бчику обрадовался...

- От души сделал дар? Иди предвидел исход поединка?

- Суди сам, Воропай. Ты мой род знаешь.

- Род знаю, и тебя... знаю.

Он явно намекал на потешный поединок...

- Пришел встряску мне учинить? - в упор спросил Ражный.

- Встряску тебе Ослаб устроит... А у меня несколько вопросов есть, - боярин
глядел мрачно. - Старец в гневе на тебя. Что ты там натворил, в своей
вотчине?

- В моей вотчине все спокойно...

- В прошлом году на тебя насела одна компания, - перебил боярый муж. - А ты
начал либеральничать с ней, вместо того чтобы сразу отвадить оглашенных.

- Что я и сделал...

- Сделал? - недружелюбно оживился он. - Сделал, когда они тебя за горло
взяли, когда вотчину оккупировали.

- На то были причины, - обронил Ражный, не желая вспоминать "Горгону".

- Садись и рассказывай, - велел боярый муж.

- О чем, Воропай? - Ражный остался стоять. - Ты и так все знаешь.

- Например, о том, почему "Горгона" выбрала жертвой тебя. К десятку Урочищ
подкрадывалась, а влезла в твою вотчину... Давай, араке, я слушаю!

Ражный долго молчал, затем переступил с ноги на ногу, как застоявшийся
конь, хотел сказать - во рту пересохло, и язык не повиновался, но не от
страха: за сутки поединка если и попадала влага, то это были капли дождя,
хлопья снега или пот соперника...

- Да ты садись! - прикрикнул боярый муж. - Садись, в ногах правды нет...

Он сел рядом и, не поднимаясь над землей летучей мышью, старой своей раной
ощутил синий холодный свет, источаемый Пересветом, и в тот миг подумал, что
бродяжить по свету, может быть, и придется, но лишь каликом перехожим из
Сирого Урочища...


Молчун вначале освободил Кудеяра из "шайбы", прорыв ход снаружи до
размеров, чтобы пролез человек, после чего отвел его к болоту и там
приговорил.

Видеоглаза Поджарова отсмотрели и отсняли, как все это происходило,
пожалуй, за исключением развязки, и потому скрывать труп и прятать следы не
имело смысла. Хозяева отдали своего верного раба на заклание или не могли
помешать волчьей мести, хотя Ражный полагал, что "Горгона" находится где-то
поблизости от базы, по крайней мере, операторы видеонаблюдения, и при
большом желании могли бы воспрепятствовать расправе.

Не таясь, он пошел в егерский домик, разбудил Карпенко и Агошкова, велел
взять лопаты, брезент и схоронить Кудеяра. Егеря поняли, что началось
от-рабатывание греха своего и преследования за московскую шлюху не будет,
схватились за дело с азартом.

- Может, утопить его в болоте, суку? - предложил Агошков. - Там такие окна
- дна не достанешь!

- Пусть и у него будет могила, - заключил Ражный. - Холм не насыпайте, но
камнем отметьте место.

Егеря ушли в лес, а он отыскал в номерах гостиницы бандершу, спящую
по-детски безмятежно, выложил перед ней украшения Мили.

- Это от сестры, подарок. Собирайся и уезжай отсюда сейчас же.

- От какой сестры? - спросонья не поняла или привычно стала выкручиваться
Надежда Львовна. - Что это значит?

- От Мили! От Мили!.. Только не тебе, а Вере и Вике. И все, гуляй.

Она вскочила, осторожно и боязливо потрогала золото на тумбочке, отдернула
руку.

- Нашли... Она жива?

- И просила сказать, чтоб не искали. Я жду, когда уйдешь.

- Послушайте, Вячеслав... Вы не знаете, как нам приходится... Я работаю
одна и содержу семью из шести человек. Вы не знаете!..

- Знаю, уходи! Я исполнил свой долг. А выслушивать и утирать слезы не
намерен. Особенно женщине, торгующей живым товаром.

- А вы не тем же бизнесом занимаетесь? - в ее голосе послышался вызов. - Не
досугом?.. Только я продаю проституток, тварей, порожденных родом
человеческим. А вы?.. А вы продаете вольных, диких зверей, природу. И
доставляете наслаждение убийством.

Кажется, бандерша тоже владела волчьей хваткой и умела отдирать кожу от
ребер, однако он мысленно с ней согласился, ибо нечто подобное уже
приходило в голову, только никак не связывалось с бизнесом проституции,
точнее, никогда не думалось, что можно провести такие аналогии.

Но не рассказывать же ей о вотчинном Урочище...

- В самом деле, есть сходство, - подтвердил он. - Охота на зверей -
древнейшая профессия... Так что вдвоем нам всегда будет тесно. Освободи мою
территорию.

Будто заведенная игрушка, она механически исполнила женский танец сборов в
дорогу: беспрестанно двигаясь, механически побросала вещи, спрятала
украшения в кошелек, невидящими глазами стреляя в зеркало, набросала грим
на лицо, мазнула губы помадой и, сгибаясь под тяжестью ноши, медленно
побрела к воротам. Охранница Люта вдруг злобно заметалась на цепи, залаяла,
перекрывая выход, но бандерша словно и не заметила этого, прошла мимо и уже
за воротами вдруг бросила сумку и облегченная, сначала пошла скорым
семенящим шагом, потом неловко и некрасиво побежала.

И ее не следовало жалеть...

Едва она скрылась за поворотом дороги, как из лесу прибежали возбужденные и
одновременно подавленные егеря, воткнули лопаты.

- Слушай, Сергеич! Не понял, что за дела? - с ходу начал Карпенко. - Нет
там Кудеяра! Кровь есть, обрывки тряпок на месте схватки, шерсть волчья...
И больше ничего!

- Опоздали, - заключил тот и развел руками. - Спите на ходу!

- Он что, рвань, ожил и уполз? Убежал? "Горгона" сработала быстрее,
опередила и убрала труп.

- И к лучшему. Нет трупа - нет преступления...

- Кто его порешил-то? - опасливо поинтересовался старший егерь. - Неужели
волки?

- Божья десница...

Они ничего не поняли, затосковали.

- А что нам-то делать? - угрюмо спросил Агош-ков.

Но прозвучало - чем искупить вину? Повязаться с президентом тайно
схороненным Кудеяром для них сейчас было самым надежным средством: не то
что позволит арестовать - сам защищать станет...

- Идите по домам, там жены скучают, - посоветовал Ражный.

Они все еще надеялись на что-то, хотели быть полезными, однако при этом
из-за жесткости и упрямости характера не могли унижаться и просить милости,
пощады.

- Кстати, - заметил Агошков. - Эти-то не все уехали. У них тут за старой
поскотиной джип застрял.

- Джипы не застревают, - буркнул он. - Все, валите, ребята.

- На хрен! Не застревают! - немедленно встрял Карпенко. - Чуть свернул с
дороги и уханькался! Посадка-то низкая, только по асфальту кататься.

- Зачем он туда свернул - вот в чем вопрос, - загадочно добавил
наблюдательный Агошков. - И еще момент! Когда я только заметил джип, у него
над крышей тарелка была, круглая такая, аллюминиевая, что ли...

- Да не было никакой тарелки! - Карпенко на правах старшего говорил с
легким пренебрежением. - Куда бы она делась? Улетела?

- Сергеич, я видел! Сначала тарелку заметил, потом только машину! Это же
антенна...

- Может, летающая тарелка? - съязвил старший егерь.

Агошков уже не обращал внимания, чуял интерес Ражного.

- Мы подошли, предложили толкнуть. А в кабине этот сидит, ну, тот, самый
борзой, который на тебя чуть драться не кинулся. И на нас чуть не кинулся!
Мы к нему по-человечески - он как с цепи сорвался... Хотели сделать козью
морду, но там в кабине еще кто-то сидел. И может, даже не один...

- Никого там не было! - разгорячился Карпенко. - Я ж видел! Хоть и стекла
черные! Ты просто ссыканул!..

- Я ссыканул?!

Ражный не дослушал этой перепалки и демонстративно ушел в дом. Еще около
получаса расстроенные егеря толкались по территории, после чего выгнали
мотоциклы и уехали.

Зарезанный Молчуном Кудеяр, должно быть, сильно смутил "Горгону": такой
оборот и для Ражного был внезапным, для Поджарова тем более. Финансист не
верил в колдовство и догадывался, что может на самом деле стоять за столь
жестокой и неожиданной расправой; конечно же, он считает, что волк
действовал не самостоятельно, а по команде. Они бы отдали своего надежного
агента под полную волю Ражного, но для другой цели - посмотреть, записать
на пленку отработку неких ударов или приемов борьбы и заодно получить
видеоматериал смерти Кудеяра, которым можно связать еще прочнее. Теперь же
если у Под-Жарова и есть какой-то компромат, то лишь на Молчуна...

Сейчас ему важно было остаться на базе одному, и им тоже. Защита своей
вотчины всегда была делом самого вотчинника, и лишь в исключительных
случаях, когда речь шла о спасении священной рощи или сохранении тайны
существования Сергиева Воинства, с ведома Пересвета подключались и
независимо действовали вольные араксы. Случай был тот самый, но пока
свяжешься с каликами из Сирого Урочища, пока те расшевелятся и сообщат
боярому мужу, а тот, уподобясь штабному генералу, изучит обстановку и
примет какое-то решение, пройдет неделя. Исполнять же святой долг
вотчинника следовало сегодня и немедленно. Ражный был волен сам избирать
тактику и стратегию защиты. Поскольку же он вел свой род из охотников, то и
действовал сообразно, хотя сам сейчас находился, как волк, в окладе.

Противник, вооруженный электроникой, находился сейчас в "застрявшем" джипе
и видел больше, чем он сидя у мониторов, мог одновременно быть повсюду,
тщательно контролируя каждый шаг в пределах базы. Лишить его зрения можно
было за четверть часа, но коль пошел на "сговор" с финансистом, видеоглаза
Ражному были нужнее, чем японцу, для которого и снималось это кино. Не
исключено, что он уже сидел в "навигаторе" и лично наблюдал за всем, что
происходит на территории базы и в помещениях. Прежде чем встретиться, Хоори
хотел сам убедиться, что согласие Ражного и его условия не игра, не
приманка, а для этого надо было показать ему нечто такое, что поразит
воображение и снимет все сомнения. Он был слишком осторожным, чтобы
поверить на слово даже своему компаньону Поджарову.

Но в Сергиевом Воинстве существовал неписаный закон: всякий араке, будь он
вольным, вотчинником, иноком, боярым мужем или даже Ослабом, должен принять
добровольную смерть, если существует явная угроза раскрытия таинства
существования Засадного Полка и если иным способом пресечь ее невозможно.
Умереть, чтобы вольно или невольно не выдать Правила - способов, методов
тренировки, источников происхождения энергии аракса. Ни тех, что были
всеобщим достоянием Воинства, ни собственных, родовых и наследственных.
Причем и жена аракса обрекала себя на погибель, не могла избежать мук
плена, допросов и пыток; жены поединщиков никогда не посвящались в тонкости
борцовского ремесла, хотя знали, под чьей рукой они живут, какому делу
служат и чей продляют род.

Однако женский глаз много чего замечал и видел. И если араке смерть
принимал лютую да благородную, вступая не в единоборство - в открытый бой с
полчищем супостатов и бился до последнего дыхания, го жена его, дабы не
умереть от руки своей, запиралась на какую-нибудь высоту - скалу,
крепостную башню, на конек дома своего или дерево и бросалась вниз головой.

Как, например, княгиня Евпраксия с младенцем-княжичем...

Ражный был еще холост и потому в схватку с полчищем вступал спокойно, не
заботясь о душах, зависимых от его воли. Он отлично видел главную цель - во
что бы то ни стало выманить из убежища, заполучить японца Хоори, теперь уже
окончательно убедившись, что Поджаров и даже Каймак всего лишь его
подручные, выполняющие каждый свою функцию. Одному он доверил готовить базу
для супербизнеса - борцовского шоу, послал курсировать по свету и заводить
знакомства с сильными и влиятельными мира сего, другому ничуть не меньше:
сидеть дома, изучать и обставлять объект шпионами, фиктивными женами и
видеоаппаратурой. Иначе бы финансист давно подмял и выбросил на улицу, а то
и заразил СПИДом своего шефа, которого искренне ненавидел.

Поджаров вычислил Ражного и преподнес его японцу, как наиболее вероятного
члена "тайного ордена"; это он снял на видеопленку поединок с Колеватым и
провел "юбилейное торжество" - первый этап вербовки. Так что финансовый
директор теперь на коне, дни Каймака, пожалуй, сочтены, и один из
посвященных в дело противников будет устранен их же руками. Из этой троицы,
если не существует других приобщенных, остаются двое, Поджаров и японец.

И если даже Хоори на самом деле ничего не решает, то как инициатор поиска
Сергеева Воинства, как бывший "паровоз", читавший на Тибете древний
манускрипт (существующий на самом деле), подлежит уничтожению. Чтобы
вытащить на свет божий незримого, скрывающегося от официальных властей
загостившегося в России японца, не удовлетворенного документальным фильмом
поединка в Урочище, придется рискнуть и положить у ловушки приманку более
аппетитную: продемонстрировать перед объективами кое-что из своих
бойцовских арсеналов и тем самым вынести приговор по крайней мере еще двум
служителям "Горгоны", определенно непосвященным - начальнику службы
безопасности и оператору, которые сейчас сидели в "застрявшем" "Навигаторе"
перед мониторами...

Эта мысль пришла в голову одновременно с осознанием степени риска -
удвоенного, поскольку джип мог служить лишь ретранслятором, а записывающая
аппаратура находится где-нибудь за сотню километров, и тогда видеопленка
уплывет за пределы досягаемости. В этом случае, даже если он одолеет в
схватке "Горгону", всех посвященных и непосвященных, за утечку косвенной
информации о существовании Засадного Полка, и тем более за выдачу методов и
способов тренировок, он подлежит суду Ослаба.

И будет жалеть, что не погиб на бранном поле...

Ражный выждал трое суток после того, как Поджаров уехал за японцем (за это
время можно было дважды сгонять до Москвы и вернуться), и решился выбросить
"приваду" лишь на четвертые, после того, как две ночи прокоротал поблизости
от "Навигатора", пролетал нетопырем вокруг него, тщательно исследуя поля
излучений.

"Застрявший" джип не стоял на месте, менял дислокацию каждые пять часов,
ползая по проселкам вокруг базы, и все-таки в нем оказалась принимающая
телестанция, и начальник службы безопасности поддерживал связь с внешним
миром лишь по сотовому телефону: похоже, время от времени докладывал
кому-то о событиях, происходящих на базе. А поскольку там ничего
особенного, кроме смерти Кудеяра, не произошло - Ражный ни с кем, кроме
егерей, не разговаривал, не связывался по радио, никуда не посылал гонцов и
к нему никто не приходил, то, вероятно, японец не спешил с визитом. Ему
требовались доказательства принадлежности хозяина базы к "тайному ордену",
а не пустые слова и некие условия, переданные Поджаровым. Хоть и жил тайно
в России, однако уже давно и потому хорошо знал современные нравы, где
бизнес строился на мошенничестве и вокруг, словно черви в гниющем мясе,
кишели махинаторы и кидалы. Он уже попадался на мякине и теперь дул на
воду.

Наживка ему требовалась хоть и дозированная, однако натуральная, без
обмана...

Ражного тогда еще только поставили на правило, то есть после победы на Пиру
допустили к тренировкам, и он, как всякий араке в начале пути, подвешивал
себя на растяжках по два-три раза в сутки, испытывая тяжелейшие нагрузки.

Приезд "Горгоны" выбил его из ритма, поэтому он вошел на поветь с радостью,
хотя понимал, что вздыматься над землей придется как артисту цирка - на
публике, ибо четыре скрытые камеры тотчас же включились, реагируя на
движение. Не спеша он раскрутил и расправил веревки, проверил крепление
противовесов, ручные и ножные хомуты, после чего закрепил их и надолго
замер, лежа на полу: японец ждал обрядности действий, некоего чародейства,
ибо был воспитан в среде своей национальной психологии, проповедыва-ющей
магические ритуалы. И если Хоори сейчас видел приготовления Ражного или
увидит позже, когда ему доставят видеозапись, непременно будет
рассматривать ее на этот предмет и следить не только за движениями - за
мимикой лица, за каждой самой незначительной деталью. Ему непременно
захочется увидеть я почувствовать элементы или признаки некоего учения,
особой философии, типа умозрительной теории дзен-буддизма в каратэ.

Он не может даже предположить, что ничего подобного здесь нет и вся магия
состоит лишь из достижения внутренней собранности, способности вначале
накапливать в скелет энергию солнца, что делает в принципе всякий смертный,
а главное - уметь высвобождать ее, обратив в энергию движения, или
произвести ее выброс в атмосферу. И что все это, в том числе и мощь тела,
приобретается не за счет каких-то тайных молитв, заклинаний или ритуальных
действий, а полной, детской открытостью человека перед Космосом.

Лишь при таком условии можно было получить космический, или как его чаще
называли, божественный заряд, впитывая энергию из пространства в любом
месте, где бы ты ни находился.

Но увы! Никакое хитромудрое учение, никакие особые многочасовые
изнурительные тренировки не могли сделать сердце Ярым. Увеличить сердечную
мышцу, нарастить мускулатуру до невероятных, уродливых размеров - да, а вот
наполнить его управляемым, высоким и благородным гневом, способностью
принять на себя мирские грехи была не в состоянии ни одна борцовская школа.
И напрасно японец вкупе с Поджаровым тешили надежды: создать армию борцов
"скифского стиля", начавши с нуля, не представлялось возможным.

Разве что игровой шоу-бизнес - что-то наподобие современного каратэ или
кикбоксинга, где соперники за деньги и под аплодисменты публики лупцуют
друг друга кулаками и пятками.

Однако сейчас противник жаждал вкусить приваду, и следовало не подпускать
его близко - дать возможность ощутить ее запах, чтобы слюной наполнилась
пасть и притупилась бдительность. Ражный лежал на полу повети, делал ничего
не значащие движения руками, ногами и со страстью молящегося шептал детскую
считалку:

- Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить,
все равно тебе водить.

Видеокамеры были хорошие, но снимая в темноте, при шуме ветра в застрехах,
вряд ли бы сделали четкую запись: Ражный отлично знал, что такое
оперативная съемка, произведенная даже самой качественной аппаратурой. И
это было на руку - туман, расплывчатость на пленке лишь нагонят аппетит.
Собравшись с духом, резко натянул все четыре растяжки. В тот же миг
подъемная сила земного притяжения вскинула его и распластала над землей.

Переждав болезненные минуты, он начал ощущать прилив энергии и уже не
сопротивлялся разрывающей силе растяжек, напротив, испытывал приятную
ломоту в суставах. И когда она достигла крайней степени, когда он плавно
вошел в состояние Правила, потянулся, свободно двигая конечностями, поиграл
противовесами и сделал первую фигуру "высшего пилотажа" - бочкообразное
горизонтальное вращение, сначала с нечеловеческой силой скручивая веревки
на руках и ногах, затем без труда и стремительно раскручиваясь в обратную
сторону. Скорость была настолько высокой, что он сам слышал низкое жужжание
собственного тела, и если один раз закрутиться на всю длину растяжек, то
непроизвольные, маятниковые вращения то влево, то вправо могут повторяться
до четырнадцати раз, постепенно теряя количество оборотов до полной
остановки.

Ражного только недавно подняли на правило и потому он еще не решался, а
точнее, не хватало времени состояния Правила, чтобы выполнить это
упражнение по полной программе. Но для воображения противника хватит и
этого, ибо ни в каком цирке ничего подобного никогда не проделывали.

Араксы же, вошедшие в зрелую силу, совершали фигуры "высшего пилотажа" без
помощи правила и где угодно...

Когда-то человек умел летать, и девяносто семь процентов "пустых" клеток
мозга еще хранили память об этом периоде, изредка, в детском возрасте, во
сне. И ребенок поднимался в небо без всякого труда и напряжения, парил над
землей, испытывая чувство неуемной радости и восторга, но взрослея, душа
его наполнялась земной пылью, тяжелела и более уже не могла справиться с
силой земного притяжения.

Древнее человеческое сознание не стиралось, как стирается от времени или
внезапного отключения электричества компьютерная память в машине; иное
дело, информация о прошлом закрывалась намертво, и человек все больше
деградировал, используя в коротенькой жизни всего три процента своих
возможностей.

Правда, во времена, когда