ет
зажги, не вижу, где мои  шаровары. Оружие дай,  и  сам одевайся, пойдешь  со
мной.
     - Вдвоем? - ужаснулся Хамза.
     - Сколько охраны в доме?
     - Два человека, господин. Он сказал, что их много.
     - Да знаю я, что их много.
     Абу-л-Хасан, наконец, попал в  штанину ногой, натянул шаровары, подошел
к окну, пытаясь, что-нибудь разглядеть в темноте.
     -  Я,  господин,  хочу  напомнить вам, что  при приеме  меня на  работу
военные действия не были оговорены, - робко сказал Хамза.
     - Ты еще здесь? - разозлился хозяин.
     - Нет, господин, меня уже нет, - сдался Хамза.
     - Пошли охранника в казармы к дейлемитам, пусть у дежурного  возьмет от
моего имени десять человек гвардейцев.
     - Десяти не мало будет? - озабоченно спросил Хамза.
     Что-то  просвистело и ударилось в  стену рядом с ним. Хамза пригнулся и
выскочил  из  комнаты.  Не  дожидаясь  прибытия  гвардейцев,  Абу-л-Хасан  в
сопровождении Хамзы и второго охранника отправился по указанному адресу.
     Он вполне мог бы отправить туда  людей, а  сам остаться дома и  совесть
его  была  бы  чиста.  Подобает  ли  лицу,  занимающему столь  важный  пост,
участвовать  в  боевых  операциях,   подвергая  свою  жизнь  опасности.   Но
Абу-л-Хасан не  понимал, что происходит, и  это  его беспокоило. Какова была
цель  визита  Ахмад  Башира? Что  стоит за захватом его  айарами?  Какие  их
интересы он ущемил? Есть ли здесь какая-либо связь? В Багдаде не должно было
происходить ничего такого, что не было бы известно тайной службе. Провожатый
остановился и указал на дом.
     - Это здесь, господин.
     -  Благодарю  тебя,  возьми вот,  -  Абу-л-Хасан  протянул  монету.  Но
проводник отказался.
     - Я сделал это не из-за денег.
     - А из-за чего?
     - Из любви к ближнему.
     - Ты христианин?
     Вопрос остался без ответа. Проводник повернулся, сделал несколько шагов
и  скрылся  в ближайшем переулке. Абу-л-Хасан  отправил охранника  навстречу
гвардейцам,  а  сам остался  ждать в  тени от дома. Через некоторое время он
спросил:
     - Ты чего дрожишь?
     - От холода, господин,  -  солгал Хамза, хотя сабля, висевшая на поясе,
действительно холодила ляжку.
     - Может, не будем ждать их, - предположил Абу-л-Хасан, - пойдем вдвоем,
ты впереди, а я прикрою сзади.
     -  Я  надеюсь, что вы  шутите,  господин, -  трагическим голосом сказал
управляющий, но тут же взбодрился, - они идут, господин Абу-л-Хасан.
     Действительно  это  были  гвардейцы-дейпемиты.  Их  командир,  подойдя,
приветствовал Абу-л-Хасана.
     - Какие будут приказания, раис? - спросил офицер.
     Абу-л-Хасан  осмотрел  солдат.  Они  были вооружены копьями,  мечами  и
табарзинами.
     - Копья оставьте здесь, в доме от них проку мало. Сложите вот  здесь, у
стены.
     - Не растащат? - обеспокоился командир. - Имущество - казенное.
     - Мой управляющий присмотрит за ними. Надо оцепить этот дом, в нем  две
двери и четыре окна, войдем в двери.
     - Окна блокировать? - спросил офицер.
     - Не надо, пусть бегут, у нас другая задача. Вперед.


     Потеряв оружие,  Имран вцепился в Ахмад  Башира. Они упали на пол,  где
короткое  время,  тяжело   дыша  боролись,  но,  как   известно,  массивного
противника лучше  держать  на  расстоянии. Имран вскоре  совсем  обессилел и
затих, придавленный тушей Ахмад Башира.
     - Не такой уж, ты и больной,  -  наконец, совладав с  дыханьем, отметил
Ахмад Башир.
     В ответ Имран глухо произнес:
     - Может, все-таки сойдешь с меня. Я же все-таки не девушка.
     - То-то я и смотрю, - пробурчал Ахмад, но Имрана отпустил, взял кинжал,
сел рядом и принялся чистить острием ногти.
     - Тебя завербовали, чтобы ты убил меня? - спросил Имран.
     -  Много  чести,  - ответил Ахмад Башир,  осторожно обрезая сломанный в
схватке ноготь.
     -  Откуда же  у  тебя исмаилитский знак, только не  говори,  что нашел.
Слишком много совпадений. Вероятность нашей встречи была очень мала.
     -  Я не хотел тебе этого рассказывать, - нехотя начал Ахмад Башир, - но
думаю, от тебя будет  польза, человек ты не глупый. Кроме того, когда я тебя
увидел,  то  обрадовался.  Старею, наверное, душа истончается,  дух слабеет.
Короче говоря, я решил предложить  тебе долю в своем предприятии. Дело очень
сложное и очень опасное, но за него  платят хорошие деньги. Если выгорит, то
получишь столько денег,  что  сможешь  купить себе  роскошный  дом  с садом,
завести прислугу и взять еще десяток жен.
     Имран недоверчиво хмыкнул.
     - Но я не успел предложить, потому что ты сбежал. Если ты  согласен, то
я тебе все расскажу.
     - Сначала объясни, откуда у тебя знак.
     - Это все одна история.
     - Сколько?
     - Пятьсот тысяч золотых динаров.
     Для Имрана это были невообразимые деньги, поэтому  он даже не удивился,
а только кивнул в знак согласия.
     - Откуда все-таки у тебя исмаилитский знак? - недоверчиво спросил он.
     Вместо ответа Ахмад Башир сказал:
     - В моей жизни, приятель, есть одна закономерность  - все мои несчастья
начинаются с того момента, когда я отпускаю тебя на волю.
     Имран вновь недоверчиво хмыкнул.
     - Ты, парень, можешь хмыкать сколько угодно, но это ничего не  изменит.
Я думаю,  ты не забыл то утро, когда в моей  лодке, в моей одежде  и с моими
деньгами ты поплыл к берегу.
     - Я все верну, - угрюмо сказал Имран.
     Не  обратив  ни  малейшего  внимания  на  это  замечание,  Ахмад  Башир
продолжил свою речь.
     -  Я стоял на носу  до тех пор, пока ты не скрылся из виду. Я  понимал,
что вместе с тобой меня  покидает какая-то часть моей  жизни.  Меня охватила
такая  тоска,  что  я  схватился за  борт, чтобы  не  броситься в  воду.  Но
справился, потому что нет такой силы, которая могла бы меня согнуть. Я пошел
и лег спать,  ибо  самое лучшее, что человек  может сделать в трудную минуту
это  пойти  и  лечь  спать. И в этом  есть глубокий  смысл, потому  что  все
проблемы  человека заканчиваются  с его смертью,  а что такое смерть, как не
вечный сон,  и  что  такое  сон, как  не  временная  смерть.  Ты  умираешь и
рождаешься вновь...


     Ахмад Башир проспал весь день. За это время корабль обогнул мыс Кап Бон
и  к  концу дня  бросил  якорь  в гавани Карфагена. Тотчас от причала отошла
лодка и направилась к кораблю. Вскоре на борт поднялся таможенный чиновник в
сопровождении  мухтасиба,  двух полицейских и  еще  одного  человека  видимо
облеченного  властью,  так  как остальные  обращались  к нему с подчеркнутым
уважением.  Когда  все  таможенные   формальности  были  соблюдены,  человек
облеченный властью  пожелал видеть  хозяина  живого товара.  Заспанный Ахмад
Башир  пришел в капитанскую каюту, где ему вручили  бумагу, которую он долго
вертел в руках, спросонок не понимая, чего от него хотят.
     - Что такое? - наконец спросил он. - Что вам нужно?
     - Это приказ халифа Убайдаллаха,  - пояснил  ему  человек, -  приказ на
арест государственного  преступника по  имени Имран. По  моим  сведениям  вы
купили его в  Эль-Кантауи вместе с  партией других рабов-берберов, проданных
как людей, участвовавших в мятеже.
     "Ай-яй-яй, - сказал себе  Ахмад Башир, - как это нехорошо, говорила  же
мне мама - никого не жалей, не подменяй волю Аллаха".
     Вслух же он произнес:
     - Я, уважаемый, не имею привычки знакомиться со своими рабами, чтобы не
испытывать   угрызения   совести.  Это   как   с   бараном,  купленным   для
жертвоприношения. Боже  упаси дать ему кличку,  потом рука не поднимется его
зарезать.  Ведь   что  получается,   давая   имя,  мы   признаем   право  на
существование.
     - Покажите купчую на рабов, - сказал таможенный чиновник.
     Ахмад  Башир нехотя  достал купчую и бросил на стол. Таможенник, изучив
ее, сказал:
     - Вот, пожалуйста, - Имран ибн ал-Юсуф.
     Ахмад Башир развел руками.
     -  Против  истины  ничего  не возразишь.  Раз  он у меня на  корабле  -
забирайте,  но кто  выплатит  мне  стоимость  этого раба плюс расходы на его
содержание, плюс упущенную выгоду, плюс неустойку, которую,  я уверен,с меня
потребует мой компаньон  иудей. А иудеи они  знаете  каковы, я  имею  ввиду,
торговцев? О-о, они своего не упустят! Но и по-своему он будет  прав, если я
обещал ему, к примеру, сто рабов, не могу же я привезти девяносто девять?
     - Приведите этого раба, - распорядился чиновник.
     Ахмад Баширу он сказал:
     -  Вы можете подать иск  в  местный суд  в  установленном порядке, и  я
уверен, что вы добьетесь возмещения ущерба.
     - Я, пожалуй, пойду прилягу, - сказал Ахмад Башир, - а то что-то как-то
мне нездоровится.
     - Подождите, - сказал чиновник, - я напишу  вам расписку, вы сможете ее
предъявить своему компаньону.
     Он сел за стол и стал писать расписку.
     Вернулся полицейский и заявил, что Имрана ибн ал-Юсуфа среди рабов нет.
     - Очень интересно, - сказал чиновник, отложив калам, - где же он?
     - Понятия не имею, - недоуменно сказал Ахмад Башир.
     Капитан  укоризненно  посмотрел  на арендатора,  он уже знал,  что  тот
отпустил раба на волю, и не хотел конфликта с властями. Арендаторы меняются,
а ему еще много раз придется заходить в этот порт.
     - Может быть, он умер? - предположил работорговец.
     Чиновник обратился к капитану:
     - Кто-нибудь из рабов умер во время плавания?
     Ахмад  Башир посмотрел на капитана, но тот покачал  головой.  Репутация
для него была дороже сиюминутной выгоды.
     - Приведите сюда вахтенного матроса, - приказал чиновник.
     Привели матроса.
     - Скажи, любезный, - спросил чиновник, - давно ты на вахте?
     - С третьей стражи.
     - Кто-нибудь покидал корабль?
     Матрос посмотрел на капитана и сказал:
     - На рассвете один человек уплыл на лодке.
     Чиновник сказал, обращаясь к работорговцу:
     -  Вам  придется последовать  за нами для выяснения этих обстоятельств.
Прошу.
     Ахмад Башира привезли в здание шурта и поместили в камеру . На вопрос -
долго ли  его собираются здесь  держать, чиновник ответил,  что  до тех пор,
пока не получат указания на его  счет. Ахмад Башир несколько успокоился,  но
как  оказалось   зря,  так  ночью  пришли  люди  и  устроили  ему  допрос  с
пристрастием...
     Имран ухмыльнулся.
     -  Ты  еще скалиться  будешь,  неблагодарный человек, -  взвился  Ахмад
Башир.
     - Прости,  -  тут же сказал Имран, - просто мне показалось смешным, что
ты оказался там, куда обычно сажал других.
     Ахмад Башир счел за лучшее не комментировать это философское замечание.
     - Тебе,  парень, в  жизни  везет,  как никому  другому, -  сказал Ахмад
Башир,  -  кто  знает,  когда ты заплатишь  за это везение,  впрочем,  будем
надеяться, что это  случится не скоро. Это были  люди  новоявленного  халифа
Убайдаллаха, они опоздали на несколько часов, иначе бы ты здесь не показывал
свои зубы.  Кстати говоря, потом я  вспомнил, как в порту Эль-Кантауи, после
того, как мы отчалили, появилась группа всадников. Они что-то кричали, но мы
уже были далеко. К сожалению, я не придал этому значения, иначе я подался бы
сразу в  Сицилию. Но разве я мог представить, что ты  окажешься такой важной
птицей? На допросе я им честно все  рассказал, мол, выпил лишнего и отпустил
раба на  свободу. Но  они  мне не поверили,  и правильно сделали, ибо  какой
работорговец покупает  рабов  и выпускает их  на волю? Человек, арестовавший
меня, решил, что имеет дело с заговором. Меня заковали в цепи  и отправили в
Кайруан.  Можешь   вообразить,   с  каким  нетерпением   я  ждал  встречи  с
Убайдаллахом...
     Где   взять  слова,  чтобы  описать  состояние  человека,  второй   раз
потерявшего  все свое имущество. Злой рок преследовал  Ахмад  Башира за все,
что он  совершал  во имя Анаис.  Весь  товар,  находившийся  на корабле, был
конфискован в  пользу  государства, а самого  хозяина под усиленной  охраной
везли  на  встречу  со злейшим врагом. Ахмад Башир  пробовал  договориться с
охраной, суля  им огромные  деньги,  которых, надо признаться, у него уже не
было, но  сопровождающие  его  нубийцы были  безмолвны  как камни  в  руинах
оставшихся от завоеваний Искандера Двурогого. Когда до Кайруана остался один
дневной  переход, отряд  заночевал в маленькой  крепости,  гарнизон  которой
насчитывал  едва ли  десяток человек. Ночь Ахмад Башир провел  в подземелье,
долго чихал  утром, ибо  сырость в помещении  была чрезмерной. Выпускать его
почему-то  не торопились, сам же  Ахмад  Башир от злости  голоса не подавал.
Время  шло,  но  о нем,  казалось, забыли.  Когда тяжесть  мочевого  пузыря,
оказалась слишком  велика, для одного человека, он подошел к двери и треснул
по ней кулаком. От удара дверь подалась и  открылась.  Она  была не заперта.
Недоумевая, Ахмад  Башир поднялся  по ступенькам.  Двор был пуст.  Это  было
невероятно.  Он обошел всю крепость, но она была так  же  безжизненна, как в
тот час, когда они вступили в нее.


     - Ты ничего не слышишь? - встревожено спросил Имран, - шум какой-то.
     - Не обращай внимания,  - невозмутимо  отозвался Ахмад Башир. - Это мой
приятель Абу-л-Хасан пришел за нами.
     - В самом деле? Как это благородно с его стороны!


     Солдаты  регулярной  армии -  это  что-то особенное,  ведь  для  солдат
регулярной армии смертельная схватка - это  будничная служба, к тому же если
солдаты  регулярной армии -  это жители  Дейлема, горной области  на Каспии.
Гвардейцы  вошли в  дом  одновременно  через все  двери  и все окна,  вошли,
сокрушая  все  на своем  пути,  вошли  и устроили просто избиение младенцев.
Несколько десятков головорезов  находившихся  в доме в  страхе бежали, благо
гвардейцы никого не преследовали.  Дюжина айаров, сгрудившаяся вокруг своего
вожака,была умело рассеяна, а сам  Азиз схвачен и свирепо скаля зубы. ожидал
своей участи.
     Брезгливо морщась, Абу-л-Хасан подошел к главарю и заглянул ему в лицо.
     - Кто такой? - спросил он.
     Поскольку главарь молчал, двое  гвардейцев  по знаку офицера, вывернули
айару  руки и  стали медленно поднимать,  устроив  нечто  вроде  дыбы.  Айар
терпел, сколько было мочи, но все же не выдержал и запросил пощады. По знаку
офицера его отпустили.
     - Имя? - спросил Абу-л-Хасан.
     - Азиз, - ответил айар.
     - Кто такой, род занятий?
     - Башмачник.
     Абу-л-Хасан оглянулся и спросил у окружающих.
     - Чьи башмаки нуждаются в починке?
     Вежливый смех был ему ответом.
     - Нет нужды, жаль, - продолжал Абу-л-Хасан,  - а ты Хамза, что скажешь,
нет ли у меня дома прохудившихся сапог?
     Хамза, гордо подбоченясь, стоял позади хозяина.
     - Ваша  обувь, господин, в полном порядке, а вот у прислуги найдется, -
важно ответил управляющий.
     - Так надо ее принести сюда, пусть этот человек займется подобающим ему
ремеслом, а мы посмотрим, чего он стоит.
     - Я сейчас не практикую, - сказал Азиз.
     - Ах, ты не практикуешь? - удивился Абу-л-Хасан. - А что же ты делаешь,
разбоем занимаешься?
     Азиз молчал, в бессильной ярости опустив глаза.
     - Смотри мне в  лицо, - приказал Абу-л-Хасан, - ты знаешь, кто я такой?
Я  Абу-л-Хасан, запомни  это имя, ибо  я человек, отвечающий за безопасность
халифата. Человек, отвечающий  за безопасность моего  гостя,  потерял его из
виду буквально  возле дверей этого  дома. Просвети мой разум, объясни - куда
он делся?
     - Я не причинил ему вреда, - сказал Азиз.
     - Это хорошо  ты сделал, иначе мне пришлось бы  тебя убить. Я могу тебя
арестовать, но, пожалуй, отпущу, когда удостоверюсь  в том, что мой друг цел
и невредим. Иди, приведи его сюда.
     - Там их двое.
     - Обеих приведи.
     Азиз в сопровождении гвардейцев ушел.


     - Определенно там что-то происходит, - не унимался Имран.
     -Я  же тебе объяснил, что там  происходит,  - раздраженно сказал  Ахмад
Башир, недовольный тем, что его перебивают.
     - Я думал ты шутишь.
     - Нет, я не шучу.
     И,  словно  в  подтверждение  его слов,  дверь  открылась  и  гвардеец,
заглянув внутрь, сказал:
     - Господа, вы свободны.
     - Что я тебе говорил, - усмехнулся Ахмад Башир.
     За  прошедшие годы  Имран  очень  изменился,  но  не  настолько,  чтобы
Абу-л-Хасан  не  смог его узнать. Тем более, что память у  Абу-л-Хасана была
профессиональной.
     - Это ваш  друг? - полувопросительно  сказал Абу-л-Хасан,  - он неважно
выглядит.
     - Он нездоров, у него горячка, - отозвался Ахмад Башир, пытаясь понять,
узнал  Абу-л-Хасан Имрана  или нет. С момента их единственной встречи прошло
много лет, но по лицу царедворца трудно было что-либо понять.
     - Его зовут Имран, - добавил он, внимательно глядя  на Абу-л-Хасана. Но
лицо   начальника   тайной   службы  осталось  бесстрастным.   Имран  стоял,
прислонившись  к стене.  Несколько сделанных им  шагов  исчерпали  его силы.
Видя, что он сползает вниз, один из гвардейцев подхватил его.
     - Отправьте его ко мне домой, - распорядился Абу-л-Хасан, - а ты ступай
и приведи лекаря. А вы, мой друг, надеюсь, также отдохнете в моем доме, и  я
приношу вам свои извинения за это происшествие.
     - Ну,  что вы,  раис, напротив, чрезмерно  благодарен  вам за помощь. Я
только  провожу приятеля, а сам  пойду в  караван-сарай, у меня  там комната
оплачена,  а если я  не  приду, то хозяин-плут  отдаст  ее  кому-нибудь.  Но
вечером, если вы не возражаете, я приду навестить своего приятеля.
     - Буду  рад видеть  вас, тем более ,что  нам есть  о чем поговорить,  -
сказал Абу-л-Хасан.
     "Узнал", - подумал Ахмад Башир.
     - Что делать с этим, раис? - вмешался офицер, указывая на главаря.
     Азиз с видом  побитой собаки, поднял голову,  ожидая своей участи.  Его
состояние можно было передать, сравнив с  чувствами человека, узнавшего, что
дом, в котором он так уверенно распоряжался, принадлежит другому.
     - Я  надеюсь,  что  ты  уяснил,  кто  здесь  главный? -  спросил у него
Абу-л-Хасан.
     - Да, - еле слышно сказал Азиз, но все услышали.
     - Тогда убирайся прочь и не  попадайся мне больше на глаза. В следующий
раз не отпущу.
     Азиз, не оглядываясь, пошел к выходу.


     Наср  ал-Кушури,  увидев  группу  людей в  резиденции,  послал  хаджиба
выяснить  кто такие. Вернувшись,  хаджиб  доложил,  что  вазир Али  ибн  Иса
ожидает аудиенции повелителя правоверных.
     - То есть, как ожидает? -  возмущенно воскликнул главный администратор,
- Сегодня же не приемный день, среда, а не понедельник или четверг.
     Хаджиб пожал плечами.
     - Старик совсем выжил из ума, - проворчал Наср ал-кушури и отправился к
халифу с докладом.
     Повелитель  проснулся не так давно, и все еще лежал, глядя  в  потолок,
который  слегка кренился в его глазах. Это было  следствием ночной  попойки.
Услышав о визите вазира, он слабо возмутился, но в следующую минуту сказал:
     - Ладно, пусть его проведут в открытый меджлис, жалко старика.
     -  В открытый меджлис? - переспросил хаджиб ал-худжаб. -  Сегодня очень
холодно.
     -  Меня  тошнит,  -  сказал  ал-Муктадир, - мне  надо  подышать  свежим
воздухом.
     Али ибн Иса  основательно продрог. День был холодный, с  утра даже  шел
мокрый снег. По дороге он умудрился  ступить в лужу и промочить ноги, обутые
в сапоги  из  мягкой кожи.  Вазир  уже понял  свою оплошность,  он испытывал
неловкость перед своей  свитой.  Надо же  было  явиться  во  дворец с  такой
помпой, чтобы попасть в неприемный день  и  выставить себя  на посмешище. "И
главное,  ни  один собачий сын  не напомнил мне об этом, - с горечью подумал
вазир и тут же решил, - всех уволю".  Он хотел,  было, уйти восвояси, но тут
получил известие о том, что его примут.
     Халиф, повелитель правоверных, дал вазиру аудиенцию в открытом зале. Он
сидел на троне с непокрытой головой и  чувствовал  удовольствие от того, как
воздух холодит  его  лицо  в  отличие  от вазира, нахохлившегося  от холода.
Закончив свой доклад, Али ибн Иса поблагодарил халифа за