произносит она, пристально-невидяще глядя мимо меня.  -
А знаете, мне сейчас детство вспомнилось, когда мы...
   В этот момент спавший напротив нее, положив руки на стол, а голову на
руки, молодой человек приподнимается, откидывается  на  спинку  стула  и
зевает и обводит бар мутным  взором.  Эбберлайн  Эррол  оборачивается  к
нему.
   - А, проснулся, - говорит она этому костлявому парню с длинным  носом
и близко посаженными глазами. - Собрал наконец кворум нейронов?
   - Да ладно, Эбби, завязывай стебаться. - Взглядом он добавляет в  мой
адрес: "А ты не пошел бы на...?" - Лучше добудь водички.
   - Милый братец, хоть ты и скотина, но я-то не скотница!  -  отбривает
она.
   Он  тупо  рассматривает  стол,  весь  в  грязных  тарелках  и  пустых
стаканах.
   Эбберлайн Эррол глядит на меня:
   - Вы-то, конечно, не помните, есть у вас братья или нет?
   - Увы и ах.
   - Хм... - Она встает и идет к стойке бара.
   Парень  закрывает  глаза  и  наклоняет  стул  назад,  заставляя   его
покачиваться на двух ножках. Бар пустеет. Кое-где из-под  столов  торчат
ботинки, свидетельствуя, что алкогольные экскурсы их владельцев в давнюю
эпоху четырехногого передвижения пришли к ступорному  финишу.  Эбберлайн
Эррол возвращается с кувшином воды, останавливается возле брата и плещет
водой ему на лоб.
   Молодой человек падает на пол, ругается, кое-как встает. Она  вручает
ему кувшин. Он пьет. Она наблюдает за этим со смесью веселья и презрения
на лице. Все это время она курит длинную тонкую сигару.
   - Мистер Орр, а вы вчера видели пресловутые  самолеты?  -  спрашивает
мисс Эррол, глядя не на меня, а на брата.
   - Да. А вы?
   Она отрицательно качает головой и пускает дым.
   - Нет. Мне рассказывали, но я сначала решила, что это розыгрыш.
   - А мне они показались вполне настоящими.
   Ее брат опустошает и театральным жестом бросает себе за спину кувшин.
Он разбивается о столик где-то в сумраке.  Эбберлайн  Эррол  укоризненно
качает головой. Молодой человек зевает:
   - Устал. Пошли отсюда. А где папаша?
   - В клуб ушел. Причем уже давно. Может, он уже дома.
   - Ну и ладно. Пошли. - Он встает и направляется к лестнице.
   Мисс Эррол глядит на меня и пожимает плечами:
   - Извините, мистер Орр, но мне пора.
   - Ничего, все в порядке.
   - Было приятно с вами поговорить.
   - Уверяю вас, это взаимно.
   Она оглядывается на брата. Тот стоит на лестничной  площадке  руки  в
боки, ждет.
   - Ну что ж, -  смотрит  она  на  меня,  -  может,  у  нас  еще  будет
возможность продолжить беседу.
   - Искренне на это надеюсь.
   Она все же не спешит уходить. Она стройна, немного взъерошена,  курит
сигару. Она сгибается в глубоком  ироничном  поклоне,  растопырив  руки,
пятится. По ее следу клубится серый дым.
   Посетители разошлись.  В  баре  "Дисси  Питтон"  остался  в  основном
персонал. Эти люди гасят лампы, вытирают столы, подметают  пол,  достают
из-под столов бесчувственные тела. Я сижу и допиваю  вино.  Оно  теплое,
терпкое, но я ужасно не люблю оставлять недопитые стаканы.
   Наконец я встаю и узким коридором из последних непогашенных ламп  иду
к лестнице.
   - Сэр!
   Я оборачиваюсь: только что махавший шваброй бармен протягивает ко мне
руку. В ней - широкополая шляпа.
   - Это ваше. - Он даже встряхивает шляпу, чтобы я не перепутал  ее  со
шваброй.
   Я беру ее, заразу. Нисколько не сомневаюсь, что если  бы  дорожил  ей
как зеницей ока, следил за ней денно и нощно и боялся оставить ее в этом
баре, то ее бы уже давно и след простыл.
   В дверях швейцар больше не дремлет. Он прислонил Томми Буча к стене и
пытается установить его личность и место жительства. Похоже, инженер Буч
не в состоянии издавать какие бы то ни  было  внятные  звуки.  Его  лицо
приобрело ярко выраженный зеленый оттенок,  и  швейцару  совсем  нелегко
удерживать моего знакомого в вертикальной позе.
   - Сэр, вы знаете этого джентльмена? - спрашивает швейцар.
   Я отрицательно качаю головой:
   - Впервые вижу. - Сую шляпу между рук швейцара. - Но это  -  его,  он
забыл в баре.
   - Спасибо, сэр. - Швейцар подносит шляпу к лицу инженера,  чтобы  тот
ее разглядел (или чтобы ее разглядели они оба). -  Сэр,  смотрите,  ваша
шляпа.
   -  Блгдр-рю...  -  удается  выговорить  инженеру  Бучу,  прежде   чем
содержимое  его  желудка  откочевывает  в  перевернутый  головной  убор.
Хорошо, что у шляпы широкие поля - удивительно мало брызг пролетает мимо
цели.
   Я ухожу, охваченный странным ликованием. Неужели Буч  получил  именно
то, что заказывал?
   - Отсутствует?
   - О, мистер Орр, поверьте, я вам совершенно искренне  сочувствую,  но
доктора действительно нет.
   - Но мне...
   - Да, мистер Орр, я знаю, вам назначено. У меня и  запись  есть,  вот
здесь, видите?
   - А в чем дело, собственно?
   -  Срочное  собрание  Административного  совета  первой   подкомиссии
ветеринарной комиссии. Это  крайне  важное  мероприятие,  и,  вообще,  у
доктора сейчас очень горячие дни. Так много вызовов, знаете  ли!  Мистер
Орр, вам ни в коем случае нельзя принимать это на свой счет.
   - А я и не...
   - Просто так вышло. Естественно, вся эта административная рутина мало
кому по вкусу, но ведь и черную работу кто-то должен делать.
   - Да, я...
   - Его могли вызвать в любое другое время. Вам просто не повезло.
   - Я понимаю...
   - Вы ни в коем  случае  не  должны  обижаться.  Убедительнейше  прошу
поверить: это просто досадная накладка.
   - Да, конечно, я....
   - И никакой связи с тем, что мы вчера забыли вам сообщить о  переезде
клиники. Это чистой воды случайность! С кем угодно могло быть! Просто не
повезло именно вам. Клянусь, здесь абсолютно ничего личного.
   - Так я...
   - Вам не надо принимать это близко к сердцу.
   - Я и не...
   - Чашечку чая, мистер Орр? Или вы предпочитаете кофе?
   Выходя из приемной, вспоминаю вчерашнее богатое событиями путешествие
в L-образном лифте и решаю его повторить. Ищу огромное  круглое  окно  и
дверь в расположенную напротив него шахту.
   Во мне растут досада и раздражение. Я больше часа блуждаю  в  сумраке
под высоким сводом яруса, минуя ниши со слепыми статуями  (увековеченных
в бледном  камне  древних  бюрократов),  проходя  под  тяжело  нависшими
флагами (как помпезные  паруса  из  грубой  ткани  на  мачтах  огромного
темного корабля). Но круглого окна так и не  обнаруживаю.  Не  нахожу  и
бородатого старца, и лифта. Зато мне попадается старший клерк.  Судя  по
шевронам, это ветеран, отслужил лет тридцать, не  меньше.  Он  удивленно
пялится на меня и отрицательно мотает головой, когда я описываю  лифт  и
седого лифтера.
   В конце концов я сдаюсь. Мой врач едва ли похвалит меня за это.
   Следующие несколько часов я трачу на хождение по маленьким галереям в
незнакомой секции моста, далеко от моих  излюбленных  мест.  Здесь  тоже
есть экспозиции, но нет экскурсантов, кроме меня. Их и не  бывает,  судя
по обалдевшим лицам служителей. Меня ничто не радует. От всех работ веет
усталостью и вырождением, картины - блеклые, статуи - бездушные. Но  еще
хуже, чем общее убожество  экспонатов,  на  меня  действует  откровенная
извращенность  их  создателей,  словно  сговорившихся   искажать   всеми
мыслимыми  и  немыслимыми  способами  пропорции   человеческой   фигуры.
Скульпторы придали своим  изваянием  диковинное  сходство  с  элементами
моста. Бедра превратились в кессоны,  торсы  -  в  кессоны  или  несущие
трубы, руки и ноги - в напряженные балки и фермы.
   Тела сделаны из клепаной стали, покрашены той же бурой краской, что и
мост.  Трубчатые  фермы  стали  конечностями,   срослись   в   уродливый
конгломерат металла и мяса, порождая исключительно кровосмесительные или
же онкологические ассоциации. У картин тот же лейтмотив: на  одной  мост
изображен как шеренга уродливых карликов,  которые  стоят,  взявшись  за
руки,  в  кровавой  клоаке;  другая   показывает   целостное   трубчатое
сооружение, но  с  петляющими,  выпирающими  через  охряную  поверхность
венами, и из-под каждой заклепки сочится кровь.
   Под этой частью моста островок, один  из  тех,  которые  поддерживают
каждую третью секцию.
   Островки схожи только размерами и местоположением. И форма, и история
у каждого свои. Некоторые - в червоточинах  старых  копей  и  пещер,  на
других полно разрушающихся  бетонных  глыб  и  цилиндрических  колодцев,
похожих на артиллерийские огневые точки. Отдельные  островки  хранят  на
себе руины зданий - не то  наземных  шахтных  построек,  не  то  древних
заводов. У большинства есть бухточки или эспланады  на  мысках,  и  лишь
единицы лишены следов человеческого обитания  -  это  всего  лишь  комья
земли, прячущиеся под травой, кустарником и зелеными водорослями.
   Впрочем, у них есть тайна, одна на всех: как они  здесь  оказались  и
для чего служили раньше. На первый взгляд это природные образования,  но
все  вместе,  лежащие  на  одной  прямой,  они  выдают   себя,   и   эта
неестественная  упорядоченность  интригует  даже  сильней,   чем   мост,
основаниями которому они служат.
   Возвращаясь домой на трамвае, бросаю из окна монетку; она  блестит  в
полете к морю. Кидают монеты  и  еще  двое  пассажиров.  В  моей  голове
ненадолго  возникает  абсурдная  картина:  воды  под  мостом  постепенно
заполняются выброшенной  мелочью,  монетаристские  останки  растраченных
желаний формируют верхний, как на дрожжах растущий слой осадочных пород,
и в конце концов к полым стальным  костям  места  подступает  монолитная
денежная пустыня.
   У себя в квартире, прежде чем лечь в постель, я смотрю на человека на
больничной койке, вглядываюсь в мутное серое изображение так  напряженно
и так долго, что сам себя едва не гипнотизирую этим статичным образом. Я
врос в вечернюю  мглу,  мой  взор  неподвижен,  и  кажется,  я  вижу  не
фосфоресцирующее стекло, а блестящий металл, силюсь  прочесть  письмена,
отчеканенные или вырезанные на шероховатой стальной плите.
   Я жду, когда зазвонит телефон.
   Я жду, когда вернутся самолеты.
   Появляется медсестра,  та  самая  медсестра,  опять  с  металлическим
подносом. Чары разрушены, иллюзия экрана как стальной плиты развеяна.
   Медсестра готовит шприц, протирает руку больного. Я дрожу, словно это
мою кожу холодит спирт. И не только по руке бегут  мурашки  -  по  всему
телу.
   Я спешу выключить телевизор.
 
Глава четвертая 
 
   А все этат сутчий волшебник да ета он падсунул мине ету как он сказал
дамашнюю звирьюшку и типерь ана сидит у миня на пличе и весь сутчий день
на пралет нисет фсякую ни сусветную хринятину. И нифига я ни магу типерь
от делаца от етой праклятой пакосьти у миня  на  пличе  патаму  мы  сней
типерь как адно  тцелое.  Волшебник  абищщал  она  мине  памагать  будит
абищщал она будит гаварить фсякие полезные весщи и  все  сбудица.  Я  то
думал што он пад разумивал и взо правду полезные весщи а ни  ету  сутчую
болтавню весь день напралет. Етот  волшебник  миня  пад  купить  пыталса
патаму што думал што  я  иво  при  контчить  сабираюс  а  я  взо  правду
сабиралса. И он сказал если я ни буду иво убиват он мине дасть  эту  вот
интирестную и полезную дамашнюю звирьюшку и она будит па начам старожить
и мине саветы давать полезные на разные случяи  жизьни.  И  тада  я  иму
сказал ладна преятиль согласии жыви давай паглядим чиво она там умеит. А
он падходит к  шкапу  и  дастает  шкотулку  а  изниё  дастает  какую  та
хринятину глядит на ниё и гаварит при этам какие та магитческие слава. А
я за ним слижу штобы  он  ни  папыталса  надстроить  мине  какую  нибуть
пакосьть а естли папытаица я иму метчём глодку в  раз  пирирежу.  Ничиво
таково он ни пытаица а в место етаво дастает  такую  смишную  чтучьку  в
роде кошьки или абизянки тока всю  накрытую  чорным  мехом  с  клювом  и
чорными периями на спине и касаглазую ктамуже и сажаит иё мине на  пличо
и гаварит ступай мой малчик сбогом. А я панятно дело  ни  спишу  ухадить
патаму што ищщё ни знаю што ета за ффигня у миня  возли  бошки  сидит  и
диржу метч у ниво возли глодки папрежнему. Гльяжу на касую  звирьюшку  и
спрашиваю у ниё где старый пидрила рыживьё  держит.  А  она  атвичаит  в
старым сюндуке за ширьмой но ето волшебный сюндук загляниш в ниво  а  он
пустой а руку суниш и нащщупаиш рыживьё а выниш иво и оно с разу  видным
станит. Волшебник чуть ни акачурился я тоже. Праверил всё  аказалос  как
звирьюшка и абищщала и я тада спрасил чиво типерь делать. А она  гаварит
при кончи стараво пирдуна для начяла пака он тибе какунибуть пакосьть ни
надстроил. И я тад а при шил валшебника но стех пор чортава звирыошка ни
чпво харошсва ни саветуст тока бридятину кисет всякую цэлыми днями.
   - ...И разумеется, согласно наставительным правилам новой символогии,
выражаемым Большим  Арканом,  башня  означает  отступление,  ограничение
контакта с реальным миром, философскую экстроспекцию. Короче говоря, это
не  имеет  никакого  отношения  к  упоминавшейся   мною   ранее   сугубо
инфантильной одержимости  фаллической  символикой.  Действительно,  если
исключить страдающие непроходимым нравственным  запором  социумы,  можно
утверждать, что, когда люди хотят видеть сны о сексе, они и видят сны  о
сексе. Комбинация карт "La Mine" и "La Tour" в  Малом  Аркане  считается
особенно важной,  и,  если  башня  оказывается  над  шахтой,  это  имеет
сексуальный резонанс с точки зрения предикции, что, казалось  бы,  вовсе
не очевидно, исходя из простого сочетания отступления с боязнью провала,
однако...
   Поняли типерь чё я имею ввиду? Так и свихнуца не долго.  А  ведь  мне
даже ни скавырнуть чортаву сутчёнку  патаму  што  она  за  миня  когтями
держица за саживаит поскуда их  в  самое  мясо.  Ни  магу  даже  с  бить
звирьюшку кулаком или камнем патаму што она мертвой  хвадкой  держица  и
начинаит арать и дергаца и ругаца и пишчать и у  миня  ни  палучаица  ни
сбить паскуду ни глодку ей кенжалом про дырьявить.
   И все-таки дила май на лад пашли када я с ней  встретилса  и  значица
она мине на верно принисла удачю. А я то думал без  волшебника  ни  чиво
харошиво сней не выйдит и то сказать я же ни  калдун  сутчий  а  прастой
рубака. И все-таки павторяю дила май пашли на лад.
   И я узнал от  звирьюшки  койкакия  новые  славетчки  и  значица  стал
чутотчку абразований. Да я за был упаминуть што када я пытаюс скавырнуть
иё со свово плича или ни кармлю иё она начинаит арать так ис  тошно  што
проста оглохнуть можна и всю ночь арет и спать мине ни даёт.  Норас  она
ни через чур пражорлива да и удачу мине приносит я плюнул на ние  проста
и там бутьшто будит как-то мы с ней ладим. Еслип толька сука наспину мне
ни гадила все время...
   - ...Между прочим, любопытный факт...  хотя  ты,  конечно,  этого  не
оценишь. И то сказать, когда у человека в мозгу всего одна извилина... а
если точнее, всего одна клетка серого вещества... Так  вот,  внизу  дело
обстоит совершенно иначе, нежели на этих головокружительных высотах. (Ты
заметил, что запыхался? Ну конечно же нет.)  Так  вот,  власть  на  этих
райских  пастбищах,  на  этом  воплощенном  лоне  девственной   природы,
принадлежит женщинам, а мужчины до конца дней своих  остаются  ростом  с
детей.
   Снова она йазыком чешит а я уже у самаво верьха сутчей  башни  и  мой
метч пакрыт кровишшей и рука  балит  иё  парезал  адин  сутчий  страшник
навходе и я за блудилса в  этом  дирьмовом  лоберинте  сриди  всех  етих
праклятых комнатух. Биспакоица натчинаю иза агня каторый я  успел  гдета
за палить патамушта дымом ваняит и я ни хочю сжарица тута зажыво нетужки
спачибочки. А чортова тфарь опьять фее далдонит и мине ни как не паймать
старую каралеву патамушто у ниё и магийя  и  всякая  такая  ффигня.  Вот
апять  на  миня  кидаица  страшник  вреш  ни  вазьмеш  я  иво  канчаю  и
пирипрыгиваю чериз иво  трупп  и  прабираюс  далше  на  верх  па  слидам
увьёртливой ветьмы каралевы.
   - ...Господи, но какие же все-таки примитивы эти  трутни!  Менталитет
улья - самая настоящая игра в поддавки с высшими позвоночными. Да-да,  я
согласен, что и  к  тебе  применим  этот  ярлык,  но  лишь  в  отношении
физического роста. Заблудился? Ну разумеется. Дым беспокоит? Это  вполне
естественно. Будь на твоем месте парень посмышленей, он бы  разом  решил
обе проблемы - просто нашел бы, куда дым тянет. Дымит-то снизу,  а  окон
на этом этаже не так уж много. Но  у  тебя,  как  мне  кажется,  нет  ни
единого шанса сложить два и  два.  Плохо,  когда  у  человека  разум  не
шустрее накачанного валиумом ленивца. Жаль, что твое сознание  не  дошло
еще в развитии даже до межледникового периода. Хотя, с  другой  стороны,
не всем же быть гигантами мысли. Вероятно, дело тут  в  катастрофическом
искажении генного кода. Все пошло наперекосяк еще в материнской  утробе,
кровоснабжение работало только на рост мускулатуры,  а  мозгу  досталась
порция большого пальца левой ноги или чего-нибудь в этом роде...
   Я уже было падумал чё тутто мине и канец но патом заметил куда нахрен
сачица дым и на шол етот здаравеный льюк ура зашебис!  Но  ни  шутатчное
ето дело разбираца чтокчиму када касаглазая тфарьюга так и тришщит  тибе
в ухо.
   - ...Кстати, о детях. Как я уже говорила... О, неплохо:  мы,  похоже,
нашли путь на следующий этаж. Мои поздравления! Надеюсь, мы  не  забудем
опустить  за  собой  люк?  Отлично,  отлично.  Продвигаемся!  Потом   ты
научишься завязывать шнурки... скорее связывать их  друг  с  другом,  но
лиха беда начало. Так  о  чем  я  говорила?  О  детях.  Да,  внизу  всем
заправляет  так  называемый  слабый  пол.   Самцы   рождаются   с   виду
нормальными, но потом плохо развиваются и  останавливаются  примерно  на
уровне ребенка, начинающего ходить. В сексуальном аспекте они взрослеют,
отращивают на теле густую шерсть и даже слегка полнеют, и  их  гениталии
развиваются полностью, но самцы всю жизнь остаются крохами,  никогда  не
вырастают до такой степени, чтобы представлять собой  угрозу.  Их  разум
тоже не достигает нормального уровня развития,  но...  plus  сa  change;
спросите любую  женщину,  и  она  подтвердит.  Эти  симпатичные  озорные
волосатые затейники используются для осеменения,  и,  конечно,  домашние
животные из них просто чудо, но  к  серьезным  взаимоотношениям  женщины
склонны только между собой, что, на мой взгляд, совершенно  правильно  и
нормально. Помимо всего прочего, женщине для тактильного  кворума  нужны
разом три, а то и четыре самца,  чтобы  занятия  любовью  отличались  от
обычного процесса оплодотворения...
   Ну видити эта сутчёнка всё трепица и трепица а ведь еслибы  я  ни  на
шол выход на верх она бы дафно паджарилас. Тут кругом  всякие  сталбы  и
занавецы и другие весчи а стены залатые на вид но энто тока  пазалота  и
проку никакова ни чилавеку ни зверью от неё.  Я  за  балыпим  стулом  на
памосте ищщу путь на верьх и тут на миня  кидаюца  ищщё  два  здаравеных
страшника они как ведмеди с чилавечими голавами и  рычят  и  ламают  всё
кругом но я их тоже канчаю а адин хлабысть с  болкона  и  литит  вниз  и
привращаица в малинькае пятныжко но ето  не  приближает  миня  к  старой
стерьве каралеве.
   - ...Бьюсь об заклад, теперь он жалеет, что не учился  в  свое  время
летному делу. Вы только посмотрите на этот пейзаж! Холмы и горные кряжи,
все эти леса... и реки, точно вены, по которым течет ртуть.  Просто  дух
захватывает! Даже будь  у  нас  дыхательные  аппараты  -  все  равно  бы
захватило! Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что  необходим  дыхательный
аппарат. Смерть от кислородного голодания тебе вряд  ли  грозит.  Ты  бы
наверняка обошелся и парой кислородных молекул в день.  Да  посмотри  на
себя, приятель: если превратишься в овощ, это будет повышение в  чине!..
Все же надо отдать  тебе  должное:  ты  преспокойно  разделался  с  теми
наглыми крикливыми хищниками. Ведь им почти удалось меня напугать, но ты
не ударил лицом в грязь. Похоже, ты не робкого  десятка.  Жалко  только,
мозги подкачали, но ведь нельзя же иметь все н