и надо не много.
   Лайза задорно рассмеялась.
   - Да, может,  он  забежит  сюда  как-нибудь,  чтобы  опробовать  меня  на
тренажере "Наутилус".
   - Ну, ладно. Спорим, что он даст знать о себе? Так поступил бы любой.
   - Спасибо за комплимент, Мэггс. Но если серьезно, то  я  просто  не  могу
быть в его вкусе. Ты же понимаешь, какой это парень. Я хочу сказать, что  он
такой знаменитый. Он знает всех и вся. Я  имею  в  виду,  что  он,  наверно,
звонит президенту, чтобы узнать, что идет по телеку вечером, если у него под
рукой не оказалось газеты. Ну что, черт побери, я могу ему предложить?
   - Ну, парочку вещей я вижу уже сейчас, сообщила Мэгги. - Это трико  разит
наповал, Лайза.
   - Мне кажется, что такие люди, как Бобби Стэнсфилд,  интересуются  больше
головой, чем телом. Всякими  общественными  деятельницами,  с  их  степенями
магистров философии и политики.
   - Я понимаю, Лайза, что все мы тут головой не шибко напрягаемся, но ты  -
настоящая умница.
   - Если он а собирается позвонить, то сперва выждет пару деньков, так  что
нам сейчас пока что рано горячиться.
   В шести дюймах от расставленных ног Лайзы зазвонил телефон.
   Она заулыбалась, подняла трубку и вспыхнула, услышав голос.
   - Могу поспорить, что говорю с Лайзой Старр.  Это  Бобби  Стэнсфилд.  Как
насчет того, чтобы пообедать сегодня?
   - О Боже. Привет. Как поживаешь? Пообедать. Господи! А что у нас сегодня?
Да, конечно, с удовольствием.
   - Отлично. Мы тут сидели у бассейна и размышляли, как сделать  жизнь  еще
лучше, и я вспомнил про тебя. Ты на тачке? Я могу прислать машину. Приезжай,
как только сможешь; здесь просто рай, и мы пьем чистейшую "Маргариту".
   Голова у Лайзы пошла кругом. Комплимент был приятен, однако в его  словах
скрывалось кое-что еще. Здесь рай. Здесь рай. Она открыла  было  рот,  чтобы
ответить, однако не могла подыскать слов.
   - Ты меня слушаешь? Ты знаешь маршрут? Поворачиваешь налево...
   - Хорошо, хорошо. Я знаю дорогу. Найду. "Я была там тысячу  раз  в  своих
мечтах".
   - А машина тебе нужна?
   - Нет. Я хочу прокатиться на велосипеде.
   - Боже! В такую жару? Да  вы  себя  своими  тренировками  доконаете.  Но,
впрочем, торопись и не  растай  по  дороге.  Мне  бы  хотелось  видеть  тебя
целиком.
   - Уже еду.
   Лайза опустила  трубку.  Секунду  подруги  смотрели  друг  на  друга,  не
произнося ни слова.
   Лед сломала Мэгги. Преувеличенно театральным тоном она продекламировала:
   - Дамы и господа, прошу освободить место для сенатора Роберта  Стэнсфилда
и его супруги.
   Лайза бросила в нее четыре  ручки,  шесть  скрепок,  ластик  и  маленький
японский калькулятор.

***

   Лайза быстро крутила педали, переезжая опасный перекресток  Норт-Флэглер.
Она по опыту знала, что поблизости от нее часто  происходят  аварии;  ей  не
приходило в голову, что их причиной может являться  она  сама.  Бесстрастный
наблюдатель безошибочно сделал бы такой вывод. Лайза  была  во  всем  белом,
начиная с  кроссовок  "Адидас"  и  носков  и  кончая  шортами  и  просторной
футболкой, под которой вздымались и падали умопомрачительные груди.  Длинные
крепкие ноги нажимали на педали без видимого усилия.
   За спиной  Лайзы  находилась  белая  пластиковая  пляжная  сумка,  шнурки
которой были  обвязаны  вокруг  торса,  отчего  футболка  плотно  обтягивала
конические груди. В сумке почти что ничего не было. Лайза собралась  быстро.
Единственная настоящая проблема возникла с купальным костюмом.  Те  костюмы,
которые   у   нее   были,   соответствовали   стандартам   изданий   "Спорте
иллюстрейтед", посвященных пляжным ансамблям, но  едва  ли  подошли  бы,  по
мнению Лайзы, для бассейна Стэнсфилдов. Тем не  менее,  времени,  а  точнее,
желания бегать по магазинам не было. Лайза была достаточно  умна  для  того,
чтобы сообразить, что в этой жизни можно заработать немного  очков,  выдавая
себя за того, кем ты не являешься на самом деле, -  особенно  перед  людьми,
подобными Бобби Стэнсфилду.
   Черный облегающий купальник, который выбрала Лайза, произвел бы фурор  на
Копакабане и Айпонеме. Купальник был  цельный,  сильно  вырезанный  спереди,
сзади и в паху, и скрывал только самые приватные  анатомические  подробности
тела. До сих пор к нему претензий не было, и она их не ожидала и теперь.
   Проехав мост, Лайза повернула налево на  велосипедную  дорожку  Палм-Бич.
Тармаковая дорожка шириной в пять футов на протяжении  семи  миль  шла  мимо
самых красивых и самых дорогих домов в мире на берегу озера  Лейк-Уэрт.  Это
была волшебная тропинка, по  которой  строго  запрещалось  ездить  на  любом
автотранспорте,  и  в  то  же  время,   несмотря   на   ощущение   полнейшей
эксклюзивности, она  была  открыта  для  публики.  Здесь  могли  столкнуться
различные  миры,  так  как  люди  имели  возможность  разглядывать  бассейны
богачей, проезжая на велосипедах, пробегая трусцой и осматривая окрестности.
Тем не  менее,  такого  не  случалось.  Велосипедная  дорожка  была  ревниво
охраняемой тайной,  и  те,  кому  достало  ума  обнаружить  ее,  оказывались
достаточно сдержанными, чтобы уважать права других.  Лайзе  было  достаточно
проноситься мимо глянцевых яхт, покачивающихся на  приколе  возле  садов  их
хозяев, мимо толстых индийских  сандаловых  деревьев  и  цветущего  красного
жасмина, мимо высоких диких оград из фикусов  у  тех,  кто  ценил  уединение
больше, чем открывавшуюся панораму. Лайза помнила слова  матери:  "Чем  выше
фикусы, тем богаче человек". Будет ли у нее в один прекрасный  день  высокая
живая изгородь из  фикусов?  Таблички  с  названиями  улиц  на  перекрестках
говорили сами за себя:
   Танжер-авеню, Вест-Индиз-драйв, Оранж-Гроув-роуд и Мокингберд-трейл.  Как
легко было бы полюбить такое место. Как легко любить такое место.  И  людей,
которые тут живут.
   Лайза нарочно пропустила поворот на Гарде-роуд, который вел прямо к  дому
Стэнсфилдов. Она так делала часто.  Вместо  этого  она  поехала  направо  на
Колониал и попала к воротам дома Кеннеди. Там  она  ненадолго  остановилась.
Находится ли  там  сейчас  Роуз,  отгородившаяся  от  бесконечных  трагедий,
которые история обрушила на ее семью? На стоянке был припаркован потрепанный
семейный "бьюик", вызывающе скромный. Кто мог подумать,  что  несколько  дет
назад автомобильная стоянка была создана в качестве посадочной площадки  для
вертолета самого могущественного человека в мире? Даже в те времена Палм-Бич
был суров к Кеннеди, и лишь с крайней неохотой муниципалитет  сделал  особое
исключение из строгого запрета на посадку  любых  летательных  аппаратов  на
территории  города.  Красно-коричневая  краска  на  мизнеровской   жемчужине
беззастенчиво шелушилась, а две отпугивающие таблички  -  "Посторонним  вход
воспрещен" и "Осторожно, собака" - давно уже потеряли смысл.
   Какая ирония судьбы свела вместе Кеннеди и Стэнсфилдов, разделив их всего
лишь  полдюжиной  домов  на  протяженном  пустынном   пляже?   Две   великие
политические  династии  -  одна  демократическая,  другая   республиканская,
соседствующие и враждующие, - сойдутся, возможно, в один прекрасный  день  в
сражении за главный изо всех призов. Это была внушительная перспектива. Двое
могущественных противников жили настолько близко, что могли  бы  сыграть  во
фрисби, не сходя с лужаек перед своими домами. Всего  лишь  через  несколько
лет бульвар Норт-Оушн мог снова выдвинуть  из  числа  своих  жителей  нового
кандидата в президенты Соединенных Штатов, и такие непринужденные поездки на
велосипеде  окажутся  под  строгим  запретом.   Лайза   дала   волю   своему
воображению:  запрещающие  дорожные  знаки,  поджарые,  крепкие   ребята   с
подозрительными взглядами, атмосфера подспудного возбуждения и опасности. И,
может, даст Бог, из-за Бобби. Бобби Стэнсфилда. Пригласившего ее сегодня  на
обед. Лайза будет почетным гостем в той усадьбе, где была счастлива работать
ее мать.
   Мимо прокатилась полицейская машина,  водитель  которой  быстро  осмотрел
Лайзу. Она к этому привыкла. - В  этом  городе  каждая  вторая  машина  была
полицейской, и полоса Норт-Энда длиной в  три  с  половиной  мили  являлась,
вероятно, единственным  местом  на  земле,  где  все  соблюдали  ограничение
скорости. Большинству проживающих здесь это нравилось. В этой  части  города
двери в домах не запирались. Лайза недоверчиво покачала головой,  отчасти  в
восхищении, отчасти в ужасе при мысли  о  крайностях,  процветавших  в  этом
городе. Недавно был принят местный закон, согласно  которому  люди,  которые
работали здесь, но не жили - садовники, уборщицы и  т.  д.,  -  должны  были
постоянно иметь при себе Палм-Бич удостоверение личности  и  в  обязательном
порядке давать образцы своих  отпечатков  пальцев.  Это  явно  противоречило
конституции. Однако Палм-Бич не возражал. У Палм-Бич свои правила. И  сейчас
какой-то либерал оспаривал в суде этот закон. Лайза надеялась, что он пришел
туда не с пустыми  карманами;  деньги  ему  понадобятся.  Потом  тут  как-то
арестовали человека за то, что он бегал трусцой  в  несоответствующем  виде.
Бедняга снял футболку. Возможно, если  бы  это  оказалась  женщина...  Лайза
громко рассмеялась при этой мысли. Но тут же смех застрял у нее в горле. Она
въезжала в большие ворота усадьбы Стэнсфилдов.

***

   Для  Лайзы  было  почти  что  неожиданностью  увидеть  служанку  в  белой
форменной одежде, которая открыла  тяжелую  резную  дубовую  дверь.  Секунду
Лайза стояла неподвижно от охвативших ее горько-сладостных воспоминаний. Как
же сильно она полюбила эту форму. Как гордилась  ее  мама  этой  безупречной
белизной, ее  символическим  значением.  Все  эти  годы  форма  хранилась  в
гардеробе,  время  от  времени  добросовестно  простирывалась  и   тщательно
отглаживалась. Иногда Мэри Эллен вытаскивала  ее,  чтобы  продемонстрировать
Лайзе великолепие своего прежнего  положения  доверенной  горничной  в  доме
Стэнсфилдов. Относилась ли стоявшая перед Лайзой девушка с тем же пиететом к
своей работе? Вряд ли. Начать с того, что она  была  негритянкой,  а  черным
глупо и бессмысленно забивать себе голову мечтами о Палм-Бич.
   Лайза отогнала от себя ненужные мысли. Помимо ностальгии  существовали  и
другие эмоции. Надо было жить дальше. Пробираться наверх.
   - Я полагаю, сенатор Стэнсфилд меня ожидает. Мое имя Лайза Старр.
   Служанка откинула голову и издала какой-то  фыркающий  звук.  Всем  своим
видом она  говорила,  что  сенатора  Стэнсфилда  постоянно  навещают  разные
красивые молодые девушки. Не старайся прыгнуть выше носа.
   - Они все у бассейна. Следуйте за мной, мисс Старр, -  только  и  сказала
она.
   Наконец-то Лайза оказалась в доме - словно  ребенок  в  магазине  игрушек
своей мечты. Следуя за служанкой по темному старинному дому, Лайза  пыталась
запечатлеть в памяти все. Они прошли по крытой галерее, украшенной испанской
плиткой; с обеих сторон через арки видны были  идеально  ухоженные  террасы,
утопающие в зелени - бугенвиллей, текомы, дикие орхидеи,  расположившиеся  в
испанском мху, - и орошаемые журчащей водой из искусно устроенных  фонтанов.
Вдоль стен тянулись  дубовые  комоды,  темные,  с  причудливой  резьбой,  на
которых стояли серебряные кувшины с цветами на  высоких  стеблях  и  вазочки
поменьше с розовыми и  белыми  азалиями.  Огромный  натюрморт  с  плодами  и
цветами в стиле голландской школы освещался старинной лампой для картин.
   "Мрачно, - подумала Лайза. - Но невероятно стильно. Чистый и неподдельный
Мизнер - весь дом пропах двадцатыми годами, когда богачи, жившие в Палм-Бич,
правили миром и воображали, будто так будет продолжаться вечно".
   Мягкие подошвы белых туфель бесшумно ступали перед  ней  по  натертым  до
блеска плиткам так же, как когда-то ступала ее мать;  Лайзе  вновь  пришлось
побороть в себе волну горечи, которая угрожала захлестнуть ее с  головой.  В
конце  галереи  находились  большие  черные  кованые   железные   ворота   с
отполированной  латунной  рукояткой-шаром.  Сквозь  причудливый  узор  Лайзе
открывался распростертый впереди зеленый газон, за которым лениво катило  на
мол свои волны море.
   - Я оставляю вас здесь, мисс Старр. Вы  найдете  сенатора  и  его  друзей
возле бассейна.
   При появлении  Лайзы  Бобби  Стэнсфилд  вскочил  с  покрытого  полотенцем
шезлонга, приветствуя ее:
   - Лайза, Лайза. Как раз то, чего нам не хватало. Он повернулся к друзьям.
   - Вот, пожалуйста. Я обещал вам ангела - и доставил его.
   Его улыбка была так же тепла и приветлива, как солнечный  свет,  падающий
на нежную кожу.
   - Лайза, это Джимми Бейкер. Ему известно все  в  мире,  что  хоть  как-то
касается политики. Я надеюсь! Остальное - весьма слабо.
   Джимми осторожно улыбнулся во время этого шутливого представления, встал,
чтобы пожать Лайзе руку, и  пронзил  ее  своими  хитрыми  глазами.  Как  она
повлияет на нашего мальчика? Положительный или отрицательный фактор? Дешевка
или достойная девушка? Как ее можно будет использовать?
   Лайза неодобрительно осмотрела его с ног до головы. Если он  когда-нибудь
начнет брить  свою  грудь,  то  вполне  сможет  открыть  бизнес  по  продаже
шерстяных половиков.
   Двое других мужчин оказались менее значительными, более  почтительными  и
готовыми услужить.
   - Итак, Лайза, ты сможешь приготовить "Маргариту"? Боюсь, мы  начали  без
тебя - и то еще слабо сказано.
   Бобби откинул  голову  и  расхохотался.  Маленький  мальчик,  собравшийся
устроить налет на  коробку  с  печеньем?  Светский  шалопай,  который  хочет
позабавиться и нуждается в сообщнике? Старомодный аристократ,  разбирающийся
в том, как приготовить коктейль? В его замечании и смехе проглянули все  эти
три типа, и Лайзе трудно было разобраться, кто ей приглянулся больше всего.
   Бобби провел ее к бару, расположенному рядом с раздевалкой бассейна.
   - Секрет по-настоящему хорошей "Маргариты" заключается в том, что ее надо
делать самому, - сказал он наигранно серьезным тоном. - Стакан,  разумеется,
в отделении для льда.
   Словно фокусник, Бобби  извлек  два  заиндевелых  V-образных  бокала  для
коктейлей из морозильника. Потом он  опрокинул  баночку  с  солью  на  белую
мраморную плиту и,  прежде  чем  погрузить  в  соль  края  каждого  стакана,
разровнял ее рукой.
   Бобби наполнил оба бокала из большого кувшина и протянул один Лайзе.
   - Скажи, что ты об этом думаешь. На его лице  было  выражение  притворной
озабоченности.
   - М-м-м-м-м... Восхитительно, - сказала Лайза. - Что за чудо!
   Бобби рассмеялся, провожая ее к столику чуть поодаль  от  остальных  трех
мужчин. Лайза почувствовала, как алкоголь  проникает  через  стенки  желудка
прямо ей в кровь. Бобби был даже более  привлекательным,  чем  показался  ей
раньше, если только это было возможно. Скорее  мощный,  чем  мускулистый,  -
тело его выглядело так, будто оно накачивалось не  просто  путем  постоянных
тренировок, а каким-то дополнительным способом. Грудь была в меру волосатой,
но не заросшей. Прекрасные ноги и, слава Богу, с педикюром. Немногие мужчины
осознают, насколько это важно. Разумеется, чеканный профиль, но это, в конце
концов, и  так  известно  от  калифорнийских  лесов  до  берегов,  омываемых
Гольфстримом. Трудно было отделить этого человека от создаваемого им образа,
от того, что, возможно, было его образом.  Бобби  Стэнсфилд  был  не  просто
симпатичным мужиком, торчащим возле бассейна, чтобы понежиться на солнце. Он
был символом. Философия, которую исповедовал Стэнсфилд, была более  прочной,
чем прежний консерватизм, в ней ощущалось настроение всей страны, и если  бы
ему удалось разработать эту жилу, то он мог бы получить наивысший  дивиденд.
Благодаря этому Стэнсфилд становился фигурой, обладающей политической силой,
которая вызывала благоговение  и  сочеталась  с  его  избыточной  физической
привлекательностью. Это мог почувствовать кто угодно. Но Лайза не  была  кем
угодно. Она была дочерью Мэри Эллен Старр и  смотрела  на  Бобби  Стэнсфилда
через эту призму.
   - Слушай, ты привезла что-нибудь для купания? Если нет, то, я уверен,  мы
найдем выход из положения. Одежда сестер обычно вокруг горами навалена.
   - Конечно. Все тут. - Лайза похлопала по сумке. - Где мне переодеться?
   - В кабинке.
   К тому времени, когда  Лайза  вернулась,  Бобби  уже  вновь  разлегся  на
шезлонге и, закрыв глаза, впитывал в себя солнце.
   Встав над ним, Лайза загородила собою  солнечные  лучи.  Бобби  поднялся,
догадавшись о ее присутствии по внезапно упавшей тени. Он  открыл  глаза,  и
взору его предстала небывало эротическая картина. Впервые за долгие годы  он
потерял дар речи.
   - Боже, - удалось наконец произнести  ему.  Лайза  рассмеялась,  понимая,
какой эффект она производит.
   Пару секунд  она  позволила  полюбоваться  собой  Стэнсфилду,  который  в
восторге скользил глазами по всему ее гибкому телу. После этого Лайза  круто
развернулась и пробежала несколько шагов до бортика бассейна. Одним  плавным
движением она дугой промелькнула в воздухе и, совершенно не поднимая  брызг,
исчезла в такой чистой голубой воде, что ее можно было пить.
   Лайза знала, что он последует за ней, что он будет притянут  магнитом  ее
тела. Она  видела  это  по  его  жадному  взору.  Прежде  чем  вырваться  на
поверхность, она проплыла по всей длине бассейна, так как набрала  в  легкие
вполне достаточно кислорода для мощного подводного броска.  Вынырнув,  Лайза
встряхнула головой и перебросила за сильные плечи  намокшие  черные  волосы.
Держась левой рукой за голубой мозаичный кафель бортика бассейна, она правой
вытерла сбегавшие с глаз ручейки и поискала глазами Бобби. Он исчез.
   На секунду сердце  ее  остановилось.  Он  ушел.  Отправился  налить  себе
коктейль? Поговорить еще о политике с друзьями  возле  бассейна?  Подошел  к
зазвонившему телефону?
   Между ее ногами вырвалось на поверхность гладкое, мускулистое, как выдра,
темное существо. Бобби был очень близко, его руки  скользили  по  абрису  ее
тела, ее лодыжкам, ее икрам, ее  бедрам,  по  узкой  талии.  Перед  тем  как
достичь конечного пункта назначения, ее подмышек,  руки  с  наслаждением  на
долю  секунды  прикоснулись   к   ее   груди,   Проплыв   под   водой   весь
шестидесятифутовый бассейн, Лайза совершенно не потеряла дыхания, но  теперь
она задохнулась. Как только голова Бобби с радостной улыбкой, обещающей  все
счастье мира, возникла в искрящихся под солнцем брызгах, в нескольких дюймах
от головы Лайзы, он, сильный  и  озорной,  вознес  ее  вверх  так,  что  она
пролетела над бассейном, в его руках, словно на подъемном кране, и очутилась
на бортике, ноги ее болтались в воде, обрамляя голову Бобби, улыбающегося ей
снизу.
   Бобби позволил себе преклониться перед алтарем юной  красоты  Лайзы,  чей
силуэт обрамляло умопомрачительно голубое небо Флориды;  а  она  дышала  уже
быстрее сквозь приоткрытые губы,  глядя  в  его  горящие  желанием  глаза  с
возбужденным блеском во взоре.
   Что-то должно было произойти. Оба понимали это.
   Целую  вечность  они  наслаждались  этим  моментом  -  первым  деликатным
моментом  на  пути  к  близости,  когда  все  так  ново,  все   перенасыщено
таинственностью и опасностью страсти.
   Бобби обвил руками ноги Лайзы выше колен и, придвинувшись к  ней,  крепко
прижал восхитительную плоть к своей голове, отчего губы его оказались  всего
лишь в нескольких сантиметрах от того места, которое она уже  хотела  отдать
ему. Бобби вновь посмотрел на Лайзу, прикоснувшись подбородком  к  ткани  ее
купального костюма, и это ласковое  надавливание  сладостно  пронзило  самую
уязвимую  часть  ее  существа.  Вновь  светло-голубые  глаза  вопрошали  ее,
успокаивали, мучили. Затем он потянул Лайзу к себе в воду,  и  она  полетела
вперед, потеряв свою неверную опору на краешке бассейна. Инерция увлекла  ее
глубоко под воду, и Бобби погрузился с ней, плотно вжавшись  в  нее  сильным
телом и крепко схватив в стальные объятия.
   Как у тонуще