го, перед  которым  за  несколько  секунд  до  смерти  должна
пронестись вся жизнь, в сознании  Лайзы  промелькнули  с  калейдоскопической
быстротой события, приведшие  ее  к  этому  самому  желанному  моменту.  Она
пропала, исчезла, закрутившись в водовороте вожделения и любви. Вот оно. Она
любит человека, который обнимает ее. Любит его  телом  и  душой,  как  ей  и
положено. Он был для нее всем. Ее матерью, ее  честолюбием,  ее  будущим.  И
теперь он здесь. Крепко обнимает ее  под  водой  в  бассейне  Стэнсфилдов  в
нескольких футах от своих друзей.
   В какой-то момент отчаяния Лайза -  почувствовала  необходимость  бежать,
разобраться с хаосом своих мыслей. Скоро они станут любовниками, но  им  еще
предстоит пересечь огромное пространство неизвестности.
   Лайза выскользнула из рук  Бобби,  как  русалочка,  в  поисках  надежного
убежища, где она могла бы вновь обрести себя, привести в порядок  мысли.  Не
оглянувшись, Лайза выскочила из бассейна и побежала к кабинке.
   В раздевалке было темно. Прохладно и темно. Лучше места не  найти,  чтобы
совладать с бушующими эмоциями. Лайза была мокра и дрожала с ног до  головы.
Каждое нервное окончание ее кричало, требовало  хоть  какого-то  выхода  для
невыносимого напряжения, которое парализовало все тело. Она прижалась спиной
к белому кафелю душа, радостно  ощутив  его  прикосновение.  Она  непрерывно
пыталась поймать вожжи, притормозить колесницу желания, опасно накренившуюся
где-то  глубоко  в  ее  душе.  Лайза  еще  ощущала  на  своем  бедре  печать
настоятельной мужской  силы  Бобби,  испытывала  головокружительное  чувство
близости к нему в глубоких голубых водах. Боже, как она  желает  его!  Глупо
желать так сильно и так нелепо, неожиданно. И тут  с  радостным  потрясением
Лайза поняла, что она не одна. Крепко зажмурившись,  она  почувствовала  его
руку на своих руках, все внутри  нее  замерло,  а  тело  ослабло.  Словно  в
волшебном сне, прекрасной фантазии, он передвинул ее руки  в  другое  место.
Лайза  почувствовала,  как  под  ее  горячими  пальцами  что-то   дергается,
расширяется, вздымается, вздрагивает. Она по-прежнему не открывала глаз,  не
желая вспугнуть то волшебное мгновение, которое, как она понимала, наступит.
Когда ткань ее купального костюма сползла с тела, она  услышала  собственный
стон согласия.
   Он двигался в ее руке,  как  живое,  требовательное  существо,  жаждующее
покорения и  обладания.  Лайза  с  любовью  обвела  его  контур,  начиная  с
горделивой  гладкой  головки,  вдоль  каменного  торса  до  густо  заросшего
основания. Она по-прежнему не открывала глаз, готовясь  принять  подношение.
Приготовившись,   Лайза   издала   дрожащий   восторженный   вздох    сквозь
полураскрытые губы и изогнула свой сильный таз,  слегка  подогнув  колено  и
прижавшись спиной к стенке душа.
   Согласованно действуя обеими  руками,  любовники  помогали  осуществиться
вторжению. На долю секунды замерев у влажного, страстного входа, он радостно
погрузился туда, где должен был оказаться по праву.
   Ощутив внутри себя восхитительное движение, Лайза издала короткий, резкий
вопль. Подобно путешественнику в неизведанной стране, он  поначалу  двигался
осторожно,  неуверенно,  исследуя  незнакомое   окружение,   но   постепенно
уверенность его росла, и он установил собственный ритм.
   Только теперь Лайза открыла глаза.
   - Как ты узнала, что это я? - нежно прошептал он. Полусухим языком  Лайза
облизала пересохшие губы и попыталась заговорить.  Но  только  улыбнулась  в
ответ и молчала, пока он ласково двигался в ней.
   - Я желал тебя с той самой минуты, как увидел впервые, - произнес Бобби.
   - Можешь владеть мной. Как сейчас. В любое время. В любом месте.
   Подавшись  книзу,  Лайза  обхватила  Бобби  в  порыве  страсти,   охраняя
желанного пленителя, вжимаясь в его крепкое тело силой собственного желания.
   Ее язык, изголодавшийся по Бобби, потянулся  к  его  языку  в  неутолимой
жажде, а сознание  стремилось  к  невозможному  слиянию  тел  и  душ.  Лайзе
казалось, что она почти перестала существовать. Ото рта до влагалища все  ее
тело, все ее желания, жизнь и любовь были сконцентрированы в том месте,  где
Бобби проник в нее.
   - Хочешь здесь? Так?
   В вопросе зазвучали тревога, озабоченность.
   Лайза почувствовала, как ее охватила паника.
   - Господи, да! Не останавливайся, Бобби. И не думай.
   Ей необходимо было лишь добраться до наивысшей точки. Потом  будет  время
обо всем подумать и во всем разобраться, но сейчас ей  необходимо,  чтобы  в
нее вошло его семя. Больше ничто не имело значения -  ни  удовлетворение  ее
собственного желания, ни нежность, ни взаимопонимание, ни даже любовь.
   Она нащупала руками его движущиеся ягодицы и стала толкать их в  отчаянии
страсти, заставляя Бобби проникать глубже в нее, добавляя свою  силу  к  его
силе. Плотно вжавшись спиной в стену, которая теперь стала скользкой  от  ее
пота, Лайза выдерживала божественную атаку и молила о ее сладостном конце.
   Сначала она видела глаза Бобби, его отрешенный взгляд, почти  что  сонное
отчуждение, почувствовала,  как  ускорились  толчки  любовного  танца  в  ее
животе. Лайза отозвалась, словно на звук рожка из самых звонкоголосых  труб.
Вместе. Это произойдет одновременно, и они всегда  будут  вместе.  Связанные
любовью. Прикованные к телам друг друга. Лайза встала на  цыпочки,  заставив
Бобби потянуться за собой.
   - О Лайза.
   - Все хорошо. Я готова. Я хочу тебя, Бобби. Боже, как я хочу тебя.
   И тут волна  восторга  захлестнула  Лайзу,  и  сознание  ее  отключилось,
понеслось  прочь,  скользя,  грезя  в   океане   отрешенности.   Сотрясаемая
конвульсиями собственного оргазма, она попыталась пережить и  оргазм  Бобби.
Она лихорадочно пыталась привести свой разум в порядок,  высветить  пятнышко
ощущения того события,  которое  происходило  внутри  нее.  Она  очистилась,
избавилась от своего прошлого в  водах  страсти,  которыми  омыл  ее  Бобби.
Вздымаясь, возносясь выше, с силой проникая в нее все  глубже,  Бобби  издал
победоносный вопль, и Лайза взлетела в воздух, словно бабочка,  пришпиленная
к стене булавкой неистового инструмента желания.
   Склонив голову на ее грудь,  по  которой  стекали  струйки  влаги,  Бобби
сотрясался в последовавшей за моментом полного слияния дрожи.
   Ощущая в душе победу, Лайза поглаживала голову Бобби.  И  испытывала  еще
одно чувство, дикое, невероятное, но абсолютно четкое.  В  один  .прекрасный
день она будет владеть этим мужчиной. Владеть  его  любовью,  его  именем  -
навечно.

***

   Питер  Дьюк  не  мог  поверить  в  это.  Под  простынями  из   тончайшего
египетского хлопка по его телу бродили руки жены. Некоторое время  он  лежал
как бревно, пытаясь разобраться, в чем  дело.  Судя  по  полосам  солнечного
света,  пробивавшегося  сквозь  щели  в  тяжелых  гардинах,  подошло   время
завтрака. Так что же случилось? Уже много  месяцев  они  занимались  любовью
только после скандалов. Едва ли он стал более привлекательным в  глазах  Джо
Энн, приказав ей убираться вон. Она не была склонна к мазохизму.
   И тут Питер Дьюк улыбнулся про себя.  Ладно,  он  просек  ее  трюк.  Черт
побери, она уж вовсе его за мальчишку держит. Она пытается  вновь  завоевать
расположение мужа, возбуждая его. Питеру захотелось рассмеяться  вслух.  Джо
Энн его разочаровала. От нее он ожидал большего. Может быть, каких-то хитрых
юридических уловок, наглой решимости  выставить  все  напоказ,  трепать  имя
Дьюков в судах и, по возможности, измарать в грязи.  Чтобы  избежать  этого,
он, безусловно, был бы вынужден обратиться к своей чековой книжке.  Старушка
Джо Энн не упустила бы своего шанса испробовать этот вариант. Но такое? Ха.
   Однако, какие бы мотивы ею ни двигали,  она,  вне  всякого  сомнения,  не
утратила любовной сноровки, и Питер не мог не сравнить ее с Памелой Уитни, у
которой вообще не было этой  сноровки.  Во  всяком  случае,  первый  опыт  с
будущей невестой определенно закончился неудачей. Вся его потенция оказалась
сравнимой с потенцией макаронины, целую ночь отмокавшей в  концентрированном
молоке, и Питер пришел к выводу,  что  заниматься  любовью  для  женщины  из
семейства  Уитни  -  такая  же  несущественная  мелочь,  как   забыть   дома
удостоверение  личности  при  обналичивании  чека  в   банке.   Нет,   Уитни
рассчитывала очаровывать другим. Как то: деньгами, аристократическими генами
и  чистокровными  лошадьми.  Они  выращивали  лошадей  и  детей.  И  в  этом
преуспевали. Скоро появится выводок крошечных Уитни-Дьюков, стайка маленьких
подготовишек для  занятий  бизнесом,  членства  в  клубах  и  головной  боли
биржевых брокеров.
   Джо Энн Дьюк продолжала свое занятие с умелостью Профессионала. Здесь  не
было никакого удовольствия, 'ни малейшего, но была цель. После  этого  Питер
Дьюк несколько расслабится,  станет  более  податливым,  относительно  более
готовым идти ей навстречу. Это важно,  если  она  хочет  избежать  полнейшей
катастрофы. Она ни на секунду не допускала, что таким способом заставит  его
передумать. Когда Питер говорил о разводе, в глазах его  виделись  деньги  и
династии, а холодная расчетливая слежка за Джо Энн в течение многих  месяцев
свидетельствовала о том, что все было спланировано заранее.  Перед  Джо  Энн
стояла гораздо менее серьезная задача.
   После того как дело было сделано, Питер Дьюк откинулся  на  подушки  и  с
подозрением уставился на красавицу-жену.
   - Понравилось? - не смог он сдержаться  от  того,  чтобы  напроситься  на
комплимент.
   - Изумительно, - солгала Джо Энн. Она потянулась  и  дотронулась  до  его
руки. - Знаешь, Питер, нам не надо ссориться. - Джо Энн заманчиво, кокетливо
рассмеялась.
   Питер понимающе улыбнулся в ответ. Бить сапогом в рожу того,  кто  только
что доставил тебе  столько  удовольствия,  неприлично.  Он  подавил  в  себе
желание ответить, что ничего не изменилось, что она  все  равно  вылетит  на
улицу без гроша в кармане и что  с  таким  же  успехом  она  могла  отсосать
воздух.
   - Пожалуй, я не стал бы с этим спорить, - произнес он.
   - Знаешь, Питер, я вот думала... Я думала очень много обо всем. О  нас  с
тобой. О разводе.
   Джо Энн заметила вспыхнувшую искорку интереса у Питера, который следил за
тем, какой ход она сделает. Ясно, что он ожидает предложения  сделки.  "Если
ты дашь мне вот это, я отдам тебе то. В обмен на драгоценности я..."
   Джо Энн продолжила:
   - Я пришла к действительно странному выводу. Я думаю, что во всем  -  моя
вина. Я все испортила. Мне кажется, что  я  всегда  все  портила.  Возможно,
что-то такое есть во мне. Во всяком случае, я хочу сказать, что  раскаиваюсь
во всем. Я не собираюсь оспаривать развод и не хочу  ничего  для  себя.  Мне
лучше так, остаться одной, полагаться на саму себя, вести борьбу в одиночку.
Никакой ответственности.  Быть  чем-то  вроде  свободной  дочери  вселенной,
заниматься своим делом.
   Глаза у Питера сузились. Он не мог  поверить  своим  ушам.  Здесь  где-то
ловушка. Бесплатный, сыр бывает только в мышеловках.
   Джо Энн нарушила многозначительную тишину.
   - Конечно, я понимаю, что все карты в твоих руках, однако эта игра  будет
действительно стоить дорого, причем нам  обоим.  Она  никому  не  пойдет  на
пользу. Так что, возможно, и ты согласишься, что лучше ее не начинать.
   Питер раскусил ее. Неплохой ход, но рискованный. Она согласна уйти  тихо,
а за это он должен поступить благородно и облегчить ее уход, выделив  щедрый
куш. Джо Энн фактически отдавалась ему на милость.
   То, что Питер Дьюк услышал, ему понравилось. В душе он был хам  и  больше
всего на свете любил пользоваться чужой слабостью.  Он  решил  сделать  вид,
будто принял ее план. Заставит ее подписать всевозможные документы, а  когда
дело дойдет до расплаты по счету, расхохочется ей в лицо, захлопнет дверь, а
затем сменит замки.
   - Это будет  очень  благородно  с  твоей  стороны,  Джо  Энн.  Ты  можешь
рассчитывать на мою благодарность после того, как все будет улажено.
   Сияющий взгляд Джо Энн выразил полное удовлетворение.
   - О, Питер, как это замечательно. Просто замечательно. Я  надеялась,  что
именно так ты это и воспримешь. Итак, мы больше не в ссоре. Ладно? Послушай,
у меня чудесная мысль. Я уже вечность не управляла катером, а океан за окном
тих, как мельничная запруда. Я утром смотрела.
   - Черт побери, почему бы и нет. Было бы забавно, - сказал Питер Дьюк.

***

   - Готов? - прокричала Джо Энн, перекрывая глухой стук  мощного  двигателя
"Райвы".
   Над спокойными, тихими водами пляжа  Норт-Энда  отчетливо  донесся  ответ
Питера Дьюка. В совершенно безветренном воздухе проплыло его "да".
   Джо Энн нагнулась, с силой вдавила педаль газа, моторы дико  взревели,  и
огромный катер рванулся вперед.
   Питер Дьюк легко поднялся над  гладкой  водной  поверхностью,  встал  без
усилий и уверенно, почти что  не  качаясь  из  стороны  в  сторону.  Ленивым
почитателям солнца на ближнем пляже сразу стало ясно,  что  этот  лыжник  не
новичок, и впечатление это подтвердилось,  когда  он  тут  же  последовал  в
кильватере скоростного катера. Вытянув вперед руки на полную длину, он круто
откинулся  назад  и  выпрямил  тело  под  углом  в  сорок  пять  градусов  к
поверхности моря. По мере увеличения скорости он врезался в волны прибоя  и,
на мгновение взлетев в воздух, грохался на плоскую гладь, расстилавшуюся под
ним. Потом, мчась почти параллельно с бортом "Райвы", он снизил  скорость  и
выиграл время, чтобы приветливо помахать рукой Джо Энн, прежде  чем  согнуть
ноги для поворота.
   Этот маневр Питер особенно любил. Вдавив лыжи под углом в воду, он ощутил
под ступнями чудовищное давление, выталкивающее  его  наверх.  От  натяжения
каната мускулы на предплечьях выгнулись  стальными  дугами,  и  на  повороте
из-под кромки лыж поднялся столб радостно бурлящей морской воды.
   Теперь Питер несся перпендикулярно корме катера. Чтобы попасть на  другую
сторону, надо  перепрыгнуть  две  дорожки  кильватера.  Он  смутно  различал
длинные волосы жены, которые развевались в  воздушном  потоке,  образованном
мчащейся "Райвой".
   Вот это и есть самое оно. Мужчина, идущий  наперекор  стихии,  обладающий
сноровкой и решимостью, чтобы выстоять, не согнувшись, в ситуации, когда все
карты ложатся против него. В жизни Питера список достижений был невелик,  но
в этом деле он толк знал. Без сомнения. Это Джо Энн придумала отлично.
   На секунду, пролетая сквозь наполненный солеными брызгами  воздух,  Питер
позволил себе роскошь быстротечного сожаления. Он как-то не представлял себе
Памелу Уитни в роли водителя неистовой  колесницы,  с  которой  так  отлично
справлялась Джо Энн. У Памелы есть другие достоинства,  но  в  их  число  не
входит управление катером для катания на водных лыжах. Тем не менее, похоже,
что они  с  Джо  Энн  расстанутся  друзьями.  Может,  он  и  кинет  ей  пару
миллиончиков в знак старой дружбы. По крайней мере, это поможет Джо  Энн  не
стать на панель, - хотя бы в буквальном смысле слова.
   "Э, погоди-ка. Соредоточься. Чуть не проглядел этот поворот".  Крутясь  и
изворачиваясь, как выпущенная на Четвертое июля ракета,  "Райва"  выписывала
дикие узоры по всей поверхности моря. Питер  внутренне  улыбнулся.  Молодец,
старушка Джо Энн. Он восхищался в ней именно этим. Ничто не увлекало ее так,
как соперничество. Ее умение управлять катером - против его умения держаться
на лыжах. Самый лучший  вариант.  Питер  сжал  зубы  и  напряг  мускулы  для
схватки.
   Рот Джо Энн, обычно такой чувственный  и  полный,  сейчас  превратился  в
тонкую карандашную линию, проведенную поперек лица. Ее обычно сияющий взгляд
стал холодным и мертвым, руки вцепились в обтянутый кожей штурвал.  Джо  Энн
выворачивала глянцевое судно то в одну,  то  в  другую  сторону,  взрывая  и
вспенивая  спокойный  океан;   словно   военно-морской   Фантом,   пойманный
самонаводящейся   ракетной   системой,   она   пыталась   найти   совершенно
непредсказуемый угол поворота, неожиданно и хитроумно изменить скорость.
   Стараясь предугадать ее движения, Питер Дьюк мрачно следовал за  катером.
С течением времени мускулы его начали уставать от напряжения, а сознание  не
успевало  координировать  усилия  тела.  "Ну  ладно,  Джо  Энн,  достаточно.
Хорошего понемножку. Не надо зарываться".
   Однако катер не останавливался.  Напротив,  его  рывки  стали  еще  более
неистовыми; он скакал и метался по поверхности моря в попытках избавиться от
груза. Пока катер носился по океану,  стремясь  одолеть  Питера  Дьюка,  тот
упирался изо всех сил, как рыбак, который решил не упустить рекордный  улов.
И тут совершенно неожиданно все кончилось. Когда Питер  вышел  из  поворота,
она снова включила скорость и одновременно вывернула штурвал  резко  вправо.
Гейм, сет и игра. Угрюмо приняв поражение - и с  порядочным  облегчением,  -
Питер Дьюк отдался на волю судьбы, описал изящную дугу в воздухе и шлепнулся
лицом о голубую гладь.
   Утерся. Так это называется у любителей серфинга.  Ну  а  под  водой  было
прохладно .и тихо - приятный контраст с той борьбой, которая развернулась во
время их пятнадцатиминутного соперничества.  Питер  Дьюк  лениво  всплыл  на
поверхность.
   Когда он показался над водой, катер как раз завершал разворот и,  вспенив
на холостом ходу большими винтами море, опустил  нос  на  воду.  Теперь  нос
катера, находившийся в шестидесяти, может быть, в семидесяти футах, двинулся
на Питера. Лежа на спине и тихонько болтая ногами  в  теплом  океане,  Питер
обдумывал приветствие.
   "Ты что там, угробить меня решила?" Да, это подойдет. Шутливая реакция на
маленькую победу жены. Осталось тридцать футов. Джо Энн была  совершенно  не
видна за неясными очертаниями носа катера,  его  V-образными,  окантованными
сталью, покатыми бортами из красного дерева.
   "Осторожней, Джо Энн. Теперь переключи на  нейтралку.  Немного  сверни  в
сторону, чтобы мне место осталось".
   Питер Дьюк открыл рот:
   - Ты что, угробить...
   Моторы "Райвы" бешено заревели и ожили. Катер стрелой понесся на  Питера.
Времени, чтобы что-то  предпринять,  не  было.  Не  было  времени  подумать.
Сверкающее дерево с грохотом врезалось в его плечо, и от  дикой  боли  после
сокрушительного удара  все  внутри  него,  казалось,  разорвалось.  Он  стал
погружаться все глубже и глубже.  На  расстоянии  доли  секунды  сверкающие,
острые, как ножи, лопасти винтов работали в жадном  предвкушении.  Это  было
забавное чувство. Болтанка, словно ты едешь  по  ухабистой  дороге.  Никакой
боли. Только странно гудело в голове, пока винты  перемалывали  его  некогда
столь складное тело, разбрызгивали кровь, расшвыривали ткани и  внутренности
по всему океану. А затем, действительно, все пропало, за  исключением  разве
что едва заметного раздражения от бессмысленности всего этого, и Питер  Дьюк
пустился в незапланированное путешествие в вечность.

***

   "Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовеки милость Его..."
   Через черное кружево вуали Джо Энн могла удостовериться, что на  похороны
прибыл весь Палм-Бич. Ей еще не доводилось видеть  храм  Милосердия  у  Моря
набитым до отказа. Такого не было  ни  на  свадьбе  Фиппсов,  ни  на  зимних
праздниках - никогда. Но разве они не обязаны были прийти? В  конце  концов,
Дьюк - это Дьюк. Разумеется, на самом деле никто не любил Питера, разве  что
эта нелепая Памела Уитни, которую  Джо  Энн  видела  краешком  глаза,  -  та
"страдала, блюдя приличия", и от этого  спина  у  нее  была  прямая,  как  у
морского пехотинца на часах, а верхняя губа напряжена, как член  у  любителя
серфинга в субботу вечером. Господи! Эта  парочка  стоила  друг  друга.  Они
могли всю оставшуюся жизнь проваляться в постели, взаимно забавляясь  своими
родословными. Время от времени она переворачивалась бы на спину и  думала  о
высоком, а Питер бы мычал и стонал, лежа сверху  и  занимаясь  производством
очередного