и!
 
*** 
 
   Ферн готовилась уйти из школы  исподволь.  Поле  развода  Шанель  она
намекала матери, что теперь она "не своя". Нет, отодвигали ее в  сторону
не  демонстративно  -  во  всяком  случае,  поначалу.  Например,  только
благодаря случайности Ферн обнаружила, что ее не позвали на вечеринку  к
одному приятелю. Были и другие приметы. Неожиданно выяснилось,  что  она
перестала быть одной из самых популярных девушек в школе - никто из тех,
кто раньше домогался свиданий, не пригласил ее  на  рождественский  бал,
одно из главных событий школьной жизни. А если она немного запаздывала к
обеду, при ее появлении сразу воцарялась  напряженная  тишина  -  верный
признак того, что только что говорили о ней.
   Терпеть это становилось невыносимым. Поначалу  Ферн  хотела  ответить
той же монетой и все думала,  как  бы  уязвить  побольнее  своих  бывших
приятелей и приятельниц. Только знала она,  что  это  безнадежно,  может
быть еще хуже. Потому прикинулась, будто не замечает легких, а иногда  и
не очень легких уколов в надежде, что все скоро вернется на круги своя.
   А потом кто-то подсунул ей под дверь записку, из которой  явствовало,
что дело вовсе не в разводе матери. Записка была подписана: "Друг", и из
нее следовало, что парень,  с  которым  Ферн  несколько  раз  ходила  на
свидания, приударяет за другой, а та, в свою очередь,  тайно  наушничает
против Ферн.
   С открытой враждебностью можно бороться, но противостоять инсинуациям
и насмешкам - значит размахивать картонным мечом. К тому же Ферн глубоко
задевало предательство друзей. Вот тогда-то она и решила выбросить белый
флаг и оставить школу. Беда в том, что трудно будет  убедить  мать,  что
другого выхода нет.
   Именно поэтому, услышав, как внизу поворачивается ключ в замке,  Ферн
быстро устроилась на диване в гостиной, изо всех сил, до боли,  растерла
глаза и приготовилась дать самое яркое представление в своей жизни.
   Узнав сенсационную новость,  Шанель  прошла  к  бару  и  налила  себе
коньяку.
   - Выпьешь чего-нибудь?  -  спросила  она  дочь.  -  Похоже,  тебе  не
помешает капля-другая.
   - Пожалуй, нет, - покачала  головой  Ферн.  -  Что-то  чувствую  себя
неважно.
   - Только смотри, как бы тебя здесь не  вырвало.  Ковер  испортишь.  -
Шанель устроилась на диване, приняв  позу,  раздраженно  подумала  Ферн,
словно сошла прямо с рекламной  полосы  журнала  "Город  и  деревня".  В
гостиной все было выдержано в одном тоне, и единственное,  что  смягчало
однообразие, - различные ткани, например, блестящие шелковые  гардины  и
ковер из верблюжьей шерсти; на стене висела  модернистская  картина:  на
безбрежном белом фоне - алое, как кровь, пятно. Камин тоже был облицован
светлым мрамором.
   И даже столики со стеклянными столешницами на медных  ножках,  медные
лампы  и  коллекция  статуэток   из   слоновой   кости   вписывались   в
белоснежность интерьера.
   Ферн знала, что мать ничего не делает без причины, и если в  гостиной
нет ярких цветов, то потому лишь, что на фоне белого она  сама  выглядит
эффектнее. Только  такая  женщина,  как  Шанель,  подумала  она,  ставит
подобные вещи выше, чем столь низменные предметы, как запредельные счета
за побелку и чистку.
   - Да не волнуйся ты, ничего с твоим драгоценным ковром я не сделаю.
   Шанель взглянула на нее сквозь коньячную рюмку:
   - Смотрю, ты пребываешь в обычном своем страдальческом настроении. Ну
так избавься от него поскорее, потому что в понедельник ты возвращаешься
в школу. За тебя там куча денег заплачена.
   - Так деньги-то не твои, а Жака. И никуда я не возвращаюсь Не могу  я
видеть этих снобов!
   - Не обращай на них внимания, все равно  через  несколько  месяцев  у
тебя выпуск.
   - Сказано, не вернусь!
   - Тогда иди ищи себе работу, а заодно и жилье.
   - То-то радости тебе будет, а? - Ферн больше не могла сдерживаться. -
Да что ты за мать?! Виданое ли дело?
   - А на что ты, собственно, жалуешься? Я ведь могла аборт сделать, или
поместить тебя в детский приют, или в семью твоего отца отдать  -  пусть
сами воспитывают. Но ни на что такое я не пошла. А теперь ты  большая  и
можешь сама о себе позаботиться. Словом, одно из двух - либо школа, либо
работа.
   Ферн очень хотелось дать волю чувствам, но все-таки она сдержалась  и
заставила себя заговорить примирительно:
   - А почему мне нельзя остаться здесь и поступить в обычную школу?
   - В обычную школу? Даты там и пяти минут не продержишься. Тебя просто
сожрут!
   - Думаешь, частная школа - это такой уж рай? Да ведь у  нас  там  все
цапаются, как собаки. И при этом  -  сплошное  лицемерие.  В  лицо  тебе
улыбаются, а стоит отвернуться - раздирают на куски.
   - А почему, собственно, к тебе привязались? Что ты такого сделала?
   - Я? С чего это ты взяла, что я во всем виновата?
   - А что, не так? Ну тогда докажи мне, что ты невинный ягненок.
   Шанель молча выслушала рассказ дочери, как она пару  раз  сходила  на
свидание с приятелем своей подружки и та объявила ей войну.
   - И это все?
   - Да ты и представить себе не можешь, - вспыхнула Ферн, - каково это,
когда все за твоей спиной перешептываются. Ненавижу!
   - Да брось ты, не делай из мухи слона. Тем более что ты действительно
сама во всем виновата.  Мало,  что  ли,  тебе  ребят  вокруг,  на  чужих
обязательно заглядываться?
   - Так и знала, что ты во всем меня будешь винить, - прошипела Ферн.
   - Но признай, что ты, как  последняя  дура,  наживаешь  себе  врагов,
притом без всякой нужды. Существует  такая  вещь,  как  старые  школьные
связи, и тебе еще ох как понадобятся друзья с положением, особенно  если
надеешься получше выйти замуж.
   - То есть вроде тебя? Как там продвигается битва за покорение  Лэйрда
Фермента?
   - С чего это ты вдруг решила, что я собираюсь за него замуж? - Шанель
сделала глоток.
   - Да брось, а то не видно? С Жаком  вышла  промашка,  и  теперь  тебе
хочется  реваншироваться...  -  Сообразив,  что  употребила  в  точности
словечко из дневника Шанель, Ферн прикусила язык.
   Шанель рванулась, да  так  стремительно,  что  Ферн  даже  не  успела
уклониться от удара.
   - Ах ты, сучка! Чужие дневники, стало быть,  читаешь.  -  Она  быстро
подошла к столу и пристально осмотрела замок. Затем медленно выпрямилась
и обернулась к Ферн:
   - Где ключ?
   - Я вернула его в твою шкатулку с драгоценностями. - Ферн было  ясно,
что запираться  бессмысленно.  -  Допустим,  я  действительно  прочитала
дневник и теперь знаю все твои маленькие тайны, включая  и  то,  как  ты
заставила Жака жениться Но на сей раз ты  сама  себя  перехитрила,  так?
Денег у него оказалось куда меньше, чем ты думала И про любовников твоих
я теперь все знаю Да, ты та еще штучка. Других судишь, а сама? -  Шанель
снова подняла руку, но ее остановил жесткий взгляд Ферн. - Если  ударишь
еще раз, получишь сдачи.
   Я не боюсь тебя.
   Шанель пристально посмотрела на дочь. Ударив Ферн, она явно  утратила
боевой пыл, а может, на нее слова Ферн подействовали. Взяв  сигарету  из
ящичка  черного  дерева  на  столике  для  коктейлей,  Шанель   щелкнула
зажигалкой и глубоко затянулась.
   - Послушай, надо вернуться в школу. И ни на что не обращай  внимания,
держи  хвост  пистолетом,  -  заговорила  она,  словно  разговор  и   не
прерывался. - После твоего рождения и папиного  банкротства  в  школе  у
меня за спиной все шушукались, и ничего, выдержала И ты тоже  можешь.  И
вообще все это буря в стакане воды, если только... Слушай, а ты,  часом,
не беременна?
   - Нет, я не беременна, - коротко бросила Ферн.
   - Слава Богу. Что мне сейчас меньше всего нужно, так  это  беременная
дочь.
   - Спасибо за заботу.
   - Знаешь что, давай-ка расставим точки над "i". Если хочешь  быть  на
коне, нужны деньги и власть.  Ни  того,  ни  другого  женщине  самой  не
добыть. Разумеется, бывают исключения, но ты не из них. Если  у  тебя  и
есть какие-то дарования, то это.., ладно,  замнем.  В  общем,  мой  тебе
совет - возвращайся в школу, помирись  со  всеми,  оглядись  хорошенько,
найди кого-нибудь с немалыми деньжатами и делай на него  ставку.  Выходи
за богатого - и весь мир у твоих ног.
   - Ты действительно так считаешь?
   - Разумеется. А ты что, думаешь иначе?
   Ферн  погрузилась  в  молчание  Да  нет,  пожалуй,  с  матерью  можно
согласиться, хотя и с оговорками. Конечно,  выходить  надо  за  человека
состоятельного, но внешность мужчины - тоже не последнее дело.
   Тут Ферн и пришла в голову идея,  да  такая  блестящая,  что  она  не
удержалась от улыбки.
   - Итак, ты советуешь осмотреться и подыскать себе подходящую пару?
   - А ты можешь придумать что-нибудь получше? Ну а  если  с  браком  не
заладится, всегда можно подыскать что-нибудь на стороне.
   - Ты права. И я последую твоему совету, мамочка.
   У меня уже есть план. - Перед  мысленным  взором  Ферн  возник  Лэйрд
Фермонт, и она громко расхохоталась. - Когда увидишь, кого  мне  удалось
заарканить, будешь гордиться мною. И насчет школы  ты  тоже  права.  Все
рассосется само собою.
 
Глава 24 
 
   Выросшая в семье, где ее разве что терпели, Дженис постепенно  начала
бояться  рождественских  праздников.  Под  домашней  елкой  никогда   не
находилось подарка, которого она ждала (именно подарка, а не подарков  -
Дженис хватало ума на многое не рассчитывать).
   Кэти, самая младшая среди детей, получала сверкающий лаком спортивный
автомобильчик, в  который  умещалась  ее  любимая  кукла  Барби.  Стиви,
следующий по возрасту, обнаруживал какую-то особенную  бейсбольную  биту
из березы и кожаную перчатку - предмет его давних вожделений, Марлин же,
старшую, ждали выходное платье и туфли ему под цвет. Ну а в перевязанной
яркими лентами подарочной коробке, на которой было написано имя  Дженис,
всегда содержалось лишь что-нибудь  полезное:  шелковая  пижама,  нижнее
белье,  а  однажды  -  это  Рождество  было  памятно  тем,  что   Дженис
только-только поступила в колледж, - она  обнаружила  под  елкой  дюжину
коротких носков, которые в Калифорнии любая девушка ее  возраста  надела
бы разве что под страхом смерти.
   Для Дженис  Рождество  означало  кучу  дополнительных  домашних  дел:
приходилось перевязывать лентами коробки  с  подарками  для  младших,  а
наутро выбрасывать целые  тонны  бумаги  и  всяких  веревочек-бечевочек,
помогать на кухне, лепить пирожки и так далее. Именно  ее  отправляли  с
младшими на свидание с Санта-Клаусом, потому что  у  мачехи  никогда  не
было времени, именно она  отыскивала  на  чердаке  елочные  украшения  и
наряжала елку вместе с  другими  детьми,  в  результате  чего  возникало
ощущение, что над домом смерч пронесся, а винили во всем, конечно, ее.
   Порой ее могли  небрежно  поблагодарить  за  все  хлопоты,  но  этим,
собственно,  и  исчерпывалась  моральная  компенсация  за   работу,   по
существу, домашней прислуги. Единственным светлым  пятном  на  Рождество
был неизменный подарок от Арнольда Уотерфорда, да и  то  она  ловила  на
себе укоризненные взгляды, если  подарок  этот  вызывал  зависть  других
детей.
   С таким  детством  Дженис  примирилась  давно,  решив,  что  приемные
родители и так делают все возможное для девочки, которая в этой семье  в
общем-то чужая. А то ведь могли в какой-нибудь приют отдать. К  тому  же
никто в доме на нее руки не поднимал.
   Да, умом Дженис все это понимала, и все же в рождественские праздники
ее, случалось, охватывала тоска, даже после того, как она вышла замуж за
Джейка.
   Ну а он откровенно им радовался. Выработался целый ритуал: поездка на
ферму  за  елкой,  затем  процедура  украшения:   Джейк   отдавался   ей
самозабвенно и полностью. Наутро, после завтрака, неизменно  состоявшего
из яичницы с ветчиной и клубники со взбитыми  сливками,  любимого  блюда
Джейка, начиналась раздача подарков.
   А вечером всегда приходили друзья, и всем очень нравилось в доме, где
муж - прекрасный хозяин, а жена - кулинарка, каких поискать.
   Собственно, это была одна  из  причин,  почему  Джейку  так  хотелось
купить этот дом,  здесь  можно  по-настоящему  праздновать  Рождество  -
радость,  которой  в  детстве  он  был  обделен.  Перед  входной  дверью
красовался  огромный  святочный  венок,  перила  увешаны  гирляндами  из
вечнозеленых  растений,  отовсюду  тебе   широко   улыбается   толстячок
Санта-Клаус, елка под самый потолок,  словом,  весь  дом  выглядит  так,
будто сошел с обложки декабрьского выпуска журнала "Лучшие дома и сады".
   Не  стал  исключением  и  нынешний  год.  Елка  дышала   первозданной
свежестью и распространяла зимнее благоухание.
   Так отчего же, спрашивала себя Дженис, делая последние  приготовления
к вечернему приему, возвращается эта старая  печаль,  что  накатывала  в
детстве, когда она заранее знала, что ничего интересного Санта-Клаус  ей
не принесет?
   Право, это непонятно. Джейк на подарки  никогда  не  скупился,  и  уж
точно дело не в том, что она чувствует себя одинокой и покинутой. Каково
это бывает, ей известно, но за последний месяц они чуть не  каждый  день
либо принимали гостей, либо ходили в гости.
   Через пару часов дом наполнится друзьями. Все будут есть, пить,  всем
будет очень весело. Несколько  неисправимо  сентиментальных  пар  начнут
распевать рождественские гимны в малой гостиной, где  стоит  пианино,  а
самые близкие, рассевшись вокруг камина, останутся до  утра.  Все  будут
милы и приветливы друг с другом - ведь  это  сочельник,  -  а  словесная
перепалка, если и возникнет, то только дружеская.
   И Джейк, конечно, окажется  на  высоте,  стараясь,  чтобы  всем  было
хорошо. Своим несильным тенорком он будет  запевать  гимны,  безупречный
хозяин, который никого не обойдет своим вниманием, расшевелит  скучающих
и утихомирит чрезмерно горячих. Он будет разносить  тарелки  и  напитки,
необидно подсмеиваться, заставит каждого  почувствовать,  что  он  здесь
самый желанный гость, и, когда все кончится-, люди будут  говорить,  что
рождественский праздник у Джейка и Дженис Мурхаус  задался  на  славу  -
лучше не бывает.
   А когда  уйдет  последний  гость,  Джейк,  все  еще  не  остыв  после
праздника, увлечет ее в постель. А она бросит невымытые тарелки, грязные
салфетки и недопитые бокалы с вином - все это подождет до утра, - пойдет
за ним в спальню, и он будет любить ее нежно и долго,  пока  наконец  не
заснут они в объятиях друг друга.
   Так что же ей, черт побери, неймется? Почему хочется  все  бросить  и
заползти  в  какую-нибудь  нору?  Положим,   все   последние   дни   она
засиживалась за полночь, но ведь усталой  себя  вовсе  не  чувствует.  А
сегодня утром, между прочим, спала до девяти часов. Так  что  же  с  ней
происходит? Может, просто надоело все, ведь из года в год одно и то  же,
и так целых двадцать лет.
   - Дженис, это я. - На пороге появился Джейк. Сегодня  он  надел  свой
любимый костюм в голубую клетку, который так шел к его  матовой  коже  и
темным глазам. - Так и не нашел того сорта каберне,  о  котором  говорил
Эрл Уиллис, так что пришлось купить другого. Надеюсь, сойдет.
   - Да не думай ты об этом. - Дженис положила последнюю дольку  ананаса
на вырезку, капнула растворенным в апельсиновом соке  жженым  сахаром  и
сунула противень в духовку. - Просто поставь на стол попозже, Эрл  и  не
заметит.
   К десяти он уже обычно изрядно набирается.
   - Да чем он хуже других?
   - Ничем, только, когда выпьет, начинает слишком громко говорить.
   - Ну и что? Чего это ты к нему прицепилась?
   - Кто, я? - Что  она  такого  особенного  сказала?  А  то  никому  не
известно, что Эрл Уиллис стремительно превращается в  самого  настоящего
алкоголика? Может, лучше постараться помочь ему, чем делать  вид,  будто
ничего не происходит? Или Джейк считает, что это было бы  вмешательством
в личную жизнь?
   - Оставим это, я вовсе не хочу нападать на  тебя.  -  Джейк  поставил
сумку с покупками на пол и погладил жену по плечу. - Что, я не знаю, что
ли, каково тебе пришлось со всеми этими приготовлениями к вечеру? Может,
поднимешься наверх принять душ и переодеться? А то я столкнулся в винной
лавке с Арлин Тернер и пригласил их с Клайдом прийти немного пораньше...
   - Что, что? Да ведь мне еще кучу  дел  переделать  надо,  -  в  ужасе
воскликнула Дженис.  При  мысли  об  Арлин  с  ее  спокойной  улыбкой  и
проницательным взглядом, которым она  окинет  весь  этот  беспорядок  на
кухне, Дженис сделалось нехорошо. С тех пор как Джейк  начал  вести  эти
занятия по телевидению, Арлин с мужем буквально превратились в членов их
семьи, что Дженис вовсе не приводило в восторг.
   - Не беспокойся, дорогая, положись на старого Джейка.
   Иди к себе, одевайся, а я тем временем все здесь закончу.
   И сделай прическу, как я люблю, - вид у тебя с ней  сногсшибательный.
Я хочу, чтобы моя жена была сегодня самой красивой девушкой.
   - Я давно уже не девушка.
   - А кто нам мешает сделать  вид?  Человеку  всегда  столько  лет,  на
сколько он себя чувствует.
   "Ну так сегодня я чувствую себя на все сто лет", - подумала Дженис, а
вслух перечислила, что еще надо сделать, и пошла наверх.
   Одевалась она дольше обычного. Как правило, Дженис  просто  старалась
выглядеть прилично, но сегодня занималась косметикой с особым тщанием  и
не успокоилась до тех  пор,  пока  на  лице  не  разгладилась  последняя
морщинка. Скользнув  в  платье,  специально  купленное  к  Рождеству,  и
повертевшись перед зеркалом, Дженис довольно  улыбнулась.  Сегодня  она,
при мягком освещении, конечно, могла сойти не просто за девушку,  но  за
девушку весьма привлекательную.
   Вообще пора, наверное, заняться внешностью. За последний месяц  Джейк
дважды прошелся насчет матрон. Может, он ее имел в виду? Ей  намекал  на
что-то? Дженис действительно прибавила несколько фунтов в весе, так  что
не повредит сесть на диету. Шанель рекомендовала йогурт, овощи,  фрукты.
Что ж, звучит заманчиво, хотя,  наверное,  эффекта  придется  подождать.
Удивительно, что Джейк, который за столом удержу не знает, совершенно не
толстеет. Нет в этом мире справедливости...
   Спустившись вниз, Дженис обнаружила, что вечеринка уже  началась.  То
ли гости спутали время, то ли Джейк пригласил прийти пораньше не  только
Арлин с мужем. Обойдя гостей, Дженис удалилась на кухню и увидела, что в
раковине и на тележках полно всяческой посуды. Вошел Джейк.
   - Вот и понадейся на тебя, ничего не убрано, - проворчала Дженис.
   - Ну не могу же я раздвоиться, - беспечно бросил он. - Извини, забыл,
что и Уилсонов, и еще кое-кого пригласил прийти пораньше. Они  появились
сразу, как ты ушла. А за ними - Арлин с Клайдом, так что только сейчас и
вырвался. - Джейк внимательно посмотрел на жену. - Выглядишь потрясающе,
дорогая, - сказал он, но особого энтузиазма в его голосе  Дженис  что-то
не почувствовала.
   - Как тебе мое новое платье? - спросила  она,  явно  напрашиваясь  на
комплимент.
   - Платье классное, разве что красное слишком броско для тебя,  ты  же
сама говорила...
   - Броско? Да это платье в сравнении с костюмом Арлин, сквозь  который
все видно, просто монашеская ряса, - колко заметила Дженис.
   - Она - дело другое, ученая дама и все такое прочее.
   - Ну, спасибо тебе большое. Ты тоже выглядишь что надо.
   Джейк явно обиделся, но и слова не успел сказать, как в  кухню  вошла
высокая брюнетка, жена одного из его коллег.
   - Помочь чем-нибудь, Дженис? - спросила она, не сводя глаз с Джейка.
   - Почему бы нет? - откликнулась Дженис - Можешь нарезать  мясо..  Эй,
осторожнее, оно только что из духовки!
   И хорошо бы кто-нибудь расставил тарелки. Джейк, может, наколешь льда
для пунша?
   Час спустя Джейк куда-то исчез. Буквально  только  что  он  оживленно
толковал о чем-то с профессором Йолански, а сейчас Дженис нигде не могла
его отыскать. Это плохо, потому что она хотела  попросить  его  заняться
напитками. Он, собственно, и сам обещал выступить в роли бармена,  чтобы
никто не оказался обойденн