олжна вернуться.
     В последнее время отношения Анны  с  управляющим были  натянутыми из-за
того,  что последний ревновал ее к хозяину. Но сейчас на глазах его блестели
слезы, Анна была растрогана.  Она, не вдаваясь  в  подробности, рассказала о
том, что с ней произошло за последнее время.
     Я знал, что эти люди не принесут нам добра, - горестно сказал Хамза.
     Прошлого не вернешь, - философски заметила Анна.
     Госпожа, если  ты  не  предъявишь права на  наследство, дом  отойдет  к
казне, - горячо заговорил Хамза,  - сорви печать, будем жить вместе,  я буду
служить тебе также, как и  господину Абу-л-Хасану, ты еще молода, имея такой
дом, сможешь еще раз выйти замуж.
     Анна покачала головой.
     Мне не нужен этот дом.
     А я,  госпожа, ведь у меня одна надежда  осталась  на вас, или мне идти
просить милостыню.
     Анна почувствовала жалость к управляющему. Кажется, совсем недавно отец
просил его взять на работу Анну, прошло немного времени и теперь управляющий
унижается перед ней. Как быстро все меняется в этом мире. Все время, начиная
с  того момента, когда  она приблизилась к Фариде, все это время она прожила
словно во сне. То, что произошло с ней  до того, Анна могла бы расценить как
сказку; выйти замуж за богатого, влиятельного вельможу, стать хозяйкой в его
доме, повелевать целым штатом слуг, Анна могла  быть  счастлива,  если бы не
встретила  Имрана. Но  с другой стороны она понимала,  что  не будь  Имрана,
Абу-л-Хасан  не женился бы на  ней, да  так скоро. Ревность подвигла его  на
поспешные действия.
     Анна тяжело вздохнула
     Хорошо, - молвила она, - я подумаю.
     Хамза согласно  кивнул, вернулся  на свое  место  и  жалобно  улыбнулся
оттуда.


     Монастырь, в котором оскопили Муниса, принадлежал коптской общине. Надо
ли после этого говорить о том, как главнокомандующий ненавидел Египет. Когда
он узнал о том, что ал-Муктадир принял решение о военном походе на Египет, к
которому  подбирался  фатимидский  халиф,   Мунис  понял,   что  настал  час
возмездия. Этим ли объясняются все дальнейшие успехи военных операций против
Египта,  предпринятых Мунисом  или  его талантом полководца,  но  достоверно
известно, что всякий раз,  выступая против ненавистной страны, он  одерживал
победу.
     Человек,  выбившийся  в  люди из рабов, никогда  не избавится от страха
вернуться к прежней жизни. Приход Анны  вселил в могущественного Муниса этот
страх. Маленькая  беременная и потому  беззащитная женщина  продиктовала ему
свою волю и ушла, а Мунис  остался раздираемый противоречиями. Идти с этим к
ал-Муктадиру не  имело  смысла, а напротив  грозило самыми  непредсказуемыми
последствиями.  Халиф любил Муниса за  преданность, а  высказанная  просьба,
заставила  бы  его усомниться  в  этом, и заподозрить  главнокомандующего  в
предательстве.  Слова  преданность и  предательство, несмотря на полярность,
имеют один корень, и часто второе вытекает из первого. Но раб также, недолго
терзается вопросами честолюбия и самолюбия.  Мунис признал свое  поражение и
стал готовить меры, чтобы обезопасить  его последствия. Вызвав секретаря, он
сказал  ему, что для проведения сложной  операции против айаров,  необходимо
сейчас же выпустить Имрана и Ахмад Башира, обставив  это как побег. Затем он
вызвал офицера своей охраны и приказал этой же  ночью  арестовать секретаря,
поместить в камеру  и там же умертвить. Судьбу офицера Мунис решать не стал,
отложив ее на следующий день.
     В конце концов,  никто не будет разглядыватьпреступника перед  тем, как
его казнить.  Кроме  Имрана,  при  штурме крепости было захвачено  еще  двое
человек,  которых Мунис предусмотрительно оставил в живых; для допросов, для
очных ставок.
     Но отпустить Имрана. Мунис  испытывал чувство, какое  видимо испытывает
охотничья собака, когда хозяин отбирает у нее  дичь.  Повинуясь безотчетному
чувству, он отправился в тюрьму.

     Имран сидел в своей излюбленной позе, на корточках, спиной к стене.
     Мунис был одет во все черное, с  роскошью,  бросающейся в глаза, черный
джуруббан, черные шаровары, черные сапоги из мягкой  кожи, а в черной  чалме
тускло отливал шлифованный агат.
     По сравнению с ним, Имран представлял собой жалкое зрелище.
     Имран поднялся, но не из уважения или боязни.
     Стоящий, всегда имеет преимущество  перед сидящим.  Имран  встал, чтобы
уравнять  шансы.  Не  говоря   ни  слова,   Мунис  разглядывал  поверженного
противника.
     - Мир тебе, - сказал Имран, чтобы нарушить молчание.
     Мунис осклабился.
     А что ты еще можешь сказать после того, как потерпел поражение.
     Мунис, - догадался Имран.
     Он самый.
     Подлостью можно одерживать и не такие победы, - заметил Имран.
     Это была военная хитрость.
     Ну  конечно, - иронически согласился Имран, - иначе, как бы ты объяснил
то, что регулярная армия не может справиться с бродягами и нищими.
     Мунис подавил в себе раздражение.
     За тебя просит жена Абу-л-Хасана, - сказал главнокомандующий, - Кстати,
это не ты ее обрюхатил?
     Мунис надеялся, что Имран ответит на грубость, и он  тогда изобьет его,
но Имран развел руками и сказал:
     Увы.
     -  Так  вот,  -  продолжал  Мунис,  -  эта  маленькая  потаскуха  нашла
правильные слова и, кроме  того, я кое-чем обязан ее покойному мужу, поэтому
я решил отпустить  тебя  и твоего друга. С ним все просто.  О  нем  халиф не
знает,  а тебя  знает.  И ждет твоей смерти. На твое  счастье,  я  не  успел
перевести тебя  в обычную тюрьму, хотя  приказ  об  этом уже получил. Сейчас
сюда  придет  мой  человек  и выведет тебя.  Итак,  ты  свободен,  но  чтобы
дальнейшая  жизнь  не  казалась  тебе  безмятежной, я хочу тебе сказать, что
вместо тебя распнут одного из твоих людей
     Разве не все погибли?
     Мунис покачал головой.
     - Твои помощники у меня. Думаю, что любой из этих нищих сочтет за честь
умереть  под  именем  Махди.  Но,  где   справедливость:  У   тебя   нашелся
покровитель, но вместе с  тобой я захватил в крепости еще  двух человек. Кто
попросит за них? Им придется умереть за тебя.
     Распнут? - спросил Имран.
     Распнут, - подтвердил Мунис
     Почему такой варварский способ казни?
     Ты   считаешь,   что   посадить   на  кол  гуманнее?  Таково   правило,
государственного преступника привязывают к позорному столбу.  Прощай, и имей
в виду, если ты, оказавшись на свободе, снова поднимешь восстание, я не буду
брать тебя в плен.
     Я  видел  сон, -  вдруг сказал  Имран,  -  будто  бы я  стою  на  нашем
деревенском  кладбище,  среди теснины  надгробий. Вокруг  люди,  и  читающий
молитву служитель. Рядом со мной стоит моя давно умершая мать, а я  держу ее
за руку. В какой-то момент вдруг понимаю, что отходную читают  по мне и я, с
недоумением  озираясь, говорю: "Мама, здесь же нет места  для новой могилы".
Тогда  мама говорит: "Пойдем туда". И  я вижу в соседнем  ряду  свежевырытую
могилу, и, продолжая держать  маму за руку, иду туда и спрашиваю:  "Мама,  а
как меня похоронят, если я еще живой?". А она мне отвечает: "Вот, как только
дочитают молитву, и ты умрешь". Но я не унимаюсь и спрашиваю: "А, что если я
не  умру к этому времени?". "Тогда  тебе помогут"  - отвечает она. Я говорю:
"Нет,  я не согласен, я не хочу сейчас умирать". Тогда она говорит: "Пойдем,
я  попробую это уладить и заодно заберу задаток, который я  оставила за тебя
ранее".  Она  ведет   меня  к  зданию  мечети,  в  котором  обычно  отпевают
покойников. Мы входим,  идем  широким  коридором  и  оказываемся в сумрачном
зале, куда свет проистекает сквозь щели в сводах высокого потолка. Она вдруг
падает на колени и тянет меня  за собой. Я тоже становлюсь  на колени. Перед
нами  на  каменных  возвышениях  под  белыми простынями  лежат  люди.  Мать,
обращаясь к ним, говорит: "Уважаемые". Простыни  откидываются  и сразу  трое
бородатых мужчин, приподнимаются на руках  и с недоумением  смотрят на  нее,
словно не  замечая меня.  Тогда  я оглядываюсь  вокруг  и вижу,  что  зал, в
котором мы находимся, полон  этих  каменных лежанок,  на которых под  белыми
простынями покоятся люди. И я мучительно пытаюсь понять, умерли эти люди или
спят. В этот момент до меня, будто кто-то дотронулся и я проснулся.
     На лице Муниса поочередно отразились чувства, которые он  испытывал  во
время рассказа Имрана; удивление, интерес и недоумение.
     Зачем ты мне все это рассказываешь?
     Мне  нужно было с кем-то поделиться, - просто ответил Имран, -  значит,
меня распнут, как пророка Иса?
     Да,  но сначала казнят каким-нибудь обычным способом, распнут мертвого,
мы же не варвары, чтобы распинать живых. Но о чем мы говорим? Ты свободен.
     Мунис презрительно усмехнулся и ушел.

     Когда Анна вернулась домой, она увидела Ахмад Башира, он с аппетитом ел
мацу и запивал ее  кислым  вином.  Рядом с ним  сидел  Ибн Лайс  и  с ужасом
смотрел на него. Увидев Анну, он в отчаянии сказал:
     Я ему говорил, что это кошерная пища, но это бесполезно.
     Анна, радостно улыбаясь,  подсела  к нему и  погладила по плечу.  Ахмад
Башир благодарно  дотронулся до ее пальцев. Кончив, есть, он отложил  миску,
вытер рот и основательно приложился к бутыли с вином.
     После этого он сказал Анне-
     -Слушай, ты ведь вдова теперь, выходи за меня замуж.
     Опоздал, - засмеялась Анна, - мне уже сделали предложение.
     Кто? - удивился Ахмад Башир, - Имран?
     Нет, его жена.
     Ахмад Башир крякнул с досады.
     Вот не могу понять, что вы в нем такого нашли,  ведь человек совершенно
никчемный. Сколько мы с ним  знакомы,  он все  время сидит в тюрьме, а я его
вытаскиваю из нее. Стоит мне  потерять его ненадолго из виду, как он опять в
кандалах,  а я ломай голову, как его  освободить. У  этого  человека, просто
какая-то тяга к неволе.
     Где Фарида? - спросила Анна у отца.
     Спит, - ответил Ибн Лайс, - весь день спит.
     Словно опровергая его слова, в дверях появилась  Фарида. Она села рядом
с Анной и сказала:
     Мне снились дети, они играли, но невесело, наверное, скучают по мне.
     Обычно бывает наоборот,  если во  сне плохо, то будет хорошо, - заметил
Ахмад Башир.
     Фарида  задумчиво  выслушала  слова,   затем  недоуменно  взглянула  на
говорившего и в следующий момент, вскочив с места, вцепилась ему в руку.
     Именно в этом месте у Ахмад Башира  была  едва зажившая рана. Взвыв  от
боли, он вскочил и  опрокинул миску и бутыль на колени.  Едва удержавшись от
бранного слова, Ахмад Башир укоризненно произнес только одно.
     Женщина!
     Прости, - торопливо сказала Фарида, - тебя отпустили, а где Имран?
     Ахмад Башир сокрушенно оглядел залитое вином платье и сказал:
     - Он отказался выйти из тюрьмы.


     -  Что-то мне напоминает эта ситуация, а  вот, что именно, вспомнить не
могу. Память стала совсем дырявая.
     Назар издал короткий смешок, и словно подражая узнику, сел  также , что
вызвало улыбку Имрана. Назар  появился  в тюремной  камере  несколько  минут
назад и все это время молчал.
     Я должен поблагодарить тебя за оказанную услугу, - сказал Имран.
     Но  Назар  вытянул  вперед  обе  руки  с  раскрытыми  ладонями,  словно
защищаясь от напраслины.
     Ничего не знаю, и знать не хочу.
     Но после этого он приложил палец ко рту и сделал большие глаза.
     Имран кашлянул и виновато произнес:
     Действительно, кажется, я тебя спутал, или с головой у меня что-то.
     Думаю,  что  и  то,  и  другое, -  предположил  Назар  и  воскликнул, -
вспомнил, Сократ, как же я мог забыть. Хотя, это было так давно.
     Сократ, кто это? - спросил Имран.
     Один грек, философ, тоже был приговорен к смертной казни и отказался от
побега, сочтя для себя смерть наиболее приемлемым выходом в той ситуации.
     Вот как, - с интересом сказал Имран, - а чем он это объяснил.
     Я не  помню его доводов, как несущественные, хотя  тогда, я помню,  они
мне были интересны.
     А за что его приговорили к смерти?
     Один из пунктов обвинения гласил, что он не признает существующих богов
и вводит новых.
     Богов?
     Да, это было очень смешно, но  они были язычниками. Афинский мудрец был
первым, кто приблизился к пониманию  Единого. Его поручили  моим заботам, но
он проявил редкое упорство и, несмотря на все мои старания, выпил  свою чашу
с ядом. Я уже не говорю о том, как он подставил беднягу Асклепия.
     Кто это, - спросил Имран.
     Сейчас  уже никто, а был  некий торговец кожей.  Сократ, умирая, сказал
дословно следующее: " Критон, я задолжал петуха Асклепию, так отдайте же, не
забудьте". Наутро к торговцу, жившему по соседству с Сократом,  явился раб с
петухом  в  руках. Асклепий  удивился,  но  петуха  взял, ибо  был  охоч  до
дармовшины. Это его и погубило.  Кто-то донес властям, и Асклепия взяли  под
стражу. Как бедняга не отпирался на допросе, его обвинили в сообщничестве, и
казнили.
     Помолчав, Назар пояснил:
     - Сократ имел в виду другого Асклепия, так называемого  греческого бога
врачевания.  В той  фразе было известное  мужество и пренебрежение к смерти.
Умирающий человек просил друзей принести за  него петуха в жертву богу жизни
и здоровья. Это была шутка мудреца, которую не поняли убитые горем друзья.
     - Афинский мудрец, - заворожено повторил Имран.
     Да, так его называли, хотя между нами говоря, он был редким занудой. Он
числил себя противником  софистов, хотя сам часто пользовался их приемами  и
достиг в  этом совершенства.  Аристофан даже вывел его в своей  комедии. Его
промежуточные  положения, находящиеся между посылкой и  выводом могли свести
меня  с  ума.  И  я думаю,  что  часто  многие  признавали  его  правоту,  и
соглашались с ним только  потому, что не могли удержать в голове бесконечную
цепь его противоречивых силлогизмов.
     Понятно, - сказал Имран, теряя интерес к разговору.
     По его тону было  ясно, что  он  ничего не понимает. Назар улыбнулся  и
переменил тему.
     Умереть хочешь? - спросил он.
     Имран пожал плечами.
     Тебе не откажешь в  благородстве, но твоя смерть не спасет этих  людей,
или тебе предложили умереть за них.
     Нет, мне не делали такого предложения.
     Тогда  тем более странно. Не станешь  же ты  отрицать того, что  явился
причиной гибели  большого количества людей,  и при  этом  ты  не  чувствовал
угрызений совести. А сейчас вдруг заартачился.
     Я воевал  в  первых рядах,  - сказал  Имран,  - и подвергал свою  жизнь
опасности наравне со  всеми. Может, я  лучше владел мечом, может, мне больше
везло.
     Не  кощунствуй, - сказал Назар, - над  тобой  было  благоволенье. Но не
покупаешь ты  свою  жизнь ценой  жизни других  людей, в  этом  я  могу  тебя
уверить.  И  знаешь, что я тебе скажу,  слишком  ты щепетилен для избранного
тобой дела. Взять,  к примеру, нынешнего  фатимидского халифа,  того  самого
которого ты  выпустил  из  тюрьмы  в Сиджильмасе.  Когда  его жизни угрожала
опасность, он бросал на произвол судьбы кого угодно от  соратников до членов
своей семьи и не мне рассказывать о том, что с ним стало.
     Имран молчал.
     Но больше всего меня возмущает то, как быстро человек способен поменять
свои устремления. Вот, казалось бы, не далее, как три месяца назад ты просил
меня оказать содействие в обретении свободы.
     Правда,  при  этом  я  пальцем  не  пошевелил,  чтобы  тебе  помочь,  -
оглядываясь куда-то назад и вверх, добавил Назар, - но дело не в этом. Я так
зол, что готов даже ускорить твою смерть.
     Сделай одолжение, - попросил Имран.
     Ладно, забудем, - сказал Назар, - считай, что я этого не говорил.
     Послушай, - сказал Имран, - сделай мне еще одно одолжение.
     Нет, - наотрез отказался Назар.
     Передай Ахмад Баширу, Анне и  моей жене, что я благодарю их за все, что
они для меня сделали.
     Кажется,  я сейчас заплачу, - сказал Назар  и,  достав откуда-то  кусок
белой  ткани, стал сморкаться в  него. Затем  он аккуратно  сложил платок  и
сказал:
     Я говорил в свое время, что право выбора погубит человечество, но разве
кто-нибудь  стал считаться с моим мнением. Изначально было  принято  решение
наделить человека  двумя инстинктами:  Самосохранение  и Воспроизведение. Но
потом ему дали еще и право Выбора.
     Назар поднялся.
     Эта наша последняя встреча, - сказал он, - желаю легкой смерти.
     Имран поднял в знак приветствия руку:
     Идущие на смерть приветствуют тебя, - вдруг произнес он.
     Откуда ты это знаешь? - удивился Назар.
     Вдруг пришло на ум, - ответил Имран, - прощай, до встречи на небесах.
     Это остроумно, - заметил Назар и исчез.


     - Пойду пройдусь, - сказал Ахмад Башир.
     Он   поднялся,   поправил   зеленую   чалму,   халат   и,   улыбнувшись
присутствующим, вышел из дома.
     От кислого  вина  Ибн Лайса у него началась изжога, и  он направился на
набережную, глотнуть свежего воздуха и хорошего вина. До наступления темноты
он бродил вдоль реки, отмахиваясь от предложений лодочников, типа: "не хочет
ли господин совершить прогулку" Ахмад Башир не хотел  речных  прогулок помня
ту, едва  не стоившую  ему жизни.  Об отказе Имрана  выйти  на свободу Ахмад
Башир  узнал  от  человека открывшего  двери  его  камеры.  "Господин  Мунис
отпускает тебя, помалкивай об этом  и молись, о его благополучии. И  чтобы к
завтрашнему вечеру тебя в Багдаде не  было, еще раз попадешь, пощады не жди.
"А  мой  друг?"  - спросил  Ахмад Башир. "Твой друг  отказался  от свободы".
"Почему?" "Откуда я знаю, давай пошел". Ахмад Башир недолго ломал голову над
мотивами  поступка  Имрана.  Признаки  душевной   болезни  друга  давно  уже
беспокоили его.
     Ахмад Башир поморщился от приступа изжоги и зашел в ближайшее  питейное
заведение, заказал маленький кувшин вина, воды, овечьего сыра и сел недалеко
от входа.
     Через некоторое  время он  заметил, что многие косятся на него. Думая о
причинах внимания к  своей персоне, он опорожнил  кувшин  и, подозвав слугу,
велел принести  новый.  Когда подавальщик  исполнил приказание,  Ахмад Башир
удерживая  его за локоть,  спросил:  "Приятель,  почему все смотрят на меня,
может  одежда  не  в порядке?"  "Одежда  в  порядке"  -  почтительно  сказал
подавальщик, -  но  она  не для  нашего заведения". "Что ты  имеешь в виду?"
"Паломники, о, ходжа"  у нас редкие гости. Можно  сказать  вы первый". "А" -
облегченно сказал  Ахмад  Башир.  Он снял  с головы  зеленую чалму,  отличие
человека совершившего хадж к святым местам  и сунул за  пазуху. В  помещении
естественно, сразу  стало светлее. (Автор шутит). Допив второй кувшин, Ахмад
Башир вспомнил, что  у него нет денег. Обнаружив это, Ахмад Башир засмеялся.
Как быстро привыкаешь к хорошему. Пойти в кабак, не проверив, есть ли у тебя
деньги.  Начальник  Мединской  тюрьмы  не  вернул ему конечно деньги, только
потому,  надеялся  Ахмад  Башир,  что  у него  не было  возможности.  Словно
почувствовав  неладное, к нему подошел подавальщик и спросил:  "Не желает ли
господин  еще  чего-нибудь?  Нет,  тогда  не  будет  ли  господин  так  добр
рассчитаться".  Ахмад Башир долго шарил по  своему необъятному халату и даже
снял сапоги в надежде обнаружить завалявшуюся монету.
     Из сапога  медленно  выпали клочки бумаги. Это  были остатки  денежного
обязательства, выданного ему сицилийским компаньоном, по которому можно было
получить деньги у одного багдадского финансиста, иудея,  Иосифа бен Пинхуса.
Ахмад  Башир  взял письмо с собой в дорогу на всякий случай, который  сейчас
наступил. Но ввиду позднего времени, сделать это было  невозможно, рынок, на
котором находилась  меняльная лавка, был  уже  закрыт.  Можно  было  конечно
послать  кого-нибудь за  деньгами к  отцу  Анны,  но  Ахмад Башир  счел  это
неудобным.
     Слуга всем своим видом выражал нетерпение.
     Послушай,  - понизив голос, сказал Ахмад Башир, - можно я завтра деньги
занесу, запиши на мой счет.
     Я надеюсь, господин шутит? - ледяным тоном произнес