еный каминь на виршине халма.
   Я тада по тащилса далше па беригу етой долбоной туманой рики и  патом
увидил балшую птитцу ана литела в тумани и арала. Я  за  метил  што  ана
апустилас на сколу к каторой был приковон ципями какойта мужык  вспарола
иво кльувом и стала вы рывать и жрать иво патроха а бедный убльудок арал
и выл так што мог бы паднят мертвово но пака  я  туда  шол  я  на  верна
спугнул птитцу и ана у бралас. Я ришил пасматрет как там  дила  у  парня
аказалос он  уже  па  правилса  дажи  шрама  ни  асталос  там  где  арел
полднитчал. Звини гаварю тчувак я тута ишчу пириправу можа под скажиш?
   Визет же мине на  етих  долбоных  инасрантцев.  Я  снова  па  питалса
знаками паказать но мужык кажис не понял знай сибе арет и ципями трисет.
Я ришил што напрастно тиряю время все ровно што кавырят в насу  рукой  в
пирчатке. Тута вирнулас птитца и стала арать и кидаца на миня  и  целить
кльувом мине в бошку. Я уже был ни в насраении всяки глупости тирпеть  а
патаму махнул метчом и атрубил  ей  крылыжко.  Птитца  упала  в  рику  и
паплыла креча и борахтаяс а тчувак на скале абизумел от радости за  арал
и за гремел  ципями.  Лады  гаварю  преятиль  можиш  ни  благадарить.  И
спустилса со сколы.
   Но при стани так и ни нашол. И вот стаю я  перид  рикой  и  думаю  ни
хлибнуть ли из ние.
   Мой первый имеет картежный игрок И северный витязь,  который  двурог.
Второй был разбит на священной горе...
   За  ткнис  и  ни  вякай  гаварю  ножытчку  и  трясу  им  перид  сваей
фезиономией. Я жудко злой патаму што все хажу хажу а толку нет  и  бошка
все ишшо с похмелия балит.
   Содержится первый в похлебке из рыб И  в  смехе,  исторгнуть  который
могли   б   Владельцы   второго:    монарх-лицедей    И    средневековый
помещик-злодей, Услышав подобный ответ от меня: "Похлебка с монархом? Да
это ж..."
   Ты убльудок ишшо чивонибудь  вякниш  и  будиш  патом  разгавариват  с
крабами и рыбами понял пригразил я ножытчку. И  тута  я  увидил  как  из
тумана выходит лотка с веслами а в ней мужык  здаравеный  такой  урод  в
чорных лахмотях. Стаит он в лотке руки слажил на пузи и рожа высокамерна
такайа. А  я  ни  магу  панять  как  лотка  то  двигаица  наверна  магия
каканибудь. При стает лотка к беригу перидо мной я зализаю и  мужык  мне
руку пратягиваит. Я иё нажимаю а  он  гаварид  плати  молыш  и  руку  ни
апускаит.
   Тута я метч дастал ета ж аффигеть можна  с  етими  инасрантцами.  При
ставил астрие к иво глодке а иму кажица хоть бы хны. Ета ты гаварю Хрен.
"Харон", - атвичаит как ни в чом ни бывало. Так вот гаварю у миня  дениг
ни многа так што как насчот в долг? А он  дажи  ни  раз  думываид  сразу
бошкой мотаид. "У тебя  должны  быть  монеты  на  глазах,  все  мертвецы
обязаны платить перевозчику".  Нихринаж  сибе  сурпризики  думаю  ета  ж
аффигеть можна. Да тока ято ни миртветц гаварю и он как буто над етим по
кумекал. "Совсем пограничная стража распустилась, - гаварид на конетц. -
Ну да ладно, может, ты и расплатишься со  мной,  если  умеешь  орудовать
этой железкой". Я тута смикаю што он имеит ввиду мой метч. А што  ты  от
миня хочиш преятиль спрашиваю.
   Каротче мы сашлис на том што циной маей пириправы  чериз  рику  будит
песяя бошка. Мужык скозал што пес па  клитчке  Серь-Берь  живед  на  том
берегу на сколе Пакойник и стерижот вхот ва дваретц. "По одной голове он
скучать не будет, - гаварид Харон,  -  а  мне  нужно  украшение  на  нос
лодки". Ета каким жи  нада  быть  изврашченцем  штоб  до  такой  прозьбы
дадумаца но я рассудил што люди абриченые жыть  в  стой  мидвежией  дыре
далжны видь какта развликаца.
   Па ту сторану рики то же было тумано и  тимно.  Я  аставил  Харона  в
ивоной лотке а сам пашол па дароге к  етому  балшому  дому  типа  дварца
каторый стаял на утесе. Па пути я ухо диржал вастро в друк паявица  етат
пес Серь-Берь. И правилно делал што  астиригалса  патаму  што  чудовишче
выскотчило мне навстретчу из варот када я паднялса на сколу.  И  у  етай
долбоной звирьюшки было ажно три  бошки!  И  все  ани  рытчали  и  слюни
пускали. И я тута понял што етот пидрила Харон имел ввиду  када  гаварил
што па одной бошке пес скутчать ни будит. Адну враз и аттяпал. Тока  ета
ж скока нада летцензий для ахоты на таку тварь адну или три. А  у  псины
правалица мне наетом месте бошка апядь хоп и вырасла.
   Шел первый в храм Божий дорожкой  кривой  По  полюшку-полю  с  травой
кормовой. Второй коченел на ледовой горе, Потом согревался  в  медвежьей
норе. При встрече заливисто лаяли, но Наивно  считать,  что  разгадка  -
"гов..."
   Тута я кречу эй преятиль лави и выхватываю кинжял каторый  между  тем
всяку чуш нисет и швыряю сабрыва. И пес купился.
   Гляжу я сабрыва и вижу што Серь-Берь шмякнулси в низу об коминюки.  И
тада я очинь даволный сабой нагнулса за бошкой а ана  возми  да  покатис
кабрыву. Хател паймать да замеш-колса ана сорвалас и разбилась в  смядку
об камни и кинжял я тожи патирял. Вот же гацтво думаю и  иду  к  балшому
двартцу в очинь плахом настраении. А в нутре темно хочь глаз кали.  И  я
дажи ни вижу куды миня нисет датамушта бошкой страшна треснулси об низку
приталоку ажио искры из глаз ну как о статуйю мраморну прилажился. И  ни
видна пачти ничиво можит у миня бошка рас сажена и кров тикет на  глаза.
Кароче хажу я вслипую и ошшупью пытаюс апредилить где ста я  и  натыкаюс
на разные вешчи и ругаюс вавсю. И тута я вдрук слышу шыпение и мима миня
литят стрелы и стукаюца об калоны и стены и падают на каминый пол.  А  я
все ишшо очинь плоха вижу но мине удаеца раз глядеть в  тени  какова  то
страннава убльудка. Он шыпит и пытаица воткнуть в миня стрилу другую. Ну
думаю зашибис ета  ж  аффигеть  можна.  Эх  жалка  нету  при  мине  таво
смышленава кинжяла.
   Ей первый любезно приносит пчела И лепит  на  грудь  за  лихие  дела.
Второй даст одна из сестер девяти За путы,  которых  прочней  не  найти.
Вдвоем охраняют волшебный дворец. Ты понял, кто это? Ан поздно - ...
   Хватит гаварю всяку долбону чуш нисти жива иди сюда. И вижу как возли
маей руки завис в воз духе валшебный кинджял. Я иво лавлю и кидаю а  сам
бросаюс на пол. И та  поскуда  катора  шыпела  вдрук  издает  придушиный
кашляюшчий звук и смолкаит. Я падошол и ета оказываица женшчина ужастная
навид в миня из лука стриляла. Я ишшо плоха вижу но замичаю какие у  ние
жудкие волосы прям крысины хвасты наверна с раждения бошку ни мыла.  Так
и аставил иё валяца мордой в лужи крови а вот валшебный кинжял  выдирнул
из иё глодки. Клянус у етой жудкой бабы кров была што  твая  кислата  от
ниё дажи дым шол.
   Ну да минета што стово я пашол далше искать Спяшчу Кросавитсу.
   Ну нихренаж сибе сурпризики.
   Апять аблом! А случилас вот што я на конец нашел комнадку типа  келья
адну на весь дваретц в каторой было коешто а в астальных было пусто.  Ни
ужастных женшчин ни песов приврадников с  лишними  бошками  и  сокровишч
тожи нету. И казалос уже мине што все ета  совершено  напрастная  патеря
времини и от етой мыстли у миня насраение ис портилос но на худой конетц
думаю здес есть красивая дивитца катора спит мертвым сном а штоб иё  раз
будить нада иё пациловать. Нащщет пацилуя ни знаю а уж  трахнуть  иё  не
откажус канешна.
   И вот аказываица ета ни ана а он. Спяшчий Кросавитс.  Лижит  в  койке
мужык  рожа  вся  белая  дрыхнит.  А  кругом   всяки   железны   сундуки
панаставлины и к ниму всяки  длинные  штуки  от  етих  сундуков  тянуца.
Проста аффигеть можна. У  миня  канешна  от  такова  зрелишча  насраение
савсем ис портилос и я уж было сабралса перирезать  глодку  убльудку  да
тут вдрук на стине паявилас кортинка и не прастая а  жывая.  Бабья  рожа
притчем даволна симпотитчна с рыжьши воласами. "Не надо!" -  гаварид.  Я
ни спишу при контчить мужыка падхажу к кортинке и спрашиваю ты-то сутчка
кто така. А дивитца гаварид: "Не убивай его!" Я по кортинке па стучал на
стикло пахоже. Зашол в комнату  за  кортинкой  там  нету  никаво  значид
нихрена не акошко. Ета пачиму же я ни должен иво убивать спрашиваю бабу.
"Потому что он станет тобой. Ты его убьешь, а он будет  снова  жить,  но
уже в твоем теле. Уходи, пожалуйста.  Не  смотри  в  лицо  Медузе  и  не
бери..." Тута дивитца ищщезаит а кортинка становица серой и шыпит как та
ужастная баба. Я вдарил па стиклу рукаяткой метча но оно тока раз билос.
И адин асколок прям в бошку мине папал и кров снова палилас. Ладна  хрен
с вами гаварю и вытераю кров с лоба. Тока  сабралса  ухадить  как  вдрук
вижу на падоконике рыжывьё. Ета скулптура  лигужки  или  кавота  на  ниё
пахожево. Я иё поднял ничиво увесестая. Сунул в корман штонов и  надумал
што пора как гаварица деладь ноги. Мужыка на койки ни тронул хрен с  ним
он итак идва дышыт. Хател было паискать дивитцу с  кортинки  но  видь  я
устал и довно ни чиво ни ел и ни пил и думаю  в  гастях  харашо  а  дома
лутчше. Пашол на зад в патемках и идва ни спаткнулса  об  труп  ужастной
женшчины. Вспомнил об чем прасил Харон и  падумал  што  от  песих  бошек
наверна мало што асталос пад абрывом дажи если туда слезу а возвращаца с
пустыми руками не хочица и атрубил бошку ужастной женшчине и закинул  иё
сибе за шштчо. У ниё воласы были как змиюки хатите верьте хатите нет.
   Вирнулса я к весильной лотке где миня дажидалса Харон  высокий  такой
уротливый стаит руки на пузи слажил и вид у ниво все та-койже  натменный
и при зрительный. Здарова Харон гаварю песа я там не встретил  зато  при
нес тибе бошку ужастной женшчины надеюс сгодитца. И наказываю иму  бошку
и качяю ею перид ним. А он застывает.  Хатите  верьте  хатите  нет  етат
убльудок прям на маих глазах при врашчаитца в  коменюку.  И  праламываит
днишче лотки как статуй до самава пиздчанава  дна  тонит.  И  лотка  иво
тонит в месте с ним. Ну нихринаж сибе думаю ста ж аффигеть можна и кидаю
бошку ужастной женшчины в воду. И на фига мине спрашиваица такая  жызнь.
И ваще пачиму era все праисходит са мной а ни с кемнебуть другим. Сел  я
на берижку и пригарюнилса. Проста выдалса ниудатчный день гаварю сибе ни
визет так ни визет.
   И тута я в роде как  слухаю  шум  в  сваем  кормане.  Дастаю  запатую
статуетку приглядываюс. И правда пахоже  на  лигужку  тока  у  ниё  типа
крылыжки на спинке. Паглядел я на ниё паглядел на воду и думаю а и  хрен
с ним авось периплыву какнибуть. Но  пришлос  аставить  на  етом  беригу
валшебный даспех и новую керасу. Пояс с метчом я павесил на шею  а  ишшо
етим поясом абвизал статуетку вашол в воду и паплыл. Носки перид етим не
снял а в адин изних за сунул валшебный кинжял. Плавать я ни мостак но па
сабачьи кто изнас ни умеит правда веть. В кантце кантцов  до  бралса  до
таво берига. И водитца в рике на вкус оказалас ничиво такшто я  все-таки
уталил сваю жажду. На том беригу астанавилса  у  балшой  сколы  где  был
мужык приковоный ципями. Арла и след прастыл. Правда и тчувак  на  сколе
падох у ниво чевота в нутре рас пухло и  вырвалос  на  ружу  все  вакрух
заляпало. Можит рак а можит ишшо чивонибуть. Пахоже  на  ливер.  Залатая
статуетка все шибуршалас в кормане. Ващето мине было нипанятно ета  я  в
самом дели  слухал  галоса  или  проста  мерешчилос  аттаво  што  бошкой
вдарилса. Но я все-таки паднес лигужку с крылыжками к  уху  и  ета  была
балшая ашипка.
   - Мой мальчик! До чего же это благородный поступок -  вызволить  меня
из адских сфер. Мне даже не верилось,  что  телепатия  Спящей  Красавицы
работает между мирами или что ты сюда доберешься. Я  тебя  недооценивал.
Мог бы, впрочем, и догадаться, что ты легко сойдешь за тень, - ты ведь у
нас никогда особенно не блистал, верно? А знаешь,  я  готов  поклясться:
эти породы - метаморфические,  а  не  вулканические...  Ну  что  ж,  мой
маленький Орфей, пора  выбираться  отсюда,  пока  ты  не  превратился  в
саловаренный столп или что-нибудь в этом роде. Предлагаю...
   А я думаю зашибис ета ж аффигеть можна.
   Мой первый - в...
   - Ну и ну! Летательный нож - шарадист! Дружок, да как тебя угораздило
им завладеть? Или как его угораздило завладеть тобой? Сказать по правде,
чего я на дух не переношу, так это машин, которые  дерзят  и  перечат...
МОЛЧАТЬ!!!
   Кинжял взял и задкнулси. Малчид  таперь  втряпотчку.  А  ета  лигужка
катору я диржу возли сваиво уха болше ни  залатая.  Ана  сидит  на  маем
плитче и пахожа на кошака с крылыжками и голос у ниё ужастно...
   - Знакомый? - гаварид. - Да, мой мальчик, ты совершенно прав.
   Ну нихринаж сибе сурпризики.
   Прекращенный  поиск...  Запах   соли   и   ржавчины.   Кругом   тьма,
захороненная в основании, чтобы с глаз долой. Тьма бродит через  свет  и
тень под звуки моря...
   Я медленно просыпаюсь; я все еще погружен в грубые, примитивные мысли
варвара. Сюда, в просторное, но загроможденное  помещение,  огибая  края
ставней, просачивается мягкий  серый  свет;  он  очерчивает  зачехленную
мебель и подпитывает мое пробуждающееся сознание, словно принял  его  за
росток, пробивающийся через липкую глину.
   Меня обвивают, словно  веревки,  холодные  белые  простыни.  Дремотно
ворочаюсь, пытаюсь устроиться поудобнее, но ничего не выходит. Я связан,
я в ловушке, меня вмиг затопляет парализующий страх, и вдруг  сна  ни  в
одном глазу. Замерзший,  в  поту,  сажусь  в  постели,  вытираю  лицо  и
озираюсь в сумраке и покое.
   Открываю ставни. Тридцатью футами ниже море бьется о камни.  Оставляю
нараспашку дверь в  ванную,  чтобы,  моясь,  слышать  этот  неторопливый
рокот.
   Я завтракаю в  скромном  баре.  Официанты  длинными  белыми  тряпками
протирают ближайшие столы. В воздухе кричат и барражируют  чайки.  В  ту
сторону выходят окна кухни, и птицам бросают  обрезки.  Мерцает  белизна
крыльев. Тряпки громко шлепают по столам. По пути сюда я зашел в комнату
306, посмотрел, нет ли для меня почты. Ничего. Внизу  по-прежнему  режут
листовое железо.
   Я долго пью последнюю чашку кофе.
   Неспешно перехожу с одного бока моста на другой. Почти  все  траулеры
сейчас  держат  по  два  аэростата  воздушного  заграждения.   Некоторые
аэростаты, похоже, заякорены  прямо  на  морском  дне.  Там,  где  тросы
встречаются с водой, на волнах покачиваются оранжевые буйки.
   На ленч я взял сандвич и бумажный стаканчик чая и устроился на скамье
с видом вверх по течению.  Погода  меняется,  свежеет,  небо  постепенно
затягивается тучами. Когда меня сюда прибило,  стояла  ранняя  весна,  а
нынче лето уже почти  на  исходе.  Мою  руки  в  туалете  на  трамвайной
остановке, сажусь в общий вагон и еду  в  ту  секцию,  где  должна  быть
потерянная библиотека. Ищу и ищу. Осмотрел все встреченные шахты лифтов,
но L-образной кабины и старого служителя так и не нашел. На мои  вопросы
все отвечают лишь равнодушными взглядами.
   Поверхность моря сейчас серая, как небо.  Тросы  аэростатов  натянуты
чуть ли не до звона. Мои ноги гудят от бесчисленных ступенек. В  грязное
стекло верхних коридоров барабанит дождь. Сижу  там,  пытаюсь  набраться
сил.
   В самом верхнем коридоре, темном и протекающем, нахожу  под  разбитым
световым люком кучную стайку белых  шариков.  Они  шероховатые  и  очень
твердые на ощупь. У меня на глазах очередной мячик влетает в пробоину  и
падает на пол коридора. Я  вытаскиваю  из  ниши  поеденный  молью  стул,
ставлю его под световой люк, забираюсь и просовываю голову в дырку.
   Вдали виднеется рослый старик  с  седой  шевелюрой.  На  нем  гольфы,
джемпер и кепка. Длинной тонкой битой он замахивается на что-то, лежащее
у него под ногами. Ко мне по высокой дуге летит белый шарик.
   - Эй, впереди! - кричит  старик.  Наверное,  ко  мне  обращается.  Он
жестикулирует, а мячик падает возле светового люка и отскакивает. Старик
снимает кепку, упирает руки в бока и глядит  на  меня.  Я  спрыгиваю  со
стула и нахожу винтовую лестницу наверх. Когда  я  появляюсь  на  крыше,
старика и след простыл. Но  зато  там  траулер,  окруженный  рабочими  и
чиновниками. Он лежит за поврежденной радиобашенкой,  спущенные  баллоны
свисают с ближайших ферм. Они похожи на обломанные черные  крылья.  Льет
дождь,  дует  сильный  ветер.  Вздуваются  и  блестят  полы   плащей   и
непромокаемых накидок.
   Тусклый и сырой ранний вечер. У меня  болят  ноги,  урчит  в  животе.
Покупаю сандвич и съедаю его в трамвае. Меня ждет долгий и  утомительный
спуск по однообразной винтовой лестнице к  старой  квартире  Эрролов.  К
тому времени, когда добираюсь до нужного этажа, ноги уже как чугунные. В
безлюдном коридоре я себе  кажусь  вором-домушником.  Иду,  держа  перед
животом ключ от апартаментов, точно крошечный кинжал.
   Внутри холодно и темно. Включаю несколько ламп. Снаружи пенятся серые
валы, а комната наполнена запахом йода и соли. Закрываю ставнями окна  и
ложусь на постель. Собираюсь лишь минутку полежать,  дух  перевести,  но
засыпаю и возвращаюсь на болото, где невероятные поезда гоняют  меня  по
узким туннелям. Наблюдаю за тем, как варвар шествует в преисподней,  где
вой и скрежет зубовный; я - не он,  я  прикован  к  стене,  я  взываю  к
нему... А он идет размашистым шагом, неся  меч  в  опущенной  руке...  Я
опять на крутящемся чугунном мосту, сквозь который течет  река.  Бегу  и
бегу под дождем, а ноги болят, болят...
   Снова просыпаюсь, весь  мокрый  от  пота,  не  от  дождя.  Мышцы  ног
сведены. Звенит звонок. Полуобморочно шарю  в  поисках  телефона.  Снова
звонки, и я понимаю, что это в дверь.
   - Мистер Орр? Джон?
   Встаю с кровати и приглаживаю разлохмаченные волосы. В  дверях  стоит
Эбберлайн  Эррол  в  длинном  темном  пальто,  ухмыляется,  как  озорная
школьница.
   - Эбберлайн? Здравствуй. Проходи, пожалуйста.
   - Ну как ты, Джон? - Она властно вторгается в комнату,  оглядывается,
приподнимает голову и смотрит на меня. - Все в порядке?
   - Да, спасибо. Что если я предложу твой же стул? - Затворяю дверь.
   - Можешь мне предложить моего же  вина,  -  говорит  она  со  смехом,
крутнувшись на одной ноге и взметнув полы пальто. Ко мне  плывут  запахи
каких-то резких духов и крепких напитков. У нее  поблескивают  глаза.  -
Вон там. - Она указывает на полузакрытый белой простыней  шкаф.  -  А  я
принесу бокалы. - Она идет на кухню.
   - Ты вчера вечером так внезапно меня  покинула,  -  говорю,  открывая
шкаф. Там полки, полки, полки. А на полках - бутылки с винами и  кое-чем
покрепче.
   - Что? - возвращается она с двумя бокалами и штопором.
   Я выбираю вино, не слишком старое и дорогое на вид.
   - Я решил тут осмотреться, а когда вернулся, тебя уже не было.
   Она вручает мне штопор. У нее озадаченное выражение лица.
   - В самом деле? - спрашивает неуверенно. На лбу пролегает складка.  -
Ах да!  -  Она  улыбается,  пожимает  плечами,  садится  на  застеленную
простыней кушетку. Эбберлайн еще не сняла пальто, но  мне  видны  черные
чулки, черные туфли на  высоком  каблуке,  что-то  красное  у  ворота  и
краешек красного подола. - Я была на вечеринке.
   - Вот как? - Я откупориваю бутылку.
   - Хм. Не веришь - оцени мой наряд.
   - Почему бы и нет?
   Она встает и отдает мне бокал. Расстегивает  длинное  черное  пальто,
легким движением сбрасывает его с плеч и  бросает  на  стул.  Производит
пируэт.
   На ней обтягивающее платье из алого атласа. Длиной до колена,  однако
с разрезами до верха бедер. Когда она кружится, я вижу  гладкую  полоску
белой кожи между густой чернотой  чулок  и  краем  черного  же  кружева.
Высокий ворот почти скрывает тонкую черную горжетку. Плечи подбиты,  лиф
- нет.
   Эбберлайн Эррол останавливается, упирает ладони в бедра и смотрит  на
меня. У нее голые руки; темный  пушок  на  них  создает  эффект  черного
контура. Лицо с искусно наложенным макияжем, ироничный взгляд.  Внезапно
она поворачивается и сует руку в карман пальто и достает какие-то  вещи.
Сперва я их принимаю за другую пару чулок,  но  это  оказываются  черные
перчатки. Эррол их надевает; они почти достают до локтей.  Из  ее  горла
вырывается смешок. Следует еще один балетный пируэт.
   - Что скажешь?
   - Как я догадываюсь, это