и Джо Энн случайно  оказалась
на пороге ее заведения, хотя причины, которые привели ее сюда,  были  весьма
загадочны.
   - Ну что, позволишь мне зайти? А то я тут замерзну насмерть.
   Обе рассмеялись. - Температура  в  Уэст-Палме  доходила  до  восьмидесяти
восьми градусов.
   - Разумеется, заходи.
   - Знаешь, Лайза, я не хочу  тебе  мешать.  Давай-ка  возвращайся  в  свои
целебные воды. А что, я могу и присоединиться к тебе? Конечно,  если  ты  не
против.
   - Нет, разумеется. Заодно  просветишь  меня  насчет  того,  что  будет  в
воскресенье.
   Конечно, Лайза не нуждалась в непрошеной гостье, потому что хотела побыть
одна в горячей ванне,  однако  она  помнила,  что  Джо  Энн  была  волшебным
пропуском в пещеру Палм-Бич. Разумней с достоинством уступить.
   Джо Энн сознательно замешкалась и пошла  следом  по  короткому  коридору,
который вел к джакузи. Впереди нее шла Лайза, завернутая в полотенце, из-под
которого капала вода. Джо Энн мысленно уже видела  ее  обнаженной.  Широкие,
прямые плечи, округлые  мускулистые  икры,  изящные,  с  прекрасным  изгибом
ступни, безупречно ухоженные пальцы ног.  Длинные  темные  волосы,  сырые  и
растрепанные, ниспадали на плечи, на которых еще блестели  бусинки  влаги  -
пота, воды.  Лайза  двигалась  танцующей,  свободной  походкой  -  возможно,
несколько слишком энергичной, несомненно атлетической, но типичной  женской.
Ощутив нарастающие внутри знакомые ощущения, Джо Энн почувствовала небольшую
дрожь возбуждения. Через пару секунд эта скульптура  обнажится.  Можно  было
без труда предсказать, что баллы будут высокими.
   Так и получилось.  В  течение  коротких  сладостных  секунд,  пока  белое
полотенце падало на мозаичный плиточный пол, Лайза  Старр  стояла  нагой  на
краю джакузи.
   Освещение, по-прежнему тусклое, придавало ее фигуре эфемерный, нереальный
вид - поздневикторианская фотография: купальщица,  застигнутая  врасплох  на
берегу какой-то медленной индийской реки. Тело, разумеется, было  волшебным,
к тому же Лайза застыла на мгновение и расслабленной позе  профессионального
атлета, выставив одну ногу перед другой, и в слабом освещении вырисовывались
контуры группы гладких четырхглавых мышц,  идеальный  треугольник  темных  и
загадочно волнующих волос, плавные очертания тугого  живота.  Пальцы  изящно
свесившейся правой руки застыли в  покойном  положении,  словно  у  какой-то
греческой богини; левая рука была поднята на уровень плеча,  переходя  через
прекрасно оформленные грудные мышцы к высокой груди. То ли из-за жары, то ли
из-за бьющих струй воды нежно-розовые соски напряглись и  поднялись  -  -  а
может быть, эта девочка всегда выглядит  так,  и  груди  у  нее  от  природы
конической формы, словно пирамиды, приковывающие к себе внимание,  требующие
восхищения, притягивающие своим очарованием,  провоцирующие  на  рискованное
прикосновение?
   Джо Энн зачарованно впилась глазами в готовое скрыться  видение,  пытаясь
навсегда запечатлеть его в альбоме своей  памяти.  И  тут  Лайза  ступила  в
пенящуюся воду, и видение скрылось.
   В этот  миг  Лайза  непостижимым  образом  сознавала,  что  жадные  глаза
впитывают в себя ее  образ.  Лайза  была  далека  от  того,  чтобы  услышать
приглушенную  музыку  желания,  которая  тихо  начала  наполнять  собою  все
пространство вокруг нее, но  интуитивно  ощутила,  что  вода  спасет  ее  от
внезапно возникшей непонятной, экзотической  опасности,  такой  тревожной  и
волнующей. Пузырики воды пробежали по коже, которой касался взор Джо Энн,  и
Лайза ощутила необъяснимую дрожь, промчавшуюся вверх и вниз  по  ее  изящной
спине.
   Она повернулась к Джо Энн  с  удивлением,  вопрошающим  выражением  лица.
Женщины всегда проявляют мимолетный интерес к виду тела друг друга, и Лайза,
будучи профессионалом в своей области, не была исключением. Однако отчего-то
на этот раз она почувствовала нечто большее, чем интерес. Лайза  на  секунду
отвела глаза в сторону от непонятного смущения,  но  тут  же  вновь  подняла
взгляд под воздействием какого-то сильного магнитного поля, о  существовании
которого она подсознательно догадывалась. Джо Энн смотрела  на  Лайзу,  и  в
этом  взоре  было  нечто  гипнотическое.  Взгляд  был  ленивым,   уверенным,
подбадривающим, и в то же время пугающе могущественным, не позволяющим  себя
игнорировать.
   "Я полностью одета, однако скоро я буду голой. Я хочу, чтобы ты смотрела,
как я  раздеваюсь",  -  говорили  глаза  Джо  Энн,  и,  не  смея,  не  желая
воспротивиться приказу, Лайза обнаружила,  что  подчинилась.  Она  наблюдала
такую картину тысячу раз, но  в  данном  случае  раздевание  было  исполнено
значения,  несло  в  себе  совершенно  не  поддающийся   объяснению   аромат
принудительного тайного созерцания. Как Лайза ни  старалась,  она  не  могла
избавиться от ощущения, что подсматривает сквозь замочную скважину.
   Пальцы играли с большими латунными пряжками двух толстых кожаных  ремней,
которые  перетягивали  осиную  талию  Джо  Энн.   Неторопливо,   томно   она
приспустила голубые джинсы и чуть стянула белые шелковые трусики.  Глаза  ее
теперь смеялись, дразнили, подбадривали Лайзу, предлагая ей  перевести  взор
на самое заветное место.
   Лайза  почувствовала,  как  в  горле  у  нее  пересохло.  Она  попыталась
сглотнуть слюну и внезапно поняла, что  сделать  это,  оказывается,  трудно.
Тогда, явно не в силах сопротивляться беззвучному приказанию, Лайза опустила
глаза и беспомощно стала рассматривать волосы на лобке, обрамленные,  словно
какая-нибудь бесценная картина, рамкой приспущенных джинсов. Вполне сознавая
производимый ею эффект, Джо Энн не стала спускать джинсы ниже. Вместо  этого
она потянулась выше, к пуговицам небесно-голубой шелковой  рубашки  мужского
покроя, под которой уже напряглись ее крепкие соски.  Дергаясь  на  ниточках
опытного кукловода, Лайза вновь подняла взгляд, чтобы полюбоваться дерзкими,
самоуверенными грудями.
   От затянувшегося молчания стало неуютно, однако говорить было не  о  чем.
Порочный союз вступил в начальную фазу формирования, однако  цель  его  была
все, еще плохо определена и едва  обозначена.  С  нарастающим  ужасом  Лайза
ощутила, как чудовищную сухость во рту  начинает  компенсировать  повышенная
влажность совсем в другом месте.
   Джо Энн все это чувствовала, видела по смущенному взору.  Как  часто  это
происходило  именно  по  такому  сценарию.  Чуждый  акт,   невообразимый   и
нежеланный,   превращался   в   страстно   желаемый   благодаря    искусству
соблазнительницы. И вот уже быстро Джо Энн спустила с себя  брюки,  трусики,
сняла хлопчатобумажные носочки и плавно соскользнула в воду. Тем  не  менее,
она сохраняла молчание. Слова могли разрушить магию.
   Сидя напротив своей жертвы в бурлящей воде, Джо Энн выжидала и ловила  то
мгновение, которое умела столь легко угадывать.
   Медленно,  как  восходящее  солнце,  в  голове  Лайзы   зрело   понимание
происходящего. Впервые в жизни ее возбудила женщина, фантастически  красивая
и могущественная голая женщина, которая сидела в нескольких дюймах от нее  в
пенящихся, ароматных потоках ее же собственной ванны.
   Но как же это произошло? Или же  это  просто  следствие  ее  собственного
стремления самоудовлетвориться, отчаянные  попытки  возбужденного  сознания,
ищущего предмет, на котором можно сконцентрировать чувственность? Нет.  Дело
не просто в ней. Лайза была далеко не пассивным наблюдателем всего того, что
происходило. Она источала реки сладострастия,  которые  проникали  под  кожу
Лайзы, возбуждая каждое ее нервное окончание. Груди  ее  набухли,  в  животе
явилось ощущение пустоты,  и,  что  более  существенно,  такое  же  ощущение
пустоты возникло между ногами.
   Смеющиеся глаза Джо Энн  сверлили  ее,  угадывали  ее  смятение,  изучали
чувство, которое быстро превращалось в желание самой Лайзы,  и  одновременно
делали его все более сильным. И вот уже с уверенной, понимающей  улыбкой  на
полуоткрытых губах  Джо  Энн  преодолела  короткое  расстояние,  за  которым
наступала их близость.
   Поцелую предшествовала целая вечность. Он возник как  медленное,  ленивое
действо, которое, казалось, никогда не завершится. Скользящие губы,  теплые,
мягкие и сухие, как воздух в пустыне, сначала не касались Лайзы. Они  царили
в пространстве и времени сперва в нескольких дюймах от губ  Лайзы,  а  потом
ближе. Через губы до Лайзы доносилось горячее,  ароматное  дыхание,  которое
обдувало ее лицо, сладостно проникало в ноздри, покрывало испариной ее кожу.
Затем губы опустились на Лайзу, осторожно и спокойно осуществляя свою миссию
милосердия и порабощения. Лайза почувствовала, как вся  ее  спина  покрылась
испариной от движения этих необыкновенных  губ  по  ее  губам  -  изучающих,
любопытных, нежно говорящих на беззвучном языке любви. И тем не  менее,  это
был еще не поцелуй, а договор, нерушимый союз, заключаемый для  того,  чтобы
пуститься в путешествие по неизведанным морям сексуального  экстаза.  Скоро,
благословенно скоро появится язык. Впервые в жизни Лайза  оказалась  в  роли
беспомощного пассажира; какое бы действие ни происходило, она была вынуждена
так  или  иначе  согласиться  на  него.  Пассивное  приятие  этих  губ  было
окончательным, словно подпись на некоем мистическом контракте.
   Как бы принимая капитуляцию, Джо Энн поторопилась закрепить свои позиции.
Задержавшись губами в уголке полуприкрытого рта Лайзы, Джо Энн  лизнула  ее,
пробежав влажным, сладким язычком сначала по верхней, затем по нижней  губе,
смочив сухую кожу слюной.
   Лайза подавила тихий стон удовольствия, ощутив внутри наплыв  влаги.  Она
откинулась на стенку джакузи и, целиком раскрываясь,  вытянула  перед  собой
ноги.
   Джо Энн увидела жест уступки и поспешила воспользоваться им. Пальцами она
искала и щупала под водой твердые, как камень, соски, играла с  почтительным
удивлением крепкими грудями, мысленно сопоставляя ощущение от  прикосновения
с тем образом, который она запомнила.  Тихонько,  но  настойчиво  она  сжала
тугую плоть между большим и указательным  пальцами  и,  пробежав  языком  по
контурам  зубов  Лайзы,  глубоко  погрузила  его  в  рот,  наслаждаясь   его
изысканной влагой. Теперь она полностью сконцентрировалась на поцелуе.  Тело
Джо Энн практически растворилось. Оно стало просто придатком, дополнением  к
ее могущественному рту. Она ласково оглаживала руками  горящие  щеки  Лайзы;
язык Джо Энн, изобретательный, непредсказуемый, опытный в умении возбуждать,
беспрестанно раздувал языки  пламени  бурлящего  желания  Лайзы.  Напружинив
предплечья, Джо Энн придвинула к себе девушку,  правой  рукой  наклонила  ее
голову и зарылась в мокрые волосы, заставляя ее прижаться ртом к своему рту.
Моментами, когда губы оказывались притиснутыми друг к другу, а язык  пытался
проникнуть в самые дальние уголки горла Лайзы, в этих объятиях чувствовалось
отчаяние. Тут же язык начинал играть, дразнить, полизывая и щекоча,  купаясь
в вожделенной влаге. Время  от  времени  Джо  Энн  ощущала  острые  зубки  и
мгновенное возбуждение от сладостной боли, когда Лайза пыталась  добиться  и
своей порции восторгов, сжимая настырный язычок между белоснежными  зубками,
щипая, покусывая его, призывая к порядку, прежде чем вновь  подчиниться  его
бесконечно приятному диктату.
   Лайза беспомощно погибала в сражении с этим  поцелуем.  Это  были  война,
жизнь, любовь. Ничто не имело значения. Ни тщеславие,  ни  воспоминания,  ни
счастье. Это была не прелюдия и не эпилог. Это была единственная реальность,
квинтэссенция настоящего, самая суть блаженства.
   Длинный и тонкий, язычок Джо Энн проник теперь в нее, двигаясь медленно и
обдуманно. Лайза любила его и, готовая принять его, старалась облегчить  его
продвижение,  приносящее  удовольствие,  желала,  чтобы  он  проник  вглубь,
прокрался  еще  дальше  в  ее  сознание,  чтобы  усилить  дикую   круговерть
радостного чувства, которое, разбушевавшись, стало неподвластно ей.
   Держа вибрирующее тело в своих  руках,  Джо  Энн  -  почуяла  приближение
развязки. Невинная свежесть девушки воспламенила се и заставила сломя голову
броситься вниз, отдавшись без оглядки естественным импульсам. Лайза Старр  -
самая сладостная и самая лучшая. Ее прекрасная девственность лежала  как  на
ладони, прося удовлетворения, умоляя о нем,  требуя  его.  Она  была  даром,
божественной жертвой богам страсти, которым служила Джо Энн.
   Не сейчас. Не сейчас. Джо Энн принудила себя принять  решение,  заставила
себя сделать невозможное, притормозить несущуюся во весь опор, но  вовсе  не
неуправляемую  колесницу  взаимного  желания.  Дрожащая  и  извивающаяся   в
экстазе, Лайза заставляла Джо Энн чуть ли не всеми фибрами  своего  существа
желать сладостного конца; но в ней жила и крепкая, стальная решимость.
   Сверхчеловеческим  усилием  Джо  Энн  сбила  накал  яростного  желания  и
замедлила  темп  поцелуя,   нежно   полизывая   жадный,   внезапно   ставший
небезопасным рот. Джо Энн подняла указательный палец правой  руки  и,  чтобы
разъединить их губы, прикрыла им рот Лайзы, одновременно оттолкнув  ее.  Она
нежно посмотрела на разгоряченное лицо, вложив в свой озабоченный взгляд как
можно  больше  любви.  Затем,  по-прежнему  молчаливо,   она   поднялась   и
выпрямилась  на  выступе,  где  сидела  Лайза.   Она   стояла,   высокая   и
очаровательная, непредсказуемая, волшебная, возвышаясь над  оказавшейся  меж
ее ног будущей любовницей.
   Лайза  ощутила,  как  волнующее  предвкушение  внезапно   наткнулось   на
сомнение. Перед ее взором находилось то, из-за чего она  оказалась  в  столь
сложной ситуации. Волоски сверкали от воды, пухлые розовые губки имитировали
обещание тех, других губ, которые она любила всего несколько  секунд  назад.
Лайза вопросительно подняла голову. В ответ. Джо Энн заговорила, впервые  за
все время:
   - Не сейчас, Лайза. Не сейчас, любовь моя.
   Через секунду Джо Энн уже выскочила из воды, вновь представ  томительным,
но отстраненным образом. Она грациозно изогнулась, подхватив  полотенце,  и,
оставив Лайзу в разочарованном оцепенении, через мгновение исчезла.
   Мысли Лайзы, сидящей  в  лимузине  Дьюков,  который  мчался  по  бульвару
Форест-Хилл к полям поло в Велингтоне,  были  в  смятении.  События  неслись
слишком быстро. Приятные, странные, пугающие события. Эта благоухающая, мило
щебечущая миллиардерша, сидящая рядом с ней, безусловно, совращала  ее.  Джо
Энн с самого начала разыграла все как по  нотам.  Когда  Лайза  забралась  в
гигантский салон лимузина, Джо Энн чмокнула ее в щечку, словно она  была  ее
любимой племянницей. Естественно, она должна  была  вести  себя  так,  будто
ничего не произошло. Лайзу это устраивало во всех отношениях. Насколько  она
могла понять, губы Джо Энн Дьюк оказались опасным оружием,  и  меньше  всего
сейчас, а если уж говорить по большому счету, то и вообще  когда  бы  то  ни
было, Лайзе хотелось пережить вновь события, которые чуть было не привели ее
к падению.
   Лайза глубоко вздохнула и постаралась  скрыть  волнение.  Наконец-то  она
вырвалась на скоростную дорожку и  оказалась  у  предела  своих  мечтаний  о
Палм-Бич, и хотя это было прекрасно,  но  в  то  же  время  и  жутко.  Бобби
Стэнсфилд также оказался в числе приглашенных. Она  снова  увидится  с  ним.
Господи, только бы пришел. Человек вроде Стэнсфилда вполне может  отказаться
в самую последнюю минуту.  Кризис  в  Южной  Америке.  Какие-то  проблемы  с
процентными ставками, и его вызвали. По его глазам  Лайза  видела,  что  она
нужна ему, в точности так же, как и сама она призналась ему взглядом в своем
желании. Когда они встретятся, опрокинется небосвод. Только так. Вот  только
одна загвоздка. Ее надули с одеждой.
   То был древнейший трюк в женском арсенале, и Лайза попалась на него.  Еще
в самом начале недели она спросила, что надеть. "О, что угодно, дорогая. Там
все по-простому. Мы не наряжаемся", - без тени сомнения  ответила  Джо  Энн.
Лайза поверила ей на  слово.  Из  своего  скромного  гардероба  она  выбрала
простое хлопчатобумажное летнее платье, короткое, выше  колена.  Чрезвычайно
скромный ансамбль довершали пара танцевальных  туфелек  на  белой  резиновой
подошве да верный ракушечный пояс, некогда служивший источником  гордости  и
радости  для  ее  матери.  Голые  ноги.  Никаких  украшений.  С  этим  резко
контрастировал  двубортный  цвета  морской  волны  костюм  Джо  Энн  от   Ив
Сен-Лорана. Сужаясь конусообразно от широких плеч к узкой талии, он  облегал
гибкое тело и смело обрывался на уровне колен,  где  разрез  спереди  иногда
открывал блистательную внутреннюю линию бедер.  Большие  латунные  пуговицы,
яркие и сверкающие, прекрасно сочетались с  белоснежными  перчатками.  Яркие
цветовые пятна создавали два шелковых красно-бело-синих  шарфа  -  один  был
франтовато выпростан из-под полы жакета над левым бедром и каскадом ниспадал
на верхнюю часть ноги, второй - аккуратно повязан  вокруг  шеи  и  скреплен*
большой  аметистовой   брошью,   щедро   усыпанной   бриллиантами.   Серьги,
представлявшие уменьшенную копию броши,  сверкали  и  переливались  на  фоне
ошеломляющего тюрбана в красную и черную полоску, свободный  конец  которого
веером в египетском стиле раскинулся по внушительным плечам.
   Она выглядела гораздо больше, чем на миллион долларов.
   Захватывающий дух наряд выбил почву из-под ног Лайзы именно в тот момент,
когда ей больше всего требовалась опора. Одним махом она была  низведена  до
положения бедной родственницы из провинции.  Охватившая  было  Лайзу  паника
сменилась легким раздражением от того, что ее так здорово подставили. Теперь
же  раздражение  уступило  место   наплевательскому   отношению   ко   всему
окружающему, что вполне устраивало Лайзу.
   Гигантская машина  величественно  проплыла  через  ворота  Поло-клуба,  и
водитель  снисходительно  махнул  угодливо  отступившему  охраннику,  в  чьи
обязанности входило отсеивать посторонних. На полукруге подъезд - ной  аллеи
ожидание было сведено к нулю, и швейцары облепили их, как щенки соски  суки.
В  прохладном  вестибюле  Лайза  приготовилась  к  прыжку  головой  в  омут.
Наконец-то. Врата рая. Метрдотель, выступая в роли Архангела Петра,  оставил
свой  аналой,  за  которым  принимал   заказы   на   столики,   и   бросился
приветствовать гостей.
   - Мистер Дьюк, миссис Дьюк. Добро пожаловать.  Ваш  столик  ждет  вас,  а
сенатор Стэнсфилд прибыл всего пару  минут  назад.  Надеюсь,  что  обед  вам
понравится. Пожалуйста, пройдите за мной.
   Лайза едва осознавала, что происходит вокруг нее. Больше всего ее занимал
стук прыгающего в груди сердца. При упоминании официантом имени Бобби сердце
пустилось в дикий  боевой  танец,  и  никаких  признаков  его  окончания  не
наблюдалось. Он здесь. Вон там, возле окна, уже начавший привставать при  их
появлении в заполненном  народом  зале.  Какой-то  зачарованный  вечер.  Так
казалось Лайзе. Она бросилась в романтический  омут  очертя  голову,  и  все
банальности, существующие в мире, оказались правдой. Так вот что значит быть
на  седьмом  небе.  Со  всех  сторон  к  ней  поворачивались   бронзовые   и
алебастровые лица -  белые  лица  женщин  и  коричневые  лица  мужчин,  -  с
интересом завсегдатаев рассматривающие затесавшегося к ним чужака. Но  Лайза
их не видела. Словно управляемая на расстоянии, она обошла ломящийся от яств
буфет и направилась к столику Дьюков, расположенному  на  почетном  месте  у
венецианского окна, из которого открывалась панорама ухоженных зеленых полей
для игры в поло.
   Бобби Стэнсфилд поднялся, чтобы поприветствовать их.
   От первых же его слов стало необычайно легко. Одет он был с  подчеркнутой
простотой: рубашка "Лакост" в серо-белую полоску с открытым  воротом,  серые
шерстяные брюки и черные мокасины  "Коул-Хейн"  -  и  не  отрывал  от  Лайзы
проникновенного взгляда.
   Как замечательно! Лайза Старр. Девушка, которая преображает жизнь.
   Он про