ны, а потом задирают головы и  следят  за  движением
вертолета.
   - О великий, чудесный дух, удостоивший меня видеть лицо свое! Я  тут!
- восклицает Фауст и поворачивается к Маргарите. - Мой  друг!  Теперь  в
дорогу! Во имя наших жарких нег решись со мной на мой побег!  Скорей  со
мною из острога!
   - Поздно, Дубровский, - ехидно замечает Маргарита, провожая  вертолет
глазами.  Вертолет  исчезает  за  железным  занавесом,  а  она   садится
оплакивать дочь жемчужным бисером. Фауст затевает свару с псом, а в  это
время большая оранжевая стрекоза появляется уже на экране, левее  гнилых
мостков. Из люка выбрасывают рыбачью сеть. На сцене тем  временем  Фауст
решает стать депутатом городской думы.
   - ... рай зацветет среди моих полян,  а  там,  вдали,  пусть  яростно
клокочет морская хлябь, пускай плотину точит, - формулирует  он  высоким
прыжком и низким приседанием  суть  своих  предвыборных  лозунгов,  пока
черный пес слизывает жемчужины, компостируя их на противоположном выходе
вкладом в швейцарский банк. Маргарита молит  о  спасении  дочери.  Голос
свыше, из вертолета: "Спасена!"
   Во втором акте действие происходит в аду. Бесы закладывают на детской
слезинке колледж с уклоном в  предпринимательство  -  как  раз  напротив
созвездия Водолея, где братья Карамазовы мучают  друг  друга  этическими
вопросами. Слезинка принадлежит детям, чьи родители терпят адские  муки,
не в силах оплатить обучение. У Маргариты - no problem,  но  ее  мучает,
что больше трех поколений интеллигентов подряд в ад никак не попадает  -
то война, то репрессии, то дороговизна. Маргарита вступает в дискуссию с
братьями Карамазовыми и начисто спивается.
   В третьем акте детских слез в  озере  все  прибывает,  и  это  грозит
затопить весь мир, ибо к этому времени уже всякая плоть  извратила  путь
свой на земле, и земля наполнилась злодеяниями и растлилась перед  лицом
Божьим, но потом дело получает отсрочку, озеро временно  замерзает,  все
успокаиваются, но в маленькой полынье каждое  утро  всплывают  размокшие
письма, где химическим карандашом значится, что девочка все же  была,  а
греческий хор тут же трансформирует это  утверждение  в  вопрос,  и  все
хором запрашивают,  а  была  ли  девочка  вообще,  и  что  понимать  под
девочкой?
   Следующим утром Андрей с Жеминой поехали в  больницу  за  Юмисом-того
уже подлатали и отпускали на амбулаторное лечение.  Барон  топтался  под
окнами с узелком в руках, и, когда Андрей вернулся,  мы  попрощались  со
всем двором и выкатили на шоссе.
   Вчерашний чугунный день кончился, по-настоящему,  только  в  середине
пути, когда мелькание зеленых сосен и красных черепичных крыш  сложилось
в простую радостную мелодию. Столица жила  своей  жизнью,  и  по  улицам
ходили с неприступным видом нарядные девушки, весьма интересовавшие моих
спутников с сугубо этнографической (по крайней мере, они так утверждали)
точки зрения. Они глубокомысленно обсуждали по ходу движения длину  ног,
качество волосяного покрова и предполагаемый темперамент  туземок,  пока
я, чувствуянавязаннуюмнерольнеодушевленного предмета, вскипала медленно,
но верно. Тут они еще поддали жару, и я поняла, что надо мной  методично
и согласованно издеваются, то  есть  получают  два  удовольствия  сразу.
Одного из них - моей возмущенной реакции - я тут же их и лишила.
   На главной улице  с  хорошо  знакомым  по  всем  городам  нашего  еще
нерушимого Союза названием мы быстро  нашли  маленькое  кафе  с  низкими
потолками, а потом отправились  на  главную  площадь,  где  ослепительно
белые здания  выглядели  игрушками,  увеселявшими  гигантов  в  железных
кольчугах, пока те не дрались между собой тяжелыми мечами  с  узорчатыми
рукоятками. На Пионерской  улице  стояла  такая  же  игрушечная  красная
церковь, но пионерам ходить туда  строго  воспрещалось.Длянихтут  же  на
углу высилась башня,  всесоюзно  известная  по  пионерским  играм  юного
Электроника иего недруга с подозрительным именем Урий.
   Мальчики отправились в картинную  галерею,  а  я  осталась  сидеть  в
сквере, поскольку уже дважды бывала в этом музее и каждый  раз  получала
озноб и непонятное кожное раздражение. Видимо, в  стылом  воздухе  этого
большого каменного мешка жила какая-то специфическаямикрофлора, и  я  ей
решительно не нравилась. Рисковать  собой  сейчас,  когда  мир  оказался
переполненным пышноволосыми валькириями, не хотелось.
   Мы   оттранспортировали   Барона   к    художественному    общежитию,
удостоверились, что его усыновили,  и  отправились  на  поиски  ночлега.
Решили заночевать прямо в машине в самом центре города у  реки,  где  на
другом берегу громоздился холм с широкой каменнойбашней. Идея была не из
лучших, но альтернативным вариантом служила ночевка в пригородных рощах,
а это представлялось менееопределенным и требовало большего времени.
   Выбранное местечко выглядело на удивление диковатым и безлюдным,  но,
едва мы стали раскладывать сидения и  гнездиться,  как  мимо  промчалась
огромная собака-боксер с многорядным  металлическим  монисто  на  шее  и
бухнулась с разбегу в воду. Когдавслед за ней к реке с криками: "Дольче,
стой!" промчался джентльмен лет сорока в безукоризненном костюме, собака
уже вернулась на берег без монисто.Спустя пять минут появился  "Москвич"
с  московским  номером,  из  машины  вышла  нарядная  дама,  и   они   с
джентльменом пустились критиковать действия своей мокрой суки.
   Андрея разобрало любопытство, и он отправился  к  реке  с  намерением
предложить свою помощь.
   После  недолгих  переговоров  он  разделся  и   принялся   нырять   в
экологически грязную городскую воду. Наконец, раздались крики: "Ура!", и
Андрей потряс в воздухе чем-то металлическим.  После  того,  как  Андрей
переодел мокрое, странная троица приблизилась к нашему  бивуаку,  причем
все, включая собаку, выглядели весьма довольными.
   Оказалось, соотечественники приехали в местную столицу по  важнейшему
делу. Предполагалось  их  красавицу  спарить  с  лучшим  республиканским
кобелем той же спортивной породы.  Списывались  полгода,  и  на  свадьбу
родители явились разодетые  в  пух  и  прах,  развесив  на  шее  невесты
иконостас с  выставочными  медалями.  При  первых  признаках  ухаживания
девочка встревожилась, а при вторых -  уже  мчалась  по  улице  к  реке,
протаранив квартирную дверь.
   Потеря  иконостаса  была  кош-марной  утратой,  и  нашедшего  ожидало
недурное вознаграждение.
   Антонина  Федоровна  и  Леонид  Валентинович  ос-тановились  у  своих
дальних  родственни-ков  во  временно  пустующей,  в  связи  с   летними
отпусками, трехкомнатной квартире. Узнав о нашей си-туации  с  ночлегом,
они  предложили  нам  занять  на  пару  дней  одну  из  комнат.   Андрей
вопросительно посмотрел в мою сторону.
   Воз-можность принять душ - вот что оказалось решающим, и  я  сказала,
что мы почтем за честь ночевать  под  одной  крышей  с  такой  гордой  и
независимой феминисткой.
   Неожиданно  подвернувшееся  жилье  оказалось   недурно   обставленной
квартирой  с  очень  просторной  ванной.  Наши  благодетели   предложили
располагаться и сказали, что оставляют  нас  с  Дольче  на  пару  часов,
отправляясь с извинениями  к  республиканскому  кобелю.  Собака  тут  же
улеглась спать под дверью, а  мы,  поглядев  друг  на  друга,  помчались
наперегонки занимать  ванную.  Я  оказалась  первой  и  быстро  щелкнула
задвижкой, а неудачник начал было жалобно подвывать под дверью,  но  ему
без задержки ответили из-за угла встревоженным лаем.  Укушенный  мужчина
уже  не  годился  на  многое,  включая  управление  рулем  и   столовыми
приборами, поэтому пришлось отпереть дверь.
   - Ну что ж, - сказал Андрей, входя в душистую пену,  -  с  остальными
задвижками я справлюсь сам.
   На мой взгляд, это была нетрудная задача, но мой  любимый  отнюдь  не
спешил воспользоваться открывшимися возможностями. Настойчиво и нежно он
увлекал меня в такие беспредельные пропасти, где, как  ненужная  шелуха,
слетали все мои роли в этом мире, кроме одной. Я  поняла  это,  когда  и
сама  стала  черной  космической  пропастью,  с  беспощадной   жадностью
захватывающей все боевые корабли своего вечного противника.
   Но звездные войны иногда кончаются  временным  перемирием,  и  Андрей
отнес меня в спальню, уничтожив швабройследы сражения.
   - Отдохни немного, я бы и сам непрочь, но светские обязанности,  увы!
- сказал он, быстро одеваясь к столу.
   Наши случайные хозяева были приятно удивлены  бутылочкой  грузинского
вина и соответствующим съестным антуражем, припасенными нами загодя  для
вечернего ночлега у реки. И вообще, увидев не разграбленную  квартиру  и
целехонькую Дольче, они, вероятно, испытали определенное  облегчение  от
своего  легкомысленного  поступка.  Общая   беседа,   однако,   началась
несколько необычно, поскольку сегодня были сороковины моей бабушки, и мы
сообщили об этом своим собеседникам.
   Леонид   Валентинович   занимался   какими-то    сложными    научными
исследованиями в непонятной никому области знаний, а Антонина  Федоровна
преподавала сопромат в техническом вузе. Этой женщине, видимо,  искренне
нравилось преодолевать  сопротивление  материалов,  и  она  уже  отлично
водила приобретенный недавно автомобиль. Муж  был  озабочен  предстоящей
защитой докторской диссертации, и получать права ему было некогда.
   Мужчины стали обсуждать диссертационные  проблемы,  потом  перешли  к
пакту Риббентропа -  Молотова  и  текущим  политическим  событиям.  Пока
джентльмены гарцевали друг перед другом,  соревнуясь  в  компетентности,
изяществе  формулировок   и   совершенстве   социальных   адаптаций,   я
внимательно слушала рассказ  об  особенностях  собачьего  воспитания,  и
свирепое личико медалистки начинало казаться уже приятным и дружелюбным.
Несмотря  на  крайнюю  занятость,  ближайшие  уши  джентльменов   слегка
отвисали в дамскую  сторону,  и  в  этот  момент  они  казались  родными
братьями.
   Антонина Федоровна походила нежным овалом лица  и  слегка  вздернутым
носом на американскую киноактрису Кэтлин Тернер. Она явно была из породы
трудяг, но ей нравилось выходить из новенького автомобиля в длинной шубе
с породистой собакой на поводке у Большого театра, и  мелкие  спекулянты
театральными билетиками почитали за  честь  принять  купюры  из  холеных
бриллиантовых рук такой шикарной дамы.  Это  был  ее  собственный  малый
театр,  абсолютно  не  влияющий,  впрочем,  на  твердость   политических
установок.
   - От добра добра не ищут, - сказала она мне, хотя весь Союз уже стоял
на ушах, ожидая перемен.
   Оценить это утверждение по достоинству можно  было  только  несколько
лет спустя, когда соль, сахар и спички исчезли без объявления  войны,  и
радужные мечты о капитализме, как о теплом загнивающем  месте,  где  все
сидят на своих местах, только хорошим работникам платят гораздо  больше,
чем плохим, разбились в пух и прах.
   На вопрос, чем же меня так привлекает отдых в Пакавене,  я  ответила,
что меня радует резкая смена двух жизненных систем - зимней официальной,
со строго установленными  правилами  игры,  иерхахическими  барьерами  и
теплым унитазом, и летней, где все относительно, и нет  дистанции  между
людьми, где  слегка  вникаешь  в  великие  деревенские  хлопоты,  слегка
занимаешься бытом, но по-настоящему волнуют только две вещи - застольная
беседа и любовные переживания (последние два слова джентльмены  уловили,
и их уши вспухли до чудовищных  размеров).  Пакавене  -  очень  красивая
декорация для летнего карнавала, а в ее лесах, где  нет  высокой  густой
травы, примятой  ранними  грибниками,  всегда  кажется,  что  ты  прошел
первым.
   Моя собеседница совершенно зачарованно слушала мой гимн  Пакавене,  а
потом  подробно  расспрашивала  про  наш  дом,  про  хозяев   и   прочих
обитателей. Я подумала, что число дачников в нашей деревушке может скоро
увеличиться.
   - Вашей девочке будет неплохо в Пакавене, туда многие привозят  своих
собак, - сказала я, а девочка подняла ухо и завиляла обрубком хвоста.  Я
засмеялась, но Дольче терпеть не могла быть объектом  смеха  и  обиженно
залаяла.
   Пора было расходиться, и после светских бесед Андрей  заснул  мертвым
сном, а мне вдруг показалось, что я у  себя  дома,  и  я  смотрела,  как
жемчужный свет скользил по начищенному паркету, наплывая на простыни,  и
легкий запах  восковой  мастики  клубился  в  лунных  лучах  затейливыми
броуновскими движениями, смешиваясь у шелковых штор со  сладким  липовым
ароматом. Покой всегда имеет запах  и  звук,  и  я  вслушивалась  в  эту
пахнущую уютом субстанцию, пока  не  уловила  в  темной  комнате  где-то
совсем рядом приглушенное тиканье часов. Звук  шел  со  стороны  книжной
полки, висевшей сбоку от кровати, и там, за стеклом, рядом со  словарями
стояли небольшие электронные часы в форме  яйца  коричневато-золотистого
цвета.
   Я отодвинула стекло и взяла их в руки. Точно такие же  часы  уже  лет
десять стояли на книжной полке в моей комнате. Мне подарили  их  в  день
рождения, когда я оканчивала школу, и в этот день было так много гостей,
что я не успела развернуть все свертки сразу, и мне  так  и  не  удалось
узнать потом, кто же из гостей принес этот подарок. Я уже  ставила  часы
на  полку,  но,  получив  из  темноты  бесшумный  сигнал,  обернулась  и
натолкнулась на взгляд Андрея. То ли часы не успели уцепиться за  полку,
то ли хвостиком кто-то махнул,  но  -  бах!  -  яйцо  распалось  на  две
золотистые половинки, круглая батарейка  покатилась  по  полу,  и  время
остановилось.
   - Иди ко мне, - сказал Андрей, - с часами завтра разберемся.
   Я пришла и тут же забыла о часах, и последнее, о  чем  я  подумала  в
этот вечер, было совсем коротенькое -  на  этом  свете  мне,  собственно
говоря, больше ничего и не нужно, и я засыпала легко и быстро, словно  с
меня сняли угловатый негабаритный груз, так натиравший  плечи,  и  можно
было немного отдохнуть.
   Я засыпала, но скучающие жены французских послов, изнывая от зависти,
уже плели по темным углам комнаты свой гнусный заговор.
   Ах, закрыть бы мне окна в тот вечер, но шелковые шторы уже выгибались
парусом, и женский шепоток уносился на крыльях беспутного  Бангпутиса  в
гнездо Вейопатиса, а когда господин прибалтийских  ветров  угомонился  в
гнезде своем, свитом из душистых пакавенских трав, то  шепоток  ядовитой
каплей упал на ухо вечного сеятеля вражды, а тот смертельно  скучал  под
сосной, вращая красными белками всех  ненавидящих  глаз,  и  ноздри  его
раздувались в  тщетных  поисках  кровавого  следа,  но  никто  не  хотел
умирать, и фиалки цвели этой  ночью  в  Национальном  парке,  и  липовый
аромат дурманил городскую землю, где мы уже спали, касаясь друг друга, а
яд  расползался  по  телу  недремлющего   монстра,   сжимая   сосуды   в
торжественном спазме, и сеятель примял когтями черную  пашню,  и  семена
раздора на поле трудов его  проросли  с  первыми  солнечными  лучами,  с
ненавистью прорвав оболочку.

Глава 9

   Утром мы поднялись вчетвером на высокий холм  с  массивной  башней  и
долго рассматривали этот  большой  город  с  его  непонятной  жизнью  на
задворках Западной Европы. Спустившись  с  высоты,  мы  договорились  со
своими случайными спутниками о вечернем походе  в  какой-нибудь  местный
ресторан и разъехались по своим делам.
   На площади нас уже ждали  Алоизас  и  Барон,  и  наш  абориген  решил
показать   гостям   столицы   достопримечательности,   разбросанные   по
чистеньким улицам вокруг центральной  площади,  которую  мы  уже  успели
осмотреть  вчера.   Потом   мы   отъехали   подальше,   и   побывали   в
этнографическом музее и огромном барочном костеле, чей силуэт,  временно
изуродованный строительными лесами,  отчетливо  проглядывался  с  башни.
Алоизас показывал свой город с официальной  торжественностью,  и  в  его
изложении  исторические  пласты  выстраивались   в   четкую   окаменелую
последовательность. Большинство объектов было мне  хорошо  известно,  но
любовью нашего гида знакомые здания окрашивались живым и теплым светом.
   Он как-то признался, что не чувствует в  русских  любви  к  родине  -
наверное, размеры родины слишком велики. Меня тоже занимал в юности этот
вопрос, но постепенно мне стали очевидны некоторые особенности истинного
русского патриотизма - он был молчаливым. Как  только  любовь  к  родине
облекалась  прямыми  словами,  слова  утрачивали  адекватность  чувству.
Любовь к России требовала негромких косвенных слов, а вот про Одессу или
город Долгопрудный можно было попеть громко и всласть.
   Проверить эту модель в условиях военного времени  мне,  как  и  всему
моему поколению, к счастью, не пришлось, а судить по плакатам, фильмам и
романам было очень трудно, поскольку даже последние приключения  Шерлока
Холмса и доктора Ватсона разят у мистера  Дойла  казенным  патриотизмом.
Кто знает - клюнет жареный петух, и мы запоем все скопом  о  России  без
всякого напоминания сверху!
   И кто знает, зачем мы уезжаем в чужие края? Быть может,  потому,  что
смертельно завидуем тому несчастному бунинскому болгарину, что шептал  в
российской  сутолоке  имя  далекой  родины?  А  может  быть,  мы  втайне
надеемся, что нас позовут обратно, шепча наше  имя  на  тесной  кухоньке
среди не мытой с горя посуды, и мы  полетим  назад,  чтобы  в  ближайший
праздник вывесить на доме свои флаги без всякого напоминания сверху?
   Удовлетворенный нашим искренним интересом Алоизас окончил  экскурсию,
и мы доложили  о  наших  вечерних  планах.  Дружная  пара  собутыльников
приняла их с восторгом, Алоизас тут же указал на  весьма  приличный,  по
его мнению, ресторан, и мальчики  умчались  умываться,  переодеваться  и
искать себе спутниц в художественном общежитии. Мне пришлось отправиться
в парикмахерскую, а Андрей выразил желание заглянуть в книжные магазины,
что было совершенно стандартным  занятием  путешественников  в  условиях
строжайшего книжного дефицита на Руси.
   Когда я вышла на улицу, Андрея еще не было. Я  заняла  наблюдательный
пост под старой городскойлипой и стала разглядывать нарядный и солнечный
мир. Сегодня я любила всех, и  все  прохожие  любили  меня,  но  все  же
проходили мимо, торопясь жить своими буднями и праздниками,  и  когда  я
увидела вдалеке знакомую фигуру, то сердце сразу же замерло от  счастья,
потому уж он-то точно шел ко мне. И я пошла навстречу своему любимому, и
мы обнялись, как после долгой разлуки.
   - Тебе не нравится моя прическа? - обеспокоилась я его молчанием.
   - Я не сразу узнал тебя, - сказал он, а я так и не  смогла  решить  -
хорошо ли это, или плохо.
   Мы застали своих соседей по квартире уже на месте. У  меня  в  запасе
было  открытое  прозрачное  платьице  на  маленьком  черном   чехле   и,
присовокупив к нему старомодное  жемчужное  колье  и  туфли  на  высоких
каблуках, я прочла в  мужских  глазах,  что  выгляжу  совсем  не  плохо.
Впрочем, прекрасно в этот летний вечер выглядели все, но от меня в  этот
день исходила такая неуемная энергия, что я  летела  на  крылышках  чуть
впереди машины, и залетные ресторанные вампиры при моем появлении  сразу
всполошились и заняли выжидательную позицию.
   Спустя некоторое время, однако, пора было уже признать, что изменение
моего динамического  стереотипа  сказалось  на  эмоциональном  состоянии
Андрея Константиновича  самым  пагубным  образом,  что  инициировало,  в
конечном итоге, спад моей внутренней активности, повлекший  определенную
психическую ригидность вампиров, продвинутую во времени минут на десять,
не более. Ребята не любили зря терять время, но я не была в обиде -  так
было привычней, ведь на меня оглядывались только тогда,  когда  я  этого
хотела.
   Андрей Константинович сидел  напротив  меня  в  легкой  задумчивости,
сулившей некоторые неожиданности, что, однако, не мешало  ему  ухаживать
за окружающими дамами, когда этого требовали обстоятельства, и выглядеть
при этом голливудским