х  бокал  с
бренди. Это был мощный мужчина, солидный живот которого выдавал изрядный
аппетит и склонность к кайфу. Будучи дюйма на четыре ниже Алекса, он все
же был мужчиной рослым, почти шесть футов. Ариэль  этот  человек  всегда
нервировал, может, потому что никогда не смотрел ей прямо  в  глаза.  Но
сегодня он был подчеркнуто  внимателен,  во  всяком  случае,  приветливо
улыбался и глаз не отводил.
   Взяв у Алекса бокал с бренди, Ариэль лишь сделала вид, что отхлебнула
От спиртного ее всегда тянет в сон, что  вообще-то  совсем  неплохо,  но
только не сейчас, когда Алекс смотрит на нее, как кот, изготовившийся  к
прыжку.
   - Ну что ж, моя дорогая, рад встрече,  -  с  подчеркнутым  оживлением
заговорил Краветт, - а то я уж думал, не дождусь вас.
   Ариэль  опустилась  на  канапе  с  плетеным  подголовником  и   уныло
посмотрела на янтарную жидкость; жаль, что ей не удалось проскользнуть к
себе незамеченной.
   - Много времени это у нас не  отнимет,  надо  всего  несколько  бумаг
подписать.
   - Знаете.., боюсь,  что  мне  нельзя  ничего  подписывать,  -  Ариэль
поперхнулась, - пока бумаги не посмотрит мой адвокат.
   - Адвокат? - У Алекса сузились глаза. - Какой адвокат? Твой адвокат -
Джеймс.
   - Насколько я понимаю, мы не можем иметь одного и того же адвоката.
   - Что за чушь, - взорвался Алекс. - Это кто же тебя научил?
   - Лэйрд. Когда я сказала ему, что ты требуешь  развода,  он  спросил,
кто мой адвокат. Я ответила, что все берет на себя мистер Краветт, а  он
посоветовал обратиться к Арнольду Уотерфорду. - Увидев,  что  лицо  мужа
пошло красными пятнами, Ариэль запнулась. - Мистер Уотерфорд..,  словом,
он очень мило разговаривал со мной по телефону.
   - Мило? Да ведь это же акула. - Джеймс Краветт сердито  посмотрел  на
Ариэль. - Полагаю, лучше немного отложить это дело, надо еще пройтись по
документам.
   - Давайте так и сделаем, - согласилась Ариэль.
   Адвокат поднялся на ноги, чопорно кивнул Ариэль и направился к двери.
Алекс пошел его проводить, и,  прислушиваясь  к  их  негромким  голосам,
Ариэль поняла, что Алекс не на шутку обозлен. Она одним глотком  осушила
бокал, хотя никогда особенно не любила бренди с его резким запахом.  Как
и отец, она предпочитала вино, и после  замужества  оно  стало  истинным
избавлением, особенно когда слишком уж наваливался на нее внешний мир.
   Но  от  бренди  в  животе  сделалось  тепло,  и  неожиданно   тревога
поумерилась. В конце концов худшее уже произошло:
   Алекс хочет развода. Чего еще бояться?  Если  даже  от  одной  порции
бренди она так осмелела, то вторая добавит храбрости еще больше.  Ариэль
поднялась и подошла к  небольшому  старинному  бару,  где  Алекс  держал
напитки. Плеснув себе во вместительный  бокал  бренди,  Ариэль  поспешно
осушила его и снова потянулась за бутылкой.
   Когда Алекс вернулся, она уже сидела на канапе, потягивая бренди.
   - Может, объяснишь, что происходит? Зачем тебе понадобилось посвящать
этого ублюдка в наши домашние дела?
   Странно, но голос его звучал ровно, и, если бы не  эти  предательские
пятна на щеках, даже и не скажешь, что злится.
   Ариэль сделала большой глоток, подождала,  пока  по  телу  разольется
тепло, и только тогда заговорила:
   - Он спросил, все ли у меня в порядке. Боюсь, выглядела я  не  лучшим
образом...
   - И когда же это было?
   - Недели две назад. Я вышла на бульвар, а он как раз  прогуливался  с
собакой, остановился поболтать.., ну и слово за слово... К тому же  ведь
то, что  мы  разводимся,  не  тайна?  -  Не  дождавшись  ответа,  Ариэль
продолжала, уже более уверенно:
   - Лэйрд всегда был так добр ко мне. Помню, в детстве он  помогал  мне
запускать воздушного змея,  а  когда  папа  умер,  взял  все  похоронные
хлопоты на себя. И еще, он вложил, как  это  называется,  да,  ликвидные
активы, что  мне  оставил  папа,  в  государственные  облигации.  Мистер
Уотерфорд заинтересовался ими и спрашивал про трастовый  фонд,  но  я  в
этом мало что понимаю, ну он и послал мне кое-какие бумаги...
   - Облигации? Ты никогда мне ничего про них не говорила. И что это еще
за бумаги?
   - А-а, я должна была подписать какой-то документ,  дающий  ему  право
выяснить все насчет этого трастового фонда.
   Помнится, папа завещал дом со всем его содержимым мне, но  только  на
время жизни. А потом все переходит музею Де Янга,  а  что  останется  от
трастового фонда, пойдет на оплату работ по переделке дома в  музей.  Не
уверена, что я  передаю  все  точно,  но  так  мне,  во  всяком  случае,
запомнилось. - У Ариэль слегка закружилась голова.
   Алекса перекосило.
   - Он, то есть мистер Уотерфорд,  сказал,  что  ему  нужно  знать  все
точно, чтобы защитить мои интересы, - продолжала Ариэль. - А  почему  бы
тебе не обратиться к нему самому?
   Только придется подождать до завтра, потому что он попал в  небольшую
аварию и ночь проведет в больнице. Ты не  сердишься?  Я  ведь  следовала
твоему совету, разве что к адвокату обратилась другому.  Честно  говоря,
мне не очень нравится мистер Краветт.
   Пятна на лице Алекса сделались багровыми. Он круто повернулся и пошел
к двери.
   - Сейчас вернусь, - бросил он через плечо, - а пока почему бы тебе не
выпить еще бренди?
   Снова послышались мужские голоса, что было странно, ибо  она  думала,
что мистер Краветт ушел. Когда Алекс  через  несколько  минут  вернулся,
Ариэль  приканчивала  четвертый  бокал  бренди.  Она  сделала  открытие:
оказывается, бренди лучше вина, потому что, как  выпьешь,  все  начинает
мерцать, включая Алекса. Ариэль захихикала, когда Алекс взял  у  нее  из
рук бокал и поднял ее на ноги.
   - Я соскучился по тебе, Ариэль. Ты и представить себе не можешь,  как
мне тебя не хватало.
   Он поцеловал ее и, отстранившись, прожег  взглядом  так,  что  Ариэль
даже замигала.
   - Пошли-ка наверх, давно у нас с тобой не было лечебных сеансов.
   Больше всего Ариэль хотелось сейчас вздремнуть, но сказать этого  она
не осмелилась и послушно последовала за Алексом. В спальне  он  задернул
занавески и включил лампу на прикроватном  столике.  На  старую  тяжелую
мебель полился мягкий свет;  в  углах  комнаты  собрались  тени,  словно
летний туман упал.
   - Ты скверная девчонка, - сказал Алекс, и глаза его вспыхнули,  будто
огоньки. - А я твой папа. Я только что застал тебя в каморке садовника с
каким-то мальчишкой. Так что придется наказать тебя. Раздевайся,  только
колготки не снимай.
   Ариэль очень хотелось отказаться от этой игры, но она боялась, что он
снова рассвирепеет. Она неохотно начала  раздеваться.  Одежда  упала  на
пол, но у нее слишком кружилась голова, чтобы нагнуться  и  поднять  ее.
Обернувшись, Ариэль увидела, что Алекс уже разделся и, сидя на  постели,
наблюдает за ней.
   - Ты плохая девчонка и сейчас будешь наказана. - Голос Алекса  звучал
как-то певуче, так что у Ариэль еще  сильнее  закружилась  голова.  -  А
ну-ка, иди сюда.
   Она медленно двинулась к нему. Стены  в  комнате  как  будто  немного
скособочились. Алекс  перекинул  ее  через  колено  лицом  вниз,  и  его
напрягшаяся мужская плоть впилась ей прямо в мягкий живот. Хоть и  знала
она, что последует за этим, первый удар оказался неожиданным,  она  даже
невольно вскрикнула.
   - Что, больно? Так и должно  быть.  Ты  отвратительно  себя  вела,  и
папочка должен сделать тебе больно, чтобы  это  не  повторилось.  Нельзя
показывать пипку мальчишкам.., нельзя, вот тебе, вот тебе, будешь  знать
наперед. - Алекс колотил ее ладонью по ягодицам. Шлеп. Шлеп. Шлеп.
   Удары становились все сильнее. Ошалев от боли, Ариэль попыталась было
прикрыться руками, но тщетно.
   - Не надо, так только хуже будет, - сказал он.
   При очередном ударе Ариэль не смогла сдержать рыдания.
   Такие  сцены  разыгрывались  и  раньше,  но  тогда  он  ограничивался
двумя-тремя шлепками, переходя затем к другим способам "наказания". Рука
механически поднималась и  опускалась,  и  перед  глазами  снова  поплыл
туман. Где-то в самом низу живота он упирался в  нее  своим  орудием,  и
Ариэль знала, что назавтра здесь будет синяк. Неужели в форме пениса?  -
смутно подумалось ей.
   Впрочем, видение это не задержалось, ибо теперь  с  Ариэль  творилось
что-то удивительное. Она почувствовала жар, исходящий как снаружи, так и
изнутри нее самой. Жар  растекался  по  всему  животу  и,  минуя  бедра,
проникал куда-то глубоко-глубоко. Все еще было больно,  но  теперь  этой
боли ей хотелось, страха она не вызывала. Все ее члены охватила какая-то
слабость, в паху сделалось влажно,  а  во  рту,  наоборот,  очень  сухо.
Казалось, в нем язык не умещается, становясь  все  больше  и  больше,  и
неожиданно Ариэль захотелось, чтобы Алекс продолжил "наказание".
   Из горла у нее вырвался крик  боли-наслаждения.  Под  мощным  напором
оргазма она вся так и извивалась на коленях у Алекса.
   Впрочем, все быстро прошло, и Ариэль поникла,  испытывая  нестерпимый
стыд. Алекс застыл, словно прислушиваясь к чему-то, ей не доступному,  а
когда заговорил, казалось, что голос его доносится откуда-то издалека.
   - Ага, от таких штук тебе жарко становится. Мне тоже.
   Что-то я сегодня очень возбужден.
   Потом, когда она ублажила его и они улеглись в кровать, Алекс сказал,
что он передумал насчет развода.
   - Давай попробуем еще раз. И следовало бы продолжать лечебные сеансы.
Ты еще не вполне освободилась от своих страхов. А завтра  позвони  этому
ублюдку Уотерфорду и скажи, что в услугах его больше не нуждаешься.
   Ариэль промолчала. Во рту у нее после  поцелуев  Алекса  все  горело.
Жгло и ягодицы, так что на спину лечь было невозможно. А может,  слишком
много бренди она выпила? Скорее  всего  именно  так.  Не  зря  же  Алекс
говорит, что эти сеансы приносят ей пользу. Катарсис - вот  как  он  это
называет.
   Через  некоторое  время  они  закусили  холодным  мясом,  салатом   и
булочками - их обычный ужин  три  раза  в  неделю,  когда  Мария  уходит
пораньше. После ужина  Алекс  сказал,  что  пока  ей  лучше  по-прежнему
оставаться в гостевой комнате, потому что он привык  спать  один.  А  уж
свои супружеские обязанности он будет выполнять исправно.
   После того как они разошлись по своим комнатам, Ариэль  долго  ждала,
пока у Алекса не потухнет свет, а  потом  тихо  поднялась,  накинула  на
пижаму халат и пошла вниз, взять из кармана плаща  бумажку,  на  которой
был записан номер телефона Дженис.
   На часы она даже не посмотрела и сообразила, сколько времени,  только
услышав в трубке заспанный голос Дженис.
   Извинившись за столь поздний звонок, она  сказала,  что  выбывает  из
группы поддержки, поскольку муж передумал и разводиться не хочет.
 
Глава 10 
 
   На следующий день после обеда в университетском клубе, который Шанель
Деверю считала местом скучным, неуютным и  безнадежно  старомодным,  она
отправилась подыскать сумочку к платью, купленному в магазине, где  были
выставлены различные  образцы  нью-йоркской  моды.  Ничего  подходящего,
однако,  не  нашлось,  и,  решив  не  тратить  больше  времени,   Шанель
остановила  такси  и  поехала  домой.  Хождение  по  магазинам   требует
отрешенности, сосредоточенности  и  терпения,  а  сегодня  мысли  Шанель
витали совсем в другом месте. Из головы у  нее  не  выходила  Ариэль  ди
Русси.
   Способ использовать Ариэль в планах, касающихся  ее  кузена,  найтись
должен, но ничего конкретного пока не вырисовывалось. В  плане  светском
эта женщина полная идиотка.
   Когда Шанель предложила  между  делом  как-нибудь  пообедать  вместе,
Ариэль заморгала, отвернулась, забормотав, что редко выходит из дома.
   Что-то с ней не так, но что именно? За обедом  она  почти  все  время
была  в  каком-то  оцепенении.  Может,   больна,   а   может,   спиртным
злоупотребляет, хотя характерный запах не чувствуется. Бокал  шабли  она
перед едой, правда, выпила, так ведь и другие тоже, за исключением одной
лишь Глори, которая не нашла ничего лучшего, чем заказать  "апельсиновую
шипучку". Ну и язык, прости Господи. Апельсиновая шипучка.
   Ясно одно: чем бы  ни  было  вызвано  состояние  Ариэль  -  болезнью,
душевной или  физической,  алкоголем,  наркотиками,  -  она  и  половины
происходящего за столом не уловила.
   Нельзя,  правда,  сказать,  что  происходящее  выходило  за   пределы
обыкновенной болтовни. Именно поэтому Шанель и было так  скучно  в  этой
компании. Если б не Ариэль, она вообще не пошла бы в этот  чертов  клуб.
Если уж возить саночки, то и покататься надо - такова была ее  жизненная
философия.
   А скука - это те еще "саночки".
   Тем не менее, поскольку она все же надеялась  покататься,  прийти  на
следующую встречу надо. Ее мотивы ясны. Но что там со всеми  остальными?
Отчего они так дружно согласились увидеться вновь, хотя  никому  из  них
"катание на саночках" явно не светит?
   А может, все-таки светит? С чего  бы  иначе  так  расхлопоталась  эта
профессорская жена,  Дженис,  кажется?  Ведь  она  фактически  заставила
спутниц согласиться хотя бы еще на одно свидание. Между  прочим,  именно
Дженис пригласила их в клуб, и она  же  предложила  сформировать  группу
поддержки.
   Каковая,  конечно,  является  чистым  бредом.  Кому  нужна  поддержка
женщин, особенно таких, как эти?
   Впрочем, этой, как ее, из Милл-Вэлли, костыли явно требуются. Поэтому
неудивительно, что она так быстро нашла. общий язык с Дженис. Ну  а  как
насчет рыжей с ее умопомрачительной прической? Что,  право,  за  чучело:
каблучки высотой в добрых четыре дюйма, косметика - не дай Бог, а  уж  о
костюме  и  говорить  не  приходится,  только   панки   так   одеваются.
Кому-нибудь следовало отвести ее в сторону и сказать, что выглядит  она,
как дешевая шлюха. А может,  она  и  вправду  из  них?  При  всем  своем
нахальстве и развязных манерах чувствовала она  себя  явно  не  в  своей
тарелке, так на черта ей эти посиделки?
   Что же касается Ариэль... Да, прийти она согласилась, но вот появится
ли действительно - это вопрос.
   Такси притормозило у большого жилого  дома,  современная  архитектура
которого резко контрастировала со всеми другими  зданиями,  построенными
на рубеже веков. Шанель вышла  из  машины,  и  дувший  с  залива  легкий
ветерок растрепал ей волосы. Она дала водителю десять процентов  чаевых,
получила в ответ сквозь зубы "спасибочки, мэм" и вошла в дом.
   В просторном и в то же время уютном холле никого  не  было,  в  лифте
тоже. Нажимая кнопку третьего этажа, Шанель рассеянно подумала,  что  бы
сказали ее недавние сотрапезницы, узнав вдруг, что не такое  уж  прочное
положение занимает она в местном обществе?
   Положим, самозванкой ее не назовешь, само имя Деверю кое-чего  стоит.
Шанель  всегда  значилась  в  списке  приглашаемых  на  большие  вечера,
благотворительные  собрания,   многолюдные   праздничные   встречи,   но
по-настоящему важных знакомых, тех, что открыли бы ей двери в узкий круг
избранных, у нее не было.
   Девушки - нет, теперь уже женщины, - с которыми она училась в  школе?
Дамы  с  безупречным  общественным  положением,  у  которых   есть   все
возможности стать для нее настоящей группой поддержки? Эти сучки  встали
против нее единым фронтом, даже щелочки не оставили, даром что она вышла
замуж за Жака...
   Шанель прикрыла глаза, отгоняя злых демонов прошлого.
   Свело желудок, будто она проглотила  что-то  горькое,  да  свело  так
сильно, что едва удалось  подавить  стон.  Все,  наверное,  из-за  этого
салата, что она съела за  обедом.  Таблетку  надо  проглотить.  И  когда
наконец она откажется от огурцов?
   В квартире  стояла  полная  тишина.  Так  оно  и  должно  быть,  ведь
домработница приходит только два раза в неделю, сегодня не  ее  день,  а
дочь в школе. Шанель бросила сумочку на стул в Холле,  скинула  туфли  и
направилась было в гостиную, но на  пороге  остановилась:  комната  была
занята.
   - Привет, мама, - сказала Ферн.
   Ей было семнадцать, этакая цветущая пышечка с  отцовскими  глазами  и
волосами.
   Лицо у нее было маленькое и округлое. Глядя на  дочь,  Шанель  всегда
вспоминала французских кукол, в которые играла в  детстве.  Сейчас  Ферн
сидела, уютно свернувшись в большом шезлонге с книгой на коленях, и  при
виде матери лениво улыбнулась ей, словно сонный котенок. Как обычно,  на
Ферн были  джинсы  и  помятый  свитер  -  классная  униформа,  никак  не
соответствовшая элегантному убранству гостиной.
   - Стало быть, решила пожаловать домой на выходные? - спросила Шанель.
- Это для меня сюрприз.
   - Да, знаешь, как это бывает, - стукнуло вдруг  в  голову,  взяла  да
приехала. Рассчитывала пообедать с тобой, но тебя не оказалось дома. - В
голосе Ферн прозвучал легкий упрек, и Шанель внутренне ощетинилась.
   - У тебя что, случилось что-нибудь? - неприветливо спросила она. Ферн
редко искала общества матери, они давно уже жили каждая сама по себе,  и
потребность поговорить друг с другом возникала у них нечасто.
   У Ферн расширились глаза,  что  всегда  раздражало  Шанель,  ибо  это
выражение ее лица было словно  зеркало,  в  котором  Шанель  самое  себя
узнавала.  Может,   Ферн   передразнивает   ее,   или   это   получается
естественно?
   - Почему, собственно, ты так решила?
   - Вполне закономерный вопрос. Часто, что ли, ты  стремишься  провести
со мной выходные?
   - Да и ты со мной, мама.
   - Называй меня, пожалуйста, Шанель. Как всегда  называла,  до  самого
последнего времени. Что это у тебя, новая стадия развития, что ли?
   - Но ведь ты действительно моя мать. Хотя, кажется,  иногда  об  этом
забываешь.
   - Слушай, я делаю для тебя все, что могу,  -  огрызнулась  Шанель.  -
Когда ты родилась, мне было всего шестнадцать, на год меньше,  чем  тебе
сейчас. Если бы у тебя был на руках годовалый ребенок, ты  что,  прыгала
бы от радости?
   - Бессмысленный вопрос. Я бы  предохранялась,  а  уж  если  залетела,
сделала бы аборт.
   - Какие ужасные вещи ты говоришь!
   - Почему ужасные? Это правда. - Ферн потянулась к вазе с  виноградом,
стоявшей на столе. Обнажились зубы - белые и  ровные,  результат  работы
лучших дантистов. - А если бы мой богатый папочка пригрозил лишить  меня
в этом случае содержания, я бы  поступила  в  точности,  как  ты.  Я  бы
плюнула на свои материнские обязанности и, едва родив,  вернулась  бы  в
школу. Но при этом не  ожидала  бы  благодарности  от  чада,  когда  ему
исполнится семнадцать.
   - Хватит. Тебя никто не бросал на произвол судьбы. Ты ходила в лучшие
школы. У тебя собственная  машина,  щедрое  содержание,  никто  тебя  не
обижает...
   - А ты-то откуда знаешь?
   - Ты хочешь сказать,  что  тебя  обижают?  -  требовательно  спросила
Шанель.
   - Нет. - Ферн отвела взгляд. -  Физически  -  нет.  Но  иные  из  тех
женщин, что ты нанимала присматривать за мной, это же  чистый  ужас.  От
одной несло так, словно она зубы чистила чесноком. Тебе бы  понравилось,
если б тебя укладывали в постель чесночницы?
   - Если бы я отдала тебя на попечение папочкиных  родственников,  было
бы еще хуже, -  возразила  Шанель.  -  Вот  уж  кто  действительно  были
чесночниками, так это его родители. Можно подумать, они  в  кофе  чеснок
добавляют.
   - Да, но,  возможно,  это  были  добросердечные  и  славные  люди,  -
заметила Ферн.
   - Добросердечные и славные? - хмыкнула  Шанель.  -  Когда  твой  отец
привез меня в Йонкерс  познакомить  со  своими  родителями,  твоя  бабка
хотела столкнуть меня с лестницы.
   Тогда-то  я  и  обнаружила,  что  никакой  он  не  арабский  шейх,  а
итальянец.  Знакомство  получилось  то  еще.   Новоиспеченная   свекровь
заявила, что я ведьма, околдовавшая ее сына, и всякий  раз  при  встрече
делала так. - Шанель скрестила указательный и средний пальцы. - А  уж  о
том, что он наврал все насчет своего происхождения  и  что  оказался  на
двенадцать лет старше меня, я и не говорю.
   - Да, гены у меня завидные, - протянула Ферн. -  С  одной  стороны  -
врунишка и старая карга, верящая в приметы,