Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
ремя сюда не
сунется. И я у тебя не только для украшения.
Сбор грибов рождает особое состояние духа, близкое буддийскому
понятию "самадхи", составляющему первую ступень к нирване. В
определенный момент полностью отключаешься от суетного бытия, и
начинается таинственный процесс восстановления нервных клеток. Я
согласилась на опасное предложение, и мне, действительно, сразу
полегчало в тихом и пахучем мире зеленых фитонцидов. Высохшие лишайники
потрескивали под ногами, а черничники уже набирали силу для нового
урожая, и на песчаной гряде недалеко от дома мы нашли кучу разноцветных
сыроежек, но, по случаю отсутствия дождей, грибы кишели червями, и это
снова навело меня на печальные мысли.
- А про какого-такого волосатого говорила пани Вайва? - не утерпел
Андрей уже на подходе к дому.
- Местные старухи говорят, что девушек убивают здесь вот таким же
образом уже триста лет. Они грешат на вилктака, от которого в юности
убежала пани Вайва, сломав при этом ногу на крыльце. Вилктаки - это
местное название вервольфов, волков-оборотней. Они не любят леса и
околачиваются обычно около жилья.
- Похоже, все женщины в Пакавене сошли с ума, но женская интуиция
вещь великая! А ты что думаешь сейчас по поводу оборотней?
- Смываться нужно скорей!
Мы уже спускались к зеленому соснячку за домом Вацека, когда Андрей
вдруг остановился.
- Смотри, дверь сарая открыта! Ее же вчера закрыли и опечатали на
моих глазах.
- Может быть, следователь сегодня забыл закрыть? - предположила я,
почувствовав глухую тревогу.
- Вообще-то, они ребята не из забывчивых, а это дело на особом
контроле. Постой здесь, я посмотрю, - сказал Андрей, а потом зашел в
сарай и не выходил, пока я не закричала.
- Похоже, убийца сам повесился, - сказал он, тут же показавшись в
дверях, - ты говорила, у Эугении есть телефон?
Мы прошли на другую половину двора. На стук вышла хмурая учительница.
- Нельзя ли позвонить от вас в райцентр, пани Эугения? - попросил
Андрей. - Дело срочное, а мне сейчас неудобно тревожить своих хозяев.
Она разрешила, но из комнаты выходить не стала. Когда Андрей изложил
по телефону суть дела, у нее побелело лицо, и она ринулась в сарай.
- Тадас! - кричала она, обнимая ноги покойника, - Тадас, прости меня!
Мы остолбенели, а постаревший почтальон раскачивался под скрипящими
балками сарая, и чудовищно распухший язык торчал из обветренных синих
губ, как последнее письмо этому жаждущему информации миру.
- Пани Эугения! Сюда уже едет милиция. Вы уверены, что хотите сейчас
давать показания? - заметил Андрей, и эта фраза мгновенно отрезвила
женщину. Она отошла от трупа, оглядела нас и сказала довольно твердо:
- Сейчас я уйду, но прошу вас не говорить, что я была здесь, и что я
тут говорила. Это мой бывший муж, но у него сейчас другое имя, и я не
хочу, чтобы меня связывали с этой историей - мне здесь жить и умирать!
- Хорошо, - сказал Андрей, - но взамен я попрошу побеседовать со
мной. А сейчас, Марина, отведи пани домой. Считайте, что вас обеих здесь
не было.
Мы едва успели скрыться в доме, как стальные вороны прилетели клевать
свою падаль, поставляемую Пакавене этим летом с завидной регулярностью.
Ужас, сжимавший мое сердце с той минуты, как я увидела открытую дверь,
куда-то испарился - мое тело исторгло его, как своего разрушителя.
Всегда есть предел, за которым нужно защитить себя неприятием зла и
бесчувственностью.
Грузная Эугения сидела на стуле молча, и стул привычно скрючился под
тяжестью ее чугунных мыслей.
- Мы не причиним вам никакого зла, пани Эугения.
- Хорошо, приходите поговорить, но не сегодня, а завтра с утра.
Все уже были в курсе последней утешительной новости, и дети, словно
голуби, отпускались на волю, и скоропостижные отъезды отменялись, и
единодушное мнение, что изверга совесть замучила, высказывалось в каждом
дворе.
Меня окликнули. Альтернативный полубомонд стоял у шоссе в полном
сборе. Наталья Виргай, лучший знаток русского языка и литературы в
пакавенских кругах, выразила все обуревающие обществом чувства -
растерянность, тревогу, страх и протест против насилия - следующим
образом:
- Что это за ... твою мать у вас здесь каждый день происходит?
- Принцесса, - ответила я ей словами Шварца, - вы так молоды и
невинны, что, невзначай, можете сказать что-нибудь ужасное.
- Как там говорят, можно снова ходить в лес? Хотелось бы искупаться
на Кавене!
- Как говорит моя коллега Яна Копаевич, во всем нужна выжидательная
позиция, кроме как в получении денег. Но, если в купальных костюмах, то
можно! Understand?
- Ask! - ответили они, и большим стадом отбыли на Кавену, но Натальин
сын уехал на велосипеде в обратную сторону - мать велела ему привезти на
озеро купальник. Я осталась у шоссе, потому что не знала, что же теперь
нужно делать, словно попала в зловещую паузу, когда время ведет свой
счет в полной пустоте, и нет смысла в отсчете секунд, потому что деревья
не растут, камни не разрушаются, и стариться некому.
Я все еще пребывала в этой нематериальной субстанции, когда мальчик,
размахивая флагом, проскользил мимо меня на велосипедике по теплому
черному асфальту. Я пригляделась к флагу. На палке было примотано то,
чего в Пакавене никто никогда не видел - верхняя часть купальника его
мамаши. Это зрелище прервало мои страдания, как внезапно появившийся
вертолет мгновенно (не думай о мгновеньях свысока) прерывает страдания
Дубровского в известном клипе "Аквариума".
Впрочем, нечто в этом роде ранее имело место в фильме "С тобой и без
тебя" с участием Будрайтиса, где семейная ссора хуторян, не вступивших в
колхоз, прерывается появлением никогда не виданного ими трактора, и это
тоже выглядело неплохо, хотя тракторы к тому времени уже существовали, и
парадокс имел в этом случае не временной, а пространственный характер,
подобно наблюдаемому мной феномену На ум тут же пришло приземление
самолета в джунглях на глазах у затерянного африканского племени и
появление deus ex machina в финале греческих трагедий.
Корни подобных явлений, безусловно, гнездились в еще более далеком
прошлом, когда пришельцы являлись неандертальцам в до сих пор еще не
опознанных летающих объектах, но в этом случае, при явной
пространственной разобщенности цивилизаций, временная составляющая вела
себя предельно странно, поскольку эволюционно-продвинутый инопланетный
социум явно предшествовал нашим первичным организациям.
Слегка порассуждав, я вернулась во двор. В беседке в полном
одиночестве сидел старый сапожник, пьяный в стельку.
- Лаба дена, пан Станиславос! - обратилась я к нему с максимальной
почтительностью, но он посмотрел на меня тяжелым взглядом и произнес
непонятное:
- Курва, сгубила парня!
Я слегка оторопела.
- А ты геть с глаз, все вы одной породы, - рявкнул он на всю деревню
и погрозил кулаком куда-то вбок, из чего следовало, что курва находилась
именно там. Я вдруг поняла - он говорит об Эугении, а загубленный
парень, как следовало из реплики, был совсем неплохим. Мне снова стало
не по себе, но тут за домом заурчал мотор, и богом появившийся из машины
Андрей сообщил, что на подошвах ботинок и одежде висельника нашли следы
крови, и дело, видимо, закроют.
Итак, все кончилось, но Пакавене осталась без счастья, потому что имя
Лаймы было именем балтийской богини счастья, и выпотрошенное тело ее
скоро оттает в теплой земле, и изморозь на ресницах прольется последней
слезой, и душа, откружившись над Пакавене положенный срок, взлетит ввысь
с чувством выполненного долга. Ведь мифы нужно кормить, вот кровавая
мясорубка и мелет с чавканьем и хрустом, чтобы девушки корчились на
подушках от страшных снов, чтобы женщины покрепче запирали свои двери, а
старухи шептали, замирая от ужаса: "Это он, волосатый..."
- Прости меня, Лайма, - думала я, - ты попалась ему случайно. Я ведь
знаю, зачем он кружил тем вечером у нашего дома, и это я должна была
лежать сейчас там, где лежишь ты - в тихой мерзлоте с белым инеем на
ресницах.
Баронесса упаковывала свои вещи, поэтому мы поужинали вдвоем с
Андреем у себя в комнате и пошли прогуляться перед сном к большому
озеру. На другом берегу его светились огоньки, но Лаумы там не было, она
улетела в Неняй, соседний райцентр, где в новом доме о шестнадцати углах
жила Казимира, молодая ведьма, дочь ее задушевной подруги.
Ведьмы жили без мужчин, рожали только девочек и давали им свои имена.
Задачей каждой молодой ведьмы было устроить так, чтобы мужчина не смог
предъявить отцовских претензий - милые привычки слепленной из глины
Лилит. Мужчины отвлекали бы от управленческих дел, и вообще без мужчин
легче быть сильной.
Солнце уже село, небо темнело неравномерно, переливаясь тысячами
полутонов, и редкие облака плавали огромными массами пышно взбитых
сливок, вырвавшимися из фарфорового плена. Но озерная гладь впитывала в
себя всего два цвета - черным обозначалось небо, а белым прорисовывались
облака, и двойники этих сливочных масс, спрессовываясь на поверхности
воды, выглядели уже запыленными снежными сугробами.
- Похоже, в моем зазеркалье происходят те же трансформации, -
подумала я с горечью, - но кого это интересует?
- Постой тихонько, я уже тысячу лет к тебе не прикасался, - предложил
мой спутник, и ласковые руки обвили сзади мои плечи, но я устала от
крови и тайн, и мне сейчас были нужны только слова.
- Не суетись под клиентом! - тут же материализовались слова из
воздуха, и грязненький мяу шлепнулся мне на плечо, сразу обнаружив свою
суть черного гения. Он улетал от меня каждый раз в день белого ангела, и
я уже не первый год знала, как именно он проводит этот день. Дурные
привычки Королевской Аноластанки копировались им с большим энтузиазмом,
и легкий запах серы от его лапок свидетельствовал, что мяу весь день
копался в помойке за нашим огородом, куда Славка Фрадкин на днях
выбросил капустные очистки, несмотря на строгий наказ Жемины
складировать их в ведре для поросят. По возвращению с помойки кошачья
лексика всегда оставляла желать лучшего.
- Пошлость есть скрываемая изнанка демонизма, - осадила я
зарвавшегося блудного сына, а он тут же раскаялся и, ловко подхватив
тему, запел голосом преподобного отца Сергия, - под демоническим плащом
таятся Хлестаков и Чичиков, и феерический демон обращается в
безобразного черта с копытом и насморком...
Его фраза, судя по тому, как он косил глаза в сторону, означала, что
ангел уже приступил к службе и начал открывать страшную правду о своем
конкуренте.
- Сволочь, - подумала я, как Сталин о Берии, - но ведь как предан!
- Не организовать ли мне гарем методом клонирования, - заметил Андрей
с нескрываемой досадой, - что-что, а в этом случае всегда под рукой
найдется женщина, которая будет мне рада.
- Яполагаю, в Москве твои мечты сбудутся - кто-нибудь, да всегда
окажется под рукой, - отрезала я быстро и зло.
Его руки больно сжали мои плечи, потом обмякли и исчезли. После
некоторого молчания он произнес:
- А, тебя, наконец, прорвало! Признаться, я ожидал этого еще вчера
вечером. Я так понимаю, что программа-максимум оказалась несовместима с
вечной любовью?
- Через два дня мы уезжаем, и ты зря сжег мои таблетки.
- Они тебе больше не понадобятся, через день ты начнешь стараться изо
всех сил родить мне ребенка.
Мальчики, как ты говоришь, любят портить красоту, а это самый
цивилизованный способ. Не тифом же тебя заражать!
- Соцобязательства, значит! И как раз к концу апреля! Встречный план
тоже возьмешь?
- Я не против, если получится двойня, - сказал он с обезоруживающей
улыбкой, - как там у тебя с наследственностью?
- Андрей, я не стану распоряжаться чужими судьбами, я вольна
распоряжаться только собой, и готова видеть тебя раз в неделю. Полагаю,
эта схема поведения тебе давно уже знакома. Сможешь приходить?
- Почему ты никогда прямо не спрашиваешь, как я жил до встречи с
тобой - неужели тебе не любопытно?
- Сначала я была уверена, что ты свободен, а потом не хотела ничего
не знать.
- А сейчас?
- Оставим ненужные разговоры!
- Вот именно! На этом месте я всегда получаю хороший мужской отпор, и
мне это не нравится. Чего ты так боишься, Марина?
- Ничего, кроме излишних сложностей. У меня ведь сейчас все в
порядке! Оклад - двести рублей.
Прирабатываю переводами. Отдельная квартира. На учете в
психдиспансере, тубдиспансере и милиции не состою. Семьи нет. Связи,
порочащие моральный облик, имею. В чужие дела не вмешиваюсь. Не
находишь, что для еженедельного контакта характеристика отличная?
- Добавь - в картах везет!
- Хочешь подвести итоги?
- Да, и итоги не слишком утешительные - мы оба не доверяем друг
другу.
- Что именно тебя беспокоит?
- Знаешь ли, жизнь, все-таки, сложная штука, и я не застрахован от
ошибок. Вот так ошибусь на минутку, а ты таких дров наломаешь, что потом
не исправить.
- И ты хочешь подстраховаться! Может быть, объяснишь мне детали
нового предложения, я не могу блуждать в потемках.
- Я не буду тебе ничего объяснять и обещать, а ты сделаешь так, как я
хочу. Можешь назвать это потемками, но мне нужно твое полное доверие.
- А как быть с первой заповедью? Никак, ты уже метишь на место
господа бога?
- Роль тургеневской девушки тебе удавалась недолго, пока...
- Пять минут до боцманских шуток!
- Не перебивай старших, хотя ты, безусловно, уже взрослый человек, и
ты совсем не похожа на обиженную девочку в светлом платьице, к которой я
так спешил из Москвы. Честно говоря, меня это вполне устраивает, но у
меня концы с концами никак не сходятся, и я так и не понял, кто ты.
- И, несмотря на это, ты строишь планы на будущее?
- Я решил, что не стану больше копаться в мотивах твоих слов и
поступков - меня теперь интересует только то, что у черного ящика на
выходе.
- На выходе только одно - я никуда не денусь от тебя.
- Ты сделаешь так, как я хочу?
- Слишком похоже на ультиматум.
- Похоже, не спорю, но мне надоело сомневаться. До отъезда я должен
знать о твоем решении.
- Давай, оба подумаем.
- Давай, лучше, уничтожим своих внутренних врагов.
О, боже! Как всполошился мой бедный ангел, как захлопал крыльями и
захлопотал, а потом уселся на теплую печку этаким гномом в сером армяке
и стал важно рассуждать, гоняя палец под вздернутым носом:
- Понятие - есть понимаемое в понимающем. Бесконечное богатство
данных, приобретаемых ясновидением веры, анализируется рассудком.
Непоколебимая твердость...
- Будет тебе, Хомяков, угомонись!
Тогда он вздыбил спинку и замурлыкал мне на ухо. И это было
неотразимым аргументом в его пользу, потому что белый ангел прилетал
редко, а пушистый черный комок на моем плече был единственным верным
товарищем все последние годы, когда я просыпалась по утрам, и никого
больше не было рядом. Нам было уютно вдвоем.
Глава 13
Утром мы проснулись втроем, то есть в том же составе, что и засыпали
вчера вечером. Они оба не ушли от меня, хотя маленькому я умышленно
наступила на хвост, а большому предложила отправиться в свою комнату.
- С какой это стати? - спросил он меня совершенно нагло.
- Все равно ты сделаешь это не сегодня, так завтра.
- Я же сказал тебе, Марина, теперь будет по-другому, - ответил он тем
же тоном, - займи свое место у стенки.
- Как скажешь! - пожала я плечами, - по пустякам можно и уступить.
Я отвернулась к стене, но коту никак не лежалось на моем плече, и я
уже засыпала, а он все щелкал зубами помоечных блох и вылизывал свои
серные лапки. Ему явно хотелось поговорить, как и нашему третьему
компаньону - тот тоже был еще живее всех живых. Начало разговора,
впрочем, я продремала.
... - оправдывался третий, - нам, действительно, нужно быть немного
богом, такие уж мы с ним ребята.
- А! Так у меня все-таки есть выбор? - отвечал ему мой голос, - в
таком случае я выбираю его, а не тебя.
Он прямой и честный парень, без всяких, там, подвохов и претензий на
мою бессмертную душу.
- Имеет место быть! - приосанился честный парень.
- Черт! - сказал третий. - Теперь я хорошо понимаю, почему баб на
корабли не берут. В пять минут всех перессорят до смертоубийства!
- Жаль, вас всего двое. Втроем было бы удобней - тут тебе и
производственная ячейка, и на троих, и богом легче представляться -
раскаявшиеся грешницы от умиления будут сами клонироваться!
- Этого добра нам и так хватает, только успевай стряхивать, -
продемонстрировал честный парень мужскую солидарность, и тут мяу не
выдержал. Шерсть его мгновенно вздыбилась, он зашипел и вцепился когтями
в голову честного парня. Тот взвыл одновременно со своим напарником, и
они отшвырнули кота в сторону.
- Ой-ой! Разве так можно!
- Деяния, продиктованные пассионарностью, легко отличимы от обыденных
поступков, совершаемых вследствие наличия общечеловеческого инстинкта
самосохранения, личного и видового, - отчеканил мяу свою дежурную фразу,
уловив краем глаза мое пробуждение, и я отдала должное этому прохвосту.
Он убил этим сообщением сразу двух зайцев, изящно закруглив свою
несанкционированную беседу, с одной стороны, и оправдав передо мной
сомнительный характер своих действий порывистой и жертвенной
преданностью, с другой.
- Ни себе, ни другим! Типичный случай патогенного поведения! -
продолжал кипятиться честный парень. - Уснуть спокойно не дадут!
- Это, чтобы посторонние круглешочки не снились, - заметила я холодно
возмущенному фрейдисту, поглаживая дрожащую шерстку кота.
Когда воинственный пыл мяу достиг разумных пределов, я почесала
своему двойничку под подбородком, разобрала пальцами колтун на левом
боку, вытащила блоху из уха и убрала с хвоста репей. Мяу урчал, лизал
мне щеки и переворачивался на спинку, подставляя брюшко, раздутое
трупами экологически чистых мышей, еще вчера шнырявших по огороду в
добром здравии.
Боже мой, как мы любили друг друга в этот час, как сливались в
трепетном волнении наши души, как убедительно звучали в ночной тишине
нежные клятвы. Я обещала мяу вымыть его завтра шампунем от блох,
разрешить при случае валяться на деловых бумагах и никогда не наступать
на хвост, а он мне - носить белые одежды, не ступать лапками в гнилую
капусту и не красть моих ролей ("Козлом буду, если..."). Наконец, он
забрался мне под кожу плеча, и дополз, деликатно раздвинув мышцы и
сухожилия розовым носиком, до моего несчастного сердца, мгновенно согрев
его своим тепленьким тельцем. Коты всегда устраиваются около больного
места.
И мы заснули, а утром я подозрительно всматривалась в Андрея
Константиновича, пока он управлялся с колодезным воротом, умывался и
завтракал ленивыми варениками со сметаной, но он казался воплощением
спокойствия, гарантом стабильности и голубем мира, вернувшимся на ковчег
с оливковым листиком, когда воды сошли с земли, и Господь уже
раскрашивал свой заветный мост между дивным городом с прозрачными
воротами и мокрой горой Арарат, и под его кистью красные вожди
любовались желтыми бабочками с реки Хуанхэ, и оранжевое солнце светило
фиолетовым принцам, когда те расплетали на зеленых берегах моря волосы
голубых принцесс. Несть иуде