актер,  и  я  не
стала противиться. Желающих позвонить было мало, и  Москву  Андрею  дали
довольно быстро. Из будки до меня долетали только отдельные слова, но  я
поняла, что он просит кого-то узнать, где точно  располагается  какой-то
поселок.
   Да, - подумала я, - у мужчин бывают дела всякие, и,  что  характерно,
разнообразные.
   По возвращению мы  отправились  в  новый  городок,  расположенный  за
пределами Национального  Парка  у  атомной  станции.  Комплекс  зловещих
зданий станции стоял неподалеку от городка, но проехать туда поближе  не
удалось. На въезде в городок стоял большой  деревянный  ряд,  украшенный
флагами разноцветных одежд и иконостасами импортных  сигарет.  Слышалась
польская речь, и  мы  медленно  двигались  по  шоссе,  минуя  "Шкоды"  с
иностранными номерами. Покупателей почти не было,  и  надежда  в  глазах
торговцев сменялась тоской по мере нашего продвижения вперед.
   Нас очаровала  главная  улица  городка,  где  были  продуманы  каждая
неровность местности, каждый камушек и каждое деревце. Невысокие домики,
слепленные  друг  с  другом  лесенками   с   площадками   и   низенькими
балюстрадами, толпились в веселой очереди за светом  и  теплом,  оконные
витрины сияли чистотой, и оранжевые  настурции  глядели  на  прохожих  с
умильной свежестью. У  стены  какого-то  общественного  зданьица  стояла
группа мужчин. Мы подошли поближе.
   На стене висело написанное от руки объявление о  предстоящем  митинге
русскоязычного  населения,  которое  составляло  среди  жителей  городка
значительную  долю  -  в  основном,  это  были  строители.  Человек  лет
шестидесяти с прекрасной осанкой раздавал желающим листовки с  протестом
против притеснения  некоренного  населения  местными  властями.  Мужчины
деловито обсуждали выдвигаемые требования.  Я  стояла  и  слушала,  пока
Андрею не надоело.
   - Пойдем, я куплю тебе местную газетку, - сказал он, - хотя у тебя  и
так пол-комнаты газетами завалено - не пойму, правда, зачем.
   - Детская слабость к заголовкам, но  мои  хозяева  в  восторге  -  им
хватает бумаги до следующего  лета,  -  оправдалась  я,  и,  отобедав  в
местном кафе, мы вернулись домой.
   Пакавене встретила нас тишиной. Мы решили сразу же отправиться в лес,
и на крыльце столкнулись со своими хозяевами  -  Жемина  вела  Юмиса  на
перевязку в медпункт турбазы.
   - Запирайте свои двери, - сказала она, -  к  мяснику  позавчера  воры
залезли и стекло выбили, а взять ничего не успели - их Ядвига  спугнула.
Наверное, деньги искали.
   Я снова поднялась  наверх,  и  это  возвращение  оказалось  для  меня
роковым. Минут десять я искала в кладовой висячий замок, а потом заперла
дверь, и, подымаясь на холм за  домом  ВацекаМарцинкевича,  мыуслышалисо
двора Лаймы, племянницы Юмиса, странный детский  вопль.  Маленький  Янис
стоялуоткрытойдверидощатогосараясрасширеннымиотужаса   глазами,    крича
ровно и на одной ноте.
   То, что мы  увидели,  было  ужасно.  От  сладковатого  запаха  крови,
сгустившегося в сарае, у меня тут же началась рвота, и Андрей вывел меня
из сарая.
   - Уведи мальчика! - сказал он. Я вытерла рот купальным полотенцем,  и
повела охваченного ужасом Яниса в наш дом. Дома была только старая  пани
Вайва, и, увидев нас из окна, она  рухнула  куда-то  назад,  но  тут  из
маленькой мастерской, пристроенной к сараю, вышел Стасис, и  я  крикнула
ему:
   - Скорее туда, Лайму убили!
   На мой крик выскочила тетка,  я  повторила  ей  про  смерть  Лаймы  и
попросила пол-таблетки седуксена.
   Она тут же принесла  половинку  таблетки  и  стакан  воды,  я  повела
мальчика в хозяйскую спальню, дала лекарство и уложила в постель. Он уже
не кричал и не плакал, но смотреть на ребенка было страшно.
   - Вот так и строй счастье на детской слезинке! - не выходило  у  меня
из головы.
   Из соседней комнаты донесся голос Андрея, он объяснялся по телефону с
милицией. Потом он выгнал меня из спальни, но через  пять  минут  и  сам
вышел оттуда с сообщением, что мальчик уже спит. Пани Вайва, успевшая  с
моей помощью проглотить капли  корвалола,  полулежала  в  кресле,  жадно
глотая воздух. Андрей наклонился к  ней  и  предложил  уснуть.  К  моему
удивлению, она тут же и уснула.
   - Посиди, пожалуйста, с ними здесь, если можешь, - попросил Андрей, -
и не отходи от дома, пока я не вернусь.
   Андрей ушел. Тут же вбежал белый, как мел, Стасис.
   - Где мой сын? - закричал он с порога, но я не понимала, о  ком  идет
речь.
   - Где Янис? - спросил он тогда и стал трясти меня за плечи.
   - Он в спальне спит, не кричи.
   Стасис ушел в спальню, но потом вернулся, сел на  стул,  закрыв  лицо
руками, и его забило крупной зябкой дрожью.
   - Примешь чего-нибудь успокоительного? - спросила  я,  выждав,  когда
дрожь стала утихать, но он отнял руки от лица и  ответил  так,  будто  я
задавала ему совсем другой вопрос.
   - Они не дали пожениться нам, потому что мы родственники,  но  я  все
равно сделал бы это. А теперь уже поздно.
   - Вот почему Жемина  все  время  скандалит  с  ним,  -  поняла  я,  -
прерогатива богов, простым смертным это не дозволено!
   Когда пришли хозяева, я сразу же  ушла  к  тетке.  Виктор  Васильевич
сидел,  насупившись,  а  тетка  имела,  как  всегда,  вид  деловитый   и
решительный.
   - Мы тут с Виктором подумали,  что  нужно  уезжать.  Но  как  быть  с
билетами? Обменять их сейчас сложно.
   - Хорошо, я займусь этим с завтрашнего дня,  и  уеду  с  вами.  Боюсь
только, эта счастливая мысль придет в голову сразу всем.
   Андрей уехал со "Скорой помощью", а милиция почему-то бегала по лесу.
Из своего окна я видела, как  к  дому  стягивались  испуганные  дачники,
потом появился на велосипеде Барон, и на руле у него висела  продуктовая
сумка. Он уже включился в общий разговор, но я окликнула сверху из окна.
   - Барон! Что там милиция делает?
   - Убийцу ищут. Говорят, он все это время в сарае за дровами прятался,
а когда милиция приехала, он в лес сиганул. А Баронесса точно  с  Кавены
не возвращалась?
   - Точно. Давай быстро туда. И вот еще  что  -  вчера  у  Вацека  бомж
крутился, тот самый, что велосипед украл. Будь осторожнее!
   Через полчаса семейство вернулось, мы пошли к ним  во  флигель,  и  я
рассказала все, что видела сегодня, умолчав  о  тайне  Стасиса.  Жить  в
Пакавене стало опасно, но смерть Лаймы была  настолько  чудовищной,  что
поверить в это было невозможно. Мы уговорили Барона  вооружиться,  и  он
пошел к Вельме за молотком. У Баронессы приступ страха  довольно  быстро
сменился приступом оптимизма, она любила вылавливать положительное  даже
из безнадежного.
   - Через три дня мы уезжаем, и отпуск все равно состоялся. Если убийцу
сейчас поймают, то мы еще на прощание походим по лесу.
   Акматическая фаза оптимизма после этой бодрой  фразы  так  же  быстро
сменилась надломом, знаменующим  резкий  переход  к  мемориальной  фазе.
Баронесса стала припоминать достоинства  Лаймы,  отметив  ее  чадолюбие,
аккуратность и приветливость. Мне было трудно  эволюцинировать  подобным
образом, потому что, в отличие от Баронессы, я лично побывала  на  месте
происшествия.
   - Мы с теткой хотим уехать  пораньше,  если  удастся,  -  сказала  я,
поняв, что срочный отъезд становится у меня уже навязчивой  идеей.  -  Я
пойду, пожалуй, к себе.
   Барон догнал меня у нашего дома.
   - Я тут кое-что хотел подарить тебе на прощание, - сказал он и  вынул
из кармана маленькую костяную фигурку.
   Фигурка изображала  банщика  -  лукавого  лысого  старика  с  жирными
покатыми плечами и круглым пузиком, скорчившегося  в  маленьком  тазике.
Самое занятное, что лицо старика сильно напоминало  лицо  моего  хозяина
Юмиса. Фигурка  была  из  новой  "нечистой"  серии,  над  которой  Барон
трудился в последнее время.
   - Может быть, они  после  Чернобыля  мутировали  и  расшевелились?  -
спросил он, глядя на фигурку, - каждый день  режу,  будто  кто  за  руку
водит.
   - Последний раз про оборотней говорили после войны, интересно сделать
статистику - не всплывают  ли  они  в  смутные  времена,  как  и  всякая
нормальная нечисть? Кстати, вырезал бы оборотня!
   - Я уже думал, но не могу. Проваливаюсь, как в черную дыру.
   Я взяла фигурку, поблагодарила, и мы расстались. Силовые поля  гуляли
по Пакавене со страшной нечеловеческой силой, и я прислушивалась к ним у
крыльца, пока они не повлекли меня в деревянную баньку, где Стасис, стоя
босыми ногами у турбазовской  койки,  примеривал  дуло  ружья  к  своему
подбородку.
   - При мне-то не надо! - сказала я ему, усевшись на краюшек  койки,  -
успеешь еще...
   Как ни странно, но он послушался и сел рядом.
   - Мальчик без тебя пропадет, на него  уже  и  сейчас  управы  нет,  -
сказала я ему тогда, а он отмахнулся и лег головой в  подушку.  Я  взяла
ружье и тихонько вышла. У крыльца стояли Юмис и Бордайтис-старший, вечно
небритый верзила лет пятидесяти, пахнущий машинными  маслами.  Я  отдала
ружье Юмису и ушла наверх. В комнате никого не было,  я  собрала  книги,
чтобы сдать их в  библиотеку,  но  историческое  произведение  Войновича
куда-то испарилось.  Тогда  я  спустилась  вниз  и  позвонила  Линасу  в
редакцию - телефон был в его визитке. Мы поговорили, а потом я покаялась
в потере и пообещала выслать зимой аналогичный экземпляр, если не  найду
этого. Вернувшись из библиотеки, я села настул спиной к окну,  и  сидела
так, пока не появился Андрей.
   - Я был вынужден оставить тебя. Как ты себя чувствуешь?
   - Спасибо, еще несколько трупов, и я привыкну.
   -  Я  тут  перекинулся  парой  слов  с  местными  врачами.   Убийство
произошло, видимо, поздно вечером.
   - Говорят, убийца прятался в сарае, пока мы там с тобой были.
   - Я в курсе событий. Сарай там соединяется лазом с курятником, и  ему
удалось выскользнуть через  этот  лаз.  Сын  Бордайтиса,  Юозас,  издали
видел, как какой-то человек убегал со двора в лес.
   Я не любила Бордайтисов. Старший  из  них  был  груб  и  заносчив,  а
младший, когда моя приятельница Галя жила у них в доме, не  давал  своей
квартирантке  прохода,  и  ей  пришлось  менять  хозяев.  Вдобавок,  они
разъезжали этим летом на серых "Жигулях". Моя подозрительность сейчас не
имела границ, и мне пришло в голову, что в сарае могло никого и не быть,
и история с таинственным незнакомцем могла быть просто выдумана.
   - Забыла тебе сказать! Тут у Вацека фигурировал хорошо известный  нам
бомж, и вчера вечером бомж просил у меня  прощения  -  дескать,  толкнул
нечаянно. Я видела ночью, как он уходил от Вацека  в  сторону  Лайминого
сарая - как раз перед твоим появлением у меня.
   - Тогда не исключено, что в сарае был  именно  он,  -  сказал  Андрей
довольно рассеянно, и я поняла, что он думает о чем-то другом.
   - Знаешь, мне что-то совсем страшно стало, и мы с теткой хотим уехать
пораньше. Завтра я попробую обменять билеты.
   - Сдай билеты, поедем все вместе на машине послезавтра, но  только  с
раннего  утра  -  тогда  можно  доехать  без  ночевки.  А  завтра  будем
собираться.
   - Не получится, дядька не переносит  автомобильных  путешествий,  его
родственники как-то пробовали этот вариант.
   - Тогда займемся завтра билетами.
   - Попробуем, хотя я почти не надеюсь на железнодорожную кассу.
   - Не волнуйся, - сказал он, - если касса не поможет, то билеты я  все
равно достану.
   - Как? - спросила я его.
   - Молча! - заявил он с обнадеживающей уверенностью. -  Я  пойду  поем
чего-нибудь, не хочешь со мной?
   - Я не могу, меня до сих пор поташнивает.
   - Да, тебе сегодня досталось, но ты была молодцом. Я быстренько, а ты
постели пока, и ляжем спать сегодня пораньше.
   Вернулся он,  действительно,  быстро,  и  мы  попытались  говорить  о
чем-нибудь постороннем, но мысли  все  время  возвращались  к  страшному
событию.
   - Знаешь, когда бомж повинился,  я  ему  поверила.  Он  не  похож  на
убийцу.
   - Как часто ты видела убийц в своей жизни?
   - В теленовостях иногда. А ты?
   - Я имел дело с патологическими типами, но, может быть, ты и права...
Мальчика жаль, вот! Он все еще спит, я сейчас заходил туда.
   Потом мы долго молчали, и мне показалось, что  Андрей  заснул.  Люди,
все же, крайне эгоистичны, и история с убийством уже уступила место моим
собственным проблемам. Моя  утренняя  решимость  куда-то  испарилась,  и
неопределенность положения снова стала тяготить меня.  Красивый  жест  с
символическим  сожжением  старой  жизни,  похоже,  был  вызван  минутным
порывом, и особенно грустным представлялся мой приезд в Москву, когда  я
в первую же ночь снова останусь одна. Я впервые  за  много  лет  ощутила
зябкий страх перед будущим одиночеством и содрогнулась.
   - Что, не спится? - спросил сразу же Андрей, обняв меня.
   - У тебя кто  в  Москве  -  мальчик  или  девочка?  -  спросила  я  и
почувствовала, как сразу напряглось его тело.
   - Девочка, в пятый класс  перешла,  -  ответил  он,  и  я  прекратила
расспросы.
   Уже засыпая, я вдруг вспомнила, что  минувший  день  был  днем  моего
ангела,  но  белый  ангел,  должно  быть,  ужаснулся,  покружившись  над
кровавым местом и предпочел остаться не узнанным. А может быть, я просто
не увидела его своими деревянными глазами, а он заглядывал мне  с  плеча
прямо в лицо, пытаясь сказать, что все зло этого мира только внутри нас,
и это в наших душах горят костры,  и  смрад  тяжелых  чугунных  помыслов
застит голубое небо, и нужно начинать с малого - не  топтать  цветы  под
окнами, не харкать в подъездах, не крушить могильных памятников.
   Я посмотрела на часы и поняла, что все-таки уже говорю с ангелом,  но
скоро мы расстанемся до следующего лета, и  нужно  спешить,  потому  что
всему в этом мире есть срок.
   - Я и так стараюсь не писать мимо унитаза и не красть чужих галош,  -
сказала я ему, - профессор Преображенский у нас в авторитетах ходит.
   Ангел смотрел на меня и молчал, а я отчаянно старалась понять, о  чем
же он молчит, но обе стрелки на часах уже сливались в одну темную линию,
и ангел взмахнул своими белыми крыльями,  потому  что  темный  знак  уже
отражался и ширился в моих глазах, и он взлетел, а мне не хватило только
одного единственного мига (не думай  о  мгновеньях  свысока!),  чтобы  с
хрустом вывернуть нежные лапки и, искалечив ангела, навсегда привязать к
себе. Мне так хотелось поговорить с ним подольше...
   Утром мы поехали на вокзал и заняли очередь в железнодорожную  кассу,
потому  что  надежда  обменять  билеты  все-таки  существовала.   Андрей
отлучался пару раз позвонить по телефону, но  связь  с  Москвой  сегодня
была плохой.  Я  получила  вожделенные  билеты,  пока  он  делал  третью
попытку, и тут же  на  перроне  столкнулась  нос  к  носу  с  директором
турбазы.
   Мы поздоровались,  и  мне  мгновенно  пришло  в  голову,  что  убитая
туристка была из Каунаса, что вполне соответствовало  его  прибалтийским
предпочтениям. Его серые "Жигули" постоянно стояли в  можжевельниках  то
там, то сям, и Жемина  всегда  комментировала  нам  маленькие  увлечения
директора. В моих  глазах,  видимо,  отразилось  что-то  такое,  что  он
остолбенел и удивленно  смотрел  мне  вслед,  пока  я  не  завернула  на
привокзальную площадь.
   - Да, тут манию преследования заработать - раз плюнуть, - подумала я.
- Скорее бы уехать! В Москву, в Москву, в Москву...
   Завернув на площадь, я столкнулась с Андреем.
   - Ну, что?
   - Поменяла, уезжаем через три дня.
   - Вот и славно. Я уеду в этот же день рано утром  и  встречу  вас  на
вокзале. А до  Москвы  мне  сегодня  дозвониться  не  удалось.  Попробую
завтра.
   Мы пообедали в маленькой  шашлычной  у  автобусной  станции.  Шашлыки
имели вид, вкус и запах пареной говядины, что было  не  удивительно  при
отсутствии у поваров черных усов и широких кепок - я никогда  не  видела
этих шашлычных атрибутов на территории  Национального  Парка.  В  Москве
экспансия шашлыков и пиццы уже шла полным  ходом,  но  судьба  пиццы  на
плохих российских дорогах была незавидной.
   После обеда мы зашли в  мое  любимое  место  -  магазинчик  уцененных
товаров, где всегда можно было натолкнуться на всякие занятные вещицы.
   Вот и сейчас на прилавке виднелись маленькие скульптурки животных  из
теплого мрамора, и рублевые ярлыки на  них  свидетельствовали,  что  они
безнадежно вышли из моды. Кроме этого,  я  купила  на  три  рубля  шесть
мужских галстуков  на  резинках  в  комплекте  с  маленькими  карманными
платочками. Судя по их попугаечно-желтому цвету и полоскам люрекса,  они
были родными братьями тех галстуков, которые красовались на голых шейках
Суслика и  Татьяны.  Моя  последняя  покупка  крайне  обеспокоила  моего
любимого.
   - Марина! Я ношу скромные парижские, мне такая красота не  к  лицу  -
будет отвлекать женское внимание.
   - Если для тебя это так важно, то я пущу  их  на  свои  коллажи  -  я
занимаюсь ими немного в свободное время.
   - Боюсь, у тебя его не будет, - сказал он, а я промолчала в ответ.
   Когдамыприехли,тозасталиводворе следователя милиции и  много  всякого
другого люда.
   Следовательустроился       в        беседке        и        опрашивал
всехподрядовчерашнихсобытиях.  Постоялец   Вацека   пропал,   но   Вацек
утверждал, что тот и не ночевал у него ни в день убийства, ни  накануне.
Где ночевал бомж, Вацек не знал, но  вчера  утром  он  заявился  еще  до
прихода первого автобуса из райцентра. После второй ночи бомж вообще  не
появлялся.
   Я отлучилась  сообщить  тетке  о  билетах,  и  та  пошла  сворачивать
потихоньку свое дачное  хозяйство.  По  возвращению  мне  тоже  пришлось
доложить следователю,  при  каких  обстоятельствах  я  увидела  в  сарае
кровавое месиво, и когда  я  видела  бомжа  последний  раз.  Старушки  с
удовольствием       довели        до        следователя        подробные
сведенияопроискахВиелониса.    Они     хором     процитировали     пункт
антиалкогольного постановления об оскорблении человеческого достоинства,
итутдоменя    дошло,чтоВиелонисдействительнокуда-тоисчез    еще    вчера
вместесосвоейпалаточкой. Да, дела...
   Андрея    тоже    не     было     видно,     но     вскорея     нашла
егонахозяйскойполовинедома  околопани  Вайвы.  Не  в  силах  подойти   к
любимому окну, она лежала под открытым ситцевым пологом в своей  высокой
постели на четырех матрасах и смотрела невидящими глазами  в  телевизор,
где тележурналист беседовал с упитанным господином в темно-сером.
   - Это Сидор Ильич Петров, заведующий сектором пропаганды и  агитации,
- опознала я козырного короля в этом раскладе.  Пани  Вайва  при  звуках
моего голоса вздрогнула и прошептала:
   - Это волосатый убил Лайму, - и, переведя глаза на Андрея,  добавила,
- береги ее, он рядом ходит.
   Следователь уехал, народ разошелся, а у меня по-прежнему не было иных
желаний, кроме быстрого отъезда. Я не была пессимистом,  но  мои  дурные
предчувствия, как правило,  сбывались,  а  статистика  -  вещь  великая.
Странные сны, снившиеся мне  этим  летом  в  Пакавене,  были  постоянным
тревожным фоном моего бытия, и пани Вайва знала,  о  чем  говорит.  Было
совершенно очевидно, что все беды этого мира уже  водят  хоровод  вокруг
меня, и это черное кольцо постепенно смыкается.
   - У нее живот был выпотрошен, - сказала я вслух, когда  мы  вышли  на
крыльцо.
   - Мне жаль, что ты это разглядела.
   - А ты тем вечером никуда не отлучался от умывальника? -  спросила  я
Андрея от отчаяния, потому что хотелось лечь в кладовку  и  не  выходить
оттуда никогда.
   - В алиби у меня, действительно, прокол, хотя ты  и  не  доложила  об
этом следователю, - ответил он очень серьезно,  -  но  меня  не  было  в
Пакавене в день убийства туристки.
   - Барона тоже не было, - размышляла я вслух, - значит, его тоже можно
не  опасаться.  Еще  одного-другого  можно  отвести...   Женщины   точно
отпадают?
   - Не пройтись ли нам по опушке леса, вкусненькая  ты  моя,  -  сказал
Андрей, - сейчасэтосамоебезопасноеместо, убийца в ближайшеев