и снадобья. - У вас всегда такая чувствительная кожа?
     Без малейшего предупреждения он схватил ее за подбородок и рывком приподнял ей голову, взглянув девушке прямо в глаза.
     - Не всегда. Все зависит от раздражителя. Например руки отреагировали на твою чертову траву. Все остальное реагирует прямо на тебя.
     Он выпустил ее подбородок и, прежде чем она сумела ответить, неторопливо, едва касаясь, провел воспаленными пальцами по ее шее, изучающе и властно.
     Она хотела было отпрянуть, но он успел схватить ее запястья.
     - О нет, постой, моя маленькая Валлийская колдунья. Ты еще не закончила свою работу.
     Уинн никогда прежде не оказывалась в такой ловушке. Ведь знала же она, что нельзя смотреть ему в глаза. Ведь знала, что не должна позволять ему дотрагиваться до себя. И вот опять попалась.
     Минуту, длившуюся бесконечность, они пристально смотрели друг на друга. Ее обжигал жар его ладони и жар гнева, полыхавший в его глазах. И все же огонь, вспыхнувший между ними, горел неистовей, чем можно было ожидать. Уинн знала - в этом виновата его проклятая магия. Страшная, всесильная магия, которой он обладал.
     Сердце ее колотилось, во рту почему-то пересохло, но она заставила себя произнести:
     - Если вы соизволите отпустить меня, я исполню просьбу бабушки. Но будь моя воля... - она не закончила фразу. Впрочем, в этом не было необходимости.
     Презрительно фыркнув, он отпустил ее, но было ясно, что он вовсе не успокоился. Начал скрести левую ладонь, но тут же передумал.
     - Избавь меня от этого проклятого зуда, - прорычал он. - И без фокусов, иначе жестоко поплатишься.
     Отстранившись от его рук и гипнотических, бездонных карих глаз, Уинн почувствовала, как к ней медленно возвращается спокойствие. В ней все еще бушевал гаев, но она понимала, что с этим человеком следует вести себя спокойно. Она должна управлять своими эмоциями и всей ситуацией в целом. Опустив кусочек ткани в прохладную жидкость, она сосчитала про себя до десяти. Сначала по-валлийски, затем по-английски.
     - Держите руки над миской, - велела она, довольная тем, что голос ее звучит ровно.
     Девушка улыбнулась, разворачивая намокшую тряпочку. Хотя примочка была целебной, Уинн знала, что сначала раздраженную кожу будет больно жечь. Уинн отжала ткань над протянутыми руками, но когда он всего лишь едва заметно поморщился, она удивленно посмотрела на него.
     Взгляд, с которым она встретилась, был пристальным и холодным. И немного грозным.
     - Здорово жжет, но, несомненно, так и надо. - Его слова прозвучали как утверждение, а не как вопрос.
     - Примочка и должна жечь, чтобы отпугнуть злых духов, - машинально ответила она, как обычно отвечала всем больным. - Чем больше жжет, тем лучше лечит...
     Слова замерли у нее на губах, когда она поняла, что он не верит ни одному ее слову. Уинн вздрогнула под его враждебным взглядом и сосредоточилась на своей ненавистной задаче.
     - Поверните руки ладонями вверх. - Она снова отжала примочку ему на руки.
     Ей доставило бы огромное удовольствие, если бы снадобья на этот раз не помогли, но Уинн была неспособна лечить хуже, чем умела.
     И вовсе не потому, что она хотела помочь ему. Как раз наоборот. Но он принял ее за шарлатанку, знающую только несколько лечебных трав. И хотя ей, конечно, было все равно, что он думает, какое-то безрассудство побуждало Уинн доказать, что он ошибается и у нее есть дар свыше. Ей хотелось потрясти англичанина своими способностями, утереть ему нос.
     Она не сводила глаз с красных потрескавшихся рук, мысленно приказывая им вылечиться и все время ополаскивая их примочкой из розовой воды. Он еще увидит. Она способна облегчить боль так же хорошо, как и вызвать ее. Даже еще лучше.
     С решительным выражением лица Уинн взглянула ни Него, но только на секунду. Она помнила, что нужно избегать смотреть ему в глаза и дотрагиваться до него.
     - Теперь пусть руки обсохнут на ветру. Ничего не трогайте.
     - Вот как? - воскликнул он недоверчиво. - Но теперь жжет еще сильней, чем прежде.
     - Когда кожа полностью обсохнет, я нанесу эту мазь, - сердито отрезала она.
     И это была ее ошибка, потому что, как только их взгляды встретились, она не смогла отвести глаз. И хотя в них отражалась ледяная ярость, он, казалось, легко потопил это чувство в бездонной глубине своих бархатных карих Очей. Гнев, страх, презрение - все эти эмоции он принял и усмирял своим ровным взглядом, пока от них не осталось и следа. Она заморгала, почувствовав, что он заглядывает, как ей показалось, дальше, в самую потаенную глубину. Уинн потупилась, пробормотав проклятие.
     Он рассмеялся.
     - По-английски это, кажется, означает "негодяй"?
     Уинн ощетинилась, услышав в его словах насмешку. Нет, еще раз ему не подловить ее. Она молча занималась своим делом, последний раз перемешала густую желтую мазь и поставила горшочек на землю, между ними.
     Значит, он смеется над ней? Хорошо же, она это запомнит. Уинн на секунду прижала кончики пальцев к глазам, затем опустила руки и три раза обвела круг над горшочком.
     - Войди в меня, Праматерь всех людей. Отдай свои целебные силы этому человеку, который нуждается в твоей помощи.
     Затем она наклонилась вперед, опустив ладони на покрытую мхом землю по обе стороны от горшочка, ее распущенные волосы упали до земли, образовав завесу, аметистовый амулет медленно раскачивался над ним по кругу.
     "Ну и сколько же мне так стоять?" - подумала она. Будь сейчас перед ней суеверная старуха, пришедшая за припаркой на суставы, или чувствительный юноша, нуждающийся в приворотном зелье для девушки, по которой он томится, она оставалась бы неподвижной до тех пор, пока не ощутила бы их дошедшую до предела нервозность. Но перед ней был циничный англичанин. Лучше не перестараться. У нее еще будут другие возможности добиться своего.
     Когда Уинн подняла голову, ей удалось изобразить строгость и не выдать своих чувств. Она также не стала смотреть ему в глаза, хотя поняла, что он вопросительно заглядывает ей в лицо.
     - Нанесите на кожу мазь тонким слоем. Один раз сейчас и второй раз перед сном. К утру должно все пройти. - Девушка подвинула к нему горшочек и начала собирать остальные вещи, чтобы уйти. Но затем ее словно дьявол какой-то подтолкнул, и она добавила:
     - Вам будет нетрудно управлять лошадью, когда завтра поутру вы отправитесь в дорогу с вашими людьми.
     Он потянулся больной рукой за мазью, но ничего не ответил. Наступила долгая пауза, и Уинн затаила дыхание, ожидая, когда он заговорит. Она заставила себя выдохнуть, затем медленно набрала в легкие воздух. Что же его держит?
     Почему он не скажет так или иначе, согласен ли отказаться от своей чудовищной затеи?
     Она была готова вот-вот взорваться, когда Фицуэрин внезапно вытянул руку и схватил ее запястье. Одним сильным рывком он лишил ее равновесия. Чтобы не упасть на него, она уперлась свободной рукой ему в бедро, и лицо ее оказалось в нескольких дюймах от его лица.
     - Мы еще с одним делом не покончили, Уинн. И я не уеду, пока не улажу его. - Он замолчал под ее бешеным взглядом, но не ослабил хватки. - Оно не касается детей. А только тебя и меня.
     - Это вы начали войну, не я, - прошипела она. - Если вы воображаете, что я отступлю, тогда вы еще больший болван, чем я предполагала.
     Он рассмеялся в ответ, и она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке.
     - Ты свирепая маленькая вояка, дорогая. Но не войной я хочу заниматься с тобою. Любовью. Пылкой, страстной, неутомимой. - Он перешел на тихий хрипловатый шепот, придвигаясь к ней еще ближе. - Только ты и я. И возможно, ты приготовишь какой-нибудь особый напиток, чтобы продлить удовольствие.
     После этого он игриво потянул ее за мочку уха, осторожно прикусив.
     Когда он отстранился, Уинн могла лишь тупо смотреть на него, приоткрыв рот. Казалось, собственное тело ей больше не принадлежит. Она ловила ртом воздух под громкое, как удары молота, биение сердца и ощущала, что в самой се глубине начинает разгораться адское пламя. Она была совершенно сражена его вкрадчивой откровенностью, потрясена чувствами, которых не понимала, поставлена в тупик тем, что слей происходит.
     Только когда он еще шире улыбнулся и опять придвинулся к ней, Уинн вышла из оцепенения.
     - Нет! - закричала она, резко отпрянув. Но он все еще удерживал запястье, а ее другая рука, как она внезапно поняла, все еще упиралась ему в бедро, такое мускулистое и твердое под тонкой шерстяной тканью. Такое теплое и незнакомое.
     - Отпустите меня, - пробормотала она, отказываясь смотреть ему в глаза.
     Его пальцы слегка погладили ее кожу, но не разжались.
     - Только после того, как закончишь лечение, - ответил он, явно забавляясь.
     Она подавила желание зло посмотреть на него, потому что в ее теперешнем уязвимом положении опасалась разрушительной силы его взгляда.
     - Сейчас же отпустите меня!
     - Но сначала намажь мазь мне на руки, - повторил он с умопомрачительным упрямством. - Ты специально заставила меня собирать ядовитое растение. Так что теперь изволь лечить.
     В конце концов Уинн решила, что благоразумнее подчиниться. Хотя ее взбесила его тактика запугивания и привело в замешательство дерзкое наступление, ничего другого ей не оставалось. Если она согласится, он отпустит ее запястье. Потом она просто шлепнет ему на руки мазь и избавится наконец от его присутствия.
     В эту минуту уйти от него казалось ей самым важным делом. Она должна была покинуть этого человека.
     Но даже решив подчиниться его требованию, Уинн не нашла успокоения. Она дернулась и с отчаянием оглянулась в поисках хоть какой-нибудь подмоги, а он весело прищелкнул языком.
     - Здесь только ты и я, моя прекрасная Валлийская колдунья, Поблизости ни души, так что не старайся оттянуть время. Примени свое чудодейственное средство, обладающее таинственными целебными силами. Вылечи мои ожоги.
     Уинн нахмурилась.
     - Презираю! - прошипела она и, схватив глиняный горшочек, зачерпнула пригоршню желтом липкой массы, которую буквально швырнула ему на руку.
     - Поосторожней. Кожа у меня очень нежная. И не забудь втереть мазь между пальцев. И сюда тоже, в трещины ладоней.
     Она зло вцепилась в протянутую руку, надеясь этим причинить ему боль. Но как только он коснулся ее руки, сплетя их пальцы, она поняла, что неизвестно, кто пострадал больше, потому что все ее существо как будто перевернулось от сознания его близости.
     - Эта точка, в самом центре ладони, особенно чувствительна, - пробормотал он, приковав к себе ее взгляд. - Втирай очень осторожно.
     Уинн почти не помнила, как нанесла мазь. Никогда еще она не работала так быстро и так неловко. Однако, покончив с делом, она вскочила и отступила назад.
     - Презираю, - еще раз повторила она, хотя страстность этого утверждения была несколько подорвана дрожанием голоса.
     Он обвел ее дразнящим взглядом.
     - А я хочу тебя, - ответил он. - Очень сильно.
     Уинн больше не стала ничего выслушивать. Это самый ужасный человек из тех, кого ей выпало несчастье повстречать на своем пути, сетовала она, мчась сломя голову к замку. Безбожный варвар. Бессердечный ублюдок. Такие, как он, крадут детей и соблазняют женщин...
     Клив размышлял почти так же, следя за ее бегством. Настоящая колдунья, поклоняется древним богам, не знает, что такое истинная вера. Но она необычайно красива. И хотя он пришел сюда, чтобы отнять у нее ребенка для сэра Уильяма, в эту минуту он мог думать только о том, как ему хочется дотронуться до нее. Как сильно он желает владеть ею.
     Она изумительна как роза, хотя и выставила сейчас свои шипы. Но он знал, что, если сумеет подобраться поближе и миновать острые колючки, его ждет сладкая награда.

Глава 8

     За открытой дверью каменной кухни суетливо металась Кук, которой прибавилось работы. В замке насчитывалось шесть взрослых и пятеро детей, поэтому, Уинн понимала это, семеро английских гостей явились для служанки существенной обузой. К тому же Дрюс - верная душа - пришел из Раднора со своим братом и двумя друзьями. Хотя Уинн обрадовалась такому проявлению поддержки перед лицом английской угрозы, их приход, однако, усложнил ее задачу.
     Осторожно заглядывая в кухню, она крепко сжимала в руке маленький кисет. Как же ей быть? Она не решалась взять к себе в сообщницы Кук или ее помощницу. Гуинедд наверняка рассердится, и Уинн не желала, чтобы бабушкин гнев обрушился еще на чью-то голову. Это будет целиком ее вина, то есть, заслуга - горестно исправила она. Но подсыпать порошок только англичанам оказалось весьма непростым делом.
     От соуса к оленине пришлось отказаться сразу. Его каждый попробует, и не один раз, причем особенно прожорливый может съесть чересчур много. Уинн с беспокойством взглянула на кисет, в котором был размолотый корень тиса. Она не хотела причинить англичанам большого вреда. Всего лишь отпугнуть.
     А что если воспользоваться вином? Если подсыпать порошок в один из кувшинов, а потом только из него наполнять кубки англичан...
     Уинн знала, что мягкий сыр и груши для этого не годятся. Дети очень часто перехватывают перед обедом по кусочку, а когда убирают со стола, выпрашивают у Кук добавку. Нет, только вино. Ребятишки к нему не притронутся.
     Уинн вздернула подбородок и расправила плечи. Так ей удалось успокоиться. Она должна избавить детей от врага, и неважно, что скажет Гуинедд.
     Она так и не поняла, почему бабушка с такой легкостью отнеслась к возможной потере одного ребенка. Хотя! у Гуинедд никогда не было ни мужа, ни детей, она воспитала осиротевшую Уинн как собственную дочь. Неужели Гуинедд отдала бы свою внучку первому попавшемуся англичанину, заявившему, что он ее отец? Уинн была уверена в обратном. И она тоже ни за что не отдаст ни одного из своих воспитанников. Почему Гуинедд этого не понимает?
     Уинн увидела во дворе Дрюса: он беседовал с презренным Кливом Фицуэрином. Сунув кисет в рабочую сумочку, висевшую на поясе, она направилась к ним, решив, что не позволит англичанину уговорить Дрюса, как удалось это сделать с Гуинедд. Бедному валлийскому парню, каким был Дрюс, предложение английского рыцаря сделать одного из детей богачом может показаться весьма соблазнительным. Замки. Обширные владения. Уинн не могла рисковать потерей своего единственного союзника, которого Фицуэрин пытался перетянуть на свою сторону.
     - ...оловянных рудниках. Но это дальше на юг, - услышала Уинн настороженный голос Дрюса, подходя ближе.
     - А еще у меня есть заказы на снадобья и травы, - сказал Клив.
     Дрюс посмотрел на приближавшуюся Уинн.
     - А об этом тебе следует поговорить с Уинн. Ей известны все травы. Она собирает и высушивает их для всей округи. К ней приезжают за травами даже из Англии...
     - Ты не мог бы поискать мальчиков? - оборвала она Дрюса. - Если помнишь, ты обещал помочь им смастерить лук и мишень.
     Дрюс бросил на нее внимательный взгляд.
     - Ты уверена, что не хочешь, чтобы я остался? - он кивнул в сторону Клива, как будто того рядом не было.
     Уинн пожала плечами, передразнивая небрежную манеру Дрюса.
     - Я не собираюсь тратить время на разговоры.
     - Вообще-то я хотел поговорить с тобой о покупке кое-каких трав, - Заявил Клив, не обращая внимания на ее слова.
     - А вам я ничего не продам. Ничего, - категорично повторила она.
     - У меня есть чем заплатить, - настаивал он. На его худом лице появился едва заметный намек на ухмылку, что утроило ее раздражение. Он взвесил на ладони кошелек, висевший под плащом. Услышав звон монет, Дрюс с интересом приподнял брови.
     - Вот видишь, Уинн, как раз кстати. Помнишь, еще на прошлой неделе ты говорила, что тебе не помешали бы деньжата...
     - Я буду тебе благодарна, если ты позволишь мне самой решать, что мне нужно, а что нет, - раздраженно ответила Уинн.
     Дрюс вздохнул и огорченно покачал головой. Посмотрев на Клива, он заметил:
     - Говори - не говори, а каждый останется при своем. - Сказал и, избегая ее взбешенного взгляда, неторопливо зашагал прочь.
     Уинн тоже собралась уходить. Несмотря на свое недовольство Дрюсом, она была рада, что ей по крайней мере удалось отнять его у англичанина. Дрюс был ее единственным союзником. Она не хотела, чтобы англичанин завоевал его расположение своими бойкими обещаниями. Но стоило ей повернуться, как Фицуэрин остановил ее, схватив за руку.
     - Ты все время избегаешь меня, Уинн, - сказал он, привычно назвав ее по имени. - А ведь у нас с тобой есть дело.
     - С вами я не хочу обсуждать никакие дела, - возразила она, пытаясь сбросить его руку. - Ни эту выдуманную покупку трав, ни истинную цель вашего приезда. Мне нечего продать вам!
     - Клянусь, ты самая настоящая маленькая чертовка! Хоть раз, но ты выслушаешь меня. Женщины замка Керкстон заставили меня выучить их Заказ наизусть. - Он подтащил Уинн к садовой скамейке и силком усадил. - Не перебивай мою молитву, а то я буду вынужден начать сначала.
     Хотя она злобно смотрела на него, ничуть не пытаясь скрыть, что ее привело в бешенство такое обращение, он отпустил руку и выпрямился с легкой улыбкой на губах.
     - Леди Энн нужны медвежье ухо и тысячелистник. Леди Бертильда желает получить корень алтея и лечебную полынь для своего младенца и еще кое-что для мужа: молотый чертополох, шотландский любисток и слезы Юноны.
     Тут Уинн презрительно прыснула. Мужу леди Бертильды явно было необходимо улучшить исполнение супружеских обязанностей, раз его жене понадобились слезы Юноны. Но Клив тут же нахмурился, заставив Уинн промолчать.
     - Кэтрин просила только ясменник. А Эделин... - он замолчал, и на секунду Уинн показалось, что он смутился. Но почему? - Эделин хочет получить настой шиповника. Плюс липовый цвет для лица, ромашку для ополаскивания волос и беладонну для выразительности глаз. - Он пожал плечами, как бы говоря, что не понимает, что такое выразительность глаз, но Уинн поняла.
     Почти любое снадобье, правильно приготовленное из этого растения и принимаемое в каплях, заставляло увеличиваться зрачок глаза, что придавало таинственность взгляду самых обычных женщин. Но это было опасное средство даже для лечения. А использовать его для косметических целей - вообще полное безрассудство.
     - Эта Эделин, насколько я понимаю, тщеславная кокетка.
     К удивлению Уинн, он еще больше смутился. Но быстро спрятал смущение и ответил:
     - Ее единственный недостаток - что она очень молода. Она угомонится, как только выйдет замуж.
     Но Уинн не была настроена на снисходительность к кому бы то ни было, и меньше всего к пустой английской кокетке, которая, вероятно, за всю жизнь не испытала и минутной нужды. Как и страданий, боли и сердечной муки.
     - Похоже, сэр Клив, - процедила Уинн, - что вы и есть тот самый человек, которому предстоит жениться на ней, но боитесь признаться, что заключаете неудачный союз.
     Критикуя незнакомую ей Эделин, она всего лишь хотела сделать выпад против всех ужасных англичан. Но ее внезапно переполнило странное ощущение. Хотя это не было обычным видением, все же она сразу поняла, что он на самом деле намерен жениться на этой глупенькой английской аристократке.
     Уинн следовало бы обрадоваться такому открытию и громко рассмеяться при мысли о том, какие несчастья ждут его в Англии. Но вместо радости она почувствовала только еще одну вспышку беспричинного гнева.
     - Значит, я права. Что ж, когда я буду готовить беладонну для вашей леди Эделин, наверное, мне стоит приготовить что-нибудь и для вас. Какое-нибудь средство, чтобы разогреть вашу пылкость. Или нет, скорее всего, вам больше пригодится хорошая порция дурмана, чтобы вы могли привлечь более подходящую женщину.
     Она приложила палец к подбородку и замолчала, словно задумалась, не обращая ни малейшего внимания на предостерегающий взгляд его глаз. Его растущее раздражение только подстегивало ее продолжать дальше.
     - Видите ли, все дело в ваших грубых манерах. Мне так показалось. Если бы вы ухаживали н