затевать новые попытки унизить и уничтожить ее. И в  то  же
время он видел, что девушка оказалась не той, за кого  он  ее  принимал.  Он
ошибся в расчетах. У этой девушки был характер. Она не будет  играть  в  его
игру, и она его заставит заплатить. Развод только  поднимет  на  поверхность
грязь, об этом нечего и думать. Шума по телевидению и в прессе хватит не  на
одну неделю. Нет, лучше всего  свести  потери  к  минимуму.  Засунуть  ее  в
какую-нибудь  контору  на  дальних  задворках  семейного  бизнеса   казалось
неплохой идеей. Загадочность, окружавшая их брак,  сохранится,  а  на  людей
даже произведет впечатление, что его молодая жена оказалась такой  серьезной
и трудолюбивой. "Отказывается взять хотя бы цент из моих  денег.  Настаивает
на том, чтобы жить, как студентка - в арендованной квартире и платить за нее
из своих собственных заработков. Мне это  не  нравится,  но  я  не  могу  не
восхищаться  ею".  Такое  объяснение  хорошо  пройдет  на  званых  обедах  в
Палм-Бич.
   Он тут же согласился подписать рекомендательное письмо человеку,  который
возглавлял компанию "Блэсс" в Нью-Йорке.
   Отдельный вопрос встал в отношении сына. Мальчика, который для  всех  был
его сыном. Маленького Скотта Блэсса, всего лишь двух месяцев от роду.
   Он хотел сохранить его при себе.  В  качестве  символа  своего  семейного
статуса. Живого свидетельства его мужской  силы.  Ведь  не  хочет  же  Лайза
таскать его по всему свету в погоне за своей непонятной целью?
   - Я думаю, Скотту и няне будет лучше здесь, со мной, - сказал он.
   Несколько коротких недель тому назад, зная то,  что  ей  стало  известно,
Лайза скорее оставила бы сына у ворот ада, чем на попечении Блэсса,  но  она
изменилась. Ребенок никого не знал, никого не любил.  Он  представлял  собой
только клубок различных потребностей. В Европе или в Нью-Йорке  он  стал  бы
обузой. Скотт был бы гирей на ее  шее,  весившей  намного  больше,  чем  его
несколько фунтов. Няня Скотта оказалась просто кладом - упрямая, как осел, и
в то же время надежная и добрая. Даже Вернон  Блэсс  побаивался  ее  острого
языка. С ней мальчик будет здесь в безопасности и окружен роскошью.
   Конечно, нежелательно, чтобы матери бросали своих маленьких детей. Однако
столько вещей, которые были "нежелательны", тем не менее  произошли.  Совсем
"нежелательно", чтобы человек  умирал  от  кровоизлияния  в  мозг,  как  это
случилось с Марджори. "Нежелательно" .нанимать проституток на первую брачную
ночь, как это сделал Вернон Блэсс. "Нежелательно"  было  говорить  человеку,
которого Лайза любила, что она лесбиянка, как это сделала Джо Энн. По  Лайзе
прокатилась волна ледяного холода, и она приняла решение.
   - Скотт может остаться, - произнесла она наконец, хотя сердце ее сжалось.
- Но, Вернон, все это только с одним условием. Оба мы хорошо  понимаем,  что
вы таким образом очень дешево отделываетесь. Развод  стоил  бы  вам  доброго
имени и кучи денег. Если я сейчас уйду и не возьму с собой ничего, я  хотела
бы получить ваше слово, что я  унаследую  все,  чем  вы  владеете.  -  Слово
Вернона Блэсса. Внушающее почти столько же  доверия,  как  и  его  моральные
устои.
   Лайза знала, что завещание можно в любой момент изменить, но  приходилось
идти на риск.
   Минуту-другую Вернон Блэсс внимательно смотрел на нее. Странное выражение
было в его глазах. Наконец он произнес:
   - Я согласен со всем, что ты сказала, Лайза. Я даю тебе свое слово.
   И вот она улетала в  неизведанный  мир.  У  нее  не  было  ничего,  кроме
рекомендательного письма, дорожной сумки с ярлыком "Луи Вюиттон", обещания и
молитвенника.
   На Саутерн-бульвар она почувствовала, как затор внутри у нее прорвало,  и
волны одиночества хлынули в душу, заливая ее тоской. Было символично, что  в
этот момент черная туча набежала на солнце и  отбросила  на  дорогу  длинную
тень как раз там, где они поворачивали налево к аэропорту.
   Когда Лайза повернулась к Мэгги, внутренние  шлюзы  полностью  открылись,
слезы хлынули по лицу.
   - О, Мэггс, я буду так скучать по  тебе.  Меня  словно  несет  куда-то  в
темноту.

Нью-Йорк

   Первым впечатлением Лайзы о Стивене Каттинге было то, что он "голубой", и
что бы Каттинг потом ни говорил ей, и что бы она ни слышала о нем, ничто  не
могло заставить ее  переменить  свое  мнение.  За  слишком  большим  столом,
находившимся перед толстым стеклом окна, из которого открывался красивый вид
на Мэдисон-авеню, он елозил тощим задом по обтянутому зеленой кожей креслу и
лепетал заплетающимся языком, проглатывая слоги:
   - Да, миссис Блэсс, для меня большое удовольствие наконец познакомиться с
вами. Жаль, что Вернон ничего не говорил мне о вас, но, как я  понимаю,  это
был скоропалительный брак, Вернон буквально выбил землю у вас из-под ног.
   Смех его был чем-то средним между хихиканьем и сопеньем. Намек был  более
чем  прозрачен.  Она  подцепила   на   крючок   старого   бедного   Вернона.
Воспользовалась слабостью старика, который по возрасту годился ей в дедушки.
Использовала свою очевидную привлекательность в неблаговидных целях.
   Лайза внимательно рассматривала его:  сверкающие  седины,  худощавое,  но
хорошо тренированное тело, очки в роговой оправе, обычный для людей среднего
возраста костюм. Человек, столь же плотно застегнутый на все пуговицы, как и
его белая поплиновая рубашка с бордовой  монограммой  "С.  К.".  Такие  люди
принадлежат к  выходцам  из  средних  слоев,  они  проводят  лето  скорее  в
Ньюпорте, чем на карибских островах, и страдают от  геморроя  чаще,  чем  от
варикозного расширения вен.
   Лайза не могла припомнить, чтобы кто-то вызвал у нее такую антипатию  при
первой же встрече. И все же она не должна этого показывать. Этот человек для
нее важен.  Он  исполняет  роль  штурвального  на  корабле  Блэсса,  и  хотя
формально управление находится в руках Вернона, он не станет конфликтовать с
Каттингом. Если пойти на это, то Каттинга можно легко  потерять,  а  Вернону
меньше всего желательно возлагать  на  себя  ответственность  за  управление
компанией.
   - Чего Вернон не указал в телеграмме,  так  это  конкретной  цели  вашего
визита. - Каттинг соединил кончики пальцев  и  покровительственно  улыбнулся
из-за покрытой красной кожей пустого стола.
   - Меня очень интересует издательское дело, - скапала Лайза.  -  Я  решила
воспользоваться тем, что мой муж владеет одной из издательских  компаний,  и
приехала поучиться у вас уму-разуму.  Полагаю,  вы  именно  тот  человек,  у
которого есть чему поучиться.
   Комплимент получился неудачным, Лайзе не удалось включить  в  свои  слова
достаточно энтузиазма. Она смотрела на него, лицо ее было словно маска.
   - Дайте я подумаю. Что же мне рассказать о "Блэсс паблишинг",  чтобы  вам
было интересно?
   Лайза скрестила ноги и чуть пошевелилась на  кресле  с  перекладинами  на
спинке, сделанном под английскую мебель  восемнадцатого  века.  Обычно  этот
прием вводил мужчин в  смущение.  Было,  однако,  вполне  очевидно,  что  на
Стивена Каттинга вещи подобного сорта не действуют. Он и глазом не  моргнул,
продолжая развивать свою тему:
   - "Блэсс паблишинг" - чудесная небольшая компания. Дед Вернона основал ее
на заре века в Англии, а отец распространил деятельность фирмы  на  Америку.
Сейчас, конечно, нью-йоркская  контора  -  это  хвост,  который,  фигурально
выражаясь,  виляет  всей  собакой.  Лондонская  контора  представляет  собой
филиал, а парижское ответвление и вовсе не идет ни в какое сравнение с  ними
по своему значению. Основное действие происходит здесь. - Он широко взмахнул
рукой, чтобы показать  на  то,  что  должно  было  бы  быть  кипящим  бурной
деятельностью "Блэсс паблишинг".
   Лайза оглядела пустую  комнату.  Она  напоминала  Филадельфию  воскресным
днем.
   -  Откровенно  говоря,   Вернон   никогда   особенно   не   интересовался
издательским делом, - продолжал Каттинг, - и  со  времени  смерти  его  отца
компания преимущественно управлялась профессионалами, такими,  как  я,  хотя
традиции фирмы бережно хранились.
   Когда он произносил это,  в  голосе  его  зазвучали  нотки  благоговения.
Хранитель  веры.  Защитник  чистоты  религии.  Ему  удалось  придать   слову
"профессионалы", изначально незамысловатому, некий возвышенный смысл.
   - Каковы эти традиции?
   Лайза поняла, что уже знает, какие результаты  даст  ее  анализ  личности
Стивена  Каттинга.  Тем  не  менее,  она   вынуждена   была   поощрять   его
разговорчивость, чтобы подготовить управляющего к ходу, который сделает чуть
позже.
   Стивен Каттинг выпрямился. Он любил читать подобные лекции.
   Он положил нож для вскрытия писем точно под углом  девяносто  градусов  к
черному,  красному  и  синему  карандашам  -   единственным   предметам   на
поверхности его стола. Насколько  Лайза  видела,  эта  перегруппировка  была
совершенно излишней.
   - Большинство других издателей и здесь,  и  в  Англии  стали  слишком  уж
ориентироваться на прибыль, - сказал Стивен Каттинг. - Они  бы  опубликовали
туалетную бумагу Гитлера, если бы полагали, что  она  будет  распродаваться.
Нас, в издательстве "Блэсс", интересует суть книг. Мы  издаем  книги  только
потому, что они должны быть  изданы,  и  ни  по  какой  другой  причине.  Мы
исчисляем нашу прибыль по характеру рецензий,  которые  получаем,  а  не  по
количеству проданных экземпляров. Мы полагаем, именно так следует работать.
   Качество превыше количества. Не многие  в  нашем  бизнесе  могут  сказать
такое.
   Лайза не смогла удержаться.
   - Полагаю, что многие и не хотели бы говорить такое.
   Каттинг вздрогнул. Свои последующие слова он почти прошипел:
   - Ну хорошо, вряд ли можно ожидать,  что  человек  со  стороны  сразу  же
поймет  сущность  работы  такого  издательства,  как  "Блэсс".   У   Вернона
правильное чутье. Он разделяет наш образ мыслей. И сердце у него  на  нужном
месте.
   Смысл его слов был понятен. Лайза - выскочка;  пусть  наслаждается  своим
кратковременным положением центральной фигуры на сцене, пока может.  Пройдет
совсем немного времени, и старый добрый Вернон снова выбросит ее  на  ту  же
помойку, откуда она, вне всяких сомнений, и появилась.
   Гнев у нее внутри уже закипел, пар со свистом пошел вверх,  а  крышка  на
чайнике запрыгала.
   - А что больше всего всех раздражает, так это  то,  что  дела  при  такой
нашей политике идут совсем неплохо. Нам  доверяют  авторы,  и  мы  с  лихвой
отплачиваем им за их доверие. Если вы стали автором издательства "Блэсс", то
вы им и останетесь... даже после вашей смерти.  И  поскольку  мы,  в  первую
очередь, обращаем внимание на качество, то занимаем первые строчки  во  всех
обзорах новых книг, а наших специалистов по сбыту принимают с распростертыми
объятиями все книготорговцы. - Он сделал паузу. Ему  очень  хотелось,  чтобы
вторая часть его речи звучала так же достоверно, как и первая.
   Настал черед подвести итоги.
   - Большое  преимущество  частных  компаний,  владельцы  которых  являются
чем-то вроде просвещенных помещиков, проживающих вне своего имения,  в  том,
что вы получаете свободу обходить некоторые законы рынка, так мешающие нашим
конкурентам.
   Лайза поняла, в чем суть  дела.  Компанией  "Блэсс"  владеют  снобы,  она
управляется   снобами   и   издает   книги   авторов-снобов,    адресованные
снобам-читателям. Все конкуренты в округе, должно быть, заливаются слезами.
   - А в какой степени Вернон контролирует компанию?
   "В какой степени я буду ее контролировать, когда все  унаследую?"  -  вот
каков был смысл вопроса Лайзы.
   "Какова доля Блэсса в компании и насколько она прибыльна?"  -  так  понял
этот вопрос Стивен Каттинг.
   -  Вернону  сейчас  принадлежит  примерно  шестьдесят   процентов   акций
компании,  но,  говоря  откровенно,  мы  не  получаем  больших  прибылей  по
причинам, которые я вам уже  изложил.  Такие  компании,  как  наша,  принято
оценивать скорее по количеству приносимых ими денег,  поэтому  долю  Вернона
будет очень трудно, если  невозможно,  продать.  Да  Вернон  и  не  подумает
избавляться от нее. - Он удовлетворенно улыбнулся, будучи уверен в том,  что
это известие явится для Лайзы большим разочарованием.
   Лайза улыбнулась в ответ. Шестьдесят процентов - это на девять  процентов
больше, чем ей нужно.
   - Какого рода книги вы издаете? Я слышала о каких-то сборниках стихов.
   - Да, мы отчасти специализируемся на этом и здесь, и  в  Англии.  Поэзия.
Серьезные романы. Биографии деятелей  литературы.  Довольно  много  книг  по
изящным искусствам, в основном, в Париже. Вам понятно, что  это  такое.  Все
высшего качества. Издавать такие книги - одно удовольствие.
   Слова "одно удовольствие" были произнесены особенно  торжественно.  Лайза
решила, что настало время сделать свой ход.
   - Причиной моего прихода к вам является  мое  намерение  получить  у  вас
работу. Здесь, в Нью-Йорке.
   - Что?
   - Работу.
   Какую-то секунду на тонком и злом лице было  написано  чистое  изумление.
Потом Лайза заметила, как губы его начали искривляться.
   - О Господи, нет. Нет. Нет. И речи быть не может.  Ха-ха!  Работа?  Боже!
Нет.
   Лайза поняла, что все испортила. Теперь ей придется смириться и  заняться
разъяснениями.  Лицо  сидевшего  напротив  нее   человека   засветилось   от
предвкушения жестокого удовольствия.
   - Мы тут, в компании "Блэсс", конечно же, не против  семейственности,  но
нам не нужен балласт. Наш долг - поддерживать авторов  и  читателей,  но  уж
совсем  не...  осмелюсь  сказать...  скучающих  домохозяек.  И  потом,  ведь
существуют  определенные  приличия.  Не  думаю,  что  это  возвысит   реноме
компании, если жена владельца будет работать или хотя бы делать  вид,  будто
работает у нас. Не могу поверить, чтобы Вернон  этого  действительно  хотел,
хоть я и уверен, что вы убеждали его весьма настойчиво.
   Лайза встала. С нее было достаточно. Этот человек будет уничтожен за  то,
что он только что сказал. Будучи реалисткой, она понимала, что сейчас ей  не
получить того, чего она хочет. Такой  человек,  как  Каттинг,  превратит  ее
жизнь в сплошную пытку, если она хоть ненадолго попадет под его  власть.  Ей
пришлось уехать из Палм-Бич. Высылка из Америки станет следующим  шагом.  Ей
придется уползти в какое-нибудь тихое место, чтобы  переждать  и  поучиться.
Учиться и ждать. Например, в Париже, где они выпускают книги  по  искусству.
Для начала это подойдет. Но потом, в конце, она дает себе слово,  деревянные
панели этого аристократического кабинета  будут  забрызганы  голубой  кровью
Стивена Каттинга, а его кишки будут свисать,  словно  елочные  украшения,  с
этой старинной хрустальной люстры. Он будет вышвырнут  за  дверь  вместе  со
своими карандашами и ножами для вскрытия  писем  и  займется  поиском  новой
работы у издателей, которых сейчас поносит.
   - Определите меня на работу в  парижское  отделение,  -  сказала  она.  -
Сделайте это сегодня же. А лучше - прямо сейчас. Если вы этого не  сделаете,
я немедленно возвращаюсь в Палм-Бич и всю свою оставшуюся  жизнь  положу  на
то, чтобы выставить вас перед Верноном в самом невыгодном свете.
   Секунду-другую Стивен Каттинг молча сидел в кресле. Он пытался  подыскать
достойный ответ, и рот его, как у рыбы, то открывался, то закрывался. Но  он
понимал, что придется сделать так,  как  сказала  Лайза.  Риск  был  слишком
велик. Кто знает, какова ее власть над этим идиотом Верноном Блэссом?
   Он  снял  трубку  стоявшего  на  боковом  столике  телефонного  аппарата.
Высоким, срывающимся голосом он прокричал в трубку:
   - Соедините меня с Мишелем Дюпре в Париже! Лайза улыбнулась. Она  наконец
начинала усваивать, как добиваться своего. Это было замечательно.

Глава 15

Париж

   Мишель лежал абсолютно неподвижно, глаза его были  плотно  закрыты,  ноги
сжаты и пассивно вытянуты на уже горячей и влажной простыне. Лишь в  глубине
себя Лайза ощущала тот его орган, в котором была жизнь. Крепкий  и  твердый,
он касался стен темницы, в которую  Лайза  его  заключила,  пробовал  их  на
крепость, искал слабые места, двигался вдоль гладкой, скользкой поверхности.
Так было. И все это делала она, и она же этим  наслаждалась,  эгоистичная  и
все же щедрая в том, что касалось наслаждения, которое  она  одновременно  и
давала, и получала. Восхитительные эмоции  взмывали  вверх  в  ее  сознании.
Откуда же исходили они? Разумеется, не только из вполне очевидного места. По
обе стороны бедер распростертого любовника ноги Лайзы вжимались в достаточно
жесткий матрас, и мышцы стонали от удовольствия, с  напряжением  поднимая  и
опуская всю тяжесть ее тела на непреклонного противника. Мускульная боль для
Лайзы, нехватка кислорода в "сгорающих"  тканях  были  таким  же  источником
наслаждения, неотделимым от удовольствия, которое приносил вторгшийся в  нее
чужестранец.
   Внизу под ней изображавший мертвый сон Мишель Дюпре  впитывал  физическую
радость, которая заливала его волной. И хотя он ничего не видел, воображение
рисовало  ему  картину  блаженства  ясно  и  отчетливо.  Его  обоняние  было
настроено на чудесные ароматы безудержной  страсти.  Он  позволил  любовнице
оседлать его, брать его, обладать им. Своим твердым плоским животом  он  мог
чувствовать идеальной формы ягодицы,  периодически  надавливавшие  на  него,
ощущать весь дивный пыл, который был подлинным свидетельством  той  страсти,
которую питала к нему Лайза,  и  сердце  его  замирало,  когда  он  мысленно
созерцал предмет своего поклонения. Лайза. Его Лайза. Богиня, которая  через
какие-то минуты совершит вместе с ним путешествие к вратам  рая,  содрогаясь
от неподдельного экстаза. Сколько же раз  еще  он  будет  такое  испытывать?
Сколько еще раз?
   Сверху  над   ним   Лайза   полностью   растворилась   в   восторге.   Но
восхитительность страсти была вовсе не единственным из того, что она  искала
и обрела. Здесь, теперь она была свободна от той беспокойной тоски,  которая
определяла и формировала ее существование. Это был момент гордого  забвения,
оазис рвущего на части сердце наслаждения среди  пустыни  ее  ссылки,  среди
зыбучих песков боли и страданий, где она помнила этот мир  и  брошенного  ею
крошечного,  беспомощного  младенца.  Как  будто  с   тем,   чтобы   стереть
возникающие в памяти  и  тревожащие  душу  видения  Палм-Бич,  и  маленького
Скотта, она  усилила  темп,  словно  беспощадная  наездница,  совершенно  не
щадящая скакуна, на котором так легко скакала.
   Лайза почувствовала приближение начала. Внутри нее чужеродное  тело  само
говорило о своих потребностях, о своих самых серьезных намерениях и  взывало
к ее милости, требуя освободить его от этой восхитительной пытки.
   Когда это началось, Лайза замерла. Именно так она приучила себя принимать
наслаждение: покорно и спокойно, ни одного движения, которое отвлекало бы от
благоговения перед силой вливающейся жизни. Назад пути нет. Оргазм живет уже
сам по себе. Он уже начался. Ничто не может  остановить  его  продвижение  к
своему  пику  и  возвышенному  окончанию.  Маховик  раскручивался,  а   двое
любовников  были  теперь  только  зрителями,   покинувшими   свои   тела   и
растворенными в небытии.
   Они лишь наблюдали, как колесница счастья неслась вперед к скалам полного
самоотречения.
   Тяжело дыша, Лайза откинула голову. Ее охватывало  знакомое  и  в  то  же
время всегда такое неожиданное  чувство.  Вот  оно  вошло  в  нее,  тихое  и
одновременно  зловещее.  Мягким  шепотом  оно   еле   слышно   бормотало   о
надвигающейся буре.  Единение  их  было  таким  хрупким.  Поспешный  поцелуй
неопытных  влюбленных,   неосторожное   прикосновение,   опасное   в   своем
своенравном легкомыслии. Одно резкое движение - и единение будет потеряно, а
драгоценное мгновение разрушится  и  превратится  в  пародию  из  понапрасну
затраченных чувств и не доведенной до  логического  конца  любви.  Но  Лайза
удержалась на этом ненадежном гребне,  и  была  вознаг