Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
снившись жестами, они ворвались в комнату и нанесли
несколько ударов кинжалами спящей девушке.
- Здесь только женщина, - тихо сказал один из них, - ты ошибся.
- Я не мог ошибиться, - ответил второй, - он перехитрил нас. Надо
уходить.
После этого убийцы покинули комнату.
* * *
Ходжа Кахмас весь день провел в библиотеке, которая находилась в одном
из помещений соборной мечети. Сначала он долго рылся в каталоге, затем,
разыскав нужную ему книгу, сочинение Хишама б. ал-Хакама о шиитских ересях,
читал ее оставшуюся половину дня. Затем он встретил коллегу по кафедре,
мутакалимма Джундуба и долго говорил с ним о противоречиях ханифитского и
шафиитского мазхабов, разговор мало-помалу перешел в спор о сотворенности
Корана, как считал Ходжа Кахмас, и несотворенности Корана, как считал
схоласт Джундуб. Дело кончилось тем, что стороны, не выдержав аргументов,
вцепились друг другу в бороды. Коллега Джундуб был более массивен, и ходже
Кахмасу пришлось бы плохо, если бы не студенты, поспешившие их разнять.
Вернувшись в тюрьму, он застал Имрана, прикладывающимся головой, на которой
выросла здоровенная шишка, к холодной стене.
- Остужаешь мозги? - спросил ходжа Кахмас.
- Да, - нехотя ответил Имран, но затем все же рассказал о драке с
надзирателем.
- Смотри, а то ведь упрячут в карцер.
- Хотели, но выяснилось, что карцер полон. Сказали, как освободится,
меня сразу переведут туда.
Ходжа Кахмас снял чалму, халат, сандалии и стал устраиваться на своем
месте.
- Ты обещал рассказать про семеричников, - напомнил Имран.
- Обещал, - согласился ходжа Кахмас, - но я что-то устал, там было так
душно.
- Ну, немного, очень тебя прошу.
- Ну, хорошо, - согласился ходжа Кахмас, - ладно, немного расскажу,
потом буду спать, завтра мне в суд идти. Итак, семеричники, или сабийи, их
еще называют исмаилитами, оттого, что они признали имамат Исмаила б. Джафара
старшего сына Джафара ас-Садика. Также их называют батиниты, оттого, что они
утверждают, что всякое явное имеет скрытый смысл - батин. В их философии
явная компиляция других учений. Так, например, об Аллахе они говорят, что он
ни существующий, ни несуществующий, ни знающий, ни незнающий, ни всемогущий,
ни бессильный. Лично я в этом вижу явные элементы китайского учения дао. Но,
впрочем, я не о том стал говорить, тебе все равно этого не понять.
Причиной возникновения исмаилизма было следующее. Джафар ас-Садик не
был женат ни на одной женщине. Все его дети были произведены от наложниц, от
этого произошла путаница с наследием имамата. Объявленный наследником
старший его сын Исмаил умер прежде своего отца, и тогда начались споры.
Стали говорить, что имам не может говорить того, что не происходит, а если
это так, значит, Исмаил не умер, а скрылся из соображений безопасности.
Многие свидетельствовали о том, что видели его живым после смерти.
Обеспокоенный ал-Мансур послал Джафару запрос по этому поводу, и тогда
ас-Садик отправил ему грамоту о смерти своего сына, заверенную наместником
Медины. Некоторые тогда отвернулись от Джафара, и сказали, что он обманул
их, и не был имамом, потому что имам не обманывает и не говорит того, чего
не может быть. Они осудили Джафара, который сказал, что Аллах велик, он
изменил свое мнение относительно имамата Исмаила, - они не признали
"изменения мнения", сказав, что это обычная уловка имамов, которые, когда не
сбывается то, что они предсказывали, говорят: "Аллах изменил свое мнение об
этом".
Они осудили Джафара, и напрасно, потому что это был очень достойный
человек, отличался глубокими познаниями в религии и философии. Ему
приписывают полное отречение от мирских благ и воздержание от вожделения, но
мы знаем, что это не так, иначе, откуда бы взялись сыновья. У него был
прекрасный дом, наложницы, он получал пенсию из фонда Хумс, положенную
родственникам пророка. Он совершенно не вмешивался в политику и ни у кого не
оспаривал халифат. Он говорил, что тот, кто погрузился в море знания, тот не
жаждет берега.
Но, тем не менее, Джафар всю жизнь подвергался преследованию властей,
потому что был реальным претендентом на власть. Он жил в период передела
власти и не сделал ничего, чтобы участвовать в этом. Они, эти имамы, были
обычные люди, они не были героями, но люди требовали от них геройства.
Принадлежность к семье пророка ничего, кроме несчастья не принесла им. Всю
жизнь они метались между долгом и возможностью вести существование
нормального человека в кругу семьи - жен, детей.
Даже жизнелюб Муса, сын Джафара ас-Садика, имевший от своих
многочисленных наложниц 18 сыновей и 23 дочери, весельчак, посылавший
кошелек с тысячью динаров всякому, кто злословил на его счет, и, тот не
избежал насильственной смерти. Харун ар-Рашид долго возил его с собой, а
потом заключил в тюрьму, где его и отравили руками некоего ас-Синдика,
положившего яд в свежие финики. От этого и противоречия, о которых мы знаем:
имам Хусейн не пожелавший принести присягу в верноподданстве Язиду и
погибший из-за этого, в тоже время провел десять лет под гнетом Муавии.
Большинство имамов умерли мученической смертью: Али был смертельно ранен во
время молитвы в Куфийской мечети, его сын Хасан в результате заговора был
отравлен собственной женой, другой его сын, Хусейн, имея немногим более
семидесяти человек соратников, вступил в бой с тридцатитысячным войском
Язида и был изрублен на куски. Никто из имамов не умер своей смертью.
Джафар сторонился крайностей. Он отказался от учения рафидитов и их
глупостей, таких, как переселение душ, антропоморфизм, изменение
божественного мнения, хотя, когда ему понадобилось, он прибег к нему, в
случае с Исмаилом. Вот его мнение о божественной воле: "Аллах что-то желает
нам и чего-то ждет от нас. То, что он желает нам , он держит в тайне, а то
чего желает от нас - открывает нам. Так как же мы можем заниматься тем, что
он желает нам, вместо того, что он желает от нас". Он отверг
предопределение, заявив, что это промежуток состояния, в нем нет ни
принуждения, ни свободы действия. Он был блестящим полемистом и богословом.
В соборной мечети Медины, когда он выступал, собирались тысячи слушателей,
из Куфы, Басры, Хиджаза, Сирии. Число последователей, передававших с его
слов, доходило до 4000. Достоверно известно, что он дважды отверг
предложения выступить во главе восстания. Об одном я тебе уже рассказал, это
было восстание Абу-Муслима.
Второе же произошло через десять лет после прихода к власти Аббасидов.
Речь идет о Абу-л-Хаттабе по прозвищу ал-Аджда, что значит "изувеченный". Он
требовал от Джафара борьбы за халифат, а когда понял, что ничего не
добьется, собрал своих приверженцев в мечети Куфы и объявил себя пророком.
Об этом донесли наместнику, и тот направил в мечеть отряд. Люди
Абу-л-Хаттаба, а было их семьдесят человек, сражались против хорошо
вооруженных воинов камнями, тростниковыми палками и ножами. Абу-л-Хаттаб
говорил им: "Сражайтесь с ними, и подлинно, ваши тростниковые палки сделают
среди них дело копий и мечей. Их же колья, мечи и оружие не причинят вам
ущерба и не повредят вам". И они сражались до тех пор, пока не пал последний
из них. Абу-л-Хаттаб был взят в плен, и Иса б. Муса распял его в Дар
ар-Ризке, на берегу Ефрата, а голову отослал ал-Мансуру в Багдад. Мы видим,
что и здесь Джафар оказался дальновидным человеком, он понял, что у
Абу-л-Хаттаба нет ни малейшего шанса, он избежал его участи. Но, как мы
знаем, в результате заговора халифа ал-Мансура был отравлен и скончался в
сто сорок восьмом году лунной хиджры.
Кто знает, может, корчась от боли и огня, объявших его внутренности и
силясь позвать помощь, Джафар вспомнил и пожалел о том, что не принял ни
одно из предложений возглавить борьбу против Аббасидов. И тогда смерть его
не была бы унизительна, как унизительна насильственная смерть миролюбивого
человека. Мудрость Джафара перешагнула границы его жизни и влияла на события
даже после смерти. Мансур, получив известие о кончине шестого имама,
потребовал от наместника навестить родственников имама, прочитать завещание,
там же отрубить голову его преемнику, и тем самым навсегда покончить с
имаматом. Но в завещании, кроме трех сыновей - Абдуллы, Мусы и Хамида, в
качестве преемников были также указаны наместник Медины и сам халиф
ал-Мансур.
Ходжа Кахмас сделал паузу, затем сказал:
- Удивительное дело, стоит мне завести речь об исмаилитах, как я
сбиваюсь на личность имама Джафара - таким обаянием обладает его личность,
такое притяжение имеет для меня его фигура! После его смерти наступила
путаница в делах наследования имамата. Кто-то, как уже было сказано,
утверждал, что имам не может говорить неправду, а значит Исмаил жив и он -
махди, которого ждут. Другие сказали, что Джафар в завещании указал на
сыновей - Абдуллу, Мусу и Хамида, - и у них появились свои приверженцы,
третьи сказали, что имам - Мухаммад, сын Исмаила, потому что имамат не
передается от брата к брату после Хасана и Хусейна, а передается только
потомству. Рассказывать об этом можно очень долго, но возвращаюсь к тем, кто
признал имамат Исмаила. Они утверждают, что после Исмаила седьмым
совершенным был его сын Мухаммад. Они говорили, что имам никогда не
оставляет людей без своего водительства явного или скрытого. Согласно их
учению, кто умер не познав имама своего времени, тот умер языческой смертью.
Они вели пропаганду на любом языке, в любое время, у них много прозвищ. В
Ираке их называют батинитами, карматами, маздакитами. В Хорасане -
талимитами и мулхидитами. Они составили свое учение методом компиляции,
перемешав многие положения философов. Они говорили, что нет религиозной
обязанности, предписаний шариата. В каждом стихе Корана они могли найти
такое, над, чем разумный человек не будет думать. Взять хотя бы недавнее
произведение их апологета Мансур ал-Йамана "Китаб ар-рушд ва-л-хидайат". На
основе сур Корана, мистики чисел и букв, этот софист доказывает, что седьмой
натик, он же махди, будет из дома пророка, как Муса предсказал приход Исы
ибн Масиха, так Мухаммад предсказал приход махди. Мансур ал-Йаман
утверждает, что седьмой "натик" не принесет нового шариата, ибо придет в
день Страшного суда и будет судить живых и мертвых. Магическое, по их
утверждению, число семь они извлекали из всего. К примеру, если число
десять, то путем сложных построений они доказывали что это не десять, а семь
и три. Они считали своими доказательствами то, что небес семь, земель семь,
тело человека имеет семь частей: две руки, две ноги, голова, живот и спина.
Голова тоже имеет семь частей: два уха, два глаза, две ноздри и рот. И так
далее и так далее. Они утверждают, что седьмой совершенный имам, иначе
махди, уже пришел, но пока не может открыться. Вот собственно и все. А
теперь я ложусь спать, ибо завтра судебное заседание, а меня предупредили,
чтобы я пришел пораньше.
- Послушай, ходжа, - воскликнул Имран, - но у них же нет ни малейшей
надежды на успех!
- Это почему же? - удивился богослов.
- Нельзя одурачить человека дважды одним и тем же способом. Люди должны
помнить, что смена Омейядов Аббасидами не принесла облегчения.
- Подожди-ка, ты никак умничать начал, а? - вдруг разозлился богослов.
- Давно ли ты слушал меня открыв рот, деревенщина, чурбан неотесанный.
Простолюдин вроде тебя может получить облегчение в жизни только одним
способом, не буду говорить каким. Все остальные способы только отягощают его
жизненную ношу. Вот ты жалуешься на жизнь: налоги, тяжелая работа, обиды от
власти. Наверное, ты думаешь, что пришел в этот мир радоваться жизни, жить
счастливо! Простак, ты родился, чтобы тяжелым трудом зарабатывать на
пропитание, страдать от несчастий, которые время от времени сваливаются на
твою голову. Скажи, что хорошего есть в твоей жизни?
- Моя семья, - ответил Имран.
- Твоя семья, - желчно повторил богослов, - а что хорошего в том, что у
тебя семья? От восхода до заката ты возделываешь свое поле, чтобы накормить
свою семью. Будь ты один, разве понадобилось бы тебе столько работать? А
твои дети, что кроме страданий тебе приносят они сейчас? Ты все время
думаешь о них.
- А у тебя что, нет семьи? - спросил Имран, задетый за живое.
- Моя семья - это наука, - ответил богослов, - впрочем, мы отвлеклись.
Возможно, ты и прав, люди могут помнить о своих обманутых надеждах и о
событиях, с этим обманом связанных, но чувствовать их они не могут долго, а
вот непосильное налоговое бремя они ощущают ежедневно. Аббасиды, придя к
власти, вдвое увеличили харадж, пользуясь несоответствием мусульманского
лунного и земледельческого солнечного годов, при одном урожае умудрялись
брать налог два раза в год. Число несправедливостей по отношению к народу
только умножилось. Всякая власть сама рубит сук, на котором сидит. Никто еще
не извлек опыта из ошибок своего предшественника. А что остается людям?
Только надежда, что новый мессия все-таки окажется справедливым. А люди
повторяют одни и те же ошибки. Стремящиеся к власти обещают справедливость,
а люди верят и на своих плечах несут их к власти, а потом удивляются: надо
же, опять обманули - и начинают прислушиваться к новому авантюристу. А ты
говоришь, нет надежды! Видел, сколько народу на собрании слушало, развесив
уши, этого мошенника?
- Видел, - согласился Имран.
То-то же, а теперь не мешай мне, я буду спать.
После этих слов ходжа Кахмас вытянулся на циновке, пробормотав
напоследок: "Много понимать стал", замолчал и вскоре заснул.
* * *
Абу-л-Хасан, новый глава дивана тайной службы, выслушал доклад катиба,
не отпуская его, просмотрел все документы, подписал счета и бумаги, отдал
необходимые распоряжения и сказал секретарю:
- Объяви, что приема сегодня не будет.
- Повинуюсь, господин.
Катиб поклонился и вышел в приемную.
- Приема сегодня не будет. Господин Абу-л-Хасан вызван к вазиру. Прошу
освободить помещение.
Негромко переговариваясь и выражая недовольство, люди стали
расходиться. Катиб прошел за свой стол и принялся что-то записывать в журнал
приема. Подняв голову, он увидел, что один из посетителей, мужчина плотного
телосложения, остался и смотрит на него.
- Что? - сказал катиб. - Особое приглашение нужно?
- Скажи раису, что Ахмад Башир из Саджильмасы просит аудиенции.
- Я же ясно сказал, что приема не будет, - перебирая бумаги,
раздраженно сказал катиб. - Что за люди, двадцать раз повторять надо.
Мужчина поднялся и подошел к столу.
- Нет, любезный, ты все-таки пойди и передай мою просьбу.
Катиб поднял голову и встретился взглядом с посетителем.
Что-то было во взгляде посетителя, отчего катиб, вопреки своей воле,
поднялся и вновь постучал в дверь к главе дивана тайной службы.
- Там какой-то Ахмад Башир в приемной, из города... забыл какого
города, просит, чтобы вы его приняли.
Абу-л-Хасан на секунду задумался, затем произнес: "Пусть войдет, я его
жду".
Катиб вышел в приемную и сказал:
- Эй ты, как там тебя, можешь войти, подожди, я зарегистрирую тебя....
Ахмад Башир, как ты сказал город называется?
- Какой город? - спросил Ахмад Башир.
- Какой город, - кривляясь, передразнил секретарь, - город, откуда ты
приехал.
- А-а, город называется Сучье Вымя.
- Как, как? - удивленно переспросил секретарь.
Но посетитель, толкнув дверь, уже вошел к раису. Абу-л-Хасан, завидев
Ахмад Башира, поднялся и, обойдя стол, заключил его в свои объятья.
- Дорогой друг, как я рад вас видеть. Давно ли приехали? Да вы
похудели, но вам это к лицу, помолодели.
Ахмад Башир действительно похудел, но выглядел не лучшим образом,
вопреки утверждению Абу-л-Хасана. Чтобы добраться до Багдада, ему пришлось
наняться в погонщики верблюдов; кроме того, в караване он выполнял много
другой тяжелой работы, и это не лучшим образом отразилось на его внешности -
он почернел лицом и приобрел печаль во взоре.
- Я приехал вчера.
- А где остановились?
- Ночевал на постоялом дворе, сегодня сразу к вам.
- Прошу вас, садитесь, - предложил Абу-л-Хасан.
Ахмад Башир сел.
- Я как раз собирался отправить вам письмо, - Абу-л-Хасан поднял со
стола пакет и издалека показал его бывшему начальнику полиции. Ахмад Башир,
протянул было руку, но Абу-л-Хасан бросил пакет на стол со словами:
- А раз уж вы здесь, то мы объяснимся словами.
На самом деле Абу-л-Хасан только собирался написать в Сиджильмасу.
- Конечно, - сказал Ахмад Башир, - вы извините меня. Обстоятельства
сложились таким образом, что я вынужден был приехать без приглашения.
- Да? Что же случилось? - с любопытством спросил Абу-л-Хасан.
- Меня сняли с должности, выгнали из дома, за мной началась охота.
- Что вы говорите! - воскликнул Абу-л-Хасан.
- Да, раис, - с горечью продолжал Ахмад Башир, - если бы вы знали,
какие унижения мне пришлось вынести. Меня преследовали, убили мою рабыню,
только чудо спасло меня от смерти. Говоря откровенно, раис, я попал меж двух
огней. Удивляюсь, как местные власти осмеливаются наказывать человека,
выполнившего свой долг перед халифом правоверных.
Понизив голос, Абу-л-Хасан сказал:
- Между нами говоря, дорогой друг, близость Кордовы всему виной, есть
достоверные сведения, что наместник Кайруана заручился поддежкой потомков
Омейя. Это вскружило ему голову, поэтому он начинает дерзить. Вы знаете, что
он перестал чеканить имя халифа на монетах? Но это так просто не сойдет ему
с рук. Эмир правоверных найдет способ прижать хвост Аглабидам. К сожалению,
со временем окраины перестают подчиняться - это бич больших империй.
- Возможно, - сказал Ахмад Башир, - но мне от этого не легче, я потерял
все. Они убили Анаис. Я любил ее. Мне очень тяжело.
Абул-л-Хасан подошел к Ахмад Баширу и сказал, положив ему на плечо
руку:
- Дорогой друг. Вряд ли вас это утешит, как это ни цинично звучит, но
для того, чтобы забыть человека и перестать страдать от любви к нему, нужно
три месяца. Вот увидите, пройдет время, и вы успокоитесь. В любом случае я
разделяю ваше горе. Вы очень достойный человек, а всякая добродетель должна
вознаграждаться. Если вы думаете, что я забыл о том, как самоотверженно вы
мне помогали, то вы ошибаетесь, я не забыл. Также я не забыл о своем
обещании, утешьтесь, ибо должность начальника мауны принадлежит вам по
праву. Я убедил везира в том, что лучше вашей кандидатуры на этот пост не
найти.
Ахмад Башир поднялся.
- Не знаю, смогу ли я отблагодарить вас, - растроганно сказал он.
- Пустяки, - улыбнулся Абу-л-Хасан, - будем считать, что мы квиты. Ваша
помощь в выполнении задания помогла мне занять мою нынешнюю должность. А
теперь вы должны простить меня, я уже опаздываю к вазиру, заодно я оговорю с
ним все детали вашего вступления в должность. Приходите ко мне завтра.
Ахмад Башир стал кланяться, прощаясь.
- Да, кстати, - вспомнил Абу-л-Хасан, - чуть не забыл, у нас принято
делать подарки лицам, от которых зависит ваше назначение. Ну, если
начистоту, то вазира надо отблаг