с подсадной  девчонкой,  а
он будет наблюдать, дергаться в экстазе, а может быть, немного постегает  их
кнутом.
   Попятившись, Лайза схватилась за косяк. Потом, оказавшись в коридоре, она
пустилась прочь стремительным шагом, быстро перешедшим в бег. Следом за ней,
словно ужасающий запах разложения, летел жуткий смех ее мужа.
   Снаружи сплошными потоками лил дождь, из-за него совсем  ничего  не  было
видно.  Дождь  и  слезы  ее  первой  брачной  ночи.  Господи!  Лайза   вслух
выругалась,  рванула  ручку  переключения  передач   своего   "мустанга"   и
попыталась  рассмотреть  дорогу.  Необходимо  убраться  подальше  от   этого
ужасного дома, подальше от этого отвратительного дьявола,  за  которого  она
вышла замуж. Как могла она совершить такую явную и ужасную ошибку? Какого же
черта никто ничего ей не сказал? Разве в Палм-Бич  не  все  известно  о  его
обитателях? Гнев и безысходность охватили ее при мысли о  своем  унижении  и
его последствиях в будущем. Ей придется разрушить это: знаменитый брак Лайзы
Старр, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса, отдал концы всего  через  шесть
часов. Боже, этот мерзкий извращенец, эта  порочная  ухмылка  на  его  лице,
когда он наблюдал за охватившим ее ужасом. Сегодня она увидела зло в  глазах
человека, которого поклялась слушаться и уважать до самой смерти,  в  глазах
человека, которого весь свет теперь считал отцом ее ребенка.
   В  левое  окно  Лайза  увидела,  как  прибой   разбивается   о   волнолом
Саут-Оушн-бульвара. Еще немного, и она будет там. Ее ждут согревающий бренди
и успокоительные слова в уютной комнате Марджори. Марджори знает,  что  надо
делать.  Она  просидит  с  подругой  всю  ночь,  а  утром  телефонные  линии
раскалятся от летящих по  ним  к  адвокатам  Марджори  сигналов  тревоги,  и
Вер-нон будет разоблачен.
   Она вгляделась в дождливую темноту. Вот она. Дорожка к дому  Донахью.  Но
она не погружена в темноту. Она залита светом и полна машин и людей.  Мигает
голубой проблесковый маяк полицейской машины, приткнувшийся к. ней  водитель
взволнованно говорит по  радиотелефону.  Издалека  доносится  приближающийся
звук сирены. Вот он уже рядом. Это карета "скорой помощи", из задних  дверей
выпрыгивают санитары. Носилки.  Контейнеры  с  кровяной  плазмой.  Тревожные
крики.  Мигающий  красный  маячок  "скорой  помощи"  соперничает  с  голубым
огоньком полицейской машины.  И  дождь.  Раздраженно  барабанящий  по  вдруг
перевернувшемуся миру Лайзы Блэсс.
   В доме был тот же сущий ад. Стремительно кинувшись внутрь, Лайза схватила
за руку одетую в белую униформу горничную.
   - Что случилось?! - крикнула она. Но, конечно же, она все поняла.
   - О, мисс Старр, это мадам. По-моему, она скончалась. Все  произошло  так
внезапно. За ужином.
   Лайза почувствовала, как кровь застыла в  ее  жилах.  Марджори  не  может
умереть. Для нее это непозволительно. Это было бы  против  правил.  Марджори
выше таких земных вещей, как жизнь и смерть.
   Лайза взбежала,  перепрыгивая  через  ступеньки,  вверх  по  извивавшейся
спиралью  лестнице.  Прямо   перед   ней   громыхали   носилками   санитары.
"Пожалуйста,  пусть  она   будет   жива.   Боже,   милостивый,   всемогущий,
пожалуйста".
   Марджори Донахью успели положить на  кровать,  и  она  из  последних  сил
боролась за жизнь. Одна сторона ее лица опала, как рухнувшая скала; она была
смертельно бледна, дыхание вырывалось слабыми толчками из  сухих  посиневших
губ.
   - Похоже на инсульт. Джим, давай капельницу и неси контейнер  с  плазмой.
Она в шоке. И введи ей гидрокортизон. Для первой дозы возьми ампулу  на  сто
двадцать пять миллиграммов.
   Лайза  беспомощно  стояла,  пока  бригада  "скорой   помощи"   продолжала
работать. Через несколько секунд желтоватая жидкость уже вливалась в вену, к
руке был подключен аппарат для измерения  давления,  а  стетоскоп  прижат  в
нужном месте под левой грудью.
   Старший из бригады склонился над больной с офтальмоскопом.
   - Похоже, есть шанс. Зрачки  реагируют  на  свет.  Но  там  кровотечение.
Двусторонний  отек  дна  глазного  нерва.  Возможно,   потребуется   сделать
несколько проколов. Чем быстрее мы привезем ее в реанимацию, тем лучше.
   Лайза почувствовала,  как  ее  охватила  паника.  Они  собираются  увезти
Марджори. Необходимо, чтобы ей позволили поехать с ней. Надо быть  в  машине
вместе с Марджори.
   - Можно, я тоже поеду? Я ее внучка, - солгала она. По дороге  в  больницу
"Добрый самаритянин" Лайза, сидевшая  на  заднем  сиденье,  недобрым  словом
поминала снобизм,  который  не  позволил  Палм-Бич  иметь  свою  собственную
больницу. В  городе  всегда  гордились  подобными  вещами,  но  в  отдельные
моменты, такие, как сейчас, все решали секунды, и это представлялось опасной
и безумной показухой.
   В полумраке на экране монитора плясали голубые линии  электрокардиографа.
Даже Лайза могла  видеть,  насколько  они  чудовищно  искажены.  Эти  линии,
скакавшие по всему  экрану,  походили  на  беспорядочные  каракули,  которые
чертил фломастером на  белой  стене  оставленный  без  присмотра  трехлетний
ребенок.
   Лайза вздрогнула, услышав неясный шепот.
   - Это ты, Лайза? Почему ты не  дома?  Я  ужинала,  и  меня  будто  кто-то
стукнул по голове. Куда они меня везут?
   -  Ох,  Марджори...  -  Лайза  обхватила  голову  старухи  руками.  -  Не
разговаривайте. Не говорите ничего. Все будет хорошо. Я обещаю вам;
   - У меня удар, дорогая. Наверняка, потому что я не чувствую  свою  правую
сторону.
   Несмотря на  слабость  голоса  Марджори,  в  нем  звучало  удовлетворение
способностью поставить точный диагноз.
   - Наверное, только совсем небольшой.  Не  надо  беспокоиться.  Все  будет
хорошо.
   - Чепуха, дорогая... со мной происходят только серьезные вещи.
   Наступила тишина, нарушаемая  только  тяжелым  дыханием  Марджори.  Лайза
вопросительно посмотрела на врача. Он кивнул ей. Этот знак  трудно  было  не
понять.  Говорите,  пока  это  еще  возможно.  Наступил   небольшой   период
просветления, скоро она снова впадет в бессознательное состояние.
   Лайза отвела рукой редкие седые волосы  подруги  с  покрытого  капельками
пота лба.  Молитвы  уже  возносились  к  небесам:  "Не  умирайте,  Марджори.
Пожалуйста. Пожалуйста, не умирайте".
   -  Я  так  рада,  что  ты  здесь,  Лайза.  С  тобой  я  чувствую  себя  в
безопасности.
   Голос Марджори стал немного громче, но слова звучали нечетко и  смазанно.
Капелька слюны скопилась в углу рта на парализованной стороне лица.
   - Не говорите, Марджори. Экономьте силы. Вам не нужно ничего говорить.
   Все понимающий взгляд переместился выше и встретился со взглядом Лайзы. В
глазах Марджори еще был блеск, хотя Лайзе почудилось, будто на прежде  ясных
зрачках уже образовалась  туманная  дымка,  пленка,  похожая  на  смягчающие
контрастность контактные линзы.
   - О нет, я все же буду говорить. Мне всегда это было нужно... говорить. И
я хочу сказать тебе кое-что, чего никогда не говорила. Придвинься поближе.
   Лайза склонилась к посиневшим губам.  Одной  рукой  она  придержала  свои
волосы, чтобы они не падали на лицо больной.
   - Я люблю тебя, Лайза. Как я любила бы дочь.  Признаюсь,  что  вначале  я
хотела использовать тебя. Но эти последние месяцы были чудесны.  Ты  научила
меня смеяться вновь. И еще мечтать.
   Голос замирал. Казалось, он теперь доносится из каких-то  глубин,  обретя
некую бестелесность, - все еще голос Марджори, но долетающий издалека.
   - Я так рада, что приехала к вам сегодня.
   - Что? Разве тебя не вызвали? Ты сама приехала? Лайза чуть  не  прикусила
себе язык. Марджори снова скатывалась в сон. Ее замечание было, в  основном,
адресовано себе самой. Боже! Хитрая старая  лисица  все  поняла.  Наполовину
парализована, но по-прежнему видит всех насквозь.
   - Я проезжала мимо.
   "В грозу, в десять  часов  вечера,  в  день  свадьбы.  Прекрасно,  Лайза.
Пятерка за убедительность".
   И снова обеспокоенные глаза вгляделись в ее глаза, читая  в  них,  как  в
раскрытой книге. Марджори всегда это удавалось. Лгать ей было бесполезно,  и
это было единственное,  что  могло  ее  рассердить.  Сейчас  так  не  должно
случиться. Она попытается потянуть время.
   Через окошки  "скорой  помощи"  Лайза  видела,  что  они  пересекли  мост
Уэст-Палм и уже поворачивают на север на Флэглер-драйв. Еще  минут  пять,  и
они будут в реанимационном отделении больницы "Добрый самаритянин".
   - Почему ты приехала, Лайза? Что произошло с Верноном?
   - Мы немного поссорились. Так, пустяки.  Давайте  не  будем  говорить  об
этом.
   Удар явно нисколько не повлиял на чуткие антенны Марджори Донахью.  Сухая
ладонь дотянулась до Лайвы, и искривленные пальцы вцепились в ее руку.
   Снова Лайза была загнана в угол. Сейчас уже  в  голосе  Марджори  звучало
подозрение.
   - Лайза, расскажи мне  подробно...  что  произошло.  На  этот  раз  голос
подруги звучал четко. Теперь ее не провести.
   Сопротивляться было бессмысленно. Лайза рассказала всю правду.
   - А... Понимаю. А...
   - Все просто, - сказала Лайза. - Я всего лишь только разведусь.
   - Нет!
   Непонятно откуда, но у  Марджори  нашлись  силы,  чтобы  выкрикнуть  этот
приказ. В тот же момент она безуспешно попыталась сесть.
   Она все крепче сжимала руку Лайзы, пока ее прежде слабые пальцы не начали
больно впиваться девушке в кожу.
   Надтреснутый голос был еле слышен, но чрезвычайно настойчив, приглушенные
слова звучали в высшей степени требовательно.
   - Никакого развода. Никакого развода, Лайза.
   Обещай мне... никакого развода.
   Лайза беспомощно кивнула. Этого ей хотелось меньше всего.  Напряжение  на
лице больной женщины росло, и виновата в этом была Лайза.
   Марджори Донахью взывала из самой  глубины  сердца.  Физическая  оболочка
была вся разрушена, но чувства ее были сильны, как никогда. Лайза  не  могла
припомнить, когда видела в своей подруге такую решимость добиться, чтобы  ее
поняли.
   - Слишком быстро... все это... слишком быстро для тебя.
   Она  слабо  повела  действующей  рукой,  объединив  этим  жестом  "скорую
помощь", случившийся с ней удар, лопнувший в мозгу сосуд.
   - Я больше не смогу в этом городе защитить тебя. Они... без меня они тебя
уничтожат.
   - Что вы хотите сказать, Марджори? Вы  будете  здесь.  Вы  же  никуда  не
уезжаете. Вы будете здесь.
   Лайза повторяла эти слова, как заклинание. Пляшущие на  мерцающем  экране
голубые линии нервно дрогнули.
   - Заключи сделку... с Блэссом. Оставь  его,  но  не  разводись  с  ним...
Уезжай из города... в Лондон, в Нью-Йорк... Без меня они слишком сильны  для
тебя... Джо Энн... Отомстишь позже... позже... Отомстишь...
   Две большие слезы скатились по  щекам  Лайзы,  когда  она  подсознательно
ощутила приближение смерти с косой за плечами. Она приподняла мудрую  старую
голову, обняла ее, слезы беззвучно лились на высохшую кожу.
   - Не покидайте  меня,  Марджори.  О,  не  оставляйте  меня  совсем  одну,
пожалуйста.
   Однако усилия, предпринятые Марджори, чтобы, собрав в кулак всю  энергию,
передать Лайзе свою жизненную  мудрость,  истощили  больную.  Головная  боль
стала вдруг острее, но одновременно  все  как  бы  стала  затягивать  мягкая
пелена. Словно легкий утренний туман в Аппалачах. Это  было  почти  приятно.
Его влажная мягкость сглаживала пики  боли,  снимала  ее  остроту.  Марджори
теперь будто плыла, летела, качалась на волнах.  Или  опиралась  на  крепкую
руку старого дона Донахью  на  корме  "Бонавентюр"  в  лунном  свете  вблизи
Гренадин. Какое облегчение - быть наконец на пути домой.
   Лайза услышала назойливое, пронзительное завывание электрокардиографа.  А
голубая линия на экране выпрямилась, как ей и  следовало,  когда  кто-нибудь
умирал.

Глава 14

   Лайза  сидела  рядом  с  Мэгги  в   видавшем   виды   "бьюике"   подруги.
Разговаривать она была не в состоянии. Она  могла  только  чувствовать,  как
древняя  машина  тащится,  словно  черепаха,  вдоль   набережной   к   мосту
Саутерн-бульвар. Скорость была ограничена двадцатью пятью милями в  час,  но
они ехали и того  медленнее.  Движение  заблокировала  машина  с  туристами,
которые рассматривали стоявшие вдоль дороги  особняки.  Они  с  любопытством
глазели по сторонам, радуясь за других, потому что сами не  могли  позволить
себе даже остановиться в таком доме. Когда-то Лайза была одной  из  них,  но
кто же она сейчас? Не станет ли она в ближайшее время опять наблюдательницей
со стороны?  Разумеется,  ее  выставят  из  города,  как  в  старые  времена
выставляли преступников. Или, по крайней мере, она уберется  подальше  сама,
пока еще не поздно. Однако, несмотря на тактическое отступление из Палм-Бич,
она не чувствовала себя чужой для этого города. Она вкусила плодов  с  древа
познания добра и зла, и она была  подругой  Марджори  Дюпон  Донахью.  После
этого пути назад не могло быть.
   Исподтишка Лайза смахнула слезу. Палм-Бич. Он так могуществен. Она уже не
идеализировала его, но он все же представлялся внушительной силой.  Палм-Бич
был ее устремлением и мечтой, но он навалился на нее  всей  своей  тяжестью,
жестоко обошелся с ней, а теперь отверг. Но Лайза все равно любила его.  Она
восхищалась его своенравной силой. Прежде всего, он был загадочным. Это было
существо, беспредельно сложное, которое  легко  опровергает  предсказания  и
отказывается  отдавать  свои  блага  без  борьбы.  Уж  это-то  она  усвоила,
поскольку сама потерпела поражение в  кровавой  битве.  Война,  однако,  еще
далеко не проиграна, и боевой дух Лайзы не угас.
   "Лот дом Джона Леннона", - шепчут, наверное, друг другу туристы в  идущей
впереди машине. Больше они ничего и не скажут, будут  только  присвистывать,
охать и фантазировать, как легендарный  супергерой  расхаживает  по  паркету
бального зала на первом этаже. Лайза же не была тут посторонней.  Она  могла
бы  просветить  туристов  относительно  некоторых  пикантных   подробностей.
Например, рассказать о том, что Йоко Оно купила мизнеровский дом у  моря  за
восемьсот тысяч долларов и тут же выставила его на продажу за бешеную  сумму
- в восемь миллионов. А еще о том, как за те несколько месяцев, что он здесь
жил,  Джон  Леннон  завел  роман  со  своей  секретаршей,  а  в   результате
последующего примирения с Йоко Оно мир получил удивительно прекрасную  песню
"Женщина". Она могла бы  также  поведать,  что,  хотя  в  доме  и  было  два
бассейна, построен он  был  для  размещения  слуг,  работавших  в  одном  из
соседних домов.
   Лайза вздохнула. Там, куда она поедет, никто и не знает  о  Палм-Бич.  О,
они, наверно, о нем  слышали,  но  никогда  не  видели  целых  милей  пустых
песчаных пляжей на северных окраинах города, не бродили по мягкому  песку  и
не собирали диковинные ракушки,  не  наблюдали  за  суетливыми  крабами,  не
общались, наравне с лениво парящими  над  головою  пеликанами,  с  постоянно
меняющимися  небом  и  морем.  Они  никогда  не  катались  по  тропинкам  на
велосипеде  и  не  вдыхали  пьянящих  ароматов  цветов,   не   смотрели   на
выписываемые воднолыжниками на глади озера затейливые фигуры, не видели, как
океанские яхты величественно выплывают по каналу к морю. Они были бы  чужими
в строгой опрятности укрощенных джунглей, среди блистающей  чистоты  улиц  и
домов, в безмятежности города, где закрывать двери на замок было бы глупо. И
уж  конечно,  им  ничего  не  известно  о  течениях,   которые   бурлили   и
закручивались в водовороты под спокойным водным зеркалом этого немного  рая,
делая жизнь в Палм-Бич восхитительной И опасной, старых молодыми, а  молодых
старыми, чем город был особенно  привлекателен  по  сравнению,  например,  с
Беверли-Хиллз и Палм-Спрингс, для доступа куда не требовалось ничего,  кроме
денег и успеха.
   Когда они приблизились к мосту, Мэгги нарушила молчание.
   - Интересно, что они сделают  с  Мар-а-Лаго  к  тому  времени,  когда  ты
вернешься.
   Мэгги чуть повернула голову и посмотрела на подругу. В  каком-то  смысле,
она никогда еще не  выглядела  более  красивой.  Потерпевшая  поражение,  но
невозмутимая. Тонкие  черты  лица  по-новому  заиграли  от  пережитой  боли,
характер заново выковался в огне опалившего все ее  чувства  пожара.  Прошла
лишь всего одна короткая  неделя  с  тех  пор,  как  ее  мир  в  третий  раз
развалился на части. Сколько она еще сможет выдержать? Мэгги пыталась понять
ощущения подруги, но так как сама никогда  не  знала  сильных  желаний,  это
оставалось вне ее понимания. Она испытывала сочувствие, но причина страданий
была для нее книгой  за  семью  печатями  -  из-за  отсутствия  собственного
подобного опыта. Она знала только, что по какой-то важной,  но  необъяснимой
причине Лайза уезжает и что ее больше совсем не интересует  спортивный  зал,
который так много значил для них обеих. Накануне Лайза подписала все  бумаги
о передаче зала Мэгги за чисто символическую плату. Для Мэгги это  могло  бы
стать зарей нового, блестящего этапа в жизни,  но  радость  от  случившегося
перекрывалась горечью предстоящего прощания.
   Лайза попыталась  как-то  поддержать  геройские  попытки  Мэгги  завязать
разговор о том о сем.
   - За  пятнадцать  миллионов  им  придется  продать  целую  кучу  домов  в
квартале. Бедная старая миссис Пост, наверно, переворачивается в могиле.
   Миссис Мерривевер Пост. Когда-то, задолго до Марджори Донахью,  она  была
королевой. За высокой стеной вдоль левой стороны дороги  показалось  низкое,
приземистое здание Купально-теннисного клуба, и Лайза мысленно  вернулась  к
тому  времени,  когда  она  была  вызвана  на  аудиенцию,  оказавшую   такое
драматическое влияние на ее последующую жизнь. Без той встречи у ее сына  не
было бы имени, а у нее - будущего. Как непонятен этот мир.
   Марджори Донахью подарила ей дружбу, и вот теперь смерть забрала  ее.  Но
Марджори оставила самое ценное наследство из того, что у нее  было,  -  свои
советы, и Лайза следовала им в точности. Она не разведется с Блэссом. Вместо
этого она уедет и будет проводить  дни  и  ночи  в  молитвах,  выпрашивая  у
милостивого Бога  его  скорейшей  кончины.  Она  отправится  из  Палм-Бич  в
добровольную ссылку, но, скитаясь по свету, как неприкаянная,  она  мудро  и
расчетливо  использует  это  время  для  планирования  и  подготовки  своего
триумфального возвращения. Мысль об этом будет  поддерживать  ее  вдалеке  и
давать силы, когда она  станет  овладевать  тонкостями  работы  издательской
компании, которая в один прекрасный  день  перейдет  к  ней  по  наследству.
Сколько бы времени это ни заняло, Лайза во всем разберется, уяснит себе  все
плюсы и минусы, связанные с этим делом. Она изучит  все  потайные  уголки  и
тихие заводи, заглянет во все шкафы и чуланы.  А  когда  придет  время,  она
возьмет поводья в свои руки и повернет все так, как  ей  будет  нужно.  Пока
компания "Блэсс паблишинг" для нее  -  чистый  лист  бумаги,  но  скоро  она
превратится в раскрытую книгу.
   Вернон Блэсс был удивлен, когда она предстала перед ним, спокойная и  без
каких-либо видимых эмоций. Она не пыталась выразить  свое  отношение  к  его
поведению ни яростной вспышкой злобной брани, ни притворным сожалением.  Она
просто обыденным тоном изложила все, что сочла нужным.
   - Я не буду жить здесь, Вернон, - сказала она,  заставляя  себя  смотреть
прямо  в  его  глаза-буравчики  И  чувствуя,  как  липкие   пальцы   тошноты
подбираются к горлу. - Я думаю, для нас обоих будет лучше, если  я  уеду  из
Палм-Бич на некоторое время. Я хочу изучить издательское дело. Я полагаю, вы
могли бы устроить меня на работу  в  одно  из  отделений  вашей  компании  в
Нью-Йорке или Лондоне. Разумеется, я буду жить на то, что  заработаю.  Я  не
собираюсь отнимать у вас ваши прибыли. Я вполне привычна к такой жизни.
   В течение секунды-другой, она видела это, на ненавистном лице  отражалась
внутренняя борьба. Какой-то частью своей души он хотел  удержать  ее  здесь.
Чтобы можно было