Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
й шее и принесла аптечку. Пока Андрей
обрабатывал рану, мы с Вельмой молча смотрели друг на друга, и в глазах
ее метался, застывая на короткие мгновения, тот самый вопрос, ради
которого мы и пришли.
Потом она провела нас к себе в гостиную, где уже сидел высокий
человек с густыми бровями, ее средний сын Титас. Мы поздоровались, он
осмотрел нас очень внимательно и сказал, обращаясь к Андрею:
- Я звонил сегодня по вашей просьбе в столицу и навел о вас справки -
рекомендации неплохие. Вчера вы сказали, что хотите поделиться со мной
некоторыми соображениями, я внимательно слушаю.
- Со вчерашнего дня уже кое-что произошло, - Андрей вынул пакет с
ножом и положил его перед прокурором, - на нем отпечатки пальцев
мясника, сегодня он чуть не убил Марину.
- Мы говорили с ним недавно по поводу смерти лесничихи. Он рассказал,
как она принимала таблетки в очереди за сахаром, - произнес ошеломленный
прокурор.
- С вашего разрешения я расскажу все по порядку, - начал Андрей, но
тут Вельма внесла кипящий чайник и три тарелки со своим коронным блюдом
- жареными свиными ушами с черным горохом. Я попросила только горячего
чаю, чтобы согреться, и Вельма принесла чашки и теплый шерстяной платок.
Вельма вышла, мужчины молча ели, и прокурор поглядывал на нас из-под
кустистых бровей, а когда чашки опустели, то Андрей рассказал историю с
серыми "Жигулями", оранжевым свитерком и прочими деталями.
- Меня эти случаи заинтересовали с профессиональной точки зрения.
Дело в том, что аналогичные события периодически имели место в городе
Херсоне, областном центре Восточной Украины, начиная с 1957 года.
Последний случай был зарегистрирован три года назад. Подозревалось
людоедство, а этим аномальным явлением у нас активно занимались со
времен голода на Украине и Поволжье. До войны в Херсонской области это
не было редкостью, но после войны рецидивы уже почти не случались.
Во всех случаях почерк был один, но преступника так и не нашли.
Убивали только молодых женщин, убийство не сопровождалось изнасилованием
- что достаточно необычно, резала твердая рука, из трупов исчезали
внутренние органы, и, в первую очередь, это касалось печени. Однажды я
совершенно случайно узнал от старого врача, бывшего священника, что
весьма сходный случай имел место в пятидесятых годах в Якутии. Он
подозревал какого-то нерусского ссыльного, но не знал его имени и
точного местопребывания.
Когда я услышал здесь о подобных убийствах этим летом и ранней осенью
сорок девятого года, то у меня как-то сама собой сложилась определенная
рабочая версия, и я заручился некоторой поддержкой в вашей столице.
Следовало сложить в уме серые "Жигули", долгое отсутствие искомого лица
в Пакавене, предполагаемый возраст его и наличие спортивной обуви
Каунасского производства. На этом основании я и посетил дом мясника,
пока он был занят на службе, надеясь обнаружить в доме что-нибудь
особенное.
Я посмотрела на левую руку Андрея, а прокурор опустил уголки губ и
покачал головой.
- Вот, значит, кто стекло ему выбил! Но официального заявления от
мясника не поступало. Ядвига, правда, говорила, что воров было двое.
- Ей показалось.
- Но что вы там искали?
- Ничего заранее определенного. Ножа, во всяком случае, я не искал -
это по вашей части. Мясник, прожив в доме уже более года, совершенно не
тронул обстановки, и в комоде под старым женским бельем лежала связка
его писем покойной матери. Обратным адресом в письмах значился город
Херсон, а в более старых письмах - поселок Медвежья Падь с номерами
спецпочты. Я попросил своего коллегу просмотреть еще раз бумаги
священника и уточнить местонахождение поселка Медвежья Падь. Поселок,
как оказалось, находится у Хандыги, а место, где священник служил
фельдшером, располагается совсем неподалеку.
Дом мясника крайний в сторону райцентра, и на коротком отрезке шоссе
до поворота на песчаный карьер машину с туристкой видели только двое -
Марина и звонарь. Звонарь, по-видимому, первым связал этот случай с
мясником и тем давним убийством вашей сестры, за что и поплатился жизнью
- так же, как и его отец. Марину мясник узнал позже и тоже захотел
замести следы. Я не исключаю, что он пытался зарезать и дочь звонаря -
ведь она могла что-то знать. Возможно, именно его и спугнули в лесу как
раз во время обеденного перерыва в магазине, но это только догадки. А
бомж просто ночевал в сарае и повесился, поняв, что снова попал в
переплет. Вот, собственно говоря, и вся история.
Прокурор сидел, не касаясь спинки стула, и лицо его окаменевало по
мере продолжения рассказа.
- Где он сейчас? - спросил он, наконец.
- Тело должен завтра найти лесник, мясника задрали кабаны на наших
глазах у огорода за Кавеной, когда он попытался скрыться, испугавшись
моего появления. Мне жаль, я хотел с ним поработать.
Прокурор долго молчал, погрузившись в какие-то свои мысли, и Андрей
добавил.
- Завтра мы уже уезжаем со стариками, Мариниными родственниками. Что
вы намерены предпринять?
- Мама, - сказал прокурор, не повышая голоса, - что мы собираемся
делать?
Дверь тут же открылась, и на пороге стояла Вельма. Вид ее был ужасен,
но она сказала твердым голосом:
- Я хочу посмотреть на него. Если он мертв, оставим все, как есть -
не нужно больше тревожить память нашей девочки.
Титас вопросительно посмотрел на Андрея.
- Я в отпуске, - сказал Андрей, - и моих интересов в этой истории
теперь не проглядывается.
Они сели втроем в машину прокурора и уехали под раскатами грома.
Лесник после похорон жены ночевал у новой подруги, и растерзанное тело
убийцы по-прежнему лежало возле изгороди. Старая Вельма с сыном
посмотрели на останки мясника, а дождь, бушевавший в Пакавене в тот
вечер, смыл их следы. Андрей вернулся домой мокрее мокрого, но я уже
успела согреть постель.
- Я теперь обязана тебе жизнью, спас все-таки Красную Шапочку от
серого волка.
- Имеет место быть, не спорю! Но я не смог предотвратить вашей
встречи, и это печально. Давай сегодня покончим со всеми нашими
страхами!
- Ты думаешь, это возможно?
- Наверное, появятся новые, и в этом ты права. Но это, в конце
концов, и называется жизнью.
И он начал рассказывать, а дождь лил так упорно и густо, что окна
исподтишка округляли в темноте свои очертания, норовя превратиться в
корабельные иллюминаторы.
- Когда мне было двадцать шесть, и я подрабатывал после защиты
кандидатской в платной поликлинике, ко мне на прием пришла очень
красивая молодая женщина, актриса, и я тут же влюбился без памяти.
Онапопаланезадолгодоэтоговавтомобильную катастрофу, еемужпогиб,а она
отделалась головным ушибом ижаловаласьнапериодические головныеболи - это
мешало учить ей роли.
Через несколько месяцевмы поженились, и я удочерил ее годовалого
ребенка. С общими детьми мы решили повременить - ей нужно было работать
на сцене, но, спустя три с половиной года после
свадьбы,унееобнаружиласьмозговая опухоль. После операции она с трудом
узнает только своих родителей, с которыми и живет то время, пока не
находится в клинике. Я часто бываю там и помогаю, чем могу, но живу с
дочерью и своей матерью.
- Я не разводился с женой, до сих пор в этом не было необходимости. А
сейчас болезнь прогрессировала, и разводиться с умирающей женщиной я не
стану, - закончил он, - я собирался рассказать тебе все это, но сначала
не получилось, а потом я боялся ошибиться.
- Что скажешь, Марина Николаевна? - спросил он, потому что пауза
затягивалась.
А пауза затягивалась, потому что мозаика рассыпалась. Я открыла
чемодан, покопалась в нем и извлекла на божий свет злополучный конверт -
мне нужно было выиграть время.
- Хочу повиниться. Это я получила от брата своей знакомой, он служит
там, где надо. Здесь должны быть сведения о твоем семейном положении, но
я так и не вскрыла его, как видишь.
- Впредь будешь запрашивать по месту моей работы, это немного проще,
- сказал он не без укоризны, а потом надорвал край конверта и с большим
интересом углубился в текст.
А я металась в поисках выхода из ситуации, потому что плачущая Нора
снова умирала от горя. Ей бы признаться честно, что нянька в детстве
уронила, и ботиночек ортопедический при ходьбе жмет, и хронический
гайморит в дождливые сезоны обостряется, но принц поцелует ручку и можно
будет до посинения всматриваться в его потухающие глаза. Ах,
непреклонность королевы-матери! Ах, бюрократические проволочки в
канцелярии римского папы! И все станет ясно - ведь мы с ним большие
любители полутонов, и вот уже темная ночь уносит Нору из замка в
небытие, и тело вздрагивает на дорожных ухабах, и сосновые лапы царапают
крышу кареты, и...
- Да, не спорю ... Остальное тоже соответствует истине, контора на
высоте, - сказал он, наконец. - Но кое-чего существенного здесь не
написано. Например, того, что моя жена всегда звала во сне своего
покойного мужа Бориса Веснянского, и я жил с этим много лет. Он тоже был
актером, а она так и оставалась его женщиной, пока не потеряла память. И
вообще наша семейная жизнь складывалась тяжело, я был своей жене кем
угодно - отцом, врачом, нянькой, зрителем, но не тем, кем хотел стать.
Потом я понял, что она больна, и шансов у меня нет.
- И какие у тебя планы? - спросила я, и он слегка удивился этому
вопросу.
- Я уже сказал матери во время своей поездки в Москву, что женюсь на
тебе, так что можешь, наконец, пожалеть меня и согласиться. У меня самые
незамысловатые представления о счастье - накувыркаешься на работе,
придешь домой - а там ты сидишь.
- Андрей, ты же не любишь, когда тебя жалеют, так что давай не
спешить. Оставим все пока на своих местах.
Он посмотрел на меня недоумевающе, но я уже собралась мыслями и
сквозь землю не провалилась.
- Тебе, действительно, предстоит трудная осень, зачем же сейчас
осложнять ситуацию - кто знает, какие отношения у меня сложатся с твоей
дочерью и матерью, а дома тебя в ближайшее время не застанешь, как я
понимаю. Если родится ребенок, тогда и будем что-нибудь предпринимать.
- Пару минут назад я бы отдал голову на отсечение, что тебе
смертельно хочется спать в моей постели каждую ночь. Что, ноша
показалась непосильной?
- Текст ультиматума был недостаточно продуман. Там ничего не
говорилось о крайней необходимости совместного проживания.
- Я полагаю, торг здесь не уместен.
- Как скажешь, но у нас наверху выражаются по-другому - другой
альтернативы нет.
- Да, - сказал он, - похоже, я ничего в этой жизни так и не понял.
Полная профессиональная непригодность. Что тебе нужно, Марина?
- Я уже сказала, текст русскоязычный.
- Я устал от всей этой чертовщины. Тебе ли бояться оборотней, милая
моя? Да ты и сама, при случае, кому хочешь брюхо вспорешь.
Он оделся и ушел, а я не выбежала на шум мотора, и этим ускользающим
в соснах звуком и закончилось мое страшное и счастливое лето в Пакавене,
когда сказки так тесно сплелись с реалиями, что я уже не могла отличить
одно от другого. К концу отпуска в наличие были все необходимые
компоненты - скромная образованная девушка, Красавец средних лет,
сумасшедшая супруга, маленькая воспитанница и несостоявшаяся свадьба.
Можно было переписывать дамский роман, не слишком отчуждая его от
стереотипов современного массового сознания. Для этого следовало бы, к
примеру, намекнуть на аберрантный характер сексуальной ориентации
героини в период обучения в закрытом учебном учреждении и особую роль
наставницы, обыграв далее, как следует, невосполнимую потерю любимой
подруги.
Все остальное можно было бы оставить без изменений в качестве
многочисленных наслоений на инфантильных розовых побуждениях героини,
представив брачный союз с окривевшим в пожаре Красавцем в качестве
мимикрической адаптации сознания современной тусовщицы к викторианскому
стилю, совмещая это с подсознательным пробуждением комплекса мистера
Гумберта в душе Джен Эйр при виде розовенькой Адели, потому что все
помышление сердца человеческого - зло от юности его (Бытие 8 - 20).
Автором версии, однако, следовало бы указать злобную нимфетку Яло,
потому что Оля этого написать не могла - Оля могла выдать на-гора только
честный и простодушный рассказ о своих приключениях в Королевстве кривых
зеркал. Она числилась в команде Тимура и носила Красную Шапочку, снимая
ее только в своей колыбели, и портреты основоположников взирали тогда на
спящую пионерку с некоторым подозрением. Конечно, она уступает место в
автобусе ветеранам ВОВ и носит пирожки старушкам, но почему она
предпочитает ходить к старушкам узкой тропинкой в малиннике, когда
вполне можно было свернуть от автобусной остановки на широкую грунтовую
дорогу и идти по ней вместе со всеми? Один бог знает, когда она бывает
настоящей, и не возродить ли нам пирамидки с некоторыми дополнительными
вольностями, исходя из духа времени?
Да, в этом мире можно изгадить все - можно переиначить Шекспира и
Чехова, можно выпачкать калом мемориальные доски, можно курить в лифте,
но куда же деться, если стоишь у столба с десятью заповедями лицом к
лицу с собеседником, и ваши лица не отличить никому?
Ночь я просидела над своим чемоданом, а в пять утра надела на шею
бабушкино жемчужное ожерелье и вышла на крыльцо. По мокрому шоссе во
весь опор мчались милицейские машины, но спустя два часа они уже
вернулись, и у дома мясника раздался женский вой - Ядвига опознала
останки своего соседа.
Тетка приготовила на веранде горячий чай, и я, наконец, согрелась.
- Как там дела у вас обстоят? - спросила она, - я слышала, Андрей
Константинович ночью уехал.. - Пока неважно.
- Марина, я вижу, что получается нескладно, и очень виновата перед
тобой. Ведь я же все знала, но он согласился ехать в Пакавене с
условием, что я никому не буду рассказывать о его семейном положении. Ты
уж пойми меня, Виктор совсем плох, только и держится благодаря Андрею
Константиновичу, а я дала слово молчать.
- Да, ладно, от фамильной честности никуда не денешься, тетя Ната.
Каждый раз, когда я пытаюсь лукавить, судьба играет со мной злую шутку.
Мы собирались уехать в райцентр автобусом, но Стасис договорился с
сыном Бодрайтиса, и тот отвез нас к вокзалу на серых "Жигулях". Жемина
плакала при расставании, потому что тетка впервые приехала к ней перед
рождением близнецов и была свидетелем всей ее жизни. Я попрощалась с
Юмисом, пани Вайвой и старым Станиславом, послезавтра им предстояло
хоронить Лайму. Впрочем, пани Вайва уже была совсем плоха, и меня не
узнала. Старая Вельма подарила мне на прощание мельхиоровое колечко с
желтым непрозрачным янтарем, которое было на ее дочери в тот роковой
день, и оно пришлось мне впору. Она сказала, что теперь, когда убийца
наказан, ей не страшно умирать.
- Позвони там моим по приезду, успокой, - попросил подошедший к
машине Славка, - я звонил вчера и сказал, что все теперь в порядке, но
они все равно хотят сдавать билеты. Пусть едут.
- Слушай! Сегодня услышишь здесь новость, так не бей зря тревогу, это
происшествие будет последним.
- Почему? - спросил он, включив на мгновенье свой мыслительный
аппарат.
- Потому! - ответила я. - Но это совершенно точно.
- Я смотрю, ты тут не скучала. Черт возьми, почему это со мной ничего
не случается, кроме выговоров начальства?
- Я позвоню, - пообещала я, - приятного отдыха!
- Не запутайся там в своих сказках, - добавил он на прощанье, но я
уже знала, что завтра кончается, наконец, мое запоздалое детство, и
странные сны оставят меня навсегда. Я уезжала, оставив за бортом всех
своих покойников.
Янька с Вацеком выползли из своего деревянного терема проститься со
мной - опухшие щеки, трясущиеся руки, жалобные глаза.
- Там под крыльцом сарая остатки спирта, - сказала я им после
короткой процедуры прощания, - я его уже развела.
Они подозрительно взглянули друг на друга и кинулись через огород к
сараю. Янька лидировала, но ее высокие каблуки запутались в желтеющих
огуречных плетях, и она ухнула оземь, измазав в грязи открытое
прозрачное платьице из темного шифона на маленьком черном чехле. Вацек
уж совсем было вырвался вперед, но она извернулась и схватила его за
ногу. В результате Янька финишировала первой, присосавшись к горлышку
бутылки прямо на трибуне.
Когдамыприбылинаперрон, яувиделатамЛауму, она провожала на
поездженщину среднихлет с властным спокойным лицом. Ясразуузналаее это
былаихглавнаяреспубликанскаяведьма, и у нее было большое политическое
будущее. ОнародиласьвНеняе,соседнемрайцентре,гдесейчас в новом доме о
шестнадцати углах жила ее взрослаядочь Казимира. Дом строила бригада
Юмиса, и он рассказывал, что в молодости не раз танцевал с главной
ведьмой на вечеринках. А сейчас она переехала в столицу, куда районные
неформалки летали вырабатывать свою национально-зеленую платформу перед
ежегодным симпозиумом на горе Броккен.
- Знаешь последнюю новость? - спросила я Лауму, - мясника вчера
вечером задрали кабаны.
- Мне Титас звонил, - сказала она, - тело Залаускаса сегодня в
половине пятого утра лесник обнаружил.
Мне его не жаль, в молодости совсем зверем был - резал и своих, и
чужих, как только его тогда не убили!
И тут я поняла, что впервые услышала фамилию мясника, в деревне его
называли только мясником.
Залаус, кровавое божество зла и раздора, лежал вчера там, за лесным
озером.
- Я хорошо знаю их волчье племя, - продолжила она, - его предки еще у
Шумских в фольварке работали, а отец мясника служил у моей матери
скотником в свинарнике. Горазды они были до сырого мяса, за что их
нелюдями всегда считали. Странные были люди - боялись выходить в лес в
темное время.
- В деревне говорят, что Ядвига, соседка мясника, ждет от него
ребенка. Так что еще один Залаускас здесь у вас появится.
- Да, у них только мальчики родятся. Ну, хватит о нем! - сказала
Лаума. - У меня такая радостная новость - моя дочь завтра приезжает. Она
решила не идти в аспирантуру, а работать здесь, у нас. Так что, мы снова
будем с ней вместе.
- Молодой ведьме хватит работы в пакавенском лесу, - подумала я,
услышав ее ответ, а вслух поздравила Лауму, ведь для нее это было важней
всего на свете.
Но мы еще не знали, что Ядвига в эту минуту рожает в отчаянных муках
странного недоношенного мальчика с коротким волосатым хвостиком на
копчике, с немедленной смертью которого и закончится династия людоедов
Залаускасов. Смертью этого странного мальчика закончится и мой тайный
договор с местной лесной нечистью, так мило навязанный мне княгиней
Шумской, и моя задача, как я понимала только теперь, сводилась к одному
- довести дело до кровавой разборки в сумеречный час в нужном месте.
Подсадная утка! Боги - что хотят, то и делают!
Последний раз беспутный ветерок районного масштаба пытался расплести
мои волосы, но мне уже было не до него. Мы обнялись со Стасисом, пожелав
друг другу удачи без всяких слов, и его лицо было последним, что я
запомнила на отплывающем назад перроне. Счастья тебе, мой милый лесной
странник, сыновней любви, хорошей охоты и крепкого сна! Может быть, мы и
встретимся когда-нибудь на тех дорогах без начала и конца, что