неважно, что он калека. Хуже всего придется Хэбертону. С каждым письмом что-то в нем будет умирать. Он будет умирать, медленно, постепенно, по частям, как когда-то мать Киприана. Для окружающих он останется все тем же богатым, благополучным, преуспевающим человеком, но это будет лишь оболочка прежнего Хэбертона. В душе у него будет шириться мертвая, выжженная пустыня. Он никогда не узнает, где его сын, и это в конце концов прикончит его.
     Мыслями о такой мести Киприан упивался все годы, потраченные ям на поиски подходящей возможности отомстить. Да, Киприан родился ублюдком, но в том была вина его отца, а не его собственная и не его матери. Мать говорила ему, что у него нет фамилии. Свою она потеряла, когда семья отреклась от нее, а его отец не позаботился о том, чтобы у сына была фамилия. Киприан сам назвал себя Дэйром. Даже когда мать наконец открыла ему имя отца, он не пожелал взять это имя себе и никогда не пожелает. Ему не нужно имя этого человека, не нужны его деньги. Ни фартинга. Ему нужен только его единокровный братец...
     Получить возможность распоряжаться судьбой единственного законного наследника Хэбертона, лишить Хэбертона всей его гордости, всей радости жизни - нет, это не слишком большая плата за двадцать восемь лет жизни отверженного.

3.

     Долгий-долгий день, пока ?Леди Хэбертон? шла вниз к устью Темзы, оставил у Элизы самые скверные воспоминания. Дождь лил не переставая, и путешественники носу не могли высунуть из кают. За иллюминаторами виднелась лишь грязная вода, несущая всевозможный мусор, словно они плыли по сточной канаве, а не по самой большой реке Англии. И запах - боже, что за отвратительный запах!
     - Господи всемилостивый, умоляю, избавь нас от этих... этих ароматов! - тихонько причитала Агнес, прижав молитвенник к своей обширной груди. Кузина сэра Ллойда жила на скудные средства, оставленные ей отцом, не слишком преуспевшим в жизни. Сэр Ллойд последние восемь лет не оставлял ее своими щедротами, и Агнес благословляла его имя. Для нее этот человек был непогрешим, и его распоряжения не подлежали обсуждению. Сердце старой девы сжималось от страха, когда она поднималась на корабль по шатким сходням, вонь сводила с ума, хотя она ни на минуту не отнимала от лица надушенный сиренью платочек, но Агнес только вполголоса бормотала себе под нос молитвы - жаловаться вслух она не осмеливалась.
     Элизе, Агнес и Клотильде пришлось втроем делить каюту величиной едва ли в четверть роскошной спальни Элизы в Даймонд-Холле. На койках хватало мягких подушек и теплых одеял, но сами они были очень узкими и прикреплялись к стенам каюты. По краю каждой койки было сделано специальное ограждение из веревок, чтобы спящий ненароком не свалился во время качки. Багаж размещался у стены в пеньковых сетках, а все прочие предметы в каюте - кувшин для воды, таз для умывания, ночные горшки - были надежно закреплены в особых держателях из тикового дерева. Посреди потолка висел на крюке медный фонарь, и по бокам от него в потолок были вделаны две стеклянные призмы, пропускавшие в каюту дневной свет с палубы. Впрочем, из-за дождя этого света, было не слишком много.
     - Распаковать вещи, мисс Элиза? - бодро спросила Клотильда.
     ?Благодарение небесам, что Клотильда здесь?, - подумала Элиза, признательно улыбаясь своей расторопной горничной. Ее здравый смысл и кипучая энергия действовали на Элизу как глоток свежего воздуха и поневоле внушали мысль, что все со временем образуется.
     - Да, распакуй, только не все, - отозвалась она. - Достань ночные сорочки и несколько повседневных платьев. Ах да, еще мой альбом и карандаши. Я сделаю пару набросков, когда прояснится.
     Но солнце за весь день так ни разу и не проглянуло. Ленч путешественники ели в своих каютах, а обедали в тесной капитанской столовой. Обри дулся на весь белый свет, а Роберт, судя по выражению его лица, был уже по горло сыт его капризами. Стремясь сохранить мир за столом, Элиза велела Роберту сесть с Клотильдой и усадила Агнес возле капитана, надеясь, что тот сумеет развлечь свою соседку. Сама она опустилась на стул рядом с Обри.
     - Как тебе понравилась твоя каюта? - спросила она мальчика. - Наша мне показалась совсем маленькой, но очень уютной. Там все так ловко устроено.
     - Слишком мало места, - буркнул Обри, недовольно выпятив нижнюю губу, - и всюду воняет.
     - Завтра наш корабль выйдет в открытое море. Там воздух совсем другой - чистый, бодрящий.
     Обри, упорно не поднимая глаз, возил вилкой спаржу по тарелке.
     - Я собираюсь завтра порисовать. Мы будем проходить мимо Дувра днем? - спросила Элиза капитана.
     - Так точно, мисс, - отозвался тот. - Меловые утесы останутся у нас по правому борту. Великолепное зрелище, скажу я вам.
     Обри, с прежним угрюмым выражением на лице, покосился на капитана и спросил:
     - А что, они и правда из мела?
     - Правда. Ты сам увидишь - они белые-белые и сверкают, как сахарные, - тут же ответила Элиза. - Так я читала, - добавила она, нерешительно взглянув на капитана.
     - Все правильно, мисс, - успокоил он ее. - Они такие белые, что вы глазам своим не поверите.
     - Может быть, ты тоже попробуешь их нарисовать? - снова обратилась Элиза к Обри. - Я запаслась бумагой и карандашами, можешь брать какие захочешь.
     - Только не в этом кресле, - отрезал мальчик и снова начал ковырять свою спаржу.
     - Обри!.. - воскликнула Агнес. Она подалась вперед и устремила на своего подопечного негодующий взгляд. - Разве ты забыл, что сказал твой отец? Каждый день ты должен совершать моцион на палубе. Роберт будет тебя возить...
     - Нет! Ни за что! - Обри яростно стукнул вилкой по тарелке, спаржа и морковь разлетелись по столу. - В кресле на колесиках - ни за что! - крикнул он. Лицо его побагровело, в глазах блеснули слезы.
     Элиза ненавидела сцены. У нее в таких случаях всегда начинало бешено стучать сердце, а дыхание опасно учащалось. Но сейчас кто-то должен был вмешаться. Агнес явно намеревалась соблюдать указания сэра Ллойда с таким рвением, словно они были начертаны вместе с десятью заповедями на скрижалях, которые Моисей принес с горы Синай, а Обри, конечно, собирался воевать с ней не менее яростно, чем дома с отцом. И именно ей, Элизе, придется выступить в роли миротворца, больше некому.
     - В море обычно сильно качает, - осторожно начала она. - Кресло на колесиках может оказаться небезопасным. Не правда ли, капитан?
     Капитан, при вспышке Обри опасливо отодвинувшийся от стола вместе со своим стулом, с облегчением повернулся к ней.
     - Конечно, при большой волне могут возникнуть проблемы, - подтвердил он.
     - Вот видите! - обрадовалась Элиза и продолжала, глядя попеременно то на рассерженного мальчика, то на преисполненную праведного негодования Агнес: - Я думаю, будет гораздо безопаснее, если Роберт вынесет... если он поможет Обри подняться на палубу и устроит его там в обычном, надежно закрепленном кресле. Тогда и желание дяди Ллойда будет выполнено, и Обри останется доволен. Ты согласен, Обри?
     - Я хочу вернуться в каюту! - заявил мальчик, пропуская ее слова мимо ушей. - Немедленно! - добавил он, свирепо глядя на Роберта.
     Так, под знаком взаимного недовольства и раздражения, закончился этот день. Некоторое время спустя, лежа в непривычной кровати, Элиза пообещала себе, что завтра все пойдет по-другому. Она постарается держать Агнес подальше от Обри и уберет с глаз долой злополучное кресло на колесиках. И почему, ради всего святого, дядя Ллойд вообразил, будто эта суетливая старая дева - подходящая компания для десятилетнего ребенка?
     Сон потихоньку подкрался к девушке, смежил ей веки, и все мысли о маленьком кузене в о родных уплыли прочь. Элизе снился высокий, сильный мужчина, он обнимал ее и склонялся к ее лицу, чтобы поцеловать. И Элиза во сне нежно улыбалась в ответ и вставала на цыпочки, чтобы ответить на поцелуй.

***

     - Твой рисунок не так уж плох. Ничуть не хуже моего, - заверила Элиза кузена.
     - Чушь! Моя мазня яйца выеденного не стоит. - С возгласом досады Обри скомкал листок и отшвырнул его. Подхваченный крепким морским бризом, белый комочек вспорхнул над поручнем и канул в неспокойные воды Ла-Манша.
     Справа по борту высились белые дуврские скалы. Завтра ?Леди Хэбертон? придет к Нормандским островам и на одну ночь остановится на Гернси, в Сент-Питер-Порте. Путешествие только начиналось, но Элиза уже начинала сомневаться, сумеет ли она вытерпеть еще хотя бы один день рядом с Обри. Мальчик оказался невероятно вспыльчивым и раздражительным, он словно злился на весь свет, взрываясь по малейшему поводу, и от перепадов его настроения страдали все.
     - Никто не может нарисовать шедевр, едва взяв в руки карандаш, - терпеливо произнесла Элиза, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Для этого нужно много практиковаться.
     - А я не хочу практиковаться! - крикнул Обри. Неожиданно он поставил обе ноги на пол и, прежде чем Элиза успела ему помешать, рывком поднялся из шезлонга, куда этим утром усадил его Роберт. В следующий миг, издав крик боли, он рухнул на палубу.
     - Обри! Обри! - В мгновение ока Элиза оказалась на коленях рядом с ним. - С тобой все в порядке? Скажи мне, дорогой, пожалуйста, скажи мне что-нибудь!
     К ее крайнему изумлению, мальчик прижался к ней и разразился слезами. Исчез ужасный маленький тиран, отравлявший всем жизнь еще несколько минут назад. Всего лишь испуганный ребенок, страдающий, измученный, рыдал сейчас в ее объятиях. Элиза помогла ему сесть и нежно коснулась губами его спутанных темных кудрей.
     - Тихо, тихо, мой хороший! Все будет в порядке, вот увидишь.
     - Нет, - потряс головой Обри. - Со мной никогда не будет все в порядке. Я останусь калекой. Калекой! Я никогда не смогу ходить, ездить верхом, ничего не смогу!
     - Это не так, Обри. Ты сможешь делать множество вещей, только ты должен дать себе больше времени и как следует постараться.
     - Но я не могу, не могу! - всхлипывал он.
     - Можешь! - твердо сказала Элиза, знаком отсылая прочь встревоженного Роберта, появившегося на палубе. - Любое занятие требует практики. Много, много часов практики.
     - Я же не о рисовании говорю, - жалобно протянул Обри, отстраняясь от нее и вытирая глаза рукавом. - Рисование - это для девчонок и маменькиных сынков, а я хочу быть таким, как прежде. Хочу ходить, бегать... - Он снова разразился безудержными рыданиями, но на этот раз Элиза молчала и только поглаживала его по плечу. Да и что она могла сказать, как утешить его? Все ее уверения были лишь пустыми словами, она выдавала желаемое за действительное, а на самом-то деле откуда ей было знать, сможет ли он когда-нибудь стать прежним?
     Эту поездку вместе с Обри Элиза задумала, только чтобы убежать от Майкла. Обри и его несчастье послужили ей лишь предлогом, но теперь она видела все в ином свете. Дела Обри обстояли куда хуже ее собственных, а что касается Майкла... Майкл по-прежнему вселял в Элизу трепет, однако она начинала понемногу верить, что он в самом деле любит ее. Возможно, рассуждала она, свадьба с Майклом - не такое уж страшное событие, как ей казалось, и они сумеют быть счастливыми. Но теперь между ней и этим моментом неожиданно встал Обри, в обществе которого ей предстояло прожить еще целых шесть месяцев.
     - Послушай меня, Обри Хэбертон! - решительно сказала Элиза. - Давай заключим с тобой договор. Ты будешь моей сиделкой, а я - твоей. - Она вытерла мокрые щеки мальчика своим кружевным платочком. - Каждый день - скажем, в течение часа - я буду полностью руководить твоими действиями, а в течение следующего часа ты будешь полностью руководить мною.
     - Что... что ты имеешь в виду? - заикаясь от слез, спросил он.
     - Я имею в виду, что каждый из нас будет по часу в день заставлять другого делать что-то для укрепления его здоровья.
     Обри перестал плакать и на несколько мгновений задумался.
     - А с тобой что? - недоверчиво спросил он. - Ты не выглядишь больной.
     В самом деле, что? Элиза так часто забывала об этой стороне своей жизни.
     - У меня болезнь, которая называется астма, - объяснила она. - В твоем возрасте мне было гораздо хуже, чем сейчас. Но доктор до сих пор советует мне беречься и не перенапрягаться. Мне вредно дышать слишком глубоко.
     - Почему?
     Элиза пожала плечами:
     - У меня с самого рождения плохо работают легкие. Когда я была моложе, они порой совсем отказывали, я тогда теряла сознание и синела.
     - Синела? - недоверчиво переспросил Обри.
     - Ну, по крайней мере, так мне рассказывали Леклер и Перри.
     - И сейчас с тобой тоже может такое случиться? - В голосе Обри звучало такое любопытство, почти надежда, что Элиза улыбнулась.
     - Не думаю. Вообще-то настоящих приступов со мной не было... года четыре, по-моему. Ну так что, заключим мы с тобой договор? - вернулась она к прежней теме.
     Обри испустил тяжелый вздох, но выглядел он при этом значительно веселее, чем раньше.
     - Пожалуй, да, - согласился он. - Все равно больше делать нечего. Но только на час!
     С помощью Элизы Обри кое-как удалось снова занять свое место в шезлонге, и вовремя - с нижней палубы появилась Агнес, пыхтя и отдуваясь после восхождения по короткому, но крутому трапу.
     - Обри должен принять лекарство, - важно объявила она, выуживая из кармана коричневый пузырек. - И ему пора отдохнуть.
     Элиза предостерегающе сжала руку Обри, предупреждая новую вспышку.
     - Дай мне, Агнес, я прослежу, чтобы он его принял. У нас сейчас... урок географий, - на ходу придумала она, молясь про себя, чтобы между этими двоими опять не разгорелась ссора. К ее величайшему облегчению, Агнес без возражений отдала ей пузырек. Корабль слегка качнуло, и бедная женщина мертвой хваткой вцепилась в поручень.
     - О, дорогая моя, - простонала она, - мне что-то нехорошо, право, нехорошо.
     Ее лицо действительно покрывала зеленоватая бледность, взгляд блуждал, и Элиза поспешно махнула Роберту, чтобы он увел женщину в каюту. ?Бедная Агнес, - подумала Элиза, - должно быть, у нее mal de mer ?. Впрочем, все ее сочувствие испарилось при звуках звонкого мальчишеского смеха.
     - У нее морская болезнь! - ликовал Обри. - Вот это повезло! Она не сможет больше мной командовать.
     Элиза с трудом подавила смешок. Конечно, радоваться тут было нечему, но суетливость Агнес и ей действовала на нервы. Так что Обри прав, им действительно повезло.
     Откашлявшись, Элиза строго произнесла:
     - Она, может быть, и не будет тобой командовать, но я собираюсь делать это весь следующий час.

***

     На следующий день, когда солнце на западе уже коснулось морской глади, ?Леди Хэбертон? причалила в гавани Сент-Питер-Порт на острове Гернси. Гернси - один из Нормандских островов, это еще английская земля, но Англию отсюда уже не видно. Она осталась далеко за кормой, и всю вторую половину дня путешественники могли наблюдать слева по борту побережье Франции. Когда же Элиза разглядывала сам городок, раскинувшийся в глубине бухты, он тоже показался ей каким-то чужеземным. ?Это уже скорее Франция, чем Англия?, - решила она.
     - Ты перестала задерживать дыхание! - Укоризненный голос Обри оторвал ее от созерцания живописных беленых домиков с черепичными крышами и крутых, вымощенных булыжником улочек. - Сейчас я тобой занимаюсь. Забыла?
     - Разве твой час еще не прошел? - с надеждой спросила Элиза.
     Обри отнесся к ее предложению гораздо серьезнее, чем она ожидала. В эти два дня он упорно старался выполнять все задания, которые она ему давала: сосчитать столбики палубного ограждения, указывая на них пальцами ног, спеть песенку, стараясь отбивать такт больной ногой. Он почти без возражений позволил ей осмотреть поврежденную лодыжку и отвечал на все вопросы Элизы: где сильнее болит, где нарушена чувствительность, где не нарушена. Но сегодня, когда ее час кончился и начался его, ей показалось, что он заставлял ее петь, делать вдохи и выдохи, задерживать дыхание гораздо дольше шестидесяти секунд. Пару раз у нее даже начинала кружиться голова.
     - Еще разок, - потребовал Обри. - Дай мне сосчитать, как долго ты можешь задерживать дыхание, и на этом закончим.
     Элиза покорно сделала глубокий вдох и постаралась задержать воздух в легких, пока Обри медленно, размеренно считал вслух. На счет ?тридцать? она ощутила желание прекратить все это. На счет ?сорок? она страдальчески закатила глаза, а Обри начал хихикать, но тем не менее продолжал считать. Наконец на счет ?пятьдесят? воздух с шумом вырвался из ее груди.
     - Хватит! Хватит! - задыхаясь, взмолилась она. - Больше пятидесяти я не могу, я уверена. Обри ухмыльнулся.
     - Ты сегодня была молодцом, Элиза. Если ты будешь трудиться как следует и практиковаться каждый день, - важно заявил он, в точности повторяя ее собственные слова, - тебе обязательно станет лучше. Держу пари, твои легкие будут становиться все сильнее и здоровее.
     Это прозвучало так логично, что Элиза почти поверила. А может быть, с надеждой подумала она, сказанное будет справедливо и в отношении Обри. Если он будет так же упорно делать свои упражнения, он сможет нести кольца на ее свадьбе. Но пока слишком рано заговаривать об этом. Пока...
     Роберт унес Обри в каюту переодеваться к обеду. Сегодня вечером они будут обедать на берегу - в последний раз перед долгим плаванием. Элиза послала пришедшую за ней Клотильду помочь Роберту, сказав, что хочет немножко посидеть одна в тишине и покое. Она подметила взгляды, которые Клотильда бросала на Роберта, и не прочь была сыграть роль Купидона. Кроме того, воздух был так чист и свеж, а вечернее небо так дивно расцвечено всеми оттенками лилового и розового, словно некий небесный живописец смелой рукой наносил на него мазки краски. ?Видит ли сейчас Майкл такой же прекрасный закат?? - невольно спросила она себя.
     В следующий момент какой-то незнакомый корабль, вошедший в гавань следом за ?Леди Хэбертон?, отвлек ее взгляд от неба, а мысли - от Майкла. Судно быстро замедляло ход, но все же так сильно стукнулось бортом о дощатый причал, что Элиза испугалась неминуемого крушения. Впрочем, судно лишь закачалось, но очень скоро выровнялось, вернее, его выровнял штурман, чья мощная фигура виднелась у штурвала. Вот уже паруса поползли вниз и якорь с шумом плюхнулся в воду, а Элиза никак не могла отвести глаз от корабля и штурмана, представлявших собой самое колоритное зрелище, которое она когда-либо видела. Корабль был из очень темного дерева, а вдоль борта тянулся ряд круглых пушечных портов, выкрашенных красным. Спереди - на носу, так, кажется, следовало говорить - красовалась весьма откровенная деревянная скульптура, изображавшая нагую женщину. И хотя огромная деревянная змея, обвивая тело женщины, скрывала наиболее интимные его части, Элизе казалось, что эта змея делала скульптуру еще более непристойной.
     А великан у штурвала!.. У Элизы никак не получалось перестать глазеть на него, хотя такое поведение было верхом неприличия. Она никогда прежде не видела негра, а это, несомненно, был негр, настоящий негр с Африканского континента. И он был великолепен! Высоченный, могучие руки толщиной чуть ли не с дерево, шапка коротких курчавых волос, обрамляющая темное лицо. По вантам чужого корабля, как и на ?Леди Хэбертон?, сновали и другие матросы, но человек у штурвала полностью завладел вниманием Элизы.
     - Мисс Элиза! Пожалуйста, пойдемте вниз, - раздался голос Клотильды. Ей пришлось ущипнуть хозяйку за руку, чтобы та наконец очнулась от своего завороженного созерцания. - Капитан говорит, вам не следует оставаться на палубе одной. Только не в порту. Этот Сент-Питер-Порт - опасный городишко. Чего и ждать, если все эти корабли приходят, уходят... Боже милостивый! - взвизгнула она. - Вы только посмотрите на него!
     Как раз в этот момент чернокожий мужчина повернулся в их сторону и пристально посмотрел на них через небольшое пространство, разделявшее оба корабля. Клотильда и Элиза невольно отшатнулись. Тот человек не мог представлять для них никакой угрозы, но Элиза не протесто