Верх оптимизма, надо было ей  сказать.  Телеграмма  была  короткой  и  по
существу. Прискорбием извещаем вас. Вернон  Блэсс  скончался  14  декабря  в
19.00 местного времени. Пожалуйста, свяжитесь с  конторой  Браун  и  Бейкер,
Мак-Кензи 305 - 555-3535, глубочайшие соболезнования.
   В  подобные  моменты  все  обычно  плывет  перед  глазами.  Но  этого  не
случилось. Никогда еще в своей жизни Лайза не видела все вокруг столь  ясно.
Она видела даже то, чего и не было. Такое бывает, когда  принимаешь  кокаин.
Слова  телеграммы  сверкали  яркими  вспышками,   пока   смысл   их   удобно
располагался в ее сознании. Вот и все. Ожидание закончилось. Ее  муж  мертв.
Наконец она может ехать домой.
   Выжидательно  разглядывавшая  Лайзу,  Мейвис  поняла,   что   ее   худшие
предположения подтвердились. Произошло  что-то  ужасно  важное.  По  меньшей
мере, ближайший родственник, может, даже  ребенок.  Она  вся  подобралась  в
ожидании  страшных  известий  и  приготовилась  к   тому,   чтобы   намертво
запечатлеть этот момент  в  памяти  для  последующего  изложения  новости  в
пивной.
   Лайза  Блэсс,  покачиваясь,  поднялась  с  кресла,  словно   пропустивший
нокаутирующий удар боксер, который инстинктивно реагирует на удар гонга.  Со
скоростью света она обогнула стол, и через секунду-другую Мейвис  оторвалась
от пода, уши ей резанул воинственный вопль. Дыхание у Мейвис от этих крепких
объятий перехватило, но ей все же удалось вымолвить несколько слов.
   - Значит, кто-то умер?
   - Да, да, да, - последовал радостный ответ.  -  Мой  муж.  Он  мертв.  О,
Мейвис, этот грязный мерзкий старик наконец-то умер.
   Ввиду разницы во времени адвокатская  контора  Браун  и  Бейкер  как  раз
должна была открыться. Это весьма кстати,  думала  Лайза,  дожидаясь  вызова
оператора международной связи. Как мило  было  со  стороны  старого  Вернона
отправиться на тот свет в столь подходящий час.
   Лайза поспешила сразу же оборвать обычные формальности.
   - ...Все мы весьма сожалеем...
   - Оставил ли он мне акции "Блэсс паблишинг"? -  рявкнула  она  в  грязную
телефонную трубку.
   - Ну, конечно, да. Разве вы не знали? Они были в  совместном  владении  -
его и вашем. Это значит,  что  не  нужно  ждать  утверждения  завещания  для
оформления передачи прав собственности. Вы получаете эти права немедленно  в
качестве единственного живого совладельца.
   - И я могу использовать положенные в  соответствии  С  моей  долей  акций
голоса на общем собрании акционеров? Прямо сейчас?
   -  Технически  -  начиная  с  того  момента,  когда   факт   смерти   был
засвидетельствован юридически. Это было вчера вечером.
   - А дом?
   - Вы единственная  наследница.  Относительно  похорон.  Вы  предполагаете
вернуться...
   Но того, что она уже услышала, было более чем достаточно.
   - Я позвоню вам позже, - сказала она и повесила трубку. "О  Господи,  все
будет хорошо. Очень, очень хорошо".
   Она не стучала в дверь кабинета Чарльза Вилльерса.
   Просто  вошла  в  него.  Приятно  было  видеть,  как  он  раздражен  этим
вторжением.
   В кабинете проходило какое-то совещание. Одно из  тех,  о  которых  Лайзе
обычно не сообщали. И еще одно было вполне очевидно. Вилльерс еще не  слышал
о смерти Блэсса.
   - Привет, ребята, - сказала Лайза так же весело, как весело было у нее на
душе.
   Молодая женщина из "Сент-Мэри", Вантидж, и редактор из "Нортфаллен  лодж"
обменялись  презрительными  взглядами.  Дочь  графа,   возглавлявшая   отдел
рекламы, снисходительно улыбнулась.
   Лайза нависла над ними, рука ее небрежно оперлась на выставленное  бедро.
В этой жизни случаются-таки редкие по красоте моменты. Этот будет  одним  из
них.
   - Мы сейчас занимаемся списком намеченных  на  весну  изданий,  -  сказал
Чарльз   Вилльерс,   ясно   давая   этим   понять,   что   совещание   носит
конфиденциальный характер.
   - Фу ты! Какая скука! - с чувством заметила Лайза.
   - Что вы хотите этим сказать?
   Лайза посмотрела ему прямо в глаза. Она надеялась, что взгляд этот  будет
иметь эффект выстрела в живот. Медленная, изматывающая и болезненная смерть.
   - Я хочу сказать, какая скука даже только подумать  об  этом  злосчастном
ворохе претенциозного хлама, который гордо зовется  "списком  намеченных  на
весну изданий", - вот что я хочу сказать.
   Челюсти у сидевших за столом отвисли. Вполне очевидно, что у нее  поехала
крыша. Может, она выпила?
   Или наглоталась наркотиков?
   Лайза оглядела их лица. Потом  обвела  глазами  кабинет.  Это  было  даже
слишком здорово, чтобы происходить наяву. Позади стола Вилльерса  находилось
его красное кожаное кресло. Оно было пустым. Шеф сидел вместе с подчиненными
за длинным столом красного дерева.
   Неторопливой  походкой  Лайза  направилась   к   этому   креслу,   ощущая
убийственные взгляды своими широкими плечами, стройной  спиной  и  достойным
приза задом. По пути она обернулась и посмотрела на них через плечо;  на  ее
лице сияла победная улыбка.
   - Да, - задумчиво пробормотала она как бы про себя. - Думаю, не так уж  и
многих - я хочу сказать, за стенами этого кабинета, - такой весенний  список
заинтересует.
   - Лайза, ради Бога, прекратите нести чепуху. Вы себя хорошо чувствуете?
   Негодование  было  заметно  и  невооруженным  взглядом.  Чарльз  Вилльерс
довольно сильно вышел из себя.
   - Хорошо ли? - переспросила Лайза, и в ее голосе  звучало  недоумение.  -
Могу вам сказать честно, уже много лет я не чувствовала себя так хорошо.
   Она добралась до письменного стола  -  конечной  точки  своего  маршрута.
Небрежно плюхнувшись в кресло  исполнительного  директора  отделения,  Лайза
ядовито добавила:
   - Я полагаю, мне пойдет быть вдовой.  Казалось,  что  после  взрыва  этой
бомбы прошла вечность, прежде чем присутствовавшие пришли в себя. Сообщенное
известие доходило до них постепенно. Надо отдать должное Чарльзу  Вилльерсу,
он понял все первым.
   Его лицо начало белеть, а мысли помчались вперед слов, когда он произнес:
   - Вы хотите сказать... Вернон...
   - Умер, - бодро закончила за него Лайза. Она закинула ноги на безупречное
кожаное покрытие стола. Чарльз Вилльерс его очень берег и никогда не клал на
стол острые предметы. - Да, - повторила она задумчиво. - Мертвее не  бывает.
И его адвокаты сказали мне, что я - новый босс. Вот и все... и мне  доставит
величайшее удовольствие сообщить вам, дорогие мои, что вы все уволены.
   Проговорив это, Лайза с  огромным  удовлетворением  вздохнула  и  провела
острым каблуком по  безупречной  до  этого  коже  стола  Чарльза  Вилльерса,
оставляя дорожку с рваными краями.

***

   Казалось, целую вечность никто не подходил к телефону. Господи,  лишь  бы
она была дома. Господи, лишь бы не успела подписать  контракт  с  кем-нибудь
другим. Энн Либерманн. Вспомнилось разочарование в ее  глазах,  когда  Лайза
сказала, что "Блэсс" не станет издавать ее  "Большое  яблоко",  недоверие  в
этих же глазах, когда Лайза пыталась объяснить, что книга замечательная,  но
руководитель отделения компании так не считает. Большие карие глаза, которые
зачаровали бы зрителей  на  литературных  шоу  по  всей  Америке  и  шикарно
смотрелись бы на обложке журнала "Пипл". С таким автором, как Энн Либерманн,
можно было продать больше книг, чем на белом свете произведено кирпичей.
   Наконец в трубке послышался тихий голос:
   - Энн Либерманн слушает.
   - Это Лайза Блэсс из "Блэсс паблишинг".
   - Здравствуйте.
   Голос ее звучал безразлично.
   - Послушайте, я перейду сразу к делу. У нас в компании "Блэсс"  произошли
изменения в руководстве, и я  теперь  могу  предложить  вам  контракта  вашу
книгу.
   Это еще возможно?
   После долгой паузы последовало что-то похожее на вздох.
   - Боюсь, я уже в каком-то смысле пообещала ее  издательству  "Мак-Иллан".
Они, правда, пока еще не предложили мне контракт, но  разговор  о  контракте
был.
   - Что бы вам ни предложили,  я  удвою  сумму,  а  подписать  контракт  вы
сможете через то время, за которое я доберусь на такси до вашего дома.
   Энн Либерманн, чьи литературные герои были в высшей  степени  решительны,
продемонстрировала, что материал для своих книг она черпает внутри себя.
   - Я согласна, - сказала она, прежде чем Лайза закончила говорить.
   - Не хотите ли вы заключить контракт на три книги  с  нашим  нью-йоркским
отделением, с правом издания по всему миру?
   - Не подводит ли меня слух? - засмеялась Энн Либерманн. - Я вроде  выпила
только один джин с тоником.
   - Будьте дома. Я выезжаю вместе  с  экземплярами  контрактов,  -  сказала
Лайза, бросая трубку.
   Как  обычно  поют  струны  в  сердце?  Звенят.  Именно.  Они  только  что
зазвенели. Одному только Богу известно, как они запоют, когда Энн  Либерманн
и  издательство  "Блэсс"  займут  верхние  строчки  в  перечне  бестселлеров
"Нью-Йорк таймс".
   Лайза достала из  ящика  стола  образец  контракта  и  несколько  бланков
издательства "Блэсс". Юристы смогут заняться этим позже. Пока же она хотела,
чтобы хоть что-нибудь было подписано.
   Секунду-другую она сидела неподвижно, пытаясь разобраться  в  нахлынувших
мыслях. То, что доносилось из соседней комнаты, вполне могло быть плачем или
взволнованными мужскими голосами. Еще бы! Разворошили осиное гнездо. Сейчас,
в любую минуту, они могут с жужжанием  броситься  за  ней,  угрожая,  осыпая
лестью, выпрашивая милости, взывая к ее "здравому смыслу". Да, еще секунда -
и вся эта пестрая команда будет ползать и пресмыкаться перед  ней,  пытаться
лизнуть ее туфли в  надежде  уберечь  свои  квартиры,  закладные,  любовниц,
дружков, жен, свое достоинство и пристрастия. Сначала это будет  хор,  затем
пойдут сольные партии. За исключением  немногих,  все  они  будут  стараться
напрасно. А она, как Бог, будет играть их  судьбами  и  наслаждаться  каждой
секундой своего властвования в отместку за  пренебрежение  и  оскорбления  в
течение  всех  этих  лет  вынужденного  подчинения  крайнему  самомнению   и
дилетантству, липкому лицемерию и непроходимой глупости.  Но  именно  сейчас
надо сделать еще один звонок. Она набрала номер справочной службы.
   - "Пан  Америкэн",  пожалуйста,  заказ  авиабилетов,  -  проговорила  она
быстро.
   Лайза Блэсс наконец могла отправиться домой.

***

   Лайза вылетела из лифта,  как  человек-снаряд,  которым  выстреливали  из
пушки  в  старых  цирках.  Набранная  скорость  позволила  ей  без  задержки
пролететь через вращающиеся двери конторы компании "Блэсс паблишинг", что на
Мэдисон-авеню, и секретарша, ответственная за прием посетителей, подпрыгнула
так, словно в нее попала пуля.
   На Лайзе были поношенные синие джинсы в обтяжку, футболка  и  длинная  до
пят соболья шуба с накладными карманами. Из-под  джинсов  выглядывали  белые
носки, исчезавшие в коричневых из крокодиловой  кожи  мокасинах.  Волосы  ее
были откинуты назад, а весь ансамбль выдержан  в  самоуверенном  европейском
стиле. Лайза Блэсс наконец оказалась дома,  и  была  уже  не  девочкой.  Она
выросла.
   Секретарша сначала не узнала ее. Причинами  того,  что  она  вскочила  со
стула, были энергичность вторжения и неординарный вид вошедшей.
   Потом до нее дошло, кто это, и она нервно затараторила:
   - О, миссис Блэсс. Я вас не узнала. Мы вас ждали.
   Как чудесно видеть вас снова. Мистер Каттинг отменил  все  намеченные  на
утро встречи, чтобы быть на месте, когда вы появитесь.
   Лайза буквально рвалась вперед,  словно  на  высокооктановом  топливе,  в
предвкушении того, что ей предстоит сделать.
   - Сделайте одолжение, - сказала она язвительно,  -  отмените  еще  и  все
встречи, запланированные им на  вторую  половину  дня.  И  раз  уж  вы  этим
занимаетесь, то лучше всего будет выбросить  книгу,  где  ведутся  записи  о
встречах, в мусорную корзину.
   Она не  задержалась,  чтобы  насладиться  выражением  смущения  и  ужаса,
появившимся на лице пожилой служащей. Она знала, куда идти. Она бывала здесь
раньше. Стивен Каттинг встал, когда Лайза ворвалась  в  его  кабинет.  Ни  у
одного приговоренного к  казни  в  полдень  не  было  худшего  утра,  чем  у
президента "Блэсс паблишинг". В отчаянной попытке упорядочить свой  внезапно
оказавшийся под угрозой мир, он все перекладывал и перекладывал карандаши на
столе, пока они не образовали прямоугольный треугольник с большей точностью,
чем этого удалось бы добиться с помощью транспортира. Выражение  лица  Лайзы
ничуть не успокоило его расстроенные нервы.
   - Лайза... после всех этих лет... бедный Вер-нон... - Движениями  рук  он
пытался помочь своему бормотанию.
   - Ерунда, - сказала Лайза громко. Она упала в кресло, перебросила длинную
ногу через подлокотник и небрежно поболтала повисшей на пальцах туфелькой.
   - О, - произнес Стивен Каттинг.
   Лайза ощутила себя чем-то  вроде  ковбоя  на  разборке  в  салуне.  Таким
приемом тоже можно многого достигнуть. Это гораздо надежней, чем секс.
   Стивен Каттинг приготовил речь.  Что-то  вроде  написанного  в  последнюю
минуту прошения осужденного с просьбой отложить казнь. Эта речь имела  некий
юридический привкус.
   - Миссис Блэсс, было бы глупо  не  признать,  что  я  допустил  ошибку  и
недооценил ваш вклад в компанию "Блэсс". У меня есть основания  сожалеть  об
этом.  Даже  весьма  сожалеть.  Надеюсь  вы  предоставите  мне   возможность
исправить... поставить все как надо... я знаю,  мы  сможем  хорошо  работать
вместе...
   - Ха, - сказала Лайза, резко обрывая его.
   Она перебросила через подлокотник другую ногу, присоединив ее к первой.
   - Вы работаете в компании "Блэсс" по контракту? - спросила она зловеще.
   - По контракту? По контракту с "Блэсс"? Было похоже, что  Каттинг  сейчас
упадет в обморок, что слово "контракт" совершенно не знакомо ему, - какой-то
глагол, может быть, на суахили. - Нет. Не по контракту. В копании "Блэсс" мы
никогда не заключали контрактов. Джентльменское соглашение...
   - ...имеет примерно ту же цену, что и смешанная  метафора,  -  отчеканила
Лайза, заканчивая предложение Каттинга.
   Она обратила внимание на то, что он употребил прошедшее время,  говоря  о
компании "Блэсс". "Червяк подполз. Он уже  наполовину  взобрался  на  острие
бритвы". Лайза глубоко вздохнула. Не  запах  ли  это  власти  смешивается  с
ароматом ее духов "Палома Пикассо"?
   - Да, - проговорила она задумчиво. - Джентльменские соглашения  не  много
стоят, когда "джентльмен", с которым их заключили, лежит плашмя на  столе  в
уэст-палмском морге.
   Стивен Каттинг встал и выпрямился во весь рост.
   Так вытягиваются перед командой, снаряженной для расстрела.
   - Должен ли я понять это так, что вы решили отказаться от моих  услуг?  -
задал он бессмысленный вопрос. - Если так, то, я уверен, вы согласитесь, что
должна быть какая-то компенсация. За все эти годы.
   Настал момент для завершающего смертельного удара.
   - Мистер Каттинг, я хочу, чтобы вы вылетели отсюда на улицу не более  чем
через пятнадцать минут, и вы ничего не получите. И позвольте мне сказать вам
следующее. Если  вы  возьмете  отсюда  хоть  что-нибудь,  даже  эти  чертовы
карандаши, я лично затаскаю вас по судам, и да поможет мне Бог.

Глава 16

   Маленький Скотт Блэсс знал, что это  очень  важный  день,  но  не  совсем
понимал, почему. Какая-то устрашающая личность под названием  "мама"  должна
была приехать и нарушить покой в его уютном мире,  и  ему  это  не  очень-то
нравилось. Он плотно прижался носом к сетке забора  аэропорта;  его  трясло,
отчасти от волнения, отчасти из-за прохлады утреннего воздуха. Его маленькая
ручка спряталась в большой руке миссис Мак-Тэггарт.
   - Няня, а мама хорошая? - спросил он неуверенно.
   - Конечно, мама хорошая.
   Ответу недоставало уверенности, и Скотт уловил это.
   "Мама такая же хорошая, как рисовый пудинг, вареные овощи, мытье головы".
   Чувствуя, что ей, видимо, не удалось убедить аудиторию, мисс  Мак-Тэггарт
усугубила свою ошибку.
   - Все мамы хорошие, - добавила она не вполне искренне.
   - Жаль, что я не пошел сегодня в школу. Школа "Монтессори",  находившаяся
на Флэглер, и нежная забота обожаемой мисс Хейди казались определенно  более
предпочтительными, нежели это маленькое путешествие навстречу неизвестности.
Хотя смотреть на самолеты всегда интересно.
   - А мама в этом самолете?
   - Нет, дорогой. Это маленький самолет. Мама прилетит на большом.
   Это соответствовало его ожиданиям. Вполне очевидно, что мама - это  нечто
огромное, приезжающее на огромных вещах и вызывающее огромную  суету.  Иначе
чего бы ему тут делать  в  своих  лучших  серых  фланелевых  брюках,  черных
ботинках и сверхчистой белой рубашке? Он вздохнул и сказал то, что думал:
   - Я думаю, мама мне не понравится.
   - Глупости, дорогой. Мамы всем нравятся. "Кроме меня", - подумала  миссис
Мак-Тэггарт, поправлял широкий пояс своей безукоризненной  униформы.  Добрая
шотландка вообще не могла понять, как можно поступать с  ребенком  так,  как
Лайза обошлась с бедным маленьким Скоттом! Бросить мужа через  неделю  после
свадьбы, оставить ребенка на чьем-то попечении и не показываться  в  течение
пяти лет - это представлялось странным, жестоким и совершенно  неоправданным
наказанием. За это время и она узнала  о  папаше  кое-что,  отчего  даже  ее
холодная кровь стыла в жилах. Может, это и оправдывало уход, но, конечно же,
не давало повода  с  таким  бездушным  безразличием  отнестись  к  невинному
младенцу. К счастью, она оказалась рядом и  заполнила  пустоту.  Теперь  она
любила этого ребенка  так,  словно  сама  родила  его.  Папочку  держали  на
расстоянии, а когда временами он пробовал вмешаться в воспитание Скотта,  то
ощущал на себе всю остроту ее кельтского языка, а  испытывать  это  повторно
он, в отличие от Оливера Твиста, не имел ни малейшего желания.
   Так Скотт достиг возраста, к которому, как считают  иезуиты,  завершается
формирование характера, не зная ни отца, ни матери, и, несмотря на отчаянные
попытки заменить их, все это оставило свой след. Скотт был довольно уверен в
себе, но это было чисто внешнее впечатление. Он казался лидером и  вроде  бы
готов был к любым приключениям, но  за  этим  скрывалась  маленькая  хрупкая
душа, одинокая и уязвимая, таившая огромную пустоту там, где полагалось быть
отцу и матери. Этого Нелли Мак-Тэггарт не могла, да  и  не  хотела  простить
Лайзе Блэсс. Этого - и ее неожиданного и  нежелательного  возвращения.  Если
она сейчас придет  и  попытается  предъявить  свои  права  на  то,  что  так
безнравственно и бездумно бросила, это может совершенно  уничтожить  Скотта,
погрузить мальчика в полное недоумение, замешательство и смятение.
   От этих страшных дум рот  няньки  сурово  сжался,  а  кровь  воинственных
предков начала закипать в предчувствии грядущего конфликта, когда она пойдет
в бой за этого кроху, чья рука кажется такой маленькой в ее руке.  Формально
она, может быть, и служанка, но в то же время она гордо  несет  знамя  своей
древней профессии, воспетой еще в сказаниях туманной старины. Она не  просто
английская няня, она - шотландская  няня.  Титулованные  графы  и  надменные
герцоги, надутые политики и верховные судьи  -  все  превращались  в  милых,
вежливых и аккуратных мальчиков, когда лицом к, лицу сталкивались с железной
властительницей детской комнаты, с няней, которая  воспитывала  их  и  учила
тому, что хорошо, а что плохо.
   - Пойдем, дорогой. Пойдем встанем внизу у эскалатора. Мы увидим, как мама
спускается.
   Возвращение Лайзы Блэсс домой совсем не походило на ее отъезд. Во-первых,
ее сопровождала свита.  Два  секретаря,  внимательные  и  исполнительные,  с
портативными компьютерами "Кэнон" и дорожной сумкой Лайзы. На эскалаторе они
стояли сзади и по бокам от нее, наподобие античных преторианских  гвардейцев
обрамляя первое лицо.
   А потом они увидели  друг  друга.  Лайза  совсем  не  была  тем  огромным
существом,  которое  возникло  в  детском  сознании  Скотта,  но  со  своими
длинными,