рно, - согласился Дельнар.  -  Я  не  говорю,  что  он  не  может
погибнуть - только удача  всегда  на  его  стороне.  Вы  же  видели  его
сегодня. Те,  которые  сражались  с  ним  рядом,  не  имели  возможности
присмотреться к нему, но другие должны были смекнуть, что такое Легенда.
Он все время соблюдает равновесие, все время в движении.  Глаза  его  не
задерживаются на одном месте, и боковое зрение работает на диво  хорошо.
Он  чувствует  опасность  даже  в  гуще  боя.  Сегодня  какой-то  смелый
пантианский воин бросился прямо на топор, вырвав его из рук Друсса. И на
Друсса напал другой. Кто-нибудь видел это?
   - Я видел, - сказал Орасис.
   - Видел, да не  понял.  Первый  умер  ради  того,  чтобы  обезоружить
Друсса, а второй должен был занять его, пока другие не прорвут  оборону.
Если бы они прорвались тогда, нас раскололи бы  пополам  и  оттеснили  к
стенам перевала. Друсс это понял сразу. Вот почему,  вместо  того  чтобы
просто сбить второго с ног и вернуть себе топор,  он  швырнул  врага  на
лезущих вперед  пантиан.  Вникните  в  это:  в  один  миг  Друсс  почуял
опасность, составил план действий и выполнил его. Более того: он  вернул
свое оружие и перешел в  наступление.  Это  их  доконало.  Друсс  выбрал
хорошее время для атаки благодаря чутью прирожденного воина.
   - Но откуда он знал, что мы последуем за ним? - спросил  Диагорас.  -
Его могли изрубить на куски.
   - Он и в этом был уверен. Вот почему он попросил тебя и Сертака стать
рядом с собой. Вам это должно быть лестно. Он знал,  что  вы  поддержите
его и что те, кто не последовал за ним, последуют за вами.
   - Он сам вам это сказал? - спросил Сертак.
   - Нет, - усмехнулся Дельнар. - Думаю, он удивился бы не меньше  тебя,
услышав  это.  Он  не  обдумывает  своих   действий   -   он   действует
бессознательно, как я уже говорил. Тот  из  нас,  кто  выживет,  пройдет
хорошую школу.
   - А как, по-вашему, выживем мы? - спросил Орасис.
   - Если будем сильными, -  не  замедлил  ответить  Дельнар,  сам  себе
удивляясь.

***

   На рассвете пантиане снова пошли в атаку. Они медленно  ползли  через
перевал, а дренаи ждали их с  мечами  наготове.  Но  пантиане  не  стали
нападать. Под удивленными взорами  защитников  они  уносили  прочь  тела
своих товарищей.
   Диковинное  это  было  зрелище.  Дельнар  приказал  своим  отойти  на
двадцать шагов, чтобы дать им место.  Он  вложил  свой  меч  в  ножны  и
подошел к Друссу, стоявшему в первом ряду.
   - Что ты об этом скажешь?
   - Скажу, что они освобождают место для колесниц, - сказал Друсс.
   - Но лошади не поскачут на строй людей. Они остановятся.
   - А ты погляди-ка вон туда.
   Вентрийское войско за ручьем расступилось, уступая дорогу  сверкающим
бронзовым  колесницам  тантрийцев.  Их  огромные  колеса  были  снабжены
зазубренными смертоносными серпами. На каждой стоял  возница  и  воин  с
копьем.
   Уборка  трупов  продолжалась  около  часа.  Колесницы  тем   временем
выстроились в ряд поперек долины. Когда пантиане завершили свою  работу,
Дельнар вызвал вперед тридцать человек с собранными  накануне  плетеными
щитами. Этими щитами перегородили перевал, полив их лампадным маслом.
   Дельнар положил руку Друссу на плечо:
   - Выведи своих людей на пятьдесят шагов вперед, к самому  ограждению.
Когда они атакуют, разделимся на правое и  левое  крыло  и  укроемся  за
камнями. Как только прорвутся, подожжем щиты. Авось  это  их  остановит.
Вторая  шеренга  займется  колесницами,  пока  ваша   будет   сдерживать
наступающую пехоту.
   - На словах получается хорошо, - сказал Друсс. - Если не получится на
деле, больше пробовать не станем. Друсс ухмыльнулся.
   Возницы надевали на головы  лошадям  шелковые  колпаки.  Друсс  вывел
своих двести человек вперед, к заграждению из щитов. Диагорас, Сертак  и
Архитас заняли места рядом с ним.
   Гром копыт прокатился по долине. Двести возниц  взмахнули  бичами,  и
кони ринулись вперед.
   Когда они были  у  самых  щитов,  Друсс  приказал  разделиться.  Люди
бросились в укрытие по обе стороны  перевала,  а  колесницы  с  грохотом
устремились ко второй шеренге. В политые маслом  щиты  полетели  горящие
факелы. Вспыхнуло пламя, повалил черный дым. Ветер понес дым на  восток,
в раздутые ноздри зашоренных лошадей.  Кони  заржали  в  ужасе  и  стали
поворачивать назад, несмотря на бичи погонщиков.
   Все смешалось. Второй ряд колесниц врезался в  первый.  Кони  падали,
колесницы переворачивались, кричащие люди валились на острые камни.
   Дренаи  бросились  в  гущу   хаоса,   набросившись   на   вентрийских
копьеносцев, чье оружие было бесполезным в такой тесноте.
   Горбен со своего наблюдательного поста в полмили от  битвы  двинул  в
бой легион пехоты.
   Друсс и его двести воинов снова выстроились поперек перевала, сомкнув
щиты перед новой атакой и  выставив  сверкающий  ряд  клинков  навстречу
одетой в серебристые доспехи пехоте.
   Расколов череп одному врагу и  вспоров  живот  второму,  Друсс  кинул
быстрый взгляд налево и направо.
   Оборона держалась.
   В этой схватке пало больше дренаев, чем  накануне,  но  и  это  число
казалось небольшим по сравнению с потерями вентрийцев.
   Только горстка колесниц прорвалась обратно сквозь дренайские  ряды  и
понеслась прочь, сминая собственную пехоту.
   Тянулись кровавые часы боя. Обе стороны бились яростно,  не  помышляя
об отходе.
   Блистающие серебром вентрийские пехотинцы продолжали наступать, но  к
сумеркам у них поубавилось пыла.

***

   Взбешенный Горбен послал на перевал их командира.
   - Гони их в бой, не то скоро сам будешь молить о смерти.
   Не прошло и часа, как  генерал  пал  мертвым  и  пехота  в  густеющих
сумерках отошла за ручей.
   Горбен, раскинувшись на своем шелковом ложе и не  глядя  на  пляшущих
перед ним танцовщиц, вполголоса совещался  с  Бодасеном.  На  императоре
были   полные   боевые   доспехи,   а   позади   него   стоял    могучий
телохранитель-пантианин, последние пять лет бывший при императоре  также
и палачом. Свои жертвы он убивал голыми руками - одних  душил,  медленно
сжимая  горло,  другим  выдавливал  большим  пальцем  глаза.  Все  казни
совершались в присутствии императора, и не проходило ни одной недели без
этого жестокого зрелища.
   Однажды пантианин убил человека, раздавив  ему  череп  ладонями,  чем
вызвал рукоплескания Горбена и его придворных.
   Бодасена тошнило от всего этого, но он застрял в  паутине,  сотканной
им самим, и не мог из нее вырваться. Многие годы обостренное  честолюбие
гнало его к вершинам власти. Теперь он командовал Бессмертными  и  после
Горбена  был  самым  могущественным  в  Вентрии  человеком.  Однако  это
положение было гибельным.  Подозрительность  Горбена  была  такова,  что
военачальники его жили недолго, и Бодасен все чаще  чувствовал  на  себе
взгляд императора.
   Этим вечером Бодасен пригласил Горбена в  свой  шатер,  пообещав  ему
несколько веселых часов, но император пребывал  в  сварливом,  капризном
настроении, и Бодасен старался ступать осторожно.
   - Ты ведь знал, что пантиане и колесницы потерпят неудачу,  верно?  -
спросил император.
   В этом вопросе таилась угроза.  Скажешь  "да"  -  император  спросит,
почему Бодасен не заявил об этом сразу. Разве он не советник императора?
Какой же прок от советника, если он не дает  советов?  Скажешь  "нет"  -
император решит, что Бодасен плохой военачальник.
   - Мы с вами провели немало войн, государь,  -  сказал  Бодасен,  -  и
почти всегда встречали отпор со стороны врага. Вы сами всегда  говорили:
"Пока не попробуешь, не будешь знать, как добиться успеха".
   - Ты полагаешь, что пора пустить в дело моих Бессмертных?  -  До  сих
пор император всегда говорил "твои Бессмертные".
   Бодасен облизнул губы и улыбнулся.
   - Я не сомневаюсь, что они  быстро  очистят  перевал.  Дренаи  хорошо
дерутся,  и  дисциплина  у  них  крепкая,  но  они  знают,  что   против
Бессмертных не выстоят. Однако решение зависит от вас, и только от  вас,
государь. Вы один владеете божественным даром полководца. Я и все прочие
- лишь отражение вашего величия.
   - Неужто нет таких, которые умели бы думать самостоятельно?
   - Буду честен с вами, государь. Таких вы не найдете.
   - Почему?
   - Вы ищете того, кто способен мыслить столь  же  быстро,  как  вы,  и
видеть столь же глубоко. Таких людей просто не существует. Боги  одарили
вас мудростью, которая дается лишь единожды за десять поколений.
   - Ты говоришь искренне. Но мало радости в  том,  чтобы  стоять  столь
высоко над своими собратьями, будучи всегда одиноким.  Ты  же  знаешь  -
меня все ненавидят, - прошептал Горбен, косясь на часовых у входа.
   - Завистники всегда были и будут, государь.
   - Ты тоже завидуешь мне, Бодасен?
   - Да, государь.
   Горбен повернулся на бок, сверкнув глазами.
   - Объяснись.
   - Долгие годы я с любовью служил вам,  и  мне  всегда  хотелось  быть
похожим на вас. Ведь тогда я бы мог лучше служить  вам.  Глупцом  должен
быть тот, кто вам не завидует. Но питать к вам ненависть - безумие,  ибо
никому не дано стать таким, как вы.
   - Хорошо сказано. Ты честный малый. Один из  немногих,  кому  я  могу
доверять. Не  то  что  Друсс,  который  обещал  служить  мне,  а  теперь
препятствует моей победоносной судьбе. Я хочу  его  смерти,  мой  верный
воин. Хочу, чтобы мне принесли его голову.
   - Будет исполнено, государь. Император обвел взглядом шатер.
   - Ты живешь почти в такой же роскоши, как и я.
   - Лишь благодаря вашей щедрости, государь, - быстро ответил Бодасен.

***

   В доспехах, зачерненных смешанной с маслом  грязью,  и  с  такими  же
лицами, пятьдесят воинов с Друссом во  главе  тихо  переправились  через
узкий ручей под безлунным небом.
   Молясь о том, чтобы тучи не разошлись, Друсс вывел людей вереницей на
восточный берег. Топор он держал наготове и прикрывал зачерненным щитом.
Выбравшись на сушу, он присел на корточки, собрав  вокруг  остальных,  и
указал на двух дремлющих часовых у догорающего костра.  Диагорас  и  еще
двое, как тени, отделились от остальных с  кинжалами  в  руках.  Часовые
умерли,  не  издав  ни  звука.  Держа  факелы,  наспех  сооруженные   из
пантианских плетеных щитов, отряд двинулся к костру.
   Переступив через убитых, Друсс зажег свой факел и побежал  к  ближней
палатке. Дренаи, следуя его примеру, принялись  перебегать  от  шатра  к
шатру, и скоро пламя взвилось на тридцать футов в ночное небо.
   Воцарился хаос. Вопящие люди выскакивали из горящих шатров  и  падали
под мечами дренаев. Друсс мчался впереди, прорубая багровую тропу  среди
ошеломленных  вентрийцев,  -  к  шатру,  на  котором  в  пламени  пожара
рисовался грифон. Сертак и еще двадцать  воинов  с  факелами  неотступно
следовали за ним. Откинув в сторону полотнище, Друсс ворвался в шатер.
   - Проклятие, - зарычал он, - Горбена нет здесь! Будь он проклят!
   Друсс поджег шелковый верх, созвал всех  людей  к  себе  и  повел  их
обратно к ручью. Не предпринималось ничего толкового,  чтобы  остановить
их, - вентрийцы метались в беспорядке, полуодетые, черпали шлемами воду,
становились в цепи, борясь с огнем,  который  ветер  разносил  по  всему
лагерю.
   Кучка Бессмертных с мечами в руках все же  заступила  дорогу  Друссу.
Снага вышиб мозги первому. Второй погиб от удара в горло, который  нанес
ему Диагорас. Стычка завязалась кровавая,  но  преимущество  внезапности
было за дренаями. Прорвавшись сквозь первый ряд врагов,  Друсс  разрубил
кому-то бок и отмашкой рассек плечо другому.
   Бодасен с мечом  в  руке  выбежал  из  своего  шатра.  Быстро  собрав
небольшое число Бессмертных, он бросился сквозь огонь  на  звуки  битвы.
Впереди  вырос  дренайский  воин,  направив  меч  в  незащищенное   тело
Бодасена. Вентриец отразил выпад и свирепым ответным ударом  рассек  ему
горло. Переступив через тело, Бодасен повел своих дальше.
   Друсс убил еще двоих и взревел, приказывая дренаям отступать.
   Топот позади заставил его обернуться навстречу новому врагу.  За  его
спиной пылал пожар, и он не различал лиц.
   Архитас, убив своего противника, увидел, что Друсс остался  один,  и,
не задумываясь, бросился на Бессмертных. В этот миг Друсс тоже атаковал.
Топор взвился  и  упал,  рубя  доспехи  и  плоть.  На  помощь  подоспели
Диагорас, Сертак и еще четверо дренаев. Бой длился недолго. Только  один
вентриец вырвался из битвы, прокатившись по  земле  и  вскочив  на  ноги
позади Архитаса.
   Архитас повернулся и напал  на  него,  усмехнувшись,  когда  мечи  их
встретились. Враг был стар, хотя и  искусен,  и  не  мог  соперничать  с
молодым дренаем. Клинки сверкали в отблесках пожара,  нанося  и  парируя
удары. Внезапно  вентриец  оступился.  Архитас  ринулся  вперед,  а  тот
плавным движением откатился, вскочил на ноги и вонзил свой меч  Архитасу
в пах.
   - Век живи - век учись, мальчик, - прошипел Бодасен выдергивая меч.
   К месту схватки подоспели новые  Бессмертные.  Горбену  нужна  голова
Друсса, и этой ночью император получит ее.
   Друсс выхватил топор из чьего-то  тела  и  помчался  к  спасительному
ручью. Вражеский воин  заступил  ему  дорогу.  Снага  запел  в  воздухе,
раздробив меч противника.  Следующий  удар  пришелся  по  ребрам.  Друсс
пробежал мимо, но вентриец схватил его за плечо,  и  Друсс  в  отблесках
огня узнал Бодасена.  Умирающий  командир  Бессмертных  схватил  его  за
колет, пытаясь остановить.  Друсс  пинком  отшвырнул  его  в  сторону  и
побежал дальше.
   Бодасен упал на землю, глядя, как  Друсс  и  его  спутники  переходят
через ручей.
   В глазах мутилось - и он закрыл глаза. Усталость окутала его,  словно
плащ. В мозгу роились воспоминания.  Он  слышал  гул,  напоминающий  шум
моря, и видел идущий к ним пиратский корабль. Снова он  бежал  вместе  с
Друссом, чтобы прыгнуть на борт и вступить в бой на корме.
   Проклятие! Ему  следовало  бы  догадаться,  что  Друсс  не  изменится
никогда.
   Атака. Всегда атака.
   Он открыл глаза  и  заморгал  ими,  чтобы  видеть  яснее.  Друсс  уже
перебрался через ручей и повел воинов обратно в дренайский лагерь.
   Бодасен попытался шевельнуться - мучительная боль  пронзила  его.  Он
потрогал рану на боку. Под липкими пальцами чувствовались обломки костей
и струя бьющей наружу артериальной крови. Все кончено.
   Конец  страху.  Конец   безумию.   Не   надо   больше   кланяться   и
раболепствовать перед раскрашенным сумасбродом.
   Так, пожалуй, даже легче.
   Вся его жизнь шла под уклон  после  того  боя,  когда  он  с  Друссом
сражался против пиратов. Тогда -  и  только  тогда  -  он  по-настоящему
чувствовал, что живет.
   Его тело принесли к императору в розовых проблесках  зари,  и  Горбен
плакал навзрыд.
   Лагерь лежал в руинах. Генералы стояли  перед  троном  в  растерянном
молчании. Горбен покрыл тело Бодасена своим плащом  и  белым  полотняным
платком вытер глаза. Потом он обратил  взор  к  человеку,  стоявшему  на
коленях с двумя Бессмертными по бокам.
   - Бодасен убит. Мой шатер сожжен,  как  и  весь  мой  лагерь.  А  ты,
ничтожество, был офицером охраны. Вражеский отряд вторгся в мой  лагерь,
убил моего любимого генерала, а ты еще жив. Что скажешь на это?
   - Государь, я находился вместе с вами в шатре Бодасена  -  по  вашему
приказу...
   - Значит, это я виноват в том, что на лагерь напали?
   - Нет, государь!
   - "Нет, государь", - передразнил Горбен. - Еще  бы  ты  сказал  "да".
Твои часовые спали. Теперь они мертвы. Не  кажется  ли  тебе,  что  пора
присоединиться к ним?
   - Государь!
   - Сделай это. Возьми свой клинок и вскрой  себе  вены.  Офицер  вынул
свой парадный кинжал, обратил острием к себе и вонзил глубоко  в  живот.
После мгновенной тишины он стал кричать и биться в  конвульсиях.  Горбен
достал свой меч и ударил его по шее.
   - Даже этого не мог сделать как надо, - сказал император.

***

   Друсс вошел в палатку к Зибену и бросил топор на пол. Поэт не спал  -
он лежал, молча глядя на звезды. Воин  опустился  на  пол,  уронил  свою
большую голову на грудь, сжимая и разжимая кулаки.  Поэт,  чувствуя  его
отчаяние, попытался сесть, но боль в груди усилилась,  и  он  закряхтел.
Друсс поднял голову и выпрямился.
   - Как ты тут? - спросил он.
   - Хорошо. Я слышал, ваша вылазка не имела успеха?
   - Горбена не оказалось в шатре.
   - Что стряслось, Друсс?
   Воин понурил голову и не ответил. Зибен слез  с  постели,  подошел  к
нему, сел рядом.
   - Ну давай, старый конь, выкладывай.
   - Я убил Бодасена. Он выскочил на меня из темноты, и я его зарубил.
   Зибен положил руку ему на плечо.
   - Ну, что теперь скажешь?
   - Скажи, почему это выпало именно мне?
   - Хотел бы я это знать. Но ведь не ты  переплыл  океан,  чтобы  убить
его, Друсс. Он сам явился сюда. Да не один, а с целым войском.
   - У меня в жизни было так мало друзей.  Эскодас  умер  в  моем  доме.
Бодасена убил я сам. А тебя притащил умирать здесь, на  забытом  врагами
перевале. Я так устал, поэт. Не надо было мне вовсе приходить сюда.
   Друсс встал и вышел. Погрузил руки в бочку  с  водой,  умылся.  Спина
болела, особенно под лопаткой, куда много лет назад вонзилось  копье,  и
докучала вздутая жила на правой ноге.
   - Не знаю, слышишь ли ты меня, Бодасен,  -  прошептал  он,  глядя  на
звезды, - но я сожалею, что это выпало мне. Ты был мне хорошим другом  в
лучшие времена. С тобой можно было идти в горы.
   Он вернулся в палатку и увидел,  что  Зибен  уснул  на  стуле.  Друсс
бережно поднял его, перенес на кровать и укрыл теплым одеялом.
   - Совсем ты у меня плох, поэт. - Он пощупал  Зибену  пульс  -  сердце
билось сильно, но неровно. - Не бросай меня, Зибен. Я отвезу тебя домой.
   Как только утренняя заря позолотила вершины, Друсс сошел  по  склону,
чтобы снова занять свое место в строю.

***

   За  восемь  страшных  дней  Скельн  превратился  в  бойню,   усеянную
разлагающимися трупами и пропитанную смрадом. Горбен бросал  на  перевал
легион за легионом, но все  они  возвращались  ни  с  чем.  Тающие  ряды
защитников спаивало мужество черного воина  с  топором,  чье  мастерство
ужасало вентрийцев. Одни  называли  его  демоном,  другие  богом  войны.
Вспоминались  старые  предания.  Победитель  Хаоса   вновь   являлся   у
вентрийских лагерных костров.
   Только Бессмертные не ведали страха. Они знали, что перевал предстоит
очистить им, и знали, что это будет нелегко.
   На восьмую ночь Горбен наконец  уступил  настойчивым  просьбам  своих
генералов. Время шло, и перевал следовало взять не  позднее  завтрашнего
дня - иначе дренайская армия запрет их в этом проклятом заливе.
   Приказ был отдан, и Бессмертные принялись оттачивать мечи.
   На рассвете они тихо встали и построились  серебристо-черными  рядами
за ручьем, лицом  к  трем  сотням  человек,  преграждавшим  им  путь  на
Сентранскую равнину.
   Дренаи устали, измучились вконец, глаза у них ввалились.
   Абадай, новый командир Бессмертных, вышел вперед и вскинул меч, молча
отсалютовав по обычаю своего  полка.  Клинок  опустился,  и  Бессмертные
двинулись вперед. Три барабанщика в задних рядах забили мрачную маршевую
дробь, в воздухе сверкнули мечи.
   С  угрюмыми  лицами  дренаи  смотрели,  как  движется  на  них   цвет
вентрийского войска.
   Друсс теперь вооружился щитом. Его голубые глаза не выражали  ничего,
зубы стиснуты, рот превратился в тонкую линию. Он напряг плечи и глубоко
вздохнул.
   Вот оно, испытание. Вот он, великий день.
   Удача Горбена против решимости дренаев.
   Друсс знал, что Бессмертные чертовски хорошие воины,  но  сейчас  они
сражаются лишь ради славы.
   Дренаи же - гордые люди и сыны гордых  людей,  потомки  воинственного
народа.  Они  сражаются  за  свою  родину,  жен  и  детей,  рожденных  и
нерожденных. За свободу своей земли  и  за  право  самим  выбирать  свою
судьбу, как подобает вольным людям.  За  эту  мечту  сражались  Эгель  и
Карнак - и несчетн