Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
сожаления следующим мартом, а иначе и
жизнь - не жизнь.
Боги, боги мои! Как тяжко давит мне плечи память тысячелетий, и я
снова проклинаю ту дав-нюю весну, когда мир был еще совсем новеньким, и
так хотелось обустроить его для детей, что мы, за-хлебываясь делами,
поделились властью с одним энергичным пар-нем, назвав это время мартом,
потому что в марте, когда пепел тел наших, развеянный по полям и лесам,
уходил вглубь в сырую землю, а мы, прорастая снова и снова, впитывали
его из земли как веру и силу и силились выйти из черноты, мир оставался
без при-смотра, и было нам тяжко и страшно - как они там живут без нас?
И, выйдя однажды на свет, мы не увидели своих сыновей - Марс увел их
в поход, и они обнажили мечи, потому что чужое уже казалось им слаще
всего на свете, и дятлы отбивали сол-датам барабанную дробь, и быки
ревели от ужаса, и кони неслись вперед, пока их мертвые го-ловы не
застывали на копьях в знак победы над детьми из соседней деревни, и мы
смотрели в пустые глаза сыно-вей, и пепел мучений наших стучал в сердце
- убей оборотня, убей того, кто теперь сладко ест и сладко спит, потому
что ему не жаль детей - ни своих, ни чужих. А потом время двинулось
дальше, и минуты сложились в тысячелетья, а мы так и не убили его - мы,
ко-нечно, старались, но мы так рьяно сражались за правое дело, что и
понять уже было сложно, то ли результат нам так уж важен, то ли запах
сражения приятен и сладок, и все дела!
А потом историю расцветили фарсом, и тупая злобная баба Масленица,
мыслящая ско-вородкой "Tefal"
- это то, чем мы стали в рекламе, и каждый год, в марте, когда всех
ведьм уже сожгли с опережением графика, все дружно ратуют за их
экономическое, социальное и полити-ческое равноправие и успокаиваются
еще на год, и только уцелевшие от огня водяницы нервно вздрагивают от
пожелтевших к Троице газетных статей, оставленных туристами после
завтрака на траве.
Но на этих кострах сгорают только куклы, а мы, раство-рившись в этом
мире под чу-жими именами, сжигаем себя сами в надежде обрести веру и
силу, но обретаем только кругово-рот пепла в природе - ведь всякая плоть
уже извратила путь свой на земле, и земля наполнилась злодеяниями и
растлилась перед лицом Божьим, и никто из сыновей не помог нам - и даже
тот из них, на кого мы надеялись больше всего, не смог заменить меч
миром.
Костерок уже затухал, зябкая чернота подползала по воздуху все ближе
и ближе, и руки без варежек сиротели на глазах. Я раз-веяла горстку
пепла по стылому ветру и ушла с балкона. Март в России всегда полон
неяс-ности и безверия малого межледниковья, и в марте, пока таяли мои
снеговики, я всегда бродила по выставочным залам одна, и там, в
маленьких копиях чужих миров я искала и находила свое отраже-ние, и оно
звучало во мне любимой музыкой, созданной из моего же пепла, и я
упивалась этой мелодией мартовского одиночества как Откровением, где
сейчас, конечно, дела идут неважно, но это только потому, что нужно
удачней оттенить неми-нуемо светлый терминал.
- Как некстати, - подумалось мне, когда раздался звонок. Заглянув в
дверной глазок, этот самый малый выход в большой мир, я увидела знакомый
силуэт, но он не принадлежал соседской старушке, потому что принадлежал
Андрею Константиновичу. Я открыла дверь. Не-мые сцены тиражировались в
России со времен Гоголя, поэтому описывать их детально смысла не имеет -
разуме-ется, герой романа был ошарашен, и в индийском фильме на этом
месте запели бы, однако действие происходило вне рамок кинема-тографа,
поэтому развитие событий шло в истинно национальном варианте - у нас
черта с два дождешься песен и рыданий, пока не поси-дят за столом и не
наговорятся вдоволь и всласть.
- Тебе все-таки удалось это! - сказал он мне, когда мы, на-конец,
разглядели друг друга, и я приняла из его рук букетик не-увядаемых
мимоз.
- Ты прямо с дороги?
- Я часа два сидел в машине у подъезда, а потом увидел свет в твоем
окне. Наверное, ты прошла мимо, но тебя трудно уз-нать сейчас.
- Спасибо, что приехал, не стану скрывать - я давала свой адрес своим
родственникам именно для этого.
- Ты могла бы узнать мой телефон.
- Он у меня был, но тогда бы я не узнала, интересует ли тебя все еще
этот адрес.
- Теперь ты в этом убедилась! Ну, что, Марина Николаевна, похоже, мы
доигрались. Насколько я понимаю, это наше произве-дение от второго
августа прошлого года?
- Проходи в комнату. Мужских тапочек у меня сейчас не водится.
- Полагаю, мои сочувствия покажутся неуместными?
- Почему же? В обрамлении цветов они выглядят вполне искренними.
- Мы, действительно, доигрались, - сказала я ему уже в комнате, -
ведь я не принимала таблеток в тот месяц, а второго ав-густа впервые
поняла, что имею неплохой набор предположи-тель-ных признаков своего
нового состояния. Это мальчик, и ты вправе сомневаться в своем
от-цовстве, и вправе удостовериться в нем, если захочешь, но сейчас я
нуждаюсь в твоей помощи. Мне нужно вернуться домой, а перевезти вещи
одной будет трудно. Выбора у тебя, как у чело-века порядочного, уже не
существует, и вещи уже упакованы. Что скажешь?
- Мне так нравится, когда меня хвалят, - ответил он сразу же, - но,
если все готово, то выедем завтра, не позднее девяти. Как ты себя
чувствуешь сейчас?
- У меня поубавилось энергии, но лишних хлопот в по-ездке я тебе не
доставлю - отве-тила я, а далее мы поговорили о моей новой профессии, об
общих знакомых и московских ново-стях, включая самое общее положение дел
на его службе - милей-ший разговор с аккуратностью поворотов, уместной
для речного пароходика, когда тот курсирует из пункта "Начало" в пункт
"Ко-нец" строго по створам, чтобы не сесть на мель, а потом поменять
местами названия пунк-тов, и так до бесконечности.
Андрей Константинович не выдержал первым, что и ожида-лось -
бесконечность в обы-денной жизни трактовалась им как поня-тие
аномальное, поскольку эта жизнь состояла из кон-кретных яв-лений и
объектов, существующих в определенных пространственных и временных
границах. Вот тут-то и можно было ставить мышеловку - его страсть к
познанию этих явлений и объектов имела характер бесконечный и
неотвратимый, а мне, действительно, нужно было ска-зать ему кое-что.
- Марина! Я знаю, что ты прекрасно умеешь держать дис-танцию, но тебе
не кажется, что избегать разговора на тему, что делать, и кто виноват,
лучше не стоит?
- На твое усмотрение, но прежде чем решать эти вечные российские
вопросы, давай проясним некоторые обстоятельства! Твоя первая фраза...
Так ты был в курсе моих затруднений с дето-рождением?
- Да, я знал. Видишь ли, покойная Евгения Юрьевна очень скоро сочла
меня самим Эс-кулапом, надеясь, что со своими свя-зями в медицинских
кругах я смогу как-то помочь. Перед отъездом она просила найти способ
поговорить с тобой об этом, не выдавая ее. Сказала, ты слишком не
любишь, когда вмешиваются в твои дела, и вообще родственники говорить с
тобой на эту тему побаи-ваются - после того, как ты буквально растоптала
своего бывшего мужа, а от милой шалуньи этого никто не ожидал. Я не стал
ничего обещать, но, узнав о ее смерти, решил выполнить просьбу. Кстати,
при первом знакомстве я понятия не имел, что разговариваю с той самой
внучатой племянницей - ты выглядела лет на пять моложе. У меня закрались
некоторые подозрения только тогда, когда ты показала мне свой дом. Все
остальное ты знаешь.
- Темный лес, деревенская глушь, скучающий врач... По-чему бы не
поиграть чужой судьбой?
- Дело было сложнее. Я не хотел терять тебя.
- Не хотел, и все же пробовал на прочность?
- Тебе до сих пор непонятно, чего же я добивался?
- Я поняла это довольно быстро. Ты не хотел начинать со-вместную
жизнь с деструктив-ных недомолвок. Иными словами, я должна была
рассказать о своих трудностях прежде, чем согла-шаться стать твоей
женой. Не так ли?
- Неплохо! Да, мне нужно было твое полное доверие, а этого я так и не
добился. Я буду весьма признателен, если ты рас-толкуешь мне свою точку
зрения.
- Предположим, ты не справился с ситуацией, которую сам же и создал.
Тебя устраивает эта версия?
- Ты не была моим пациентом, иначе бы я справился. Мне нужна была
твоя добрая воля.
- Поэтому ты решил предложить мне до лучших времен не-кий суррогат
счастливого бытия, симбиоз приятного с полезным! Что тебя так держало
рядом со мной - спортивный азарт?
- Нет, более всего меня прельщало то, что я совершенно спокойно могу
сосуществовать с тобой в одном помещении - для одинокого человека моих
лет это важно. Но, согласись, ведь нужно полностью полагаться на того,
кого выбрал, иначе особого смысла не проглядывается.
- Охотно соглашусь. Ты абсолютно прав.
- Марина! Это несерьезно, - сказал он после короткого раз-думья, -
после этого открове-ния я снова оказываюсь в затрудни-тельном положении
порядочного человека.
- Почему бы и нет? - засмеялась я, - любопытно, ведь, как ты будешь
выходить из этого положения.
- Вообще говоря, я чувствую себя в полной безопасности, иначе ты уже
давным-давно позвонила бы мне. Но мне тоже любопытно, почему было "нет"
тогда?
- Мне не нравится играть в чужие игры. Перед смертью моя двоюродная
бабушка по-каялась мне в своем маленьком грехе. Она сказала, что приедет
врач Виктора, который уже в курсе дела, и просила не отка-зываться от
помощи. Я и не отказалась - мне вдруг захотелось проверить мрач-ные
предсказания, ведь небольшие шансы мне все-таки предре-кали. И скажи, на
милость, почему мне было не со-гласиться на твое предложение и не
сыграть в свою игру.
- Да... - протянул Андрей Константинович. - У тебя было более
интересное лето, чем представлялось до сих пор. Развлека-лась, как
могла!
- Я была занята серьезным делом, но мне, действительно, было
интересно - на кону стояло доверие, ты играл краплеными картами и так
хотел выиграть. Я получала все удовольст-вия сразу! Кстати, хочу отдать
должное твоему профессиональному чутью - в главном ты не ошибся, помощь
была мне нужна. Не исключаю, что именно ты мне и помог.
- Рад за тебя, если ты получила то, что хотела - старался, как мог.
Но ты ведь хотела по-лучить больше?
- Андрей! Я не в претензии! Пара тестов шокирующего ха-рактера, и
сказка про ведьм захотела стать явью. Реальность об-служила и твои
фантазии. К слову сказать, вышло совсем недурно.
- Что же, задатки у тебя были, но совсем не обязательно было уезжать.
Я не собирался больше надоедать тебе.
- Тебя, действительно, не оказалось на вокзале, но потом ты стал
звонить моим родным и знакомым.
- Мне нужно было убедиться, что ты жива и здорова.
- Комплекс вины?
- Примерно так. Кстати, все твои питерские приятели - без-божные
вруны.
- В таком случае, у тебя есть надежда стать моим лучшим приятелем.
- Надежды нет, я на пути к исправлению.
- Комедия ошибок и положений с прекрасным финалом - герой становится
нравствен-ным человеком!
- Это мне не грозит при всех стараниях.
- Не хочешь покаяться, раз уж сегодня выдался вечер от-кровений?
- Почему бы и нет? Ты была второй женщиной в моей жизни, на которой я
хотел же-ниться. Первая погибла пять с поло-виной лет назад, когда я
разрушил ее вполне счастливый брак. Она разрывалась между мной и своим
мужем, и, кто был отцом ре-бенка, мы с ним так и не узнали. А тебе,
девочка, похоже, я крепко сломал жизнь. Что-то не так во мне, Марина!
- Эта мелодия знакома мне до боли, во мне тоже что-то не так, и я
уехала именно по-этому. Не стоит себя казнить сейчас, к тебе это имело
только косвенное отношение. И я не счи-таю, что моя жизнь сломана, у
меня сейчас временные трудности, не более.
- Косвенное! - тихо взбунтовался Андрей Константинович, - и я ни при
чем! А был ли мальчик вообще?
- Был, но не ты. Помнишь "Алое и зеленое" Айрис Мэрдок? О
молодень-ком английском лейтенанте я смело могла сказать известными
словами: "Ма-дам Бовари - это я". Я не завистница по своей природе, но
все-таки смертельно завидовала тем немногим, кто обладал даром личной
свободы. Не хватало ее во мне, как в том маленьком лейтенанте, а это так
сильно мешает и в жизни, и в творчестве. Я слишком многого боялась, и
правильный выбор, за-частую, приходил с опозданием, когда вопрос о
выборе уже не стоял. Это всегда касалось только самого главного, а с
мелочами я справлялась настолько успешно, что разыскать во мне раба
редко кому удавалось. Однако ты сыграл именно на этом, и мне стало
стыдно за себя. Пусть на пару часов, но я пове-рила в ту чушь, ко-торой
ты меня угостил напоследок, когда я пожаловалась на скуку. Ты ловко
сложил ее из моих же кирпичиков, и я поверила дешевой пошлой истории,
которой пугают во всяких антисоветских детек-тивах. Отличный был
performance!
- Ты зря считаешь, что я имею право бросить в тебя камень. К примеру,
не будь я кон-формистом, я не смог бы заниматься тем, что меня
интересует. Ты должна это понимать.
- Я сама бросила в себя камень, ведь речь шла не о том, что снаружи,
это касалось только нас с тобой.
Я считала, что люблю тебя, но отказалась в один момент. Ты говорил, а
я думала об од-ном - когда и как я убью тебя. Ты же понял это!
- Да, стало очевидно, что наша совместная жизнь будет взаимным
уничтожением. В ту ночь ты представлялась мне ноч-ным кошмаром, который
нужно пережить и забыть, а погода, если помнишь, была нелетной, вот я и
врезался перед неняйским мостом в столб. Обош-лось без серьезных травм,
но машину уда-лось отремонтировать только к вечеру следующего дня. Так
что, я не мог встретить вас на вокзале в любом случае.
- Я боялась чего-то в этом роде той ночью, поэтому и хо-тела
расстаться по-доброму. А потом на меня нашло, и я, действи-тельно,
возжелала тебе всяческого зла. Что было, то было...
- Я уже не судья тебе, Марина! Я слишком легко всегда брал на себя
эту роль. Когда ты исчезла, мне стало понятно, что у тебя был слишком
тяжелый день для такого фи-нала, а я был попросту жесток. В другой день
ты бы вряд ли поверила моей сомнительной исто-рии. Знаешь, я был в тихом
отчаянии от себя все это время. Не гожусь, и все тут...
- Другого дня у нас не было, другой жизни тоже. По при-езду я
позвонила вечером из Расторгуева удостовериться, что ты приехал. Я
услышала твой голос, и уехала следующим ут-ром... А то, что я кошмар,
тебя еще покойная Евгения Юрьевна предупреж-дала. Считай, что тебе еще
повезло!
- Нескладные мы с тобой люди, Марина Николаевна, ни-чьи... В этом ты
оказалась права, - сказал он с такой грустной и окончательной
твердостью, что дальнейшее обсуждение этого факта представилось его
единственному собеседнику абсолютно бессмысленным. В ком-нате тут же
воцарилась гробовая тишина, всегда поджидающая живых за ближайших углом,
и сначала у нее был только бесприютный запах старого зимнего снега, а
потом она зазвучала пле-ском холодных балтийских волн о корабль
мертве-цов, курсировавший этим мартовским днем у петербургских при-чалов
с упорством швейного челнока.
- Ну, что ж, кто виноват - мы выяснили, а что делать - я тебе сразу
сказала.
- Я не снимаю своей доли вины за двусмысленность ситуа-ции, и,
надеюсь, что мы в лю-бом случае найдем достойный выход из нее, - сказал
он, и торжественность этой фразы довлела приго-вору.
Грустно жить на этом свете, господа! Грустно, когда хоро-нят близкого
и дорогого, а виноватых нет, и плачущих нет, и все так милы и
внимательны, словно аккуратно примеривают друг друга к почетному месту
на скорбном столе и сожалеют о случив-шемся. Так уж получи-лось!
Прекрасная истина, тихий дружелюб-ный разговор - так уж получилось, и
ничего не поде-лаешь. Все мы там будем, и ничего не поделаешь... Да,
нескладно, нехорошо, не-справедливо, но ничего не поделаешь, ничего не
поделаешь, ни-чего не поделаешь...
И все одобрительно вслуши-ваются в шипящие звуки рефрена, потому что
страшно признаться в главном - что ты сам ле-жишь там, на столе, полный
сладкого сочувствия и еще бо-лее сладкого бездействия.
Одним словом - раскаялись, и я плавала в этом приторном сиропе, пока
не ощутила внутреннее противодействие. Панночка открыла глаза, и чернота
быстро затягивала ее туда, где вечно идут дожди, и сегодня так
безнадежно и неотвратимо похоже на вчера и завтра, и меловой круг вокруг
страхователя размывает еще до за-вершения окружности. Да, он готов
выполнить свой долг и дочи-тать молитву до конца - только это никого не
спасет, друзьями мы стать не сможем. Сейчас он предложит мне
материальную по-мощь...
- Андрей! Тезис о моей загубленной жизни, которым ты тешил себя все
эти месяцы, со-гласись, не слишком состоятелен. Я ведала, что творила,
твоя роль незадачливого кукловода меня за-бавляла, и особых долгов
передо мной у тебя нет.
- Марина! Я понимаю, что выглядел перед тобой не лучшим образом, но
хоте-лось бы довести до твоего сведения только одно - что бы ты сейчас
мне не ска-зала, мы все равно уедем завтра в Москву вместе со всеми
твоими вещами. Разобидеться и уехать одному мне про-сто неприлично. Так
что смелей, и лучше в кровь!
- А за что именно? - поинтересовалась я.
- К примеру, за это - если бы мы поженились тогда в Пака-вене без
всяких лишних слов, то все могло сложиться более удачно. Как считаешь, у
нас был этот вариант?
- Что ж, признаюсь честно - те три дня, действительно, были лучшими в
моей жизни, и я вовсе не сомневалась в искренно-сти твоих намерений,
иначе тебя бы здесь не было. Да, сейчас можно каяться до бесконечности,
но, знаешь, мы устраивали друг другу неплохие розыгрыши, и я не хотела
бы ничего менять.
От-личное лето, доктор, выдалось!
- Давай поужинаем! - сказал он после недолгого, но про-должительного
молчания, - ты же знаешь, я могу простить жен-щине все, кроме пустых
кастрюль.
- Полагаю, об этом знает уже половина женского населения Москвы!
- Я выйду покурить. У меня там в сумке кое-какие про-дукты, возьми,
пожалуйста. На кухне тебе равных нет.
Вернулся Андрей довольно быстро, я предложила ему по-смотреть мои
новые книги, но он предпочел понаблюдать, как именно я чищу картошку. В
помещении, где мы сейчас сосуще-ствовали, стремительно
материализовывалась атмосфера уюта, это меня отвлекало, и постепен-ного
перехода зимы в лето этим мар-товским вечером не получалось. Сезоны
путались без моего при-смотра, как хотели, и от снежинок, залетающих в
кухонную фор-точку, разило знако-мым ароматом пакавенских трав, как
будто...
Как будто будут свет и слава,
Удачный день и вдоволь хлеба,
Как будто жизнь, качнувшись вправо,
Качнется влево.
- И все-таки, спасибо, что дала о себе знать - у меня камень с души
свалился. Но, давай теперь вернемся в настоящее. Меди-цинская карта у
тебя на руках?
- На руках, я же собиралась уезжать вне зависимости от твоего
появления.
- Я догадываюсь, что ты могла бы обойтись без меня, если ты об этом,
- сказал он очень тихо и, на первый взгляд, абсолютно мирно.
- Мне следовало продумать этот вариант - ты мог ока-заться в
командировке, а время уже поджимает.
- Да, я не подумал... Так можно взглянуть на выписку?
- Она в комнате на полке.
Он отсутствовал дольше, чем требовалось для чтения