годиц,  напоминающих
половинки сердца и плавно переходящих в бедра безупречной формы?  Ее  грудь,
уверенно  выпирающая  вперед,  неподвластная  силе  земного   притяжения   и
увенчанная упругими сосками,  проступающими  через  уже  промокшее  насквозь
розовое трико? Ее шелковистые темные волосы с танцующей челкой, взлетающие и
падающие на мускулистые плечи? Или, может быть, само лицо - огромные  глаза,
синие, как Коралловое море? Лайза умела делать их еще больше,  когда  хотела
выразить удивление или интерес, и, казалось, глаза эти  притягивали  мужчин,
как магниты. Маленький упрямый носик,  который  порой  недовольно  морщился.
Полные, зовущие губы, которые, когда Лайзе было хорошо, приоткрывались, и за
ними поблескивали превосходные зубы. Как  на  это  ни  посмотри,  приходится
согласиться,  жизненная  лотерея  -  сплошной  обман.  Лайзе  Старр  слишком
повезло.
   Находящаяся перед группой Лайза заставила себя сосредоточиться. Эти  люди
отдавали себя целиком, и она должна  была  отвечать  им  тем  же.  Если  она
позволит себе расслабиться хоть на секунду, то  потеряет  их,  поставит  под
сомнение свою абсолютную приверженность к физической  культуре.  Эту  ошибку
допускали другие преподаватели, и из их групп начинался повальный  отсев.  У
Лайзы, разумеется, таких проблем не было, и она рассчитывала обходиться  без
них и дальше. Эта вечерняя группа  буквально  трещала  по  швам  от  наплыва
желающих, и прыгающие тела едва не касались  друг  друга,  используя  каждый
дюйм маленького зала.
   - Так, теперь  поднятие  колен  в  последний  раз.  Начали.  Почувствуете
боль...
   Лайза прокричала последнее  слово  на  пределе  голосовых  связок,  и  со
скрытой радостью группового мазохизма группа ускорила  движения.  Деревянные
доски гимнастического зала Уэст-Палм вновь заходили от ритма стаккато. Лайза
видела, как на ее  глазах  сгорают  калории.  И  даже  ощущала  запах  гари.
Насыщенный морской влагой воздух  раннего  вечера  проникал  через  открытую
дверь  в  маленькое  помещение  и  неподвижно  висел  в  зале,  презрительно
сопротивляясь убогим потугам древнего  вентилятора  под  потолком  заставить
этот воздух циркулировать. Пот насквозь пропитывал облегающие трико, обнажая
контуры скрытых под ними крепких, мускулистых тел.
   - И двадцать, и еще двадцать, и раз, и два...
   - Лайза, ты жестока.
   Шутливый тон Мэгги потерялся в силовом поле яростного  напряжения,  когда
от  мускулов  вновь  потребовалось  совершить  невозможное  и   использовать
последние остатки кислорода в помещении.
   Теперь Лайза сама почти достигла  того  магического  момента  преодоления
себя, когда тело и душа сливаются воедино, когда сладкая боль переплавляется
во всепоглощающее ощущение, - пика занятий.  Внезапно  ставшее  легким  тело
взлетело на облако, на котором, казалось, Лайза могла плавать вечно.  Однако
она была наставницей. Она не могла бросить  блуждать  без  поводыря  группу,
этот отставший караван, силы которого утрачивались  в  попытках  поспеть  за
нею.
   - А  теперь  расслабимся,  -  прокричала  Лайза.  -  Не  останавливаться.
Продолжайте легкий бег, но теперь отдыхайте.
   Слова ее были встречены стонами облегчения,  однако  атмосфера  взаимного
восторга была почти осязаема.
   - Эй, Лайза, где тебя обучали, в Дахау? - прокричала крупная, мускулистая
девушка из последнего ряда. Лайза присоединилась к общему смеху.
   -  Чтобы  заставить  тебя  двигать  задницей,  Полин,  кнутов  и  дубинок
недостаточно.
   Лайзе было хорошо. Именно за это ей и платили, однако дело было не только
в этом, далеко не в этом. На лицах этих девушек читалось уважение,  которого
Лайза не видела до того, как взялась за эту работу. И речь шла не  просто  о
ее самоутверждении. Она приносила им пользу, и результаты были действительно
налицо.  Похорошев  физически,  ее  ученицы  чувствовали   себя   лучше,   и
проявлялось это в тысяче мелочей. Лайза видела, как за коротких шесть недель
их фигуры улучшились, походка стала  уверенней,  ранее  застенчивые  девушки
отпускали шуточки, становились более общительными, научившись больше  любить
себя. Это приносило огромное удовлетворение,  и  Лайзе  хотелось  этого  все
больше и больше.
   - Ладно, теперь поработаем ногами.
   Гибкая, как пантера, Лайза растянулась на резиновом мате.
   Сдвинув колени и удерживая всю тяжесть торса  на  растопыренных  кончиках
пальцев, она взглянула вверх на море  выжидающих  глаз.  Каков  этих  женщин
средний возраст? Тридцать? Двадцать пять? Наверное, около  того.  Приятно  в
семнадцать лет заставлять их буквально плясать по ее приказу,  работать  под
щелканье ее кнута на манеже. Что бы они сделали ради нее? Что она  могла  бы
заставить их сделать? Легкое возбуждение от сознания своей  власти  пронзало
Лайзу, когда она видела, что они любят ее, замечала,  как  они  любуются  ее
прекрасным телом, завидуют ей из-за него, а то и желают обладать им, - да, в
глазах некоторых девушек светился и слабый намек  на  недозволенное,  в  чем
даже  нельзя  себе  признаться.  Влажную  атмосферу   зала   словно   легкий
шотландский туман неуловимо наполнял пьянящий  аромат  физического  желания.
Это желание не выражалось ни словами, ни действиями, но существовало там,  в
сияющих  глазах,  в  изредка  бросаемых   томных   взглядах,   в   понижении
таинственных  гормонов,  которые  метались  в  пульсирующей   крови.   Лайза
чувствовала это желание, осознавала его, но, как  и  остальные,  противилась
ему, усилием воли загоняла в глубины подсознания.  Желание  ворочалось  там,
придавая сладкий тайный привкус и боли, и восторгу физического напряжения.
   - А теперь я хочу, чтобы вы поработали над своими попками. Сделайте  ваши
зады прекрасными. Правую ногу поднять тридцать раз. Начали: и раз, и два...
   Музыка теперь стала тише; бьющий по мозгам тяжелый  рок,  предназначенный
для  обычных  упражнений,  сменила  более  тонкая  мелодия  -   настойчивая,
ласкающая, нежная. Каждая фаза усиленных занятий, длившихся час с четвертью,
имела различный характер, и сознание Лайзы переключалось на  соответствующую
скорость, чтобы гармонировать с ним. Данная фаза почему-то всегда  приносила
Лайзе  чувственное  наслаждение.  Здесь  боль  отсутствовала.  Если  группа,
вероятно, могла бы поднять ноги по пятьдесят или шестьдесят  раз,  то  Лайза
была способна  без  труда  заниматься  этим  полчаса.  Для  нее  разминочные
движения были равносильны  почесыванию  зудящего  места,  и  она  испытывала
сладкое чувство, растягивая мышцы, которые  уже  достигли  пика  физического
состояния.  Сейчас,  высоко  поднимая  правую  ногу  вбок,   Лайза   ощущала
напряжение в ягодицах, теплое горение в паху от  раздвинувшегося  влагалища,
губы которого раскрывались, а затем  с  силой  сдвигались  под  воздействием
движения ноги вниз. В такие минуты Лайза пыталась представить, каково это  -
заниматься любовью с мужчиной.
   Обычно Лайза была слишком занята, чтобы думать о подобных  вещах,  однако
что-то в восхитительной физической раскованности разминки вызывало эти мысли
из потаенной глубины. Сокрытое в крови, поте  и  слезах  пламя  разгоралось.
Лайзе хотелось очутиться  в  теплых,  сильных  руках  мужчины,  и  чтобы  он
принадлежал ей, а она - ему. Ей хотелось почувствовать, как его крепкое тело
прижимается к ее крепкому телу. Мужчина, который одновременно и любил бы ее,
и доставлял бы ей радость. Нежный, сильный,  чуткий,  могущественный.  Лайза
была твердо уверена, что со временем эта  фантазия  станет  реальностью.  Не
сейчас, позже. Но скоро.
   Осторожно, Лайза. Оставайся с ними.. Будь с ними.
   - Хорошо, девочки. Начали. Левой ногой - и раз, и два, и три...
   Еще десять минут, и почти что все позади. Сначала упражнения, необходимые
для отдыха. Легкая растяжка, медленное, размеренное дыхание.
   - Хорошо, ребята. Все. Спасибо и до завтра.
   - О, Лайза, ты меня сегодня в гроб вогнала. Мне кажется, что я труп. Нет,
правда!
   Положив руку на влажное плечо Лайзы, Мэгги излучала волны любви.
   - Ерунда, Мэгги. Ты двигалась прекрасно. Я отмечала тебя несколько раз, У
тебя получается, правда.
   - Знаешь, Лайза, я люблю тебя в таком случае, но спасибо за поддержку.
   Мэгги не питала иллюзий относительно себя. Мешок  с  картошкой  -  и  тот
наверняка двигался бы изящней. Это  было  так  в  духе  Лайзы  -  щадить  ее
чувства. Но  все  равно,  с  точки  зрения  Мэгги,  Лайза  всегда  поступала
правильно, и Мэгги с удовольствием погружалась в тепло ее ауры.
   - Ладно, Мэгги, давай выпьем кофе и  чего-нибудь  перекусим.  Я  к  этому
времени обычно жутко хочу есть.
   Ни та ни другая и не подумали принять душ. Душ мог подождать. Если бы они
помылись и остыли, то снова расплавились бы  от  влажного  воздуха  Флориды,
прежде чем добрались домой.  Почему-то  потная  Лайза  выглядела  бесконечно
более соблазнительно, чем потеющая Мэгги.
   В столовке на Клематисе они заказали кофе без  кофеина  и  пончики.  Лицо
Мэгги приняло серьезный вид.
   - Знаешь,  Лайза,  у  тебя  действительно  очень  хорошо  получаются  эти
занятия. Мне кажется, тебе  надо  всерьез  подумать  о  переходе  на  полную
ставку.
   Лайза рассмеялась.
   - Тебе это просто  кажется,  потому  что  я  снисходительна.  Меня  можно
заменить любым, кто потребует большей отдачи.
   - Нет, Лайза, я серьезно. Ты прирожденный тренер.  Другим  преподавателям
до тебя далеко. Не только я так думаю. Вся группа  об  этом  говорит.  Ронни
бесится, что у других девушек в группах больше никого не осталось.
   На этот раз смех Лайзы прозвучал более задумчиво. Ситуация  действительно
складывалась  таким  образом,  и  из-за  этого  начали  возникать  некоторые
проблемы. Она была на много голов выше остальных, и клиентура,  естественно,
это отмечала. Ронни, которому принадлежал гимнастический зал,  действительно
за последние недели охладел  к  Лайзе.  Если  остальные  инструкторы  начнут
травлю за ее спиной, то она может оказаться жертвой собственного успеха.
   - Да эти кошки просто ждут того, чтобы я перегорела, разорвала связку или
чтобы со мной случилось что-нибудь еще. Ну что ж, ждать им  придется  долго.
Мое тело меня не подведет.
   Мэгги прочла решимость в глазах подруги. Иногда ей  казалось,  что  Лайза
отлита из самой лучшей закаленной стали. Как будто ничто  не  могло  смутить
ее. Прошел лишь год после страшной  трагедии,  способной  подкосить  любого,
однако Лайза справилась, стала сильнее, чем прежде, прошла  испытания  и  не
сломалась от непоправимой беды. Не то чтобы она не страдала от горя.  Лайза,
естественно, ощущала боль, потому что она была сильной, но не жестокой.  Тут
есть разница.
   Мэгги решилась высказать свою идею.
   - Я и еще несколько девушек считаем, что тебе надо отколоться и  заняться
своим делом. Открыть собственный зал. Ты уведешь от Ронни всех клиентов.  Мы
все перейдем на твою сторону, до последнего бойца.
   Они обе улыбнулись при невольном упоминании о  противоположном  поле.  От
некоторых привычек не избавишься без боя.
   Лайза заговорила с сомнением в голосе:
   - Но, Мэгги, любовь моя,  для  того  чтобы  открыть  гимнастический  зал,
необходима такая вещь, как деньги. Надеюсь, ты не забыла, что это такое.  Да
нужно еще разбираться в счетах, собственности, займах и тому подобных вещах.
Я могу взять группу, а все остальное - извините-подвиньтесь. Я разбираюсь  в
прыжках на месте, а не в бизнесе.
   - Этому можно научиться - я бы помогла.  Может  быть,  кто-нибудь  вложит
свои деньги. У меня есть  пятьсот  долларов.  Ими  можно  частично  оплатить
профессиональные консультации.
   - Кажется, у меня есть страховка, - неуверенно  сказала  Лайза.  -  Но  я
вообще-то рассчитывала использовать ее для учебы в колледже и потом заняться
преподаванием.
   Мэгги поняла, что дело сдвинулось с места.
   - Послушай, милая. В этом мире полно преподавателей, и они  ни  черта  не
знают, кроме того, о чем им рассказали другие. Что  ответил  этот  художник,
Брак, на вопрос о том, был ли у него талант, когда  он  обучался  искусству?
"Если и был, то мой преподаватель узнал бы об этом последним".
   Лайза  могла  согласиться  с  этим.  Оригинальное  мышление  в  профессии
преподавателя имеет тенденцию к истощению,  как  духовная  пища  на  сходках
Ку-Клукс-Клана. Однако преподавательская карьера надежна. Может быть, не так
увлекательна,  но  гарантирует  кусок  хлеба  на  всю  жизнь.  У  нее  будут
профессия, муж, возможно, двое-трое детей, и она сможет вносить  выплаты  по
закладным. Это и есть американская мечта. Лайза  инстинктивно  содрогнулась.
Она попыталась выразить свою дилемму словами:
   - Преподавание - это так легко, Мэгги, так надежно. Тяжеленько отказаться
от устойчивых доходов. Беда в том,  что  я  знаю  -  это  будет  бегство  от
действительности. Насколько увлекательней взять жизнь за шкирку и встряхнуть
ее, как на тренировке. Мне кажется, я всегда  смогу  вернуться  к  профессии
преподавателя позднее... - Лайза запнулась. В жизни все совершенно иначе,  и
она об этом знала. Как только ты сходишь с привычной лестницы,  как  тут  же
кто-то другой занимает твое место.
   Появляются  новые  отличники,   любимчики   учителей,   у   которых   нет
подозрительных прогулов в расписании. А если попробуешь вновь  забраться  на
нижнюю ступеньку, то получишь в морду сапогом, а то и чем-нибудь похуже. Так
система вырабатывает послушных рабов, которые служат ей. Только выйдешь, как
дверь захлопывается перед твоим лицом. Не рыпайся  и  живи  по  правилам,  и
тогда  твои  вены  будут  принимать  все  большее   количество   вызывающего
привыкание наркотика надежности, причем каждая доза будет тщательно вымерена
и мучительно растянута по времени. Чем больше получаешь - тем больше хочешь,
чем выше лестница - тем круче с нее спрыгивать. Это  ловушка,  в  которую  с
таким большим удовольствием попадают мистер и миссис Средние  Американцы,  -
наркота, добровольно садящаяся  на  иглу  привычки  к  комфорту.  Эта  мысль
заставила  Лайзу  ужаснуться.  В  нежном  семнадцатилетнем  возрасте  она  и
представления не имела, кем  станет,  но  она  знала,  что  в  любом  случае
добьется феноменального успеха - в том или ином смысле. Сейчас ее честолюбие
не находило точки применения и дожидалось повода, чтобы устроить бунт против
обыденности; однако вечно это  продолжаться  не  могло,  и  внутренне  Лайза
осознавала, что надо не просиживать штаны, а отдаться на волю инстинкта.
   Мэгги  облизнула  последние  крупинки  сахара  от   пончиков   на   своих
коротеньких пальцах. Ей ни в коем случае нельзя было есть пончики, не говоря
уже о том; чтобы  заказывать  новую  порцию.  Она  украдкой  поймала  взгляд
официантки.
   - О нет, Мэгги, нельзя - у тебя  еще  мало  мускулов.  Лайза  рассмеялась
своей роли  жандарма.  Жировым  клеткам  Мэгги  было  еще  очень  далеко  до
превращения в мышечный белок.
   Мэгги не стала возражать. Не многие могли противиться Лайзе. Она обладала
очарованием волшебницы из детских комиксов, какой-то мягкой  силой,  которой
невозможно,  да  и  не  хочется   сопротивляться.   Мэгги   часто   пыталась
анализировать эту особенность характера подруги, но потерпела  фиаско,  и  в
целом так и не могла найти ответ. Пришлось  успокоиться  на  том,  что  дело
здесь в мотивации. Просто Лайза желала людям добра.
   -  Э,  Лайза,  знаешь,  я  действительно   загорелась   этой   мыслью   о
гимнастическом зале. Тебе, правда, надо решиться. Попробуй.
   В ее воображении возникла волшебная палочка. Стоит Лайзе захотеть, и  она
своего добьется.
   Пару  секунд  Лайза  молчала.  Обхватив  подбородок  обеими  руками,  она
задумчиво смотрела на сидевшую напротив подругу.
   Наконец она заговорила:
   - Знаешь, Мэггс, наверное, я попробую. Только я хочу сказать  одну  вещь.
Я, правда, благодарна тебе за предложение - ну, насчет пятисот долларов. Это
действительно мило с твоей стороны, но если я берусь за дело, то  делаю  его
одна. Может, я займу деньги в банке или воспользуюсь страховкой.  Это  будет
чертовски рискованно, зато действительно здорово.
   Мэгги не удержалась и вскрикнула от восторга. Отлично! У Лайзы получится,
и, как всегда, она увлечет за собой и подругу. В больших карих глазах  Мэгги
между  яркими  пятнами  щек,  раскрасневшихся  от   возбуждения,   появилось
мечтательное выражение. Они - настоящие подруги. Конечно, это  тривиально  -
девушка с роскошной  внешностью  и  ее  простенькая  подружка.  Однако  надо
смириться с тем, что в  эти  трудные  времена,  когда  удача  сопутстствует,
скорее, красивым, чем  отважным,  во  всем  мире  девушкам  по  имени  Мэгги
приходится стоять на танцах у стеночки, смотреть и ждать,  в  то  время  как
девушки по имени Лайза стремительно вращаются  в  пируэтах  под  безудержные
звуки музыки. И Мэгги искренне не жалела об этом. Ее  более  чем  устраивало
жить на вторых  ролях,  -  ощущая  триумфы  Лайзы  как  свои  собственные  и
погружаясь в бездны отчаяния при ее неудачах.  Так  было  всегда,  насколько
помнила Мэгги. С тех далеких дней в школьном  дворике,  где  ее  никогда  не
приходилось уговаривать  поделиться  конфетами  или  игрушками  с  маленькой
девочкой,  которая  была  намного  красивее,  чем  любая  "александеровская"
куколка; с тех времен, когда ее не задевало, что Лайза ходит в любимчиках  у
учительницы; с тех жарких и влажных дней в  Уэст-Палм,  когда  она  с  такой
гордостью гуляла с Лайзой по  улицам  и  на  мальчишечьи  "але"  высокомерно
отвечала, что "им" неинтересно.
   - О, Лайза, это же просто замечательно! Я  просто  уверена,  что  у  тебя
получится. У тебя все получится. К тебе уйдут все, и мне просто тошно думать
о том, как ты впустую тратишь время в этом жутком классе.
   От возбуждения Мэгги всплеснула руками. Затем выражение живейшей  радости
на ее лице затуманилось.
   - Но ты ведь позволишь мне помочь тебе? Я не имею в виду деньги, раз тебе
так не хочется, но во всех организационных вопросах. Мне не  надо  зарплаты.
Во всяком случае, большой.
   - Ну же, Мэгги. Это ведь твоя идея.  Я  без  тебя,  скорее  всего,  и  не
справлюсь. Без тебя я, скорее всего, не справлюсь ни с  чем.  И  вообще  нам
надо довести до конца  работу  над  твоим  новым  телом,  сделать  кое-какие
завершающие штрихи.
   И они обе рассмеялись.
   У Мэгги было мало иллюзий относительно того, какое место она заняла бы на
конкурсе красоты. Лицо - еще  куда  ни  шло,  и  уж  конечно,  она  не  была
настоящей уродиной, хотя чертам ее не хватало четкости, а  бледная  кожа  по
цвету мало отличалась от бежевой  краски  стен  гимнастического  зала.  Нет,
подводило ее именно тело, и  "завершающими  штрихами",  о  которых  говорила
Лайза, тут было не обойтись. Однако улучшение произошло резкое, и хотя Мэгги
все еще не обрела форму, по крайней мере "формы" у  нее  уже  появились.  На
первых порах увлечение Лайзы занятиями не вызывало восторга у Мэгги,  и  она
являлась"  в  гимнастический  зал  в   ироническом   настроении,   высмеивая
преклонение перед телом и презрительно подшучивая над почти что  религиозной
верой  в  необходимость  физического  совершенства,   которую   исповедовали
участники занятий. Лайзе, как  и  всегда,  удалось  перетянуть  ее  на  свою
сторону. Она ни разу не осмеяла ее, перед  чем  не  остановились  бы  многие
другие "подружки" Мэгги. Вместо  этого  Лайза  осторожно  провела  ее  через
агонию  начальных  уроков,  и  природная  самоуверенность,   которую   Мэгги
сохранила, несмотря на недостатки внешности,  получила  мощное  подспорье  в
результате   начавшегося   буквально   на   глазах   болезненного   процесса
преобразования тела.
   Теперь у нее даже появился молодой человек - раньше  у  нее  ухажеров  не
имелось.
   - Обещаю тебе, Лайза. Ты в это не поверишь, но в один прекрасный  день  я
стану первой в группе. Вот попомни.
   - Знаешь, Мэгги, я рассчитываю на это. Мэгги улыбнулась. Когда такие вещи
произносятся в