авились в  путешествие  на  живописное
озероЖеймяна. Сонливость исчезла, и время от  времени  я  с  энтузиазмом
гребла веслами среди кудрявой зелени извилистых берегов.
   Плакучие ивы  сегодня  были  полны  небывалого  оптимизма,  маленькие
мостки торчали из  берегов  с  вызывающим  задором,  и  озерное  зеркало
ежесекундно дробилось под напором солнечных  лучей  на  миллионы  мелких
искрящихся осколков.
   За бортом  роскошными  веерами  колыхались  мохнатые  водоросли,  но,
вырванные из своей родной стихии,  они  повисали  на  ручонках  Таракана
сгустком  отвратительной  буроватой  слизи.  Мальчики  любят  уничтожать
красоту, сгорая от  желания  разглядеть  ее  составные  части,  и  мы  с
Баронессой  прекратили  это  варварство  самым  педагогическим  образом,
напомнив о целях и задачах всемирной организации "Green Peace".
   Барон, однако, не удержался от применения надежных дедовских методов,
и, поддав младенцу по заднице, сообщил, что если тот свалится  за  борт,
то будет последней сволочью.
   -  Хуже  этого!  -  с  внезапной  радостью  указал  строгий  отец  на
проплывающую мимо лодочку с джентльменом и дамой. Джентльмен был недурен
собой и приветливо махал нам ручкой.  Мы  с  Баронессой  пригляделись  и
узнали Олега Павловича Шустова,  прошлогоднего  квартиранта  Вельмы.  Он
ежегодно брал двухнедельную туристиче-скую путевку на турбазу,  а  потом
догуливал отпуск свободным от режимного содержания дачником.
   Мы ответили на приветствие,  и,  когда  лодка  проплыла  мимо,  Барон
попытался рассказать в сильно искаженном виде историю этого  знакомства,
где мы с Баронессой представлялись в  неблаговидном  облике  охотниц  за
мужским полом. Этой версией он регулярно кормил весь пакавенский бомонд.
Мне очень не хотелось сыпать соль на раны Андрея  Константиновича,  и  я
пригрозила обнародовать историю о вязаном льняном  платьице,  в  котором
фигурировала на свадьбе Альгиса, после чего рассказчик умерил свой пыл.
   Я успела быстренько купить это платьице у  местной  кружевницы,  пока
Баронесса еще только раздумывала, брать или не брать. Барон не  мог  мне
простить  этого,  поскольку  второго  такого   платьица   не   было,   а
несостоявшийся образ Баронессы в льняных кружевах  внезапно  застил  ему
глаза. Вечером на посиделках он сел рядом со мной и  периодически  щипал
меня за бок, вкладывая в это постыдное занятие всю свою богатырскую силу
и приговаривая  зловещим  шепотом:  "Отдай  платье,  отдай  платье...  "
Вытерпев за столом эти пытки без единого стона, я продемонстрировала  на
следующий день свой абсолютно  синий  бок  всему  пакавенскому  бомонду,
развеяв по ветру тщательно культивируемый гестаповцем образ супермена.
   Тем временем наша лодка плыла дальше, и,  переправившись  на  Жеймяну
через  узкую  протоку,  соединявшую  его  с  большим  озером,  мы  нашли
маленькую бухточку со следами кострища за песчаным пляжем.
   Черничные угодья начинались сразу за кострищем, а  малиновые  кущи  -
немного подальше, на озерной террасе, и после купания  женщины  занялись
сбором ягод, а  мужчины  разводили  костер  и  насаживали  на  проволоку
кусочки случайно раздобытой в деревне свинины,  и  первобытная  прелесть
этих занятий обещала впоследствии приятные воспоминания.
   Однако, добавить красок этому райскому  пикничку  совсем  не  мешало,
потому что мои отношения с Андреем Константиновичем на  ярком  солнечном
свете выглядели не лучше скукоженой водоросли, извлеченной Тараканом  из
озерных вод. По-видимому, та же счастливая мысль пришла в голову и моему
герою,  потому  что,  плюхнувшись  после  очередного  купания   на   мое
старенькое одеяльце, он собрался духом и сказал:
   - Марина, давай выходить из состояния неопределенности!
   - Ты тоже читал до самого утра?
   - Да, "Молодую гвардию". Там герои умирают, но не сдаются.
   - А la guerre comme a la guerre! Я в восхищении от твоей выдержки.
   - Помилуй, бог, как воевать с  заплаканными  личиками?  Хочешь  -  не
хочешь, а размякнешь!
   - Ты не пожалеешь потом о своей слабости?
   - Это теперь зависит только от  тебя.  Скажи  мне  сейчас  что-нибудь
приятное - у тебя было время сочинить.
   - Скажу после кино - вдруг там найдется какая-нибудь удачная фраза.
   По приезду было запланировано отправиться всей компанией  на  турбазу
смотреть  "Вокзал  для  двоих",  поскольку  до  сих  пор  сделать  этого
почему-то не удавалось, а  все  фильмы  Рязанова  во  времена  реального
социализма смотреть полагалось. Позднее мы  утратили  эту  привычку,  но
"Иронию судьбы", этакое  "Путешествие  из  Москвы  в  Петербург"  с  его
скромной  долей  злободневности,  все  же  смотрели  каждый  Новый  год,
поскольку проблемы  утреннего  похмелья  и  случайного  единения  сердец
подальше от дома продолжали волновать умы россиян.
   Я могла бы и не ходить в кино, а вернее сказать, я отчаянно не хотела
идти сейчас в кино, но, увы! - нужно  было  придерживаться  жанра.  Ведь
даже  самые  тонкие   мужские   души,   напряженно   отслеживая   ротики
политиканов, ручки солдатиков и  ножки  футболистов,  ежедневно  ищут  и
находят грубую суть этого мира - сначала чистят чайник Петрушке, а потом
он и сам водит фейсы обидчиков по неструганным тейблам,  и  разве  могут
сравниться эти захватывающие игры с утомительными  поисками  хрустальных
туфелек.
   Пока мужчины сдавали лодку на турбазу и брали билеты  в  кино,  мы  с
Баронессой приготовили на  скорую  руку  ужин.  В  темном  зале  летнего
кинотеатра, крытого парусиной, все лавки были уже заполнены туристами, и
мы с трудом пристроились в разных  местах.  Картина  показалась  мне  не
самой удачной, но, когда Гурченко шла по железнодорожному мосту, в  зале
притихли,  и  я  вспомнила  знаменитый  променад  Софи  Лорен  в  фильме
шестидесятых годов. Знак полярности у нашего варианта, правда, был прямо
противоположен,  и  нервно  вздрагивающая  в  дешевой  синтетике   спина
источала  хорошо  понятную  на  Руси  смесь  одиночества,   гордости   и
вселенской бесприютности.
   Впечатление зрителям, мне на радость, подпортил  Ваня.  Вторая  серия
оказалась  для  бедного  мальчика,  объевшегося  на   Жеймяне   ягодами,
непомерной тяжестью, и  его  нытье  стало  невыносимым.  Он  уселся  под
ближайшим к выходу кустом, и Баронесса, посветив фонарем на  густо-синие
от  черники  какашки  любимого  сына,  громко  процитировала  Александра
Ширвиндта, исполнявшего  в  этом  фильме  роль  ресторанного  музыканта:
"Какова кухня, такова и песня!" За кустом раздался  хохот,  роль  Наташи
Ростовойвзаключительнойсценеромана Баронессе явно удалась,  и  массивный
Безухов спешил поглядеть на испачканную сыном пеленку.
   Мужчины, воспользовавшись отсутствием мест, посетили  местный  бар  -
абсолютно  безалкогольный  по  нынешним  временам,  но  у  Барона   были
доверительные отношения с барменшей, дальней  род-ственницей  Жемины,  и
коньячок в двойной кофе ему подливали. По-том,  судя  по  захватывающему
рассказу Барона, они произвели фурор на танцевальной площадке  и  теперь
ждали нас у входа, с трудом ус-кользнув от  преследования  разгоряченных
фурором туристок. Мне было ужасно интересно, поскольку я уже  пятый  год
слышала о не-обыкновенных танцевальных способностях Барона,  но  мне  ни
разу не удавалось присутствовать на их демонстрации. Ваня  слушал  папин
рассказ, подвывая и держась за  животик.  После  некоторых  размышле-ний
Баронесса  предположила  избыток  салициловой  кислоты  от  чрез-мерного
употребления малины, плодоносившей в этом году до непри-личия обильно.
   - Младенцу пора спать!  -  поставил  Барон  окончательный  диагноз  и
предложил супруге  отвести  мальчика  в  постель,  явно  прицеливаясь  к
задушевному разговору о вечерних посиделках,  поскольку  день  этот  был
создан для праздника.
   - Папа, почитай мне сказку про Красного викинга, - заныл Ваня, и глас
больного младенца достиг сердца его легкомысленного папаши. Ваню  увели,
и мы остались одни. Андрей взял меня за руку, и мы постояли так молча  с
минуту-другую,глядядругдругувглаза.
   - Я не могу больше жить без тебя, - сказала я без особых затей, и ему
это понравилось. Под парусиновой крышей кинотеатра заиграла гармонь.
   - Финальная сцена, судя по  заметкам  критиков.  Сейчас  здесь  будет
слишком людно, не уйти ли отсюда? - предложил Андрей, и мы  уже  уходили
по асфальтовой дорожке к лесу, как нас окликнул Стасис:
   - Вас там Наталья Николаевна ищет, с Виктором плохо.
   Пришлось поспешить назад, но перед самым домом Андрей остановился:
   - Поговорим тогда попозже, не убегай больше от меня.
   Виктору Васильевичу, действительно, было очень плохо, он задыхался  и
хрипел на постели. Тетка сидела рядом, но вид у нее был не краше.
   - Наверное, погода завтра изменится, - сказала  мне  она,  -  у  меня
давление двести двадцать на сто сорок, а Виктор совсем расклеился.
   Андрей сбегал  наверх  за  своим  медицинским  чемоданчиком,  но  мое
присутствие в комнате его явно не устраивало.
   - Подожди наверху, пожалуйста, я попробую сам справиться.
   Появился он часа через два, и сообщил, что  проведет  ночь  в  кресле
рядом с Виктором Васильевичем.
   - Особой  необходимости  в  этом  нет,  но  Наталья  Николаевна  сама
собирается сидеть  у  постели,  а  ей  сейчас  никак  нельзя.  Так  что,
спокойной ночи!
   - Если ты, действительно, печешься о  моем  спокойствии,  то  мог  бы
украсить пожелание какой-нибудь завитушкой, - заметила я.
   - Давай больше не спешить - мы еще не поговорили.
   - Ты хочешь рассказать мне, как провел время в Москве? - спросила  я,
уже не глядя на предмет своего внимания.
   - Если удовлетворюсь твоими объяснениями!
   - Страсть к закрытой тематике?
   - Не исключено.
   - Я снова в восхищении  от  вашей  выдержки,  Андрей  Константинович.
Увидимся за завтраком - как обычно!
   Я смотрела ему  уже  прямо  в  глаза,  и  кони,  бешеные  кони  моего
разочарования проносились теперь между нами, обгоняя  степной  ветер,  и
испуганный ковыль стелился перед копытами в страстной  надежде  уцелеть,
но надежды прочь уносились сухим безжизненным комом,  и  густая  зеленая
кровь  травы  проступала  в  надломах  медленно   и   неотвратимо,   как
предчувствие новой гражданской войны. На мгновение ему стало не по себе,
потом он засмеялся, но я уловила это мгновение.
   -  Злая  ты,  баба,  оказывается,  -  сказал  он  не  без  искреннего
восхищения, - но я обещал сразу же вернуться. Отпусти с миром, а?
   - Хоть под танк! - дала я  ему  карт-бланш,  приостанавливая  военные
действия.
   - Будет тебе! Куда я денусь? - засмеялся он.
   - Тогда, тем более, нужно вести себя приличней.
   -  Да...  -  протянул  он  задумчиво,  -  похоже,  нам  нужно  заново
знакомиться.
   Рано утром он рухнул в моей комнате на  диванчик.  Я  стащила  с  ног
кроссовки, укрыла одеялом, погладила волосы и тихо сказала:
   - Милый мой, я не хочу никаких объяснений. Завтра все, что  угодно  -
завтра ты можешь уехать навсегда, завтра в Пакавене  может  пойти  снег,
завтра мир вообще может рухнуть, но сегодня будь со мной!
   Милый, несмотря на сонливость, оказался крайне деловит, и спросил, не
оборачиваясь:
   - Ты предохраняешься как-нибудь?
   - От всего на свете, если удается.
   - Я немного посплю сейчас.
   Не мешать же спящему, и я, быстренько окунувшись в ближайшие  воды  у
больших      мостков,      вернулась      обсудить      со      Стасисом
результатыдегустациизонтиков.Они со старым Станиславом,  два  опытнейших
лесных вепря, были морально уничтожены, и  кем!  Для  закрепления  вновь
приобретенного опыта они тут же  отправились  за  зонтиками  -  что  где
растет, они знали гораздо лучше  меня.  Спустя  час  дед  с  внуком  уже
сделали из грибков отличное жаркое, и удалились в пристроечку  к  сараю,
пригласив виновницу торжества.
   Дед,  в  упор  не  видевший  дачников,  внезапно  разговорился.   Его
неприязнь   к   по-стояльцам   вылилась   даже   в   постройку   сво-его
индивидуального нужника с наклоном плоскости под  сорок  пять  градусов.
Боль-шую нужду он,  по  общему  мнению,  справлял  в  лесу,  потому  что
удержаться на этой наклонной плоскости было просто невозможно.
   Я воспользовалась случаем расспросить его о  послевоенных  годах.  Он
числился некоторое время в лесных братьях и вспоминал  свои  героические
времена с большой гордостью. Иных его товарищей поубивали, иных выслали,
а Станиславу, как и некоторым другим деревенским дедам,  удалось  как-то
отвертеться. Из знакомых мне лиц он упомянул старикаЗвайгстиксаимясника.
Их тогда выслали, но Звайгстикс потом вернулся,  а  мясник  долгие  годы
где-то пропадал и вернулся только пару лет назад, когда умерла его мать,
и дом в самом начале деревни оказался пустым.
   Разговор кончился с приходом Андрея, уже успевшего сбегать на турбазу
в душевую и имевшего, по-прежнему, весьма деловой вид.
   - Садись в машину, мы уезжаем, - сказал он.
   Неплохо было бы переодеться, но он заторопил. Усевшись на сидение,  я
наивно осведомилась, куда это мы едем. Он посмотрел  на  меня  с  легкой
улыбкой, и, не ответив, легонько  коснулся  моей  груди.  Тысячи  молний
мгновенно пронзили тело, и я закрыла  лицо  руками,  устыдившись  яркого
дневного света и пристального взгляда моего любимого. Но он уже  заводил
машину, и через пятнадцать минут мы были в пустынной бухточке на  другом
берегу большого озера.
   - Я не могу больше ждать, - сказал он,  и  разогретый  солнцем  песок
стал нашим первым ложем.
   - Не уходи, - просила я во время коротких передышек, - я  ждала  тебя
всю жизнь, не уходи, - и он гладил мои волосы, и  шептал  нежные  слова,
пока жесткие глубинные силы не кидали нас друг к другу вновь и вновь.
   Стал накрапывать дождик, мы быстро искупались в посеревшем  озере,  и
уехали домой. Боже, какая разразилась буря в тот вечер, с какой  яростью
дождь бросался на черную землю, а она покорно впитывала  светлые  струи,
чтобы прорастить набухшие  зерна  своих  зеленых  детей.  Раскаты  грома
пробовали на прочность  возмущавшиеся  дребезгом  стекла,  но  нам  было
покойно и уютно в нашем  временном  пристанище  на  чужой  прибалтийский
земле.
   Нежное утреннее тепло  заставило  бы  поверить  в  полную  невинность
бытия, но сломанные верхушки сосен и вывернутые корни берез просили быть
настороже. Мы просыпались и засыпали  снова,  пока  темная  крыша  дома,
разогревшись, не наполнила комнату нестерпимым  жаром.  Пора  было  жить
дальше.
   Вопрос о завтраке уже давно не стоял, и  после  обеда  мы  играли  на
турбазе в настольный теннис, причем абсолютным победителем на  этот  раз
оказался  упитанный,  но  очень  шустрый  Барон.  Я  поднесла  ему  приз
победителя  (пятнадцать  капель),  и  призер  выпил  порцию   в   стойке
навытяжку, неубедительно изобразив щелк кроссовками.
   - Хорошо, но мало! - сказал он, на всякий случай.
   - Получишь добавку за свое предательство  от  папы  Мюллера.  Он  уже
готов простить тебе все, даже твоих белорусских родственников.
   Породистое  лицо  группенфюрера  выразило   негативные   чувства,   и
возмущение, катившееся из его глаз, огибая презрительно изогнутые  губы,
в центральную ямочку его  замечательного  подбородка,  уже  готово  было
поразить меня насмерть, как вдруг  он  счастливо  вздохнул  и  сказал  с
полным облегчением:
   - Зря обижаешь, я не раскалывался.  Тебя  бабушкина  внучка  засекла,
когда ты садилась в машину фотокорреспондента у турбазы. Так что,  плати
за моральный ущерб!
   У Барона была  возможность  обнаружить  мою  крайнюю  нетерпимость  к
нарушителям жизненных планов еще в прошлом году, когда Баронесса с Лидой
и  Татьяной  отправились  утренним  автобусом  по  окрестным   тряпочным
магазинам, а Барон остался нянчить сильно простудившегося Ваню. Я пришла
навестить их и тут вспомнила, что сегодня наш  совместный  с  Баронессой
день ангела. Пришлось послать няньку за кальвадосом. Он  мог  обернуться
на велосипеде за полчаса, но явился только к вечеру, поскольку  узрел  в
райцентровском кабачке своего  друга,  районного  архитектора,  с  очень
интересной компанией. У меня же был  предпоследний  день  моего  летнего
отпуска и тысяча дел, но мне пришлось отсидеть этот день с Ваней.
   Когда все вернулись, и в Вельминойбеседке был накрыт  стол,  Барон  в
свеженьком и  крайнедефицитном  костюме  фирмы  "Адидас",  предмете  его
сезонной гордости, приплыл пригласить меня на ужин в честь именинниц.  Я
развешивала в ситцевом  халате  только  что  постиранное  белье  и  была
совершенно непреклонна. С полчаса он меня  уговаривал,  но,  не  уломав,
решил действовать силой. Многочисленные  зрители  были  в  полном  курсе
событий, и, осуждая Барона за черный поступок, с интересом наблюдали  за
представлением. Для начала я  уцепилась  за  железный  столб,  но  через
двадцать минут он сумел лишить меня этой опоры.
   Следующие полчаса он тащил меня волоком, а я упиралась, как могла,  и
мы проложили глубокую песчаную  борозду  через  соседний  двор  прямо  к
Вельминой беседке, причем, он хорошо понимал,  что  ухватываться  нужно,
щадя мое женское достоинство, а я старалась не запачкать  его  новенький
костюмчик. При его росте и весе мое сопротивление выглядело героическим,
и  вспотевший  Барон  прилюдно  заявил,  что,  судя  по  всему,  женщину
изнасиловать практически невозможно, если не вырубить ее сразу.
   Пострадал Жеминин квартирант,  многоженец  Челентано.  Завораживающее
зрелище заставило забыть его про сигарету во рту, и она, дотлев,  сильно
обожгла ему губы. Я же, оценив усилия Барона,  осталась  в  беседке,  но
благостного застолья у нас все равно не получилось. Я испакостила вечер,
как могла, и это отклонение от нормы сильно ранило сентиментальную  душу
моего лучшего друга.
   После  чемпионата  Барон  получил  сатисфакцию  и  отправился  читать
Таракану сказку про Красного викинга, потому что живот  у  младенца  еще
побаливал.  Таракан  так  надоедал  папаше  этой  мало  распространенной
сказкой, что Барон как-то вырезал из дерева модель надгробья для  героя,
весьма рьяно защищавшего интересы малоимущих вдов и  обиженных  девушек,
украсив ее красным резиновым шариком.
   Неприличнее этого трудно было придумать.
   Услышав литературные призывы младенца, Андрей вспомнил, что просрочил
вчера  явку  в  библиотеку.  Туристы  самой  читающей  страны   в   мире
предпочитали заниматься этим в свободное от отпуска время, и мы  всласть
покопались на книжных полках пустынной библиотеки и мило побеседовали  с
библиотекаршей, скучавшей у переносного телевизора "Юность".
   - Я сегодня ездила в Неляй по всяким делам, и  привезла  то,  что  ты
хотела прочитать. Это роман Войновича, самиздатовский вариант, - сказала
Бируте, вынув из сумочки газетный сверток. Я искренне  поблагодарила,  а
она добавила:
   - Скажи своей приятельнице, что в Неляе  у  рынка  продают  бархатные
юбки.
   Мы попрощались,  и  библиотекарша  переключила  телевизор  на  первый
канал. На экране шла беседа  тележурналиста  с  упитанным  господином  в
темно-сером.
   - По-моему, это  Иван  Ильич  Сидоров,  заведующий  сектором  тяжелой
промышленности, - не утерпела я на прощание. Андрей посмотрел на меня  с
любопытством.
   - Ты что, всех их в лицо знаешь? - спросил он, когда мы вышли.
   - Всю колоду - от джокера до шестерок. Запоминается  с  детства  само
собой, я могла бы стать лучшим политинформатором института.  Мой  бывший
муж всегда гордился моими знаниями.
   - Мне больше импонирует твое знание кулинарных рецептов.
   - Да, для романтического героя ты слишком любишь поесть.
   - Не печалься,  для  кухарок  у  нас  все  пути  открыты,  вплоть  до
управления государством.
   - Я представляю этот  путь  в  виде  извилистого  темного  тоннеля  с
острыми зубами на входе и мужским  желудком  посередине.  Добираешься  с
трудом до середины, а там тебя уже переварили и выкинули.
   - Я отказываюсь сегодня от ужина.
   - Бла