  осекся,  увидев
выражение лица дровосека и холодный блеск его светлых  глаз.  -  Я  ведь
только пошутил, - побледнев, добавил сын кузнеца.
   Друсс глубоко вздохнул и, памятуя просьбу отца, поборол гнев.
   - Не люблю я... шуток, - проговорил он, чувствуя вкус желчи во рту.
   - Ничего страшного, - вмешался  Йорат,  садясь  рядом  с  ним.  -  Но
знаешь, Друсс, неплохо бы  тебе  научиться  понимать  шутки.  Мы  всегда
поддразниваем своих... друзей. Ничего дурного в этом нет.
   Друсс молча кивнул  и  занялся  пирогом.  Йорат  прав.  То  же  самое
говорила ему Ровена, но от нее Друсс мог принять любой укор.  С  ней  он
спокоен, а мир полон красок и радости. Он покончил с едой и встал.
   - Пора бы уж девушкам явиться.
   - Я уже слышу лошадей, - сказал Пилан.
   - Скачут вовсю, - добавил Йорат. Таилия и Берис вбежали на просеку  с
искаженными от страха лицами, оглядываясь назад. Друсс схватил воткнутый
в пень топор и бросился к ним. Таилия споткнулась на бегу и упала.
   Из-за деревьев появились шестеро всадников  в  сверкающих  на  солнце
доспехах, в шлемах с воронеными крыльями, с  мечами  и  копьями.  Увидев
юношей, всадники с гиканьем направили к ним своих взмыленных коней.
   Пилан и Йорат бросились бежать. Трое  всадников  погнались  за  ними,
трое остальных скакали прямо на Друсса.
   Он стоял спокойно, держа топор поперек голой груди. Прямо  перед  ним
лежало поваленное дерево. Первый конь перескочил через ствол, и всадник,
вооруженный копьем, подался вперед. В тот же миг Друсс метнулся к  нему,
описав топором смертоносную дугу. Лезвие обрушилось всаднику  на  грудь,
раскололо панцирь, раздробило ребра. Он вылетел из  седла.  Друсс  хотел
выдернуть топор, но лезвие застряло в доспехах. В  воздухе  над  головой
свистнул меч - Друсс нырнул вбок и покатился по земле.  Схватив  второго
коня за правую переднюю ногу, он мощным броском повалил лошадь вместе  с
всадником, перескочил через дерево и побежал туда, где  братья  оставили
свои топоры. Схватив топорик, он обернулся к  третьему  всаднику.  Топор
пролетел по воздуху, ударив всаднику в зубы. Тот пошатнулся в  седле,  и
Друсс стащил его вниз. Всадник, бросив копье, попытался вытащить кинжал,
но Друсс выбил клинок из его руки, нанес сокрушительный удар в челюсть и
вогнал кинжал в незащищенное горло врага.
   - Друсс, берегись! - закричала Таилия.  Он  обернулся,  едва  избежав
целящего в живот меча. Отразил клинок предплечьем, ударил  противника  в
челюсть правой, сбил его с  ног.  Одной  рукой  ухватил  за  подбородок,
другой за темя, приналег - и шея врага сломалась, точно сухая ветка.
   Подскочив к первому убитому, Друсс вытащил из его  тела  свой  топор.
Таилия выбежала из кустов, где пряталась.
   - Они напали на деревню, - со слезами  воскликнула  она.  На  просеке
появился бегущий Пилан - за ним гнался всадник с копьем.
   - Сворачивай! - заревел Друсс, но Пилан, ничего не  слыша  от  ужаса,
продолжал бежать по прямой - и копье, пронзив ему спину, вышло из  груди
с фонтаном крови. Юноша закричал и обмяк на  древке.  Друсс  с  яростным
воплем бросился вперед. Всадник отчаянно пытался выдернуть копье из тела
умирающего. Друсс свирепо взмахнул топором - лезвие отскочило  от  плеча
седока и вонзилось в шею лошади. С диким ржанием она взвилась на дыбы  и
рухнула наземь, молотя ногами. Всадник вылез из-под  коня,  из  раны  на
плече текла кровь. Он хотел убежать,  но  следующий  удар  Друсса  почти
мгновенно перерубил ему шею.
   Услышав крик в лесу, Друсс устремился туда. Йорат бился  с  одним  из
воинов - второй стоял на коленях, и из  виска  у  него  сочилась  кровь.
Рядом лежала мертвая Берис с  окровавленным  камнем  в  руке.  Тот,  что
дрался с Йоратом, ударил  юношу  головой,  отшвырнул  его  на  несколько
шагов, вскинул меч.
   Друсс закричал, желая отвлечь врага, -  без  толку:  клинок  вонзился
Йорату в бок. Воин выдернул меч и обернулся к Друссу:
   - Теперь твой черед умирать, батрак!
   - Не дождешься! - Друсс занес топор над головой и ринулся  на  врага.
Тот отступил вправо, но Друсс именно этого и ждал  -  всей  силой  своих
могучих  плеч  он  изменил  направление  удара.  Топор  рассек  ключицу,
раздробил лопатку, вошел в легкие. Вырвав его из раны, Друсс подскочил к
другому врагу, который пытался встать, и добил его смертельным ударом  в
шею.
   - Помоги мне! - крикнул Йорат.
   - Я пришлю к тебе Таилию, - сказал Друсс и побежал обратно.
   Взлетев на вершину холма, он посмотрел на деревню.  Повсюду  валялись
тела, но всадников видно не было. В первый миг Друсс подумал, что селяне
отбили нападение, но нет, в деревне  не  наблюдалось  никаких  признаков
жизни.
   - Ровена! - закричал он. - Ровена!
   Друсс помчался вниз. На бегу  споткнулся,  упал,  выронил  топор,  но
поднялся и побежал дальше - через луг, через  пустошь,  в  недостроенные
ворота. Тела лежали повсюду. Отец Ровены, бывший  приказчик  Ворен,  был
убит ударом в горло, и земля под ним пропиталась кровью.  Друсс,  тяжело
дыша, остановился посреди деревенской площади.
   Старухи, малые дети и мужчины лежали  мертвые.  Золотоволосая  Кирис,
любимица всей деревни, покоилась рядом со своей куклой. У  дома  остался
трупик  грудного  младенца,  и  кровавое  пятно  на  стене  красноречиво
говорило о том, как его убили.
   Отца Друсс нашел  на  открытом  месте,  в  окружении  четырех  убитых
врагов. Патика лежала рядом  с  молотком  в  руке  -  ее  простое  бурое
шерстяное платье промокло от крови. Друсс упал на колени рядом с  отцом.
Грудь и живот Бресса покрывали страшные раны, а левая  рука  в  запястье
была почти отрублена. Он застонал и закрыл глаза.
   - Друсс...
   - Я здесь, отец.
   - Они забрали всех молодых женщин... и Ровену тоже.
   - Я отыщу ее.
   Бресс взглянул направо, где лежала его жена.
   - Храбрая девочка. Она пыталась помочь мне. Я  должен  был...  крепче
любить ее. - Бресс вздохнул и  сплюнул  пошедшую  горлом  кровь.  -  Там
спрятано оружие... в доме, у дальней стены, под полом. У  него  страшная
история, но тебе.. оно понадобится.
   Их глаза встретились. Умирающий приподнял правую руку, и  Друсс  взял
ее.
   - Я старался, как мог, мой мальчик.
   - Я знаю.
   Бресс угасал на глазах, а Друсс был не  мастер  говорить.  Он  только
прижал отца к себе, поцеловал его в лоб и ждал, пока последний вздох  не
вышел из истерзанного тела.
   Тогда  он  встал  и  вошел  в  дом.  Все  было  перевернуто  -  шкафы
распахнуты, ящики выдвинуты, ковры содраны со стен. Но тайник у  дальней
стены не обнаружил никто. Друсс поднял  половицы  и  вытащил  запыленный
сундук, а потом Друсс взял в  отцовской  мастерской  молоток  и  долото,
отбил петли и сорвал крышку вместе с медным замком.
   Внутри, завернутый в промасленную кожу, лежал топор - но какой! Друсс
благоговейно  развернул  его.  Черная  металлическая  рукоять  длиной  с
мужскую руку, двойные лезвия - как крылья бабочки. Друсс  потрогал  края
большим пальцем - острые как нож, которым брился отец. Топорище украшали
серебряные руны - Друсс не мог их прочесть, но знал, что  там  написано.
Ведь это был страшный топор Бардана, убивавший в  годину  ужаса  мужчин,
женщин и даже детей. Если верить сказаниям, надпись гласила:

   Снага-Паромщик не знает возврата.

   Друсс  взял  топор  в  руки,  дивясь  его  легкости   и   превосходно
соблюденному равновесию.
   Ниже лежал черный кожаный колет с наплечниками из серебристой  стали,
а еще перчатки с такими же шипами и пара черных  сапог  до  колена.  Под
всем этим обнаружился кошелек, а в нем - восемнадцать серебряных монет.
   Скинув с себя мягкие кожаные постолы, Друсс натянул  сапоги  и  надел
колет. На самом дне сундука отыскался шлем из черного металла - во лбу у
него красовался серебряный  топорик  в  обрамлении  серебряных  черепов.
Друсс водрузил на себя шлем и  снова  взял  топор.  В  блестящем  лезвии
отразилась пара холодных голубых глаз, пустых и бесчувственных.
   Снага... Этот  топор  во  времена  Древних  выковал  великий  мастер.
Снага... Его ни разу еще не точили - сталь его не тупилась, несмотря  на
множество битв, в  которых  проходила  жизнь  Бардана.  А  ведь  топором
пользовались задолго до Бардана. Бардан  добыл  Снагу  во  время  Второй
Вагрийской войны, ограбив гробницу древнего  короля-воина,  легендарного
убийцы Караса.
   "Это дурное оружие, - сказал как-то Бресс сыну. - Все, кто носил его,
были бездушными убийцами".
   "Зачем ты тогда хранишь его?" - спросил тринадцатилетний Друсс.
   "Пока он у меня, он никого не убьет".
   - Теперь ты снова сможешь убивать, - шепнул Друсс топору.
   Снаружи донесся стук копыт идущей шагом лошади. Друсс медленно встал.
Глава 2

   Кони Шадака вели себя неспокойно - запах смерти тревожил  их.  Своего
трехлетку он купил у крестьянина к югу от Кориалиса,  и  мерину  еще  не
доводилось бывать на войне. Четыре лошади, взятые  у  бандитов,  не  так
волновались, но все-таки прядали ушами и раздували ноздри.  Шадак  ехал,
успокаивая их ласковыми словами.
   Почти всю свою взрослую жизнь он пробыл солдатом. Он видел смерть - и
благодарил богов за то, что привычка к ней не очерствила его. Гнев в его
сердце боролся с горем, когда он смотрел на трупы детей и старых женщин.
   Дома бандиты поджигать не стали - дым виден за много миль  и  мог  бы
привлечь сюда дренайских кавалеристов. Шадак натянул поводья,  увидев  у
стены золотоволосую девочку и рядом с ней куклу. Детей  работорговцы  не
берут - на машрапурском рынке их не сбудешь. А вот на молодых дренаек  в
возрасте от четырнадцати до двадцати пяти лет по-прежнему большой  спрос
в восточных королевствах: Вентрии, Шераке, Доспилисе и Наашане.
   Шадак тронул мерина каблуками. Нет смысла задерживаться здесь:  следы
ведут на юг.
   Но тут из ближнего дома вышел молодой воин.  Конь  испуганно  заржал,
взвился на дыбы. Шадак, уняв мерина, оглядел юношу. Ростом  невысок,  но
из-за  могучего  сложения,  широченных  плечищ  и  мощных  рук   кажется
великаном. На нем был черный кожаный колет, черный шлем, а  в  руках  он
держал наводящий страх топор.  Шадак  обвел  взглядом  усеянную  трупами
округу, но коня поблизости не увидел. Он перекинул ногу  через  седло  и
соскочил на землю.
   - Похоже, друзья тебя бросили, парень?
   Молодой человек, не отвечая, подошел поближе, и Шадак, заглянув в его
светлые глаза, ощутил непривычный страх.
   Лицо под шлемом не выражало ничего, но от воина  веяло  силой.  Шадак
настороженно переместился вправо, опустив руки на рукояти мечей.
   - Ты, я вижу, гордишься своей работой? - заговорил он снова. -  Много
детишек нынче убил, да?
   - Я здесь живу, - нахмурившись, пробасил молодой человек. - А вот  ты
не из них ли будешь?
   - Я иду по их следу,  -  удивляясь  испытанному  облегчению,  ответил
Шадак. - Они напали на Кориалис, чтобы  взять  там  рабынь,  но  девушки
разбежались, а мужчины вступили в бой. Они потеряли семнадцать  человек,
зато прогнали врага. Меня зовут Шадак, а тебя?
   - Друсс. Они угнали мою жену. Я найду их. Шадак взглянул на небо.
   - Дело к вечеру. Лучше выехать утром - ночью можно сбиться со следа.
   - Я ждать не стану. Дай мне одну из твоих лошадей.
   - Трудно отказать в столь учтивой просьбе, - угрюмо усмехнулся Шадак,
- но давай все же поговорим, прежде чем ты отправишься в путь.
   - Зачем?
   - Затем, что их много, парень, и они имеют привычку оставлять  позади
заслон, который следит за дорогой. - Шадак  кивнул  на  лошадей.  -  Эти
четверо поджидали меня.
   - Я убью всех, кого встречу.
   - Ваших женщин, по