а свете?  В  том  числе  и
способность видеть то, что у тебя под носом. Лично мне кажется, разгадка
- в троне. Да, никакого пути отсюда на следующий этаж не наблюдается, но
ведь он должен быть, и если б я был монарх, то  распорядился  бы  насчет
быстрого и удобного способа эвакуации, на случай если в этом зале  вдруг
запахнет жареным. Смешно, с каким упорством  ты  не  замечаешь  столбик,
соединяющий помост с сиденьем.  Впрочем,  чего  еще  ожидать  от  такого
непроходимого тупицы? Каданибудь  энта  сутчья  звирьюшка  миня  давидет
сваей поскудней  дуратцкой  балтавней  и  я  точно  разабью  сибе  бошку
обстенку. Я бы довно избавилса от чертовой тфари  нокак  вот  вапрос.  Я
зализаю на здаравеный стул  или  как  там  иво  трон  штоли  и  натчикаю
шивилить мазгами и натчинаю дьёргать все што тартчит из  пиво  простатак
от нечива делать дьергаю а ета долбаная хриновина как в друг вазьмет  да
и падскочит ввоздух а мы с чортовой звирьюшкой наней седим.
   - Надо же, какой сюрприз! Лифт  оригинальной  конструкции!  Семьдесят
девятый  этаж:  дамское  белье,  верхняя  кожаная   одежда,   постельные
принадлежности, облачение для служителей культа.
   Куцы ето ищщё нас за нисло. Проста аффигеть можна здаравеная  комната
и вней пално краваток и кушшеток и всиво таково  прочиво  а  наних  бабы
валяюца тока все нетцелые им койчиво нехватаит.
   Лижат они насваих койках и пахнит кругом пряностьями и благо вонями а
к мине падбигаит здаравеный  такой  муджик  благо  воняными  мослами  на
мазаный аж блистит весь а галосишка униво пискльявый каку  бабы.  Муджик
кланиица и лодошки  патираид  и  пойёт  мине  песинку  сваим  пискльявым
бабским галоском и приветствуит миня как  гаспадина  и  сльозы  па  роже
тикут. И я там пасидел чутток дух пири вел а патом па шол гльянуть чё  и
как а здаравеный талстеный пидрила  замной  плитеца  и  балбочет  чивото
безумалку и все приветствуит.
   А бабы на койках все жывые датока уветчные нирук  ниног  как  буто  в
битьве пабывали тока шрамоф ни видадь нарожах  и  телах  и  кто  их  так
адделал астаеца тока дагадываца. Бабы  всекак  адна  в  теле  здаравеные
титтьки и бьёдра пухлые и рожи ничиво и на етих  бабах  кожинные  шмодки
или празратчные трьяпки  или  кружыва  сутчьи.  И  койкто  из  баб  тоже
приветствуит миня проста аффигеть можна.
   Нихрина сибе прикидываю какие из врашчонные фкусы бывают у  некатарых
пидрил и чё ниужто сто все прид назнатчено для старой каралевы.  Хатя  я
слыхал че у ведьм и калдунов  чистенько  бывают  даволно  из  врашчонные
фкусы и канешна наффиг  мине  нада  штоб  папитам  за  мной  хадил  етот
здаравеный жырный муджык каторый тута телок старажыл а он  все  ходит  и
ходит и песинки распивает и  приветствуит  на  доел  уже  и  я  иво  при
контчил. А патом за шол  за  здаравеный  занавец  и  там  на  шол  талпу
старикашшек и все дидки как адин в дуратцких шероких адияниях.
   Вотето была картинка проста  аффигеть  можна  када  они  пиридо  мной
натчали руками роз махивать и за вывать я  их  спрасил  где  каралева  и
иённое рыжывьё а они чивота лапочут и ниффига нипанятно. Койкто зато фсе
скумекал.
   - ...Ай да молодцы! Даже в поражении - какой стоицизм! Но вам следует
учесть: наш гостеприимный толстячок, увечный  поводырь  увечных,  только
что познакомился с клинком моего мускулистого товарища  и  получил  удар
еще более жестокий, чем тот, который сделал его тем, кем он был до  сего
дня. Сдается, у моего спутника терпение на исходе,  оно  и  в  лучшие-то
времена было с микрон толщиной, а потому, если не хотите отправиться  на
тот свет вдогонку за евнухом  или  в  самом  оптимальном  случае  занять
освобожденную им должность, подумайте о сотрудничестве. Итак, кто из вас
объяснит, как пройти к королеве? Отвечает Молохий? Прекрасно, ты  у  нас
всегда был разговорчивым, верно? Ну о чем  речь?!  Конечно,  награда  за
правду - жизнь и свобода. Даю  слово!  Мм...  хм-м...  Поняла.  Зеркало.
Наверное, просто пластик. Оригинально - едва ли, но надежно - вполне.
   Я прахожу мимо старикашшек раз биваю зеркало и за гльядываю  вдыру  и
вижу там в далнем канце ступенки зашибис тошто надо.
   - Ладно, можно пока не напрягать фарш, который тебе  заменяет  мозги.
Делай, что считаешь естественным, а там будет видно.
   Я при канчиваю старикашшек они и так  были  савсем  дохлые  кожжа  да
кости не работа для мово метча. Правда я уже под устал и рука  балит.  Я
нашол каралеву на самом верьху крышы в  шырокой  комнате  аткрытой  всем
витрам. И там она седит в таком чорном падвинечном  платьи  и  держыт  в
руке лук мелкий такой лучонок и сморит на миня так бута я  ето  не  я  а
кусок дирьма. Она не красодка но и не старая корга как я ожедал и темной
нотчкой сашла бы впалне зашибис. А я ежли чесна стаю и ни знаю чё делать
у ниё чёто такое с глазами и я нанимаю чё она на миня  дейвствуит  сваей
магийей но шивильнуца ни  магу  и  даже  рта  раз  крыть  и  даже  касая
звирыошка при умолкла а патом гаварит:
   - Плохо, моя девочка. Я думала, ты на  большее  способна,  разве  это
драка. Погоди-ка, мне надо кое-что шепнуть на ушко моему другу. Так вот,
слышал анекдот: приходит человек к врачу  с  лягушкой  на  голове.  Врач
спрашивает: на что жалуемся? А лягушка говорит...
   - Ни абращщай на ниво вниманийя, - говорит каралева сутчей  звирьюшке
а я даже сутчим пальтцем пошивилить ни магу ну пагади думаю добирус ты у
миня папляшиш мине бы  тока  сместа  сайти.  -  И  как  же  тибе  удалое
асвабадица? - спрашивает каралева.
   - Облажался старина Ксеронис. Нанял  этого  громилу,  а  при  расчете
попытался  его  надуть.  Представляешь,  дал  себя  перехитрить   такому
дуролому! А я, между прочим, всегда говорила  старому  пню:  ты  слишком
высоко ценишь свои умственные способности.  Должно  быть,  он  забыл,  в
которую шкатулку меня  засунул.  И  перепутал  с  дешевым  талисманом  с
двухдневной гарантией и проницательностью шпоры на большом пальце  ноги!
И посадил на плечо к этому безмозглому олуху.
   - Идиёт, - гаварит каралева. - И какэто миня угараздило даверидь  иму
тибя?
   - Милочка, так ведь это далеко не единственная твоя ошибка.
   Я бы этим сутчкам наказал их ашипки если-бы мог  шивильнуть  рукой  с
метчом. Балтают между сабой какни вчом нибывало проста аффигеть можна.
   - Такты знатчит йавилас притендавать на свае закона место? -  гаварит
каралева.
   - Именно так. И, судя по всему, ни наносекундой  раньше,  чем  нужно.
Вижу, что тут под твоим чутким руководством все катится ко всем чертям.
   - Но видь это ты наутчила миня всиму чё я знаю.
   - Да, милочка, но, к счастью, не всему, что знаю я.
   (А я их слушаю и гаварю сибе ни спиши атчаиваца пастаим  падаждем  чё
далше будит. Задрала блин тарчадь тут.)
   - И че ты намерина типерь делать? - спакойна так гаварит каралева как
бута хочит дело миром ришить.
   - Для начала - избавиться от зверинца, что под нами. Твой?
   - Для жритцов. Знаишь  вить  как  у  нас  дело  наставлено?  Деватчки
вазбуждайют жрицов, а я... малачко выдайиваю.
   - Надо было выбрать производителей помоложе.
   - Ващето никаму из них и двацати нет. Проста этот працес очинь быстра
сушид чилавека.
   - Меч моего друга засушил их куда быстрей.
   - Латно, фсех фее рафно нипа бедиж, - гаварит  каралева  и  стаиовица
какбуто пичальной и стераит сльезу са щики а я стаю точна каминый балван
с места ни сдвинуца и думаю ладно сутчёнки я  вам  ищщё  пакажу  а  ищщё
думаю чё же за хриновина тута тварица. И тута каралева в друг как киница
са стула прям на миня точна литучая мыш и как на целит лучонок  прям  на
звирьюшку каторая на маем пличе.
   Тута я чють ни абделалса спирипугу да тока звирьюшка ни буть дура как
сигонет с мово плича прям в рожу каралеве  и  как  дасть  па  ней  точна
сутчье пушично едро и та хлобысь взад на стул. Каралева лук свой уранила
и он палител на пол и стал там светица а она стала атрывать звирьюшку от
сваей рожи и вапить и арать и царапать иё и бить.
   Наканецта мине павизло чортава звирьюшка убралась с  мово  плитча.  Я
сматрю как сутчёнки другдрушку лупьят и думаю канешна зашибис тошто нада
да тока наффиг ету игру в салдатики мине  сваливат  пара.  Хачю  паднять
каралевин лук а он красный раскалилса жёца.  И  я  атхажу  патихонку  па
леснитце и тут како рвонет и я лоту кувырком сриди камней и  брьёевен  и
чирипицы и думаю ну все проста аффигеть можна вот мине и конетц при шол.
Но ничево цел асталса патамушто ни обо што ни вдарилса.  Выбралса  испод
абломков глижу наверх ничиво кругом нет тово што было и  сук  абоих  как
сфиздило. Етож проста аффигеть можна.
   Сутчье рыжывьё я такине на шол  тока  с  бабами  порозвльёкса  ффигня
напрастная патеря времени но зато я из бавилса от гадкой звирьюшки. Стех
пор мине уже ни так визло и я инагда скутчал по иё балтавне но ни  шипко
если чесна. Ито сказать я жи вам ни калдун сутчий а прастой рубака.
   Нет, нет, нет! Было еще хуже (это позже, это сейчас, когда за шторами
- водянистая серость; когда  слипшиеся  губы,  во  рту  гадко  и  трещит
голова). То был я, я  был  там,  вожделел  тех  увечных  женщин,  и  они
возбуждали меня, и я их насиловал. Что  для  варвара  еще  одна  струйка
крови на его мече,  еще  одна  взятая  силой  полонянка?  Но  ведь  этим
варваром был я, и хотел этих женщин, которых сам  же  и  сотворил;  и  я
обладал ими. И вот моя душа, как нарыв гноем,  заполняется  отвращением.
Господи боже, да лучше полная импотенция, чем похоть при виде  увечий  и
насилие над беззащитными.
   Я неуклюже поднимаюсь с постели. Болит голова, ноют кости, на коже  -
холодный пот, как прогорклое благовонное масло. Раздвигаю шторы.
   Облака опустились, мост окутан серым, по крайней мере на этой высоте.
Включаю лампу, газовый камин и телевизор.
   Человек на больничной койке окружен медсестрами,  они  переворачивают
его на живот. Бледное лицо его не выражает никаких эмоций,  но  я  знаю,
что незнакомцу больно. Я слышу собственный стон и выключаю телевизор.  В
груди - моей груди - ощущаю  боль,  она  подчиняется  лишь  собственному
ритму. Привязчивая, ноющая.
   Я плетусь, как пьяница, в ванную. Здесь все  белое  и  четкое,  и  ни
одного окна, а значит, не виден туман, обволакивающий все снаружи. Можно
закрыть дверь, включить еще несколько  ламп  и  оказаться  среди  четких
отражений и твердых поверхностей. Я пускаю воду в ванну и  долго  смотрю
на свое лицо в зеркале. Вскоре  мне  кажется,  будто  опять  все  кругом
темнеет, пропадает. Я вспоминаю, что глаза видят, только когда движутся;
их сотрясают слабейшие вибрации, отчего "оживают" предметы,  на  которые
устремлен  взор.  А  если  парализовать  глазные  мышцы  или  как-нибудь
добиться, чтобы предмет двигался вместе с глазным яблоком,  то  картинка
исчезнет...
   Мне это известно. Я где-то когда-то этому учился. Но когда и где,  не
помню. Моя память - это затонувшая земля. Я гляжу с узкого  утеса  туда,
где раньше простирались плодородные равнины и высились покатые холмы.  А
сейчас - лишь монотонная водная гладь и  несколько  островков;  когда-то
они были горами,  а  ныне  -  складки,  созданные  какими-то  глубинными
тектоническими подвижками разума.
   Я встряхиваюсь - хочу выйти из слабого транса, но в  результате  лишь
обнаруживаю, что отражение мое и впрямь исчезло. В ванну льется  горячая
вода, клубящийся пар конденсируется  на  холодной  поверхности  зеркала.
Он-то и затмил, загородил, стер меня.
   Я стильно одет, аккуратно причесан, хорошо позавтракал. Я узнаю -  не
без удивления, - что клиника доктора находится там же, где  и  вчера,  и
никто не отменил и не перенес на  другой  день  назначенный  мне  прием.
("Доброе утро, мистер Орр!  Как  приятно  вас  видеть!  Да,  разумеется,
доктор здесь. Не желаете  ли  чашечку  чая?")  И  вот  я  сижу  в  новой
приемной, куда просторней, чем прежняя, и жду, когда  господин  целитель
соблаговолит меня допросить.
   За завтраком я решил лгать. Ведь  если  удалось  придумать  два  сна,
как-нибудь справлюсь и с остальными. Скажу врачу,  что  мне  этой  ночью
ничего не снилось, и изложу  сон,  якобы  увиденный  вчера.  Не  к  чему
посвящать его в мой настоящий кошмар. Психоанализ  психоанализом,  но  и
про стыд забывать нельзя.
   Доктор, как обычно, весь в сером, в глазницах мерцают осколки древней
льдины. Он выжидающе глядит на меня.
   - Так вот, - говорю, словно оправдываясь, - у меня было три сна  или,
точнее, один в трех частях.
   Доктор Джойс кивает и что-то записывает.
   - Мм... Хм-м... Продолжайте.
   - Первый - очень короткий. Я в огромном роскошном  доме,  в  мглистом
коридоре, гляжу на противоположную  черную  стену.  Все  -  монохромное.
Сбоку от меня появляется человек. Он медленно и тяжело ступает. Он  лыс,
и кажется, у него ритмично раздуваются щеки. Но я не слышу ни звука.  На
нем светлый пиджак. Человек пересекает коридор слева направо, и я  вижу,
что стена за ним - это не стена, а огромное зеркало, в котором  снова  и
снова повторяется отражение идущего, потому что есть еще  одно  зеркало,
где-то сбоку от меня. И вот я смотрю на  всех  этих  толстых,  неуклюжих
мужчин, гляжу,  как  они  идут  длиннющей  шеренгой,  маршируют  в  ногу
слаженней, чем любое воинское подразделение... - Я гляжу в глаза  врача.
Глубоко вздыхаю. - Самое поразительное - что первое, ближайшее отражение
не во  всем  повторяет  действия  мужчины.  На  секунду,  лишь  на  одно
мгновение оно поворачивается  и  смотрит  на  него  -  но  при  этом  не
сбивается с шага. Это лишь движение головы  и  рук.  Человек  в  зеркале
поднимает руки к голове, вскидывает их вот так, - показываю я врачу, - и
мигом возвращает в прежнее положение.  Шеренга  копий  черного  толстяка
скрывается с моих глаз. А настоящий человек, оригинал, даже не замечает,
что произошло, и... собственно, это все.
   Доктор жует губами и сцепляет короткие мясистые пальцы:
   - Вы узнали хоть что-то из ваших собственных черт в горбуне,  который
бичевал море? А  будучи  странником  в  свободных  одеждах,  наблюдая  с
берега, испытывали при этом хоть мимолетное ощущение, что  вы  -  еще  и
другой? И наконец, кто был  реальней?  Кажется,  стоявший  на  берегу  в
определенный момент исчез - карлик с цепью перестал его видеть.  Хорошо,
сейчас не отвечайте. Поразмыслите над этим. И еще над тем фактом, что  у
человека, которым были вы, отсутствовала тень. Продолжайте,  пожалуйста.
Каков был следующий сон?
   Я сижу и таращусь на доктора Джойса. У меня отпала  челюсть.  Что  он
сказал? Что я сейчас услышал? А что сказал я? Господи, да это еще  хуже,
чем было ночью. Доктор, я сплю, вы мне лишь пригрезились!
   - Что?.. Я... Доктор... Что?.. Откуда вы?..
   Доктор Джойс недоуменно смотрит на меня:
   - Прошу прощения?
   - Ч-что вы сейчас сказали? - У меня запинается язык.
   - Что я сейчас сказал? - Эскулап снимает очки. -  Мистер  Орр,  я  не
понимаю, о чем вы. А сказал я только: "Продолжайте, пожалуйста".
   Господи, неужели я все еще сплю? Какое там! Бесполезно внушать  себе,
что это сон. Ладно, продолжаем. Может, это  всего  лишь  временный  сбой
разума; меня не оставляет странное ощущение, что я брежу. Да,  наверное,
дело в этом, в чем же еще. Не поддавайся, держи себя в руках;  спектакль
должен продолжаться.
   -  Я...  извините,  доктор.  Мне  сегодня  никак  не  удается  толком
сосредоточиться. Ночью плохо спалось. Может, потому и снов не было. -  Я
браво улыбаюсь.
   - Понятно. -  Добрый  доктор  возвращает  очки  на  нос.  -  Вы  себя
нормально чувствуете? Рассказывать можете?
   - Да.
   - Вот и отлично. - И доктор улыбается, правда натянуто, как  человек,
который примеряет яркий галстук, осознавая, что тот ему не идет. - Когда
будете готовы - продолжайте.
   У меня нет выбора. Я уже сказал ему, что снов было три.
   - В следующем сне, тоже черно-белом, я наблюдаю за парочкой в  парке.
Возможно, это  лабиринт.  Они  на  скамейке,  целуются.  За  ними  живая
изгородь и  статуя...  Ладно,  пусть  будет  просто  статуя,  фигура  на
постаменте. Женщина молода и привлекательна, мужчина  в  летах,  важный,
носит строгий костюм. Они страстно обнимаются.  -  Пока  что  я  избегал
смотреть доктору в глаза, и требуется значительное  усилие  воли,  чтобы
поднять голову и встретить его взгляд. - А затем появляется слуга. Не то
дворецкий, не то лакей. Говорит что-то вроде: "Посол, вас  к  телефону".
Пожилой респектабельный мужчина  и  молодая  женщина  оглядываются.  Она
поднимается со скамьи, оправляет платье и  говорит  что-то  вроде:  "Вот
гадство! Долг зовет! Извини, милый". И уходит за слугой. Пожилой мужчина
крайне раздосадован. Он подходит к статуе, глядит на ее мраморную  ногу,
потом достает откуда-то кувалду и отбивает большой палец.
   Доктор Джойс кивает, что-то записывает и говорит:
   - Мне было бы интересно узнать ваше мнение  о  том,  каково  значение
диалекта. Но давайте дальше. - Он поднимает глаза.
   Я сглатываю. В ушах - странный высокий гул.
   - Последний сон, точнее, последняя часть одного-единственного  сна...
Это происходит днем, на утесе над рекой, в красивой  долине.  Там  дети,
много детей, и симпатичная юная  учительница...  Думаю,  это  пикник.  А
позади них - пещера... Нет, не пещера.  Короче  говоря,  мальчик  держит
бутерброд. Я гляжу на них, на мальчика и  бутерброд,  с  очень  близкого
расстояния, и вдруг на бутерброд падает большой темный  сгусток,  и  еще
один. Мальчик в недоумении поднимает голову,  смотрит  на  утес.  Сверху
из-за утеса высунулась чья-то рука с бутылкой томатного соуса,  он-то  и
капает на хлеб. Вот и все.
   Что я сейчас услышу?
   - Мм... Хм-м... - говорит врач. - Это был поллюционный сон?
   Я оторопело смотрю на него. Вопрос прозвучал достаточно  серьезно,  и
никаких  сомнений:  все,  что  здесь  будет  сказано,  останется  сугубо
конфиденциальной информацией. Я кашляю, прочищая горло.
   - Нет, доктор.
   - Понятно, - говорит  врач  и  какое-то  время  тратит  на  украшение
половины страницы своей микроскопической  каллиграфией.  У  меня  дрожат
руки, я потею.
   - Что ж, - наконец произносит он,  -  кажется,  мы  нащупали,  э-э...
точку опоры. Как по-вашему?
   Точку опоры? О чем это он?
   - Не понимаю, о чем вы, - говорю.
   - Пора перейти к следующей стадии лечения,  -  провозглашает  доктор.
Мне это откровенно не нравится.
   Джойс издает профессиональный вздох строго отмеренной длительности.
   - Материала у нас накопилось достаточно много... - Он просматривает в
блокноте несколько страниц. - Но я не чувствую, чтобы мы приближались  к
ядру проблемы. Мы просто ходим вокруг да около. - Он глядит в потолок. -
Видите ли, если мы сравним человеческий разум... ну, скажем, с замком...
   О-хо-хо! Мой доктор любит метафоры!
   - ...то получится, что на последних сеансах вы  лишь  устраивали  мне
экскурсии вокруг  крепостной  стены.  Нет-нет,  я  вовсе  не  хочу  этим
сказать, что вы сознательно  вводили  меня  в  заблуждение.  Уверен,  вы
хотите помочь себе в той же мере, в какой и я хочу вам  помочь,  и  вам,
наверное,  кажется,  что  мы  и  в  самом  деле  пробираемся  вглубь,  к
центральной башне, но... Джон,  я  в  этом  деле  собаку  съел  и  давно
научился отличать движение вперед от топтания возле рва с водой.
   - Н-да... - На  меня  эти  сравнения  с  замком  производят  гнетущее
действие, хочется скорее сменить тему. - И что  же  теперь  делать?  Мне
очень жаль, что я...
   - Помилуйте, Джон, вам совершенно не в чем оправдываться,  -  уверяет
меня доктор Джойс. - Но, кажется, нам пора перейти к новой методике.
   - Что еще за методика?
   - Гипноз, - отечески молвит доктор Джойс и улыбается. -  Единственный
способ преодолеть куртину, а может, и проникнуть в центральную башню.  -
Он замечает, что я хмурюсь. - Это будет совсем несложно. Мне кажется,  с
внушаемостью у вас все в порядке.
   - Правда? - мнусь я. - Ну не знаю...
   - Очевидно, это единственный путь вперед, - кивает он.
   Единственн