ля или две с тех  пор,  как  она  приняла  решение,  и  с  каждым
прошедшим днем  ее  желание  возрастало  в  геометрической  прогрессии.  Она
намеревалась открыть гимнастический зал, успех которого в  этом  мире  будет
непревзойденным, - этакий центр физического  совершенства,  слух  о  котором
распространится широко и далеко. Она создаст его, слепит его,  воплотится  в
нем, а за это зал подарит ей то, чего она желает. Это будет ее пропуск через
мост, ее посмертный подарок погибшей матери. Скоро боги и богини  услышат  о
ней по всем небесным каналам связи, и как  только  эта  новость  перенесется
через сверкающую гладь озера, молодые  обитатели  рая  будут  искать  с  ней
встречи, дарить ей свои тела,  чтобы  она  придавала  им  форму,  ваяла  их,
тренировала. В знак признательности они позволят ей бывать среди них.  Перед
Лайзой стояло только одно препятствие. Банкир по имени Уайсс. Без денег  она
никуда не пробьется, не состоится, будет обречена на вечное прозябание.
   Лайза не противилась мрачным мыслям, которые завладели ее рассудком.  Она
научилась этому фокусу. Чтобы добиться  чего-то  в  жизни,  нужно  чертовски
хотеть этого. В этом весь секрет. Если нет желания, то тебе кранты. А  чтобы
подогреть желание, необходимо подумать о  последствиях  неудачи,  чем  Лайза
сейчас и занималась. К тому времени, как лифт приготовился  выплюнуть  Лайзу
Старр на нужном этаже, она  была  полна  железной  решимости.  Она  добьется
своего, чего бы ей это ни стоило. Уайсс выдаст ей ссуду, и  ради  этого  она
пойдет на все. Она победит всеми правдами и не правдами.
   Назначая прием, секретарша с вытянутым лицом вела себя неприветливо, и  с
тех пор настроение ее, судя по всему, не изменилось. К счастью, ждать  Лайзе
не пришлось. Распахнув дверь в офис, секретарша коротко объявила:
   - Мисс Лайза Старр, мистер Уайсс. Назначена к вам на двенадцать часов,  -
и провела Лайзу в помещение.
   Уайсс, маленький и похожий на сову, вскочил на ноги при появлении  Лайзы,
и морщинистое лицо его осветилось мгновенно вспыхнувшим  вожделением.  Лайза
буквально слышала, о чем он думал, когда радушно приветствовал ее, и ощутила
его  взгляд,  скользнувший  по  приятным  очертаниям  ее   тела,   сладостно
задержавшийся на полных губах, не стесненных лифчиком сосках и устремившийся
жадно вниз, чтобы изучить сокровенную Мекку, лишь  слегка  закамуфлированную
короткой юбкой.
   - А, мисс Старр. - Коротенькие ручки раздвинулись в приветствии. -  Прошу
вас, садитесь.
   Уайсс порхал над плечом Лайзы. Он не стал на самом  деле  пододвигать  ей
стул, словно  бы  не  желая  идти  на  такой  раболепный  шаг,  несмотря  на
феноменальное физическое обаяние  молодой  посетительницы.  Вместо  того  он
согнул свое тело под углом от поясницы, склонился к Лайзе и принялся  делать
небольшие быстрые движения  руками,  как  бы  дирижируя  сложным  физическим
процессом усаживания  в  роли  кукловода,  связанного  невидимыми  нитями  с
конечностями Лайзы. Маленький язычок выскочил у него,  будто  у  ящерицы,  и
облизал сухие губы, в то время как беспокойные глазки  бегали  по  наивысшей
позиции скрещенных ног, где не справляющаяся со своим предназначением  юбка,
как могла,  прикрывала  конфетно-полосатые  хлопчатобумажные  трусики  Лайзы
Старр.
   Уайсс неохотно ретировался за внушительный стол и занял позицию в высоком
кресле, обитом  темно-зеленой  кожей.  По  мере  отступления  фантастических
видений  и  возврата  холодной  реальности  сладострастная  улыбка  частично
угасла.  Черт.  Джозеф  Уайсс  -  Казанова,  Дон-Жуан,  дамский  угодник   -
непоправимо превращался в шестидесятидвухлетнего старика Джо Уайсса с дурным
запахом изо рта и плоскостопием.
   Он уставился на стол, внимательно  рассматривая  почти  что  чистый  лист
бумаги.
   - Ну-с, мисс Старр. Чем могу?
   - Мистер Уайсс, мне очень нужна ссуда в двадцать тысяч долларов для того,
чтобы открыть здесь, в Уэст-Палме, гимнастическую студию.
   Все было сказано. Лайза обдумала все возможные начала, однако по  природе
своей предпочла самое прямое.
   - У меня есть собственные двадцать тысяч долларов за страховку,  и  я  их
тоже вложу в это предприятие, - добавила Лайза.
   - А-а, - одобрительно произнес Уайсс. Так-то лучше. Ей  что-то  нужно  от
него. Как правило, людям от него что-то нужно, и это  весьма  приятно.  Ведь
они порой готовы сделать что-то для него взамен. На этот счет у него  имелся
богатый опыт, а девушка так молода, так хороша.
   Лайза немного подождала, однако Уайсс ничего не добавил к  произнесенному
загадочному  звуку.  Неужели  ей  надо  начинать  длинную  речь   -   о   ее
рекомендациях,  прогнозе  ее  доходов,  об  уже   найденном   помещении   на
Клематис-стрит? Чутье подсказывало Лайзе, что это не  так.  Она  сидела  как
можно прямее и внимательно смотрела на банкира, отметив вновь загоревшийся в
его беспокойных глазках похотливый огонек.
   - Это очень большая сумма, мисс Старр, - наконец заметил он.
   - Это будет выгодным вложением капитала для вашего банка,  -  с  живостью
отозвалась Лайза, желая продемонстрировать свою уверенность.
   Уайсс пристально взглянул на нее. Хорошее вложение  капитала  для  банка?
Глупости. Для него самого, как для лица, дающего в долг деньги банка?  Может
быть.
   Очень может быть. Он вперился взглядом в тугие соски, зажмурился и нервно
сглотнул. Можно попробовать, однако тут полно мин. Один неверный шаг - и все
сорвется.
   - Возможно, вы посвятите меня в  некоторые  подробности  вашего  делового
предложения?
   Ему  явно  не  удалось  изобразить  добродушие.  Определенно   прозвучала
какая-то насмешка.
   Лайза была готова к этому. Банкиры любят бумаги. Посмотреть  на  то,  что
можно показать другим. Она притащила с собой их целую кипу:  характеристики,
фотографии  предполагаемого  помещения,  расчеты  вероятных   доходов.   Она
передала конверт банкиру, кое-что пояснив.  Пару  минут  Уайсс  просматривал
бумаги.
   Когда он поднял глаза, взгляд у него был хитрым.
   - Это весьма впечатляет, Лайза. Вы позволите мне называть вас так? Но мне
кажется,  нет  документов,  удостоверяющих,  что  вы  прошли  подготовку  по
физической культуре. - Он помолчал долю  секунды,  прежде  чем  решиться  на
следующий шаг. - Хотя, я полагаю, можно  утверждать,  что  ваша...  э-э-э...
великолепная физическая форма является тому доказательством.
   Вновь скользкие глазки пробурили Лайзу, стрельнули по  груди,  нацелились
на плоский живот и спустились еще ниже.
   Лайза не смогла сдержаться и покраснела. Боже,  он  клеится  к  ней,  как
банный лист.
   Она нервно рассмеялась и пошла в открытую.
   - Боюсь, по разминке и аэробике дипломов не выдают, однако я, конечно же,
могу принести характеристики с того места, где преподаю сейчас.
   Произнося это, Лайза понимала, что Уайсс говорил совершенно о другом.
   Раздался смущенный смех Уайсса.
   - Нет, я уверен, что в этом  плане  проблем  не  будет.  Я  полагаю,  что
физическая сторона дела для вас  вообще  не  может  представлять  трудности.
Совершенно не может.
   Он почувствовал, как внутри него закипает адреналин. Насколько сильно эта
лисичка хочет заполучить свой спортзал? Потому что, если  она  действительно
хочет, то у нее есть только одна возможность добиться своего.  Только  одна.
Двадцать тысяч баксов за какую-то  паршивую  студию,  которая  лопнет  через
полгода? Это смешно. Но двадцать тысяч долларов, чтобы переспать с ней разок
за счет банка - кто знает, может, и не один раз -  это,  вероятно,  неплохая
сделка. Такое случалось не в первый раз, и Уайсс страстно надеялся, что и не
в последний. Что с того,  что  ссуда  окажется  неудачной  и  его  репутация
несколько подмокнет? Все имеют право на досадные ошибки.  Его  простят.  Без
сомнения.  А  девочка  так  молода  и  так   аппетитна.   Он   воспользуется
видоизмененной версией своей основной речи, - той, со ссылкой на неопытность
клиентки.
   - Лайза, буду с вами предельно откровенен. Боюсь, мой опыт  подсказывает,
что эта ссуда отнюдь не будет надежной. Есть несколько причин. Вы молоды, вы
очень молоды, и вы полный новичок в бизнесе. И ваши упражнения в спортзале -
хотя это сейчас и модно - еще не деньги в банке.
   Уайсс радостно рассмеялся  своей  убогой  шутке,  отметив  появившееся  в
прекрасных глазках разочарование. Весь фокус в том, чтобы  растоптать  ее  в
пыль, прежде чем начать собирать по кусочкам.
   - Истина в том - я прошу прощения за свой  пессимизм,  -  что,  по  моему
мнению, ни один банк не даст вам  такой  ссуды.  -  Уайсс  печально  покачал
головой  и  слегка  прищелкнул  языком.  -  Ни  один,  -  добавил   он   без
необходимости.
   Лайза видела, как деньги ускользают от нее, и ее наполнил ужас. Она  была
так уверена, так уверена. Раньше ей было достаточно одного лишь желания -  и
оно моментально становилось билетом в  нужном  для  нее  направлении.  Успех
складывался из честолюбия и усилий. Сейчас впервые в жизни она была на грани
краха. На ее пути стоял этот человек, Уайсс, он предрекал ей, причем  вполне
правдоподобно, что будут и другие уайссы, которые поступят так же, если  она
к  ним  сунется.  Она  прекрасно  знала,  что   гимнастический   зал   будет
пользоваться успехом, но как же, черт возьми, убедить  в  этом  банкира?  Он
видел лишь ее неопытность и наивность.
   Однако Лайза ошибалась. Уайсс, глазки  которого  возбужденно  мигали  под
толстыми стеклами  очков,  видел  гораздо  больше.  Он  склонился  к  Лайзе,
пребывающей В почти осязаемом огорчении, и бросил ей спасательный канат.
   - Однако, - Уайсс повторил это слово, - однако я буду предельно честен  и
признаюсь, что вы  мне  нравитесь,  Лайза.  Вы  мне  очень  нравитесь,  и  я
восхищен... тем, что вы сделали, и тем, что вы намерены сделать.
   Последовала пауза, полная тайного  значения:  Уайсс  желал,  чтобы  Лайза
осознала намек.
   - Вероятно, я сумею помочь. Вероятно, мы вместе потрудимся  над  этим,  -
произнес он наконец.
   Уайсс изобразил сальную улыбку.  Пока  что  он  ходит  вокруг  да  около.
Насколько яснее он может выразиться? Он  ждал  какого-либо  поощрения  с  ее
стороны. Дружелюбная улыбка  Лайзы  оставалась  строго  нейтральной,  однако
разум ее подал сигнал тревоги. Безотчетно, где-то на уровне подсознания, она
уже поняла, что происходит. Некий атавистический инстинкт подсказал ей,  что
Уайсс задумал нечто, и это "нечто" - гнусное.
   - Я полагаю, что, на мой взгляд, - пробормотал мистер Уайсс,  -  было  бы
замечательно, если бы мы, ну, что ли, поддерживали контакт  -  возможно,  во
внерабочее время, - пока вы пользуетесь нашей  ссудой.  Разумеется,  если  я
решу дать делу ход.
   Ну вот. Он высказался. Карты раскрыты.  Ты  спишь  со  мной  за  двадцать
тысяч. Ясно, как Божий день.
   Лайза следила за игрой и немедленно поняла, что он имеет в виду.  Она  не
была удивлена, и это, в свою очередь, удивило ее. Глубокой  душе  взметнулся
фонтан отвращения, однако, отвечая, Лайза сохранила непроницаемое лицо.
   - Что ж, я, конечно, приветствовала  бы  отеческие  наставления  делового
плана. Я была бы за них очень благодарна.
   Лайза тут же пожалела о своем  замечании.  Она  двигалась  по  канату,  и
отсутствие страховочной сетки было очевидным. Уайсс  захотел  попользоваться
ею, а она более или менее ясно дала понять, что  он  -  грязный  старикашка,
годящийся ей в дедушки. Двадцать тысяч, которые маячили секунду назад у  нее
перед носом, покачиваясь, уплыли прочь.
   Уайсс неловко рассмеялся. Неужели она так наивна? Или она говорит "ни  за
что"?
   - Я имею в виду, что, возможно, мы могли  бы  с  вами  время  от  времени
сходить вместе поужинать - узнать друг друга поближе.
   В его голосе  зазвучали  нотки  безнадежности.  Лайза  понимала,  что  ей
предстоит принять одно из самых важных решений в своей жизни, а  подсказать,
как следует поступить, некому. Имелись две возможности: либо продаться этому
нелепому старикашке  и  получить  необходимую  сумму,  либо  отправляться  с
пустыми руками  в  учительницы.  Стать  шлюхой  или  респектабельной  опорой
общества. Палм-Бич или  Миннеаполис.  Риск  или  надежность.  Она  металась,
страдая от нерешительности. Уайсс проговорил сквозь сжатые зубы:
   - Что вы скажете?
   Лайзе показалось, что она хранила абсолютное молчание целую вечность.
   Мысли строчили у нее в голове пулеметными очередями. Загнав свой  мерзкий
отросток в ее прекрасное тело, он запачкает, осквернит ее, навечно завладеет
ею, отняв у нее девственность. Но это ведь займет  совсем  немного  времени,
пройдет, забудется, будет стерто из памяти под  могущественным  воздействием
воли, если плодом ее тяжелого испытания  станет  гладкий  путь  к  победе  и
славе. Уважение к себе  будет  потеряно  навек,  если  она  продастся  этому
дьяволу ради того, что  ей  нужно.  Однако  торжественное  обещание,  данное
погибшей матери, будет исполнено, и она приблизится к раю. "Всего лишь  один
мост... всего лишь только мост..." Глядя сквозь внезапно навернувшиеся слезы
на своего потенциального мучителя, на своего потенциального спасителя, Лайза
явственно почуяла запах паленой плоти. Кто он - дьявол или ангел?
   Уайсс видел смятение в повлажневших глазах  Лайзы,  пока  та  боролась  с
собой. Наконец-то до нее дошло. Теперь  от  него  ничего  не  зависело.  Ему
оставалось лишь ждать. В сладостном предвкушении он  откинулся  в  кресле  и
принялся смаковать нараставшее в нем приятное чувство.
   - Я, кажется, не вполне понимаю вас, - услышала Лайза свой голос.
   Она оттягивала время, лихорадочно перебирая в уме все, что помогло бы  ей
принять решение.
   - Думается, вы вполне понимаете меня, -  быстро  возразил  Уайсс.  Он  не
позволит ей сорваться с крючка.
   Всеми правдами и не правдами. Лайза обещала это себе всего лишь несколько
минут назад. Неужели все праведные пути исчерпаны? А если так, то как далеко
она способна зайти на пути не праведном?
   Словно живо заинтересованный наблюдатель  следила  Лайза  за  собственным
мыслительным процессом, зачарованно ожидая, как же она  поступит.  Казалось,
душа ее витала поблизости как пассивный зритель, пока она подобно  лунатику,
спотыкаясь, двигалась вперед.
   Но когда Лайза решилась наконец заговорить, голос ее звучал решительно, и
даже вызывающе.
   - Мистер Уайсс, кажется, я понимаю, что вы имеете в  виду.  Вы  имеете  в
виду, что одолжите мне деньги, если я пересплю с  вами,  и  только,  если  я
пересплю с вами.
   Лайза помолчала. Когда она продолжила свою речь, голос ее прерывался.
   - Что ж, вы должны знать, что я не хочу делать  этого  и  считаю,  что  с
вашей стороны очень дурно требовать этого и  желать  этого.  Но  деньги  мне
нужны - и нужны очень, потому что я очень много хочу от жизни. Поэтому, если
вам так хочется, я вам отдамся, но при одном условии: здесь же, сейчас же, в
эту самую минуту.  А  после  этого  вы  дадите  мне  деньги.  Все  деньги  -
заверенным банковским чеком.
   Медленно, очень медленно, вся внутренне пылая, Лайза поднялась с места.
   На Джо Уайсса обрушилась мощная волна сознания вины, погасившая танцующее
пламя страсти с той же легкостью, с  какой  торнадо  задувает  пламя  свечи.
Бушующие  потоки  очистительного  стыда  затопили  его  низменные   желания.
Возродился Джо Уайсс - отец своих детей, муж своей жены, сын  своей  матери.
Он с трудом подыскивал слова, чтобы полнее выразить  свое  раскаяние.  Лайза
Старр стояла перед ним неподвижно,  предлагая  себя  в  качестве  жертвы,  -
воплощение фантастической решимости и целеустремленности.
   И тут сознание вины сменилось у Джо Уайсса иным чувством - восхищением, и
совершенно неожиданно он впервые за весь день рассмеялся искренне.
   Эта красивая семнадцатилетняя девочка обвела, победила, обыграла  его,  и
Уайсс смеялся, потому что по какой-то  странной  причине  он  был  вовсе  не
против такого исхода. В этом и должна заключаться суть истинного очарования.
До этого момента он ни секунды не сомневался, что дело Лайзы имеет не больше
шансов на успех, чем снежинка в адском  пекле.  И  вот  теперь  он  внезапно
потерял свою уверенность. Кредитная деятельность научила его одному:  деньги
даются под людей, а не под идеи. Эта девушка была личностью,  причем  такой,
которая способна  внушить  доверие  любому,  самому  недоверчивому  банкиру.
Помимо того, что обладала прочими, более бросающимися в глаза достоинствами.
   - Лайза Старр, - объявил Уайсс, - вы получите деньги, а  от  себя  я  вам
бесплатно добавлю вот что: вы чертовски далеко пойдете.
   За все свои шестьдесят два года Джо Уайсс никогда не был настолько прав.

***

   Лицо Бобби Стэнсфилда отражалось в  ручном  зеркальце,  и  отражение  ему
нравилось. Флоридский  загар,  идеально  ровный,  словно  подкрасил  кожу  в
роскошный темно-коричневый цвет, оставив крошечные белые полоски лишь в едва
наметившихся морщинках вокруг сияющих, смеющихся глаз. Имея долгую практику,
Бобби  произвел  быстрый  осмотр.  Начал  сверху.  Песочного  цвета  волосы,
блестящие, густые, пребывали в надлежащем порядке - этот  строго  выверенный
хаос намекал на счастливое сочетание в Бобби мальчишеского и мужского начал,
что так любили его  избирательницы.  Бобби  помотал  головой  из  стороны  в
сторону, позволив своевольной пряди соскользнуть на правый глаз, прежде  чем
отбросил полосы вновь назад, характерным нетерпеливым взмахом руки. Гармонию
излишне совершенных в остальном черт лица нарушал притягательным диссонансом
нос, аккуратно перебитый много лет назад доской во время  серфинга.  В  ходе
бесконечных политических и  семейных  дебатов  Стэнсфилды  решали  вопрос  о
целесообразности пластической операции. Теперь, и много раз в прошлом, Бобби
благодарил Бога, что вердикт был вынесен отрицательный. Этот нос  был  нужен
ему. Он стал его торговой маркой, символом  мужественности,  доказательством
того, что Бобби Стэнсфилд, несмотря на все прочие  свидетельства  обратного,
очень  далек  от  тщеславия.  Рот?  Когда   закрыт   -   чуточку   тонковат;
подразумевается возможная холодность, если не  жестокость.  Когда  открыт  -
невероятное, совершенное обрамление для белоснежных зубов безупречной формы.
Подбородок гладкий и  квадратный,  без  малейшей  тени  небритости  -  этого
кратчайшего пути к потере голосов. Отлично. Он смотрится превосходно.  Бобби
дал  лицу  растянуться  в  самодовольной  улыбке,  и  улыбка,  изучив  себя,
отозвалась положительно.
   - Как я выгляжу, Джимми?
   -  Они  все  уписаются,  -  хохотнул  стоящий  рядом  с  ним   невысокий,
приземистый человек.
   Смех,  тем  не  менее,  не  помешал   Джимми   Бейкеру   окинуть   зорким
профессиональным взглядом реквизиты Стэнсфилда ниже  воротника.  Темно-синий
галстук из рубчатого шелка в косую малиновую полоску; стандартный костюм  от
"Брукс бразерс"  цвета  морской  волны  и  не  слишком  хорошего  покроя  во
избежание ощущения совершенства,  способного  оттолкнуть  аудиторию;  черные
мокасины от "Гуччи" из кожи, мягкой, как попка младенца. Все было на  месте,
и все сочеталось, на кандидате можно поставить крест за оплошность, не более
гнусную, чем расстегнутая ширинка. В этой жизни расслабляться некогда.
   Из-за кулис обоим мужчинам были видны  сцена  и  трибуна.  И,  что  более
важно, они оба могли слышать и ощущать, как  нарастает  возбуждение  в  зале
отеля. Безликое помещение, оформление которого было без затей скопировано  с
аэропортов и залов ожидания всего мира, вибрировало от  жгучего  нетерпения:
три тысячи женщин и горстка мужчин готовились встретить  своего  избранника.
Над сценой кто-то повесил плакат с надписью: "Человек, которого вы знаете".
   На трибуне какой-то безымянный  партийный  поденщик  набивал  себе  цену,
купаясь в отраженных лучах славы главного героя дня.
   - А теперь, дамы и господа, момент, которого мы все ждали. Я  с  огромным
удовольствием  представляю  вам  человека,  который  в   представлениях   не
н