изнью - одно дело, - ледяным тоном отрезал  Зибен,  -  а
блохи - совсем другое. Я еще не осматривал  кровать,  но  она  наверняка
кишит всякой живностью. Не предпринять ли нам свою попытку теперь же?
   - Лучше подождем, пока стемнеет, - сказал Варсава. - Три месяца назад
я увез отсюда мальчика, чтобы вернуть его отцу. Тогда-то я и узнал,  что
Друсса держат здесь. Темницы само  собой,  помещаются  в  самой  глубине
подземелья. Над ними расположена кухня, а  над  кухней  -  главный  зал.
Иначе как через зал в темницы не пройдешь, поэтому к сумеркам мы  должны
быть в замке. Тюремщик на ночь не остается - значит, если мы затаимся  в
замке до полуночи, то  сможем  освободить  Друсса.  Вопрос  в  том,  как
вывезти его  из  крепости.  Как  вы  видели,  здесь  двое  ворот  -  они
охраняются весь день, а на ночь запираются.  На  стенах  и  башнях  тоже
стоят часовые.
   - Сколько их? - спросил Эскодас.
   - В прошлый раз у главных ворот было пятеро.
   - Как же ты вывез мальчика?
   - Он еще маленький. Я посадил его в мешок и приторочил к седлу. Так и
выехал на рассвете.
   - Друсс, пожалуй, в мешок не поместится, - заметил Зибен.
   Варсава сел рядом с ним.
   - Он уже не тот, каким ты его знал, поэт. Он  провел  больше  года  в
каменном мешке, на хлебе и воде. Прежнего силача мы не  увидим.  Он  мог
ослепнуть, сойти с ума - все возможно.
   Настало молчание - все вспоминали воина, вместе с которым сражались.
   - Жаль, что я так поздно узнал об этом, - промолвил Зибен.
   - Я и сам не знал, - сказал Варсава. - Я думал, его убили.
   - А мне казалось, что Друсса не может  побить  даже  целая  армия,  -
заметил Эскодас. - Он был такой несокрушимый.
   - Это верно, - хмыкнул  Варсава.  -  Я  видел,  как  он,  безоружный,
спустился в лощину, где десять разбойников истязали старика.  Он  скосил
их, как серп пшеницу, - было на что посмотреть.
   - Так как же мы поступим? - спросил Зибен.
   - Явимся в замок, чтобы засвидетельствовать свое  почтение  Кайиваку.
Авось сразу он нас не убьет!
   - Превосходный план, - ехидно одобрил Зибен.
   - У тебя есть получше?
   - Думается мне, что есть.  В  такой  дыре  развлечений,  конечно,  не
густо.  Я  пойду  в  замок  один,  назову  себя  и   предложу   устроить
представление в обмен на ужин.
   - Я не хотел бы показаться грубым, - сказал Эскодас, - но вряд  ли  к
твоей высокой поэзии отнесутся здесь с должным уважением. - Дорогой мой,
я лицедей и могу удовлетворить всякую публику.
   - Здешняя публика,  -  вмешался  Варсава,  -  состоит  из  последнего
отребья Вентрии, Наашана и прочих восточных  и  западных  земель.  Будут
присутствовать дренайские перебежчики, вагрийские наемники и вентрийские
преступники всякого рода.
   - Они будут мои, - спокойно сказал Зибен. - Дайте мне полчаса и идите
смело. Ручаюсь, вас никто не заметит.
   - Скромность украшает, - улыбнулся Эскодас.
   - Я человек одаренный и горжусь своим даром.
   Поднявшись по лестнице, Друсс остановился.  Где-то  рядом  суетились,
скребли кастрюли и  чистили  ножи.  Запах  свежего  хлеба  смешивался  с
ароматом  жареного  мяса.  Друсс,  прислонившись  к  стене,   задумался.
Незамеченным тут не пройдешь.  Ноги  у  него  устали,  и  он  присел  на
корточки. Как же быть? Услышав  чьи-то  шаги,  он  выпрямился.  Появился
старик, сгорбленный и кривоногий,  таща  ведро  с  водой.  Приблизясь  к
Друссу, он вскинул голову  и  раздул  ноздри.  Друсс  заметил,  что  его
слезящиеся глаза затянуты опаловой  пленкой.  Старик  поставил  ведро  и
протянул руку.
   - Это ты? - прошептал он.
   - Ты слепой?
   - Почти. Я же говорил, что провел пять лет в твоей темнице. Пойдем со
мной. - Старик поставил ведро, вернулся обратно по извилистому  коридору
и спустился по узкой лестнице. Там помещалась его каморка, где  в  узкое
оконце лился солнечный свет. - Жди здесь, - велел он. - Я  принесу  тебе
еды и питья.
   Вскоре он вернулся с половиной свежевыпеченного хлеба, кругом сыра  и
кувшином воды. Друсс жадно поглотил все это и улегся на койку.
   - Спасибо тебе за твою доброту. Без тебя я погиб бы - не  телом,  так
душой.
   - Я уплатил свой долг. Один человек  кормил  меня,  как  я  тебя.  Он
поплатился за это жизнью -  Кайивак  посадил  его  на  кол.  Но  у  меня
недостало бы мужества, если бы во сне мне не явилась богиня. Не  она  ли
вывела тебя из темницы?
   - Богиня?
   - Она поведала мне о твоих муках, и я  преисполнился  стыда  за  свою
трусость. Я поклялся ей сделать все, что в моей  власти.  Она  коснулась
моей руки, и спина у меня сразу перестала  болеть.  Это  она  отодвинула
камень?
   - Нет, я  перехитрил  тюремщика.  Друсс  рассказал  старику  о  своем
побеге.
   - До вечера их не найдут, - сказал тот. - Хотел  бы  я  послушать  их
вопли, когда крысы станут бегать по ним в темноте.
   - Почему ты думаешь, что женщина, которая  явилась  тебе  во  сне,  -
богиня?
   - Она назвала мне свое имя, Патаи, и сказала,  что  она  дочь  земной
матери. В том сне она гуляла со мной по зеленым холмам  моей  юности.  Я
никогда ее не забуду.
   - Патаи... - тихо повторил Друсс. - Она явилась и ко мне в темницу  и
вдохнула в меня силу. - Друсс встал и положил руку на плечо  старика.  -
Ты подвергался большой опасности, помогая мне, я не смогу расплатиться с
тобой до конца своих дней.
   - Ты можешь остаться  здесь  и  бежать,  когда  стемнеет.  Я  достану
веревку, и ты спустишься со стены.
   - Нет. Я должен найти Кайивака и убить его.
   - Ну что ж. Богиня даст тебе силы, не так ли? Она вольет силы в  твое
тело?
   - Боюсь, что нет. Придется полагаться только на себя.
   - Но это верная смерть! Даже и не  пытайся,  -  взмолился  старик,  и
слезы покатились из его мутных глаз. - Он тебя уничтожит. Он чудовище  и
обладает силой десяти человек. А посмотри на себя! Я плохо тебя вижу, но
знаю, что ты  должен  быть  очень  слаб.  Перед  тобой  жизнь,  свобода,
солнечный свет. Ты молод - зачем же  совершать  подобное  безумство?  Он
повалит  тебя  одним  пальцем  и  либо  убьет,  либо  швырнет  назад   в
подземелье.
   - Я родился не для того, чтобы бегать. И поверь: я не так  слаб,  как
ты думаешь. Ты об этом позаботился. Расскажи-ка мне о замке. Куда  ведут
лестницы снизу?
   Эскодас не боялся смерти, ибо не питал любви к жизни - так было с ним
уже много лет. С тех пор как отца выволокли из дома и повесили,  Эскодас
не знал, что такое радость. Даже потерю  свою  он  принял  спокойно.  На
корабле он сказал Зибену, что ему  нравится  убивать,  но  это  была  не
правда. Он не испытывал никаких чувств, когда стрела  попадала  в  цель,
кроме минутного удовлетворения после особенно удачного выстрела.
   Теперь, идя с Варсавой к мрачному серому замку, он равнодушно  гадал,
умрет он сегодня или нет. Вспомнив об узнике в тесном сыром  подземелье,
он спросил себя, что сталось  бы  в  заточении  с  ним  самим.  Ведь  он
довольно безразличен  к  красотам  мира,  к  горам,  озерам,  океанам  и
долинам. Тосковал бы он по всему этому в темнице? Вряд ли.
   Варсава, напротив, был напряжен. Эскодас улыбнулся. Чего тут бояться?
Умираешь лишь раз.
   Они поднялись по лестнице к воротам замка,  которые  были  распахнуты
настежь и никем не охранялись.  Войдя  внутрь,  Эскодас  услышал  гогот,
несущийся из зала. Они заглянули туда. За тремя большими столами  сидели
около двухсот человек, а на помосте в дальнем конце, футах в  шести  над
полом, восседал Кайивак. Восседал на резном троне из черного дерева -  и
улыбался. Перед ним на столе стоял Зибен.
   Голос  поэта  звенел.  От  неслыханной   похабщины   того,   что   он
рассказывал, у Эскодаса  отвалилась  челюсть.  Он  слышал  в  исполнении
Зибена эпические поэмы и философские трактаты, но  историй  о  шлюхах  и
ослах не слышал никогда.  Варсава  рассмеялся  от  души,  когда  рассказ
завершился особенно большой непристойностью.
   Эскодас оглядел зал. Поверху шли хоры,  на  них  вела  лестница.  Там
можно было спрятаться. Он ткнул Варсаву в бок и шепнул:
   - Погляжу, что там наверху.
   Тот кивнул, и Эскодас, незаметно пройдя к лестнице, поднялся по  ней.
Узкие хоры тянулись вокруг всего зала. Дверей на них не было, и человек,
сидящий тут, мог не опасаться, что его заметят снизу.
   Зибен начал историю о герое, попавшем в  плен  к  злобному  врагу,  и
Эскодас стал слушать.
   - Его привели к предводителю и сказали, что он останется жив только в
том случае, если выдержит четыре испытания. Первое состояло в том, чтобы
пройти босиком по горячим углям. Затем надо было осушить четверть  самой
крепкой водки Затем  войти  в  пещеру  и  клещами  вырвать  больной  зуб
львице-людоедке. И наконец, он  должен  переспать  с  самой  безобразной
старухой во всей деревне.
   Итак, наш герой стянул сапоги и  велел  принести  углей.  Он  отважно
прошел  по  ним  и  единым  духом  осушил  четверть  водки,   а   после,
пошатываясь, ввалился в пещеру. Вскоре оттуда стало доноситься  рычание,
вой, грохот и визг.
   Слышавшие это похолодели. Вскоре наш воин вышел наружу. "Ну а где  же
старушонка, у которой зуб болит?" - спросил он.
   Хохот эхом отразился от стропил, а Эскодас только головой  покачал  в
изумлении. В Капалисе воины часто перешучивались,  но  бывший  при  этом
Зибен никогда не смеялся и не находил в этом ничего забавного. А  теперь
извольте - пересказывает то же самое, да еще с каким смаком!
   Переведя взгляд на Кайивака,  Эскодас  заметил,  что  тот  больше  не
улыбается, а барабанит пальцами по подлокотнику. Эскодас  знавал  многих
злодеев, и некоторые на вид были что твои ангелы - красивые, ясноглазые,
златокудрые. Но у Кайивака и обличье было злодейское.  Одетый  в  черный
колет Друсса с серебряными наплечниками, он порой протягивал руку, чтобы
погладить черную рукоять топора, прислоненного к трону, - рукоять Снаги.
   Внезапно он встал во весь свой гигантский рост и взревел:
   - Довольно! - Зибен умолк. -  Мне  не  нравится  твое  представление,
бард, и сейчас я велю раскалить  для  тебя  железную  спицу.  -  В  зале
настала полная тишина. Эскодас достал из колчана стрелу и наставил  лук.
- Ну что, может, пошутишь еще малость перед смертью?
   - Пожалуй, разок пошучу, - ответил Зибен, глядя в  глаза  безумцу.  -
Прошлой ночью мне снился сон, страшный сон: я оказался в аду, где пылает
неугасимый огонь и муки длятся вечно. Устрашенный, я спросил  одного  из
демонов-стражей: "Можно ли выйти отсюда?" Он ответил,  что  один  способ
есть, но никому еще не удавалось добиться успеха.  Он  проводил  меня  к
двери в темницу, и сквозь решетку я увидел невообразимо мерзкую женщину:
всю в проказе, в язвах, беззубую и старую, как само время. В остатках ее
волос копошились черви. "Вот, - сказал демон, - если проведешь с ней всю
ночь, тебе позволят уйти". И не скрою  -  я  хотел  попытаться,  но  тут
увидел рядом вторую дверь и заглянул внутрь. И кого  же  я  там  увидел?
Тебя, атаман. Ты предавался любви с  одной  из  самых  красивых  женщин,
которых я знал. И я спросил демона: "Почему  это  я  должен  любиться  с
таким страшилищем, когда у Кайивака такая красотка?" "Так ведь у  женщин
тоже должен быть способ выбраться отсюда", - ответил он.
   Эскодас даже сверху заметил, как побледнел Кайивак.
   - Твои смертные муки  будут  длиться  вечность,  -  дрожащим  голосом
произнес атаман.
   Эскодас оттянул тетиву... и замер. За  помостом  появился  человек  с
грязными, спутанными волосами и бородой, с  лицом  черным  от  въевшейся
грязи. Он двинул плечом в  спинку  трона,  и  тот  перевернулся,  скинув
главаря с помоста. Кайивак головой вперед  рухнул  на  стол,  где  стоял
Зибен.
   Чумазый вскинул вверх сверкающий топор, и голос его разнесся по всему
залу:
   - Не хочешь ли послушать, как я молю о  смерти,  сукин  сын?  Эскодас
усмехнулся. Бывают все-таки в жизни стоящие мгновения, подумал он.
   Взяв  топор  и  ощутив  в  руке  холодное  черное   топорище,   Друсс
почувствовал прилив сил. Будто огонь хлынул по его жилам, согрев  каждую
мышцу и сухожилие. Он точно возродился заново. Никогда еще Друсс не знал
столь восхитительного чувства. Легкость и полнота жизни переполняли его,
словно паралитика, вновь обретшего власть над своими членами.
   Он расхохотался на весь зал при виде Кайивака, который  копошился  на
полу среди кубков и тарелок. Атаман разбил лицо  в  кровь,  рот  у  него
перекосился.
   - Отдай топор! - заорал Кайивак. - Он  мой!  Разбойники  смотрели  на
него в удивлении. Они ожидали неистовой ярости, а между тем в голосе  их
свирепого главаря слышалась чуть ли не мольба.
   - Возьми его сам, - сказал Друсс. Кайивак в нерешительности  облизнул
свои тонкие губы и вдруг завопил:
   - Убейте его!
   Разбойники повскакали  на  ноги.  Один  выхватил  меч  и  бросился  к
помосту, но  чья-то  стрела  вонзилась  ему  в  горло.  Воины,  замерев,
принялись оглядывать зал в поисках скрытого стрелка.
   - И этому-то человеку вы подчинялись! - нарушил тишину голос  Друсса.
- Вот он стоит, весь в подливке, и боится сразиться со своим  пленником,
которого держал в темнице на хлебе и воде. Тебе нужен топор, Кайивак?  Я
повторяю: иди и возьми его. - Друсс вогнал Снагу в  доски  помоста  так,
что топор затрепетал, а сам отошел в сторону.
   Кайивак внезапно подскочил к  помосту  и  прыгнул  на  него.  Он  был
громаден, плечист и могуч, но прямой удар  левой  первого  машрапурского
бойца разбил ему рот, а боковой правый врезался в челюсть,  как  молния.
Кайивак слетел вниз и грохнулся спиной  об  пол.  Встал  он  быстро,  но
теперь взошел на помост по ступеням.
   - Сейчас я тебе покажу, недомерок! Я вырву твою  требуху  и  заставлю
тебя ее съесть.
   - Не дождешься. - Друсс  ступил  навстречу  Кайиваку  и  снова  нанес
прямой левой - прямо в сердце. Великан зарычал и  правой  сверху  ударил
Друсса по лбу, заставив  его  отступить.  Левая  рука  с  растопыренными
пальцами устремилась вперед, целя Друссу в глаза. Друсс нагнул голову, и
пальцы уперлись ему в лоб, распоров длинными ногтями кожу. Кайивак сгреб
его за рубашку, но истлевшая ткань лопнула, и он отлетел назад, а  Друсс
нанес два сокрушительных удара ему в живот. Чувство было  такое,  словно
он бьет о стену. Великан со смехом ударил снизу вверх,  едва  не  подняв
Друсса на воздух. Из сломанного  носа  хлынула  кровь.  Кайивак  ринулся
вперед, но Друсс  отступил  в  сторону  и  подставил  ему  ногу.  Атаман
грохнулся на пол, но тут же вскочил.
   Друсс начал уставать - сила, подаренная топором,  шла  на  убыль.  Он
сделал финт левой, и Кайивак, уклонившись, нарвался на  боковой  правый,
разбивший ему нижнюю губу. Друсс добавил еще - и  слева,  и  справа.  Из
правой брови Кайивака потекла кровь, он отступил. Потом освободил  губу,
насаженную на зубы, ухмыльнулся окровавленным ртом - и выдернул Снагу из
пола.
   Топор сверкнул красным огнем в свете факела.
   - Вот тебе и конец, недомерок! - прорычал Кайивак. Он  поднял  топор,
но  Друсс  подпрыгнул  и  правой  ногой  пнул  его  в   колено.   Сустав
оглушительно треснул, великан с воплем повалился, выпустил топор. Снага,
взвившись в воздух, перевернулся,  устремился  вниз  и  угодил  Кайиваку
прямо между лопатками, разрезав  колет  и  кожу.  Атаман,  извернувшись,
высвободил лезвие из тела, и Друсс забрал топор себе.
   Кайивак, сморщившись  от  боли,  сел  и  уставился  на  противника  с
неприкрытой ненавистью.
   - Убей уж сразу, - проворчал он.
   Друсс, так и стоявший около на коленях,  кивнул  и  нанес  поперечный
удар, разрубив бычью шею Кайивака. Тело  рухнуло  вправо,  голова  упала
влево, подскочила и свалилась с помоста вниз. Друсс встал  и  повернулся
лицом к ошеломленным разбойникам. Усталость  внезапно  одолела  его,  он
присел на трон Кайивака и приказал:
   - Эй кто-нибудь, подайте мне вина!
   Зибен, взяв кувшин и кубок, медленно двинулся к нему.
   - Нельзя сказать, чтобы ты сильно спешил, - сказал ему Друсс.

Глава 4

   Варсава наблюдал всю эту сцену как зачарованный. Труп Кайивака  лежал
на помосте, заливая доски кровью, и все взоры были прикованы к человеку,
бессильно обмякшему на троне атамана. Варсава посмотрел на галерею,  где
по-прежнему караулил Эскодас с луком наготове.
   "И что же теперь? - подумал Варсава, оглядывая зал. - Тут  не  меньше
сотни головорезов". Во рту у него пересохло. Эта  неестественная  тишина
того и гляди прорвется. Что сделают разбойники тогда? Ринутся на помост?
А Друсс? Возьмет топор и выйдет против всего скопища?
   Варсава не хотел умирать и не знал,  как  поступит,  если  разбойники
нападут на Друсса. Он стоял близко к двери - никто не заметит,  если  он
потихоньку  ускользнет.  В  конце  концов,  он  ничем  не  обязан  этому
человеку. Он и так уже  сделал  больше  положенного,  отыскав  Зибена  и
возглавив всю эту затею. Погибать здесь без  всякого  смысла  -  это  уж
слишком.
   Однако он не двинулся с  места  и  остался  стоять,  глядя  вместе  с
другими, как Друсс пьет третий кубок вина. Друсс  допил  и  спустился  в
зал, оставив топор на помосте. Он подошел к  столу,  отломил  краюху  от
свежего каравая.
   - А вы что ж, не голодны? - спросил он собравшихся. Высокий  стройный
воин в багряной рубашке вышел вперед и осведомился:
   - Что ты намерен делать теперь?
   - Поесть, - ответил Друсс, - а после искупаться.  Потом  я,  пожалуй,
лягу и просплю целую неделю.
   - А потом? - Разбойники в тишине подались вперед, чтобы не пропустить
ответ Друсса.
   - Всему свой черед, парень. Когда сидишь в темнице в  обществе  одних
только крыс, отвыкаешь думать о будущем
   - Хочешь занять его место? - Воин кивнул на отрубленную голову.
   - Боги! - засмеялся Друсс. - Ты сам-то  хотел  бы  оказаться  на  его
месте? - Жуя хлеб, Друсс вернулся на помост и сел. - Я Друсс,  -  сказал
он, подавшись вперед. - Кое-кто из вас, наверное, помнит, как меня  сюда
привезли. Другие, возможно, слышали о моей службе у императора Я  никому
из вас не желаю зла... но если кто-то хочет  умереть,  пусть  поднимется
сюда с оружием - я окажу ему эту услугу. - Он встал и  поднял  топор.  -
Есть такие? - Никто не двинулся с места, и Друсс кивнул. -  Вы  тут  все
бойцы, но деретесь вы за деньги. Это разумно. Ваш вожак убит - поешьте и
выберите себе другого.
   - Ты предлагаешь себя? - спросил человек в багряной рубашке.
   - Парень, я сыт по горло этой крепостью, и у меня другое на уме.
   Друсс заговорил с Зибеном - Варсава не слышал о чем Разбойники  стали
собираться  кучками,  обсуждая  достоинства   и   недостатки   подручных
Кайивака, и Варсава вышел из зала потрясенный  увиденным.  В  просторных
сенях он сел на скамью, охваченный смешанными чувствами и с тяжестью  на
сердце. Эскодас вышел к нему.
   - Как это так?  -  недоумевал  Варсава.  -  Сто  головорезов  покорно
смирились с убийством своего главаря. Невероятно!
   - Друсс есть Друсс, - с улыбкой пожал плечами Эскодас.  Варсава  тихо
выругался.
   - И это, по-твоему, ответ?
   - Зависит от того, о чем ты  спрашиваешь.  Мне  сдается,  ты  сам  не
знаешь, отчего злишься. Ты  приехал  сюда,  чтобы  освободить  друга,  -
теперь он свободен. Чего тебе еще?
   Варсава рассмеялся сухим, резким смехом.
   - Сказать тебе правду? Я наполовину желал увидеть Друсса  сломленным.
Хотел увидеть, как он наказан за свою  глупость.  Скажите,  какой  герой
выискался. Спасаешь стариков и сирот - вот и сиди теперь  год  в  темной
яме. Бессмысленно было поступать так!
   - Только не для Друсса.
   - Да что в нем такого особенного? Ни ума,  ни  воображения.  Если  бы
любой другой сделал то же самое, эта шайка разорвала бы его на куски. Но
Друсс - иное дело. А почему? Он мог бы запросто стать их вожаком - и они
охотно приняли бы его.
   - Четкого ответа я тебе дать не могу. Я видел, как он напал на  судно
с кровожадными пиратами - и  они  побросали  оружие.  Такая  уж  у  него
натура. Мой учитель, великий стрелок из лука, говорил мне, что в  каждом
новом че