ицо слишком уж запоминались;
потому-то он и опасался вольно передвигаться по территории России, хотя
наверняка имел надежные документы уроженца Калмыкии и корейца по
национальности. На удивление, явился он без всякого эскорта, сам управлял
невзрачной, рядовой "девяткой" (не оставил ли кого возле "Навигатора",
отсмотрев важную видеозапись?) и был, на первый взгляд,
медлительно-вальяжным, слегка развинченным. Из машины выбрался вместе с
объемной дорожной сумкой, которую повесил на плечо и больше с ней не
расставался. Его угодливо-подобострастную улыбку Ражный расценил, как
типичную национальную маску...

Едва поприветствовав, финансист немедленно уединился с японцем на пару
минут, что-то ему сказал - не доложил, не прогнулся; напротив, показал
полную свою независимость и достоинство. Хоори выслушал молча, стал что-то
говорить, однако Поджаров прервал и, судя по виду, сделал внушение, отчего
японец начал согласно улыбаться.

- Здесь невероятно мощное излучение тонких энергий, - сказал он и поднял
ладони к небу. - Представляю, какова их сила в лесу! Я бы не прочь
прогуляться, господин Ражный.

- Может, сразу приступим к делу? - предложил он и выразительно глянул на
финансиста. - Вам объяснили причину нашей встречи?

Нечто вроде одобрения промелькнуло на желтом лице Хоори: должно быть после
просмотра видеома-териа в "Навигаторе" ему хотелось двигаться дальше,
ковать железо пока горячо и не хватало знаменитой японской выдержки. А
возможно, за годы жизни в России обрусел и, как все, страдал нетерпением и
страстью.

У финансиста же вскинулись брови: он забывался довольно часто и выражал то,
что было на душе в текущее мгновение.

- Не надо поединка! - хотел крикнуть он. - Хоори с помощью электроники и
своих "курсантов" школы инструкторов вытащит из тебя все, что касается
"скифского стиля" единоборств, отснимет, изучит, проанализирует и в
одночасье исчезнет не только с базы, а и из России. И я, и ты, и тем более
Каймак потом ему будем нужны, как кукушонку другие птенцы в гнезде!

Но не крикнул. Зато Ражному стало понятно, кто истинный повелитель
"Горгоны".

Правда, то, что японец добудет, не станет новым Засадным Полком восточного
образца, чего опасался Поджаров, ибо вряд ли даже самому талантливому и
тренированному "курсанту" удастся овладеть состоянием Правила, но как
материал для шоу-борьбы может вполне сгодиться.

Поджаров своими искренними убеждениями и наивными потугами переиграть
опытного в интригах и авантюрах Хоори начинал нравиться Ражному. По крайней
мере, он уже не сомневался в его патриотизме.

- Я не знаком со школой Мопа-теле, - признался он. - Она позволяет провести
встречу под открытым небом, на земле?

- Только под открытым небом и только на земле, - с удовольствием уточнил
Хоори, намекая на особую ритуальность схватки.

Каждый, даже не совершеннолетний, араке мог бороться, где и когда хотел,
сам выбирал противника, только это уже не называлось поединком, лбо устав
Сергиева Воинства запрещал в таких схватках использование полного комплекса
- кулачного зачина, братания и сечи, однако позволял применять отдельные
приемы, и непременно лишь вполсилы, без смертельного исхода. (Кстати, по
этому поводу шел давний, вернее, древний спор между иноками и араксами:
первые считали, что все следует содержать в глубокой тайне, дабы не
растратить по зернышку закрома-арсеналы, вторые, молодые и жадные до драки,
настаивали на расширении свободы их применения в миру. Пока сами не
становились иноками...) То есть, древнее, созданное еще Сергием
Радонежским, законоуложение запрещало убивать мирских людей, независимо от
того, свои они или иноземцы. Бить насмерть разрешалось только супостата на
поле брани. И в этом был заложен великий смысл сохранения первоначальной
сути Воинства, поскольку смерть мирского человека от руки аракса, да еще на
миру, превращала его в убийцу, и он кончал свои дни в веригах и Сиром
Урочище.

Но это касалось только вольных араксов; вотчинники же тем и отличались, что
обязаны были защищать свои вотчины от всевозможных посягательств, ибо во
все времена они составляли основу Засадного Полка и хранили его традиции. В
Урочищах доживали остаток своих дней престарелые и немощные вольные иноки,
обучая своих взрослеющих внуков и правнуков; здесь ожидали замужества
дочери, обрученные с женихами, сюда "безземельные" араксы присылали
совершеннолетних сыновей после Пира, чтобы поднялись на правило, как на
крыло; здесь прятались засадники-бродяги, вернувшись из авантюрных
странствий, залечивали раны и увечья после поединков; за счет вотчин
накапливалась полковая казна, тут же происходили ристалища за право боярого
мужа и рядились суды Ослаба.

Поэтому всякий вотчинник обладал дополнительным, тайным арсеналом,
неведомым даже вольным араксам, однако при этом не имел права использовать
его в поединках на земляных коврах Урочищ.

Японец расстегнул свою сумку, неторопливо переоделся в кимоно, затянулся
белым поясом и встал лицом на восток с сомкнутыми над головой руками. Почти
незаметно для глаза он стал проседать, сгибая ноги колесом, и через
несколько минут застыл изваянием, напоминающим скульптуру с индийского
храма Кама Сутра. Лица при этом не было видно, и когда он резко, неуклюжим,
лягушачьим прыжком обернулся, Ражный не узнал его: зеницы закатились и
сквозь узкий прищур век виднелись лишь белки глаз, на искаженном лице
появились красно-белые разводья.

- Хик! - то ли выдохнул, то ли выкрикнул он и, расцепив руки, выкинул их
вперед растопыренными пальцами.

Расстояние между ними было в сажень, однако Ражный явственно ощутил легкие
уколы по телу и сразу же после этого жжение, словно опалило крапивой. Чтобы
увидеть природу выбрасываемой противником энергии, следовало бы воспарить
нетопырем, однако делать это, не зная особенностей тайной школы Мопа-теле,
сейчас было опасно. Тем временем Хоори сделал еще один каменный скачок на
колесообразных ногах - пошел на сближение и убыстряющимся движением сделал
ложный хлопок перед лицом, словно хотел ударить по ушам, и снова выкрикнул:

- Хик!

Ощутимая и гулкая волна воздуха, будто ударная волна, толкнула в виски:
Мопа-теле определенно относилась к энергетическим видам единоборств, и
должно быть, эти его бесконтактные удары для неподготовленного поединщика
могли стать шокирующими. Ражный выставил блок, который в сече назывался
коловратом или свастикой, когда руки выбрасываются вперед и назад, как лучи
с загнутыми концами, а лопатки при этом накрывают позвоночник. Владению
этим способом защиты араксов начинают учить с момента посвящения - с
тринадцати лет; коловрат был самым первым этапом овладения Правилом без
специального станка и считался оружием обороны. Возникающая при этом
крестообразная энергия, как крест нательный, хранила от самого мощного
удара, нанесенного в состоянии аффекта, поскольку отводила его, смягчала и
делала скользящим. На основе защитного коловрата, оберегая свой уязвимый
правый бок, Ражный отработал прием нападения - волчок и .опробовал его в
поединке с Колеватым.

Он знал, что видеокамеры сейчас снимают, фиксируют каждое движение, однако
был спокоен, ибо не придумали еще такой техники, которая бы считывала его
внутреннее состояние и перемещение энергии, скрытой в плоти. Впрочем, если
и существовало что-либо подобное, то невероятно громоздкое, и Ражного
следовало облепить датчиками с ног до головы и подключить к компьютеру.

Тем временем Хоори покачался на согнутых ногах - его окаменелая неуклюжесть
говорила о сильнейшем напряжении суставов и мышц - затем так же без
контакта, поочередно взмахнув руками, он будто расчесал, располосовал
Ражного скрюченными растопыренными пальцами со своим глубоким, шипящим
выдохом. При этом его язык посинел и вывалился изо рта, как у висельника.
Можно было бы еще поманежить его, давая возможность показать все, что
содержит в себе арсенал тайной тибетской школы, однако задача сейчас была
совершенно иная - сблизиться, войти с ним в контакт и побарахтаться
несколько минут. Причем, и явная победа Ражному сейчас не требовалась;
важнее было, чтоб он уехал отсюда, полный самоуверенности и надежд, что
"скифский стиль" вполне доступный вид борьбы, которым можно овладеть за
несколько лет тренировок.

Совершеннолетним араксам запрещалось участвовать в каких бы то ни было
мирских спортивных состязаниях - дабы не искушаться этими легкими победами
на публике и не привлекать к себе слишком пристального внимания. У Ражного
имелся хороший предлог - ранение, чтобы бросить спорт на самом пике славы,
и теперь это была первая мирская схватка после Пира.

Японец сделал еще одну попытку энергетической атаки, но сверхнапряжение
"сырых жил" могло закончиться сильнейшими судорогами, и он начал
раскрепощать себя, выпрямляться, переходя в нормальное состояние. И когда
Ражный увидел в щелочках глаз карие зеницы, мгновенно сделал выпад и захват
шеи противника. Тот находился в неком промежуточном положении, запоздал с
реакцией и вынужденно оказался в стойке братания.

Повозившись несколько минут в плотном зацеплении, Ражный прощупал шею
противника, нашел нужную точку и, выпустив его, больше и близко к себе не
подпускал. Хоори кроме Мопа-теле владел десятком других видов борьбы, и это
сейчас мешало ему больше всего. Ражный заставил японца все время атаковать,
всякий раз меняя приемы и методы защиты, таким образом окончательно сбив
его с толку. А сам тем временем тщательно изучал его физиологию, теперь
практически без перерыва паря над ним летучей мышью. Отыскать или увидеть
уязвимые места у аракса в поединке было невероятно трудно, поскольку в
равном бою невозможно оторваться чувствами от земли даже на несколько
секунд; тут же соперник помогал сам, без устали вертясь вокруг Ражного, и
был как на ладони. Правда, несколько мешали его перекачанные, толстые
мышцы, прикрывающие свечение внутренних органов. Среди бугристых, как латы,
мышц на животе он отыскал вторую точку и, приземлившись на секунду, нанес
несильный удар ладонью с подогнутым безымянным пальцем. Противник ничего не
ощутил в этот миг, ибо пытался в это время сам достать ногой в подмышечную
область противника. И камеры, снимавшие борьбу, не могли запечатлеть этого
безобидного хлопка - Хоори был в тот миг спиной к ним и лицом к реке.

Эта импровизированная схватка напоминала бои без правил и весьма отдаленно
- сечу. Несмотря на свой вес, Хоори неплохо прыгал, но после многочисленных
промахов и кувырков скоро отказался от эффектных, киношных приемов, да и
через полчаса боя уже подвыдохся, чтобы летать по воздуху. А последняя,
третья точка, своеобразный терморегулятор селезенки, обнаружилась у него
под правой коленкой, много ниже, чем обычно - верный признак уроженца
жарких, южных районов, и достать ее проще всего было, когда он прыгал или
высоко вскидывал ногу. Снова сцепляться с японцем, брататься и брать под
коленки Ражный не хотел: дезодорант давно испарился и от вспотевшего
противника несло мускусом - затхлым запахом лука и гнилой селедки.
(Впрочем, и запах дезодоранта в "полете нетопыря" вонял ничуть не лучше.) И
укладывать на землю Хоори он не желал, в первую очередь, чтобы не оставлять
на его теле никаких следов, во-вторых, думал закончить схватку если не
вничью, то с небольшим перевесом: например, послать его в нокдаун -
встреча-то будто бы товарищеская - и остановить бой.

Но тут произошло непредвиденное: финансист, бывший единственным зрителем
борьбы, вдруг начал делать какие-то знаки, указывая куда-то вдоль забора.
Ражный на миг обернулся и увидел телохранителя Каймака - изрезанного
стеклом, окровавленного, блаженного, улыбающегося и бредущего прямо на них.
Этого невольного каннибала связали и заперли в номере вместе с шефом,
завернутым в ковер, и наказали Карпенко присматривать, да, судя по виду,
больной развязался и прыгнул в только что застекленное окно.

Японец находился к нему спиной, однако косой его глаз уже начинал
заворачиваться вправо, увлекая голову, и Ражный в тот же миг, не мудрствуя
лукаво, крутанул волчка. Удар пришелся уже по затылку Хоори, опрокинул его
и лишил сознания. Тем временем Поджаров бережно взял телохранителя под
ручку и словно с куклой, прошествовал мимо, уводя блаженного под прикрытие
можжевеловых зарослей.

Когда они исчезли из виду, Ражный хлопнул японца под сгиб колена, затем
потряс за плечо и перевернул на спину. Взгляд его разъехался в разные
стороны и блуждал бессмысленно, как у телохранителя, однако битый Хоори
быстро приходил в чувство.

- Что произошло? - невнятно спросил он, вертя головой. - Этого не может
быть... Прошу... Прошу вас еще раз! Я сейчас встану в прежнюю стойку...

- Вы что, мазохист? - спросил Ражный и подал руку. - Надеюсь, не станете
спорить, что я одержал чистую победу?

- Да, безусловно! - с трудом, но сам поднялся японец. - Сейчас... Один
момент и буду готов.

- Но встреча окончена.

- Вы можете повторить?.. Свой удар?

- Это уже тренировка, - Ражный пошел к калитке. - А мы договаривались о
товарищеской встрече.

Хоори неуверенно приблизился к своей сумке - земля еще плыла под ногами -
достал какую-то аэрозольную упаковку, дунул себе в рот, в нос и на виски,
после чего подхватил вещи и двинулся следом.

- Когда же мы начнем тренировки? - спросил он. У Ражного тогда на короткое
мгновение возникло сомнение - а японец ли "паровоз" в этом предприятии? Его
стремление на ковер, не щадя себя, показалось мелковатым делом для столь
крупной фигуры. Мог бы ведь подставить вместо себя кого угодно, любого
мальчика для битья, например, каратиста - начальника службы безопасности из
"Навигатора", но сам полез...

Мысль эта пронеслась стремительно, как всякое другое малообоснованное
сомнение, и больше не вспоминалась, поскольку никто другой, кроме Хоори, не
мог бы отважиться на подобный проект. Российские бизнесмены и дельцы типа
Поджарова и Каймака были не столь выносливыми, не имели опыта организации
масштабных, новаторских предприятий, чаще всего занимались воровством,
переделом имущества или надувательством заморских простаков, быстро
наедались привычной пищей, искали новых острых ощущений или всю жизнь,
ведомые патриотическими побуждениями, впадали в смелое планирование,
болтовню и в результате - в мечтательную лень.

Этот же, как истинный исследователь, хотел проверить все на себе, не боялся
подставиться под удар, и его непременно бы ждал успех. Так что было немного
жаль расставаться с ним, когда он после сильнейшего нокаута сам сел за руль
"девятки", поулыбался на прощанье китайским болванчиком и покатил к своей
смерти.

"Навигатор" последовал за ним, однако в нескольких километрах от базы
свернул на лесовозную дорогу, остановился и выбросил антенну - круглую,
белую тарелку.

Через три часа Хоори стало холодно в машине, особенно заледенела нога под
коленкой, и он включил отопление салона. Лучше от этого не стало, мало
того, сначала заныла шея и через несколько минут острая боль толчками пошла
от колена к основанию черепа. Однако он не останавливался, полагая, что это
последствия сильного удара по затылку, а к боли он давно привык и переносил
ее спокойно. После каждого оборота крови и толчка в конечности часть боли
выплескивалась и оседала где-то чуть выше желудка.

Когда же там стал разгораться огненный клубок, японец все-таки решил
притормозить и обнаружил, что тело парализовано полностью и не подчиняется
воле. Однако на ночном Калужском шоссе было пусто, и он несколько минут
ехал, не управляя автомобилем, словно муляж человека на испытательном
полигоне, пока на девяносто седьмом километре, где начинался медленный
поворот, машина не слетела с дорожного полотна и на большой скорости не
врезалась в высоковольтную опору.

- Хик! - было его последним возгласом. Выбивающим душу из тела.

То, что осталось от Хоори и "девятки", ни опознанию, ни экспертизе не
подлежало, однако дорожная служба определила аварию как сон за рулем, ибо
на последнем посту ГАИ, где проверяли документы, японца запомнили, и будто
он еще тогда выглядел уставшим и сонливым...

А спустя еще некоторое время, в ту же ночь дежуривший у мониторов начальник
службы безопасности услышал за бортом странное потрескивание и тихий гул,
напоминающий жужжание шмеля, только усиленное во много раз. Сквозь
затемненные стекла рассмотреть ничего было невозможно, поэтому он приоткрыл
дверь и в тот же миг в салон сквозняком (был открыт люк) втянуло
темно-малиновый шар, величиной с футбольный мяч. Начальник толкнул своего
подчиненного оператора, но тот проснуться не успел...

Взрыв был настолько мощный и высокотемпературный, что оплавились края
воронки, начисто и мгновенно сгорели соседние деревья и вывалило по кругу
большой участок леса. Единственную уцелевшую деталь - тарелку, унесенную
взрывной волной за полтора километра, только через три недели случайно
нашли грибники.

И никто не связал эту находку со взрывом, поскольку официально считалось,
что воронка и пожар образовались от падения небесного тела, то есть
метеорита...

16

Они поклялись на ристалище забыть этот потешный поединок, словно его
никогда не существовало. Боярый муж прощал Ражному молодую и неслыханную
дерзость, оставляя ее в тайне от Ослаба; Вячеслав в свою очередь обязывался
честью аракса хранить тайну "ахиллесовой пяты" Воропая, пока тот владеет
Валдайским Урочищем. А желающих узнать ее нашлось бы достаточно: мало кто
из возмужавших араксов не мечтал о боярской шапке и не взирал на ее
нынешнего владельца, как на потенциального соперника. Кроме того, среди
калик перехожих были прохиндеи, добывавшие всяческую информацию о
защитниках, которым предстоял поединок, чтобы потом продать им за
определенную плату или услугу. И особенно высоко ценились сведения о
Пересвете...

Впрочем, и калик можно было понять. Только считалось, что они живут в Сиром
Урочище, на самом деле они бесконечно колесили по земле от аракса к араксу,
а командировочных расходов им никто никогда не оплачивал.

Клятвы и тайны сохранялись вот уже семь лет. Но забыть потеху в Валдайском
Урочище не смогли оба. Воропай не рассчитывал так долго носить боярскую
шапку, зная свое уязвимое место, однако Ражный держал слово, и потому
боярый муж за это время несколько соискателей уложил на ристалищах и
оставил за собой титул. Тем часом дерзкий араке достиг совершеннолетия,
сыграл Свадебный Пир и вместе с ним снял с себя все прегрешения молодости.
А значит, клятвенное слово потеряло силу, и он уже ничем не обязан Воропаю.

Пересвет это предвидел и потому послал Колеватого, чтоб сбить "зеленые
листья", оттянуть срок, когда Ражный вызовет его на Боярское ристалище.
Послал и понял, что сделал ошибку, ибо победа в первом, Свадебном поединке
над сильнейшим соперником сразу подняла пирующего аракса в разряд тех, кто
имел все основания искать владения Валдайским Урочищем.

По этой причине и поставил на Тризный Пир со Скифом. Победа инока
откладывала встречу с ним еще на целый год: побежденный не имел права
претендовать на боярскую шапку, хотя, допустим, мог одолеть нынешнего ее
владельца.

Но о поражении сейчас ни слова не говорил, да и малейших признаков скрытой
радости, торжества не наблюдалось. У Ражного постепенно вызрела мысль, что
боярый муж явился сюда не по этой причине, не для того, чтобы воочию
убедиться, как с помощью Скифа устранил конкурента.

Рассказывая Воропаю о событиях, произошедших больше года назад, он
умышленно опускал некоторые подробности, ибо сейчас уже считал их делом
сугубо личным. Финансист уехал с японцем, однако скоро вернулся под
предлогом того, что нужно убрать труп Каймака, спрятанный в гостинице.
Вдвоем с Карпенко они загрузили тело в машину так, чтобы не попасть под
зоркие очи видеокамер, и уехали по старой дороге. Ражный хотел уничтожить
его точно так же, как и джип "Навигатор", дабы не оставлять никаких следов
на земле, за исключением воронки от "метеорита". Однако с ним был старший
егерь - безвинный че