л
обычным  писарем, сделавшим карьеру, а ал-Фурат происходил из знатной семьи,
из поколения в поколение наследовавшей государственные посты.
     Нынешнюю свою должность ал-Фурат получил, сменив брата. Абу-л-Хасан  же
получил свое  место при содействии вазира  Ал-Аббаса  ибн  ал  Абу-л-Хасана,
погибшего при дворцовом перевороте 296 года. С тех  пор диван  тайной службы
формально был  в  ведении Али ибн Иса. По всему выходило, что ал-Фурат хочет
прибрать к рукам тайную службу и поставить туда своего человека.
     Придя к такому выводу, Абу-л-Хасан отправился домой. Был поздний вечер,
и  служащие его  ведомства  изнывали на  своих  местах. Никто не  мог уйти с
работы раньше начальника. Это был порядок, который Абу-л-Хасан ввел с самого
начала.
     Шеф тайной службы жил  в квартале  знати  Баб  ал-Маратиб.  У него  был
двухэтажный дом с внутренним двориком и садом.


     Имран подошел к незнакомцу, тронул его за плечо и сказал:
     -  Братец, подавальщик говорит, что якобы ты требуешь, чтобы я заплатил
за твою еду и питье. Так ли это?
     - А  почему бы тебе ни  заплатить  за меня,  -  не оборачиваясь, сказал
незнакомец, - кажется, задолжал ты мне предостаточно.
     Услышав ответ,  Имран сказал  подавальщику:  "Принеси  вина" - и сел за
стол напротив новоявленного кредитора, который в этот момент добывал мясо из
бараньих ребер.
     - Приятного аппетита, - вежливо сказал Имран.
     Кредитор кивнул.
     - Как здоровье, как идет торговля? - продолжал Имран.
     Кредитор положил кость, вытер рот и сказал:
     -  Как ты думаешь, может  идти торговля  у  человека, который  покупает
рабов, а потом отпускает их на волю?
     - Я не просил вас, вы сами так поступили.
     Ахмад Башир похлопал Имрана по руке.
     - Ну, ну парень, я  вовсе не попрекаю тебя. Ты спросил, я ответил. А ты
что же, не доехал домой, решил в Багдад податься?
     Имран покачал головой.
     - Из дома мне пришлось бежать, - сказал он, - Убайдаллах прислал ко мне
убийц.
     - Почему ты думаешь, что это сделал именно он? - спросил Ахмад Башир.
     Имран достал  из одежды какой-то предмет  и, оглянувшись  по  сторонам,
вложил в ладонь Ахмад Баширу.
     - Это я нашел у убийц.
     Ахмад  Башир  тоже  невольно оглянулся. Затем  раскрыл  ладонь и увидел
кружок из белой  глины, печать,  на которой была  вырезана  надпись. Сдвинув
брови, Ахмад Башир прочитал: "Мухаммад ибн Исмаил, имам, вали".
     - И что это значит? - возвращая печать, спросил Ахмад Башир.
     - Это пароль, по нему исмаилиты узнают друг друга. Такая же печать была
у Абу Абдаллаха, да упокоит господь его душу.
     Подошел  кравчий  и  наполнил вином  чаши. Ахмад  Башир  поднял  свою и
сказал:
     - Рад тебя видеть живым и здоровым.
     - Я тоже, - ответил Имран.
     Выпили. Имран  положил в  рот кусочек хлеба, а Ахмад Башир вновь взялся
за свою кость.
     - Что-то плохое случилось с вами? - спросил Имран.
     Ахмад Башир оторвался от бараньей  кости, внимательно оглядел  ее и, не
найдя ничего съедобного, положил ее на стол. Вытер рот и сказал:
     - Я  разорен.Компаньон  обманул меня.  У него не оказалось  достаточной
суммы с собой, и он выдал мне долговую расписку, а когда я пришел к банкиру,
оказалось, что она не обеспечена. Вот так.
     - Ах, как это нехорошо, - покачал головой Имран.
     - Куда уж хуже.  Это удивительно, всякий  раз, когда я отпускаю тебя на
свободу,   на   меня  сваливается   какая-нибудь   напасть.  Наверное,   мне
противопоказано творить добро.
     Имран сказал:
     - Добро не может быть противопоказано.
     - Может, - уверенно заявил Ахмад Башир. - Если в мире существует свет и
тьма, вода и огонь, небо и земля; значит,  в противовес добру имеет право на
существование и зло. А значит, кто-то должен нести зло, во всяком случае, не
делать добра.
     Имран пожал плечами,  взялся за кувшин с  вином и стал разливать. Ахмад
Башир, следя за этой приятной взгляду процедурой, сказал:
     - Что ты собираешься делать?
     - Выпить, - коротко ответил Имран.
     -  Прекрасный  ответ,  -  рассмеялся  Ахмад  Башир, -  ответ  достойный
мудреца.  Но я  имел в виду,  что  ты  собираешься делать вообще,  как  жить
дальше?
     - Не знаю, - замотал головой Имран.
     - А где ты остановился?
     - Нигде, я сегодня прибыл. А вы?
     -  Надо  же,   выходит,  мы  одновременно  прибыли.   В  Багдаде   есть
караван-сарай, в котором я собираюсь  остановиться. Мне там должны, кое-что.
Хочешь, пойдем вместе?
     - Пойдем,  - обрадовался приглашению  Имран, одиночество  в  незнакомом
городе угнетало его.
     - Только допьем вино.
     - Непременно допьем.
     Имран расплатился,  допили вино, поднялись и  вышли из кабачка. Только-
только наступила ночь, темнота, опустившаяся на Багдад, была еще прозрачной.
Они, не торопясь, пошли по набережной, слушая всплески воды. Мимо проплывали
речные  суда  и  прогулочные  лодки, на  которых светились  огоньки,  откуда
раздавалась музыка, и слышались песни.
     - Живут же люди, - одобрительно сказал Ахмат Башир, - умеют веселиться.
     Из  лодки  с  крытым верхом, проплывающей  мимо,  донеслись  слова: "Не
желают ли господа, прокатиться?"
     - А что там у вас? - с готовностью отозвался Ахмад Башир.
     - Все что пожелаете - яства и напитки, гурии из райского сада.
     - Пойдем, прокатимся, - предложил Ахмад Башир
     - Наверное, это дорого, - замялся Имран, - денег у меня мало.
     - Я угощаю, - сказал Ахмад Башир. - Эй ты, причаливай, - закричал он.
     Кормчий подвел лодку  ближе, матрос  спустил  трап и помог нашим героям
перебраться  на палубу. В  каюте полы были устланы коврами. Посредине стояла
миловидная женщина лет тридцати и с улыбкой вопрошала:  "Чего желают господа
- вина с чтением стихов и пением песен или ласки наших прекрасных девушек?"
     Друзья переглянулись.
     - Лучше вина, - сказал Ахмад Башир.
     - И того и другого, - сказал Имран.
     Женщина  поклонилась и вышла.  Вошел  слуга с огромным подносом, полным
снеди и стал выкладывать все на низенький столик, возле которого и сели наши
герои,  подоткнув  бока  продолговатыми  подушками.   Затем  появились   две
молоденькие негритянки в набедренных повязках и с едва прикрытой грудью.
     - Э-э, - недовольно сказал Имран, - что у них белых нет?
     - Господин не  пожалеет, - показывая  ослепительно белые зубы,  сказала
одна из них, - мы лучше, чем белые.
     Имран смутился,  он произнес эти слова  вполголоса,  будучи уверен, что
девушки  не  услышат. Он  не хотел  их обидеть. Чтобы  скрыть  смущение,  он
потянулся за вином, но Ахмад Башир остановил его.
     - Пусть они разливают, - сказал он.
     В руках одной из негритянок появилась цитра,  тронув струны, она запела
низким голосом:
     Позолоти вином твой кубок, мальчик,
     Ибо этот день ведь как серебряный.
     Воздух окутан белым и стоит, осыпан жемчугом,
     Как невеста на смотринах.
     Ты считаешь, что это снег,
     Нет, это роза, трепещущая на ветвях,
     Красочна роза весны, в декабре же она бела.

     Вторая девушка наполнила чаши вином и поднесла гостям.
     Ахмад Башир поднял чашу и сказал:
     - Наша жизнь подобна этой лодке,  которая плывет по реке. Выпьем за то,
чтобы она как можно долго не останавливалась.
     Имран кивнул, соглашаясь, и выпил.
     Появилась  хозяйка заведения, улыбаясь, спросила: "Нет  ли у вельможных
гостей пожеланий?" Имран поманил ее пальцем и спросил тихо:
     - У вас нет гречанки случайно.
     -Увы, господин.
     - Жаль, - расстроился Имран.
     - Милая, - сказал Ахмад Башир, обращаясь к одной из девушек, - не  сиди
без дела, следи за нашей посудой,  чтобы она не была пустой, а то я этого не
люблю.
     Девушка кинулась выполнять приказание. Вторая девица, перебирая струны,
продолжала петь:
     Подобно лилиям на лугах фиалок звезды на небосводе
     Джауза шатается во тьме, как пьяная.
     Она прикрылась легким белым облачком,
     Из-за которого, она то манит, то стыдливо за ним скрывается.
     Так красавица из глубины груди дышит на зеркало,
     Когда красота ее совершенна, но она еще не замужем.
     Ахмад Башир толкнул Имрана в бок:
     - Слышал, она еще не замужем, у нас есть шанс. Какую ты себе возьмешь?
     Имран пожал плечами, ему было все равно. Он хотел спать. Лодка, приятно
покачиваясь,  скользил по реке.  Слышно было, как плещется вода  за  бортом.
Иногда мимо проплывали огни встречных судов.
     Борясь со сном, Имран услышал Ахмад Башира, который сказал:
     - Какой странный вкус у этого вина.


     Абу-л-Хасан, подойдя к дому, крикнул: "Хамза". Дверь тотчас отворилась,
и в проеме появился толстый улыбающийся человек. Абу-л-Хасан отпустил охрану
и вошел во двор.
     - Хамза, - обратился Абу-л-Хасан к управляющему. -  Пожалуй, я прикажу,
чтобы тебя больше не кормили.
     - Почему господин? - встревожился Хамза.
     - Потому что всякий раз, когда ты открываешь мне дверь, я опасаюсь, что
твои щеки застрянут в проеме.
     - Господин шутит, - догадался управляющий.
     - Шучу, - согласился хозяин,  однако  лицо  его осталось серьезным.  Он
вообще   редко  улыбался.   Иногда,  на   службе,   когда  этого   требовали
обстоятельства.
     - Вы будете ужинать? - спросил Хамза.
     - Буду, - подумав, сказал Абу-л-Хасан. Есть он не хотел, но спать  было
еще  рано.  Надо  было  чем-то  занять себя.  -  Накрой  в  саду, -  добавил
Абу-л-Хасан.
     -  Сегодня  холодно,  -  озабоченно сказал  управляющий,  -  вы  можете
простудиться.
     - А ты жаровню принеси.
     - Вина? - вопросительно сказал Хамза.
     - Нет, - ответил  Абу-л-Хасан. Ему нужна была ясная голова.  - Дай воды
умыться.
     Совершив  омовение, Абу-л-Хасан  прошел  в  сад, где  стояла  небольшая
беседка, увитая плющом.
     Появился  мальчик-раб,  неся жаровню.  За ним шел Хамза, держа  в руках
белый шерстяной плащ. Абу-л-Хасан сел и позволил укрыть свои плечи плащом.
     - Сейчас подадут ужин, господин, - сказал управляющий.
     Абу-л-Хасан кивнул. Мысли его были далеко. Ясно было как  день, что Ибн
ал-Фурат прибирает власть к рукам и ему мешает независимый от него начальник
тайной  службы. Удастся  ли  склонить Абу-л-Хасана  на  сторону  Фурата  еще
вопрос, куда проще  заменить,  поставив  своего человека.  Всегда  неприятно
почувствовать  угрозу  со  стороны  человека,  к  которому  ты  относился  с
симпатией. Такое ощущение, что  тебя  предали. Усугублялось все это тем, что
Фурат был умен. Было бы уместно сравнить их предстоящий поединок со схваткой
льва и волка. Львом, понятное дело, был бы Фурат. "Думай Абу-л-Хасан, думай,
-  сказал  себе начальник тайной службы, - ты не  имеешь права потерять все,
чего  добился  в  жизни. Фурат  получил  должность  по наследству,  а ты  ее
заслужил, значит, ты умнее."
     Фурат пользовался  популярностью в  Багдаде. Все славили его доброту  и
щедрость.  Он построил на свои  деньги приют для сирот  и собирался основать
больницу. Но мало кто знал,  что на благотворительность уходит едва ли сотая
часть  из тех  денег, что он совершенно бессовестно  брал из государственной
казны.
     Подошла  молоденькая служанка,  поставила перед  Абу-л-Хасаном поднос с
закусками   и,   поклонившись,   удалилась.   Абу-л-Хасан   рассеянно   взял
свежеиспеченную лепешку,  положил на нее кусочек  козьего сыра,  закрыл  его
листьями салата  вазари  и  принялся жевать. Появился Хамза и остановился  в
отдалении, вопросительно глядя  на  хозяина.  Увидев  его  плутоватое  лицо,
Абу-л-Хасан вдруг что-то вспомнил, и спохватился.
     - Послушай, Хамза, - сказал он.
     - Да, господин, - с готовностью ответил управляющий.
     - А  что это за  девушка?  - недоуменно  спросил Абу-л-Хасан,  выставив
указательный палец и ведя руку в направлении ушедшей служанки.
     - Это ваша новая служанка, господин, - бодро сказал управляющий.
     - Вот как, - удивился Абу-л-Хасан, - а кто ты?
     - Я ваш преданный слуга, - сказал управляющий.
     - А я кто?
     - Вы хозяин.
     - А разве ты не помнишь, что я тебе сказал год назад?
     - Помню господин, но  если вы позволите, я объясню. Иудей на рынке, Ибн
Лайс,  бакалейщик, хороший человек, честный,  давно у него покупаю. Вот этот
сыр например...
     - Ну?
     - Денег, говорит, не хватает на жизнь, можно сказать, бедствуем.
     - Что же он - торгует, а на жизнь не хватает?
     - Понимаете, нуждается он. Просил дочке работу найти. Давно  просил.  Я
подумал, что вам приятно будет, для разнообразия. В доме одни мужчины, а тут
женское лицо.
     - Отправь ее обратно, - сказал Абу-л-Хасан.
     - Слушаюсь, господин.
     - Чтоб завтра ее здесь не было.
     - Повинуюсь, господин.
     Хамза исчез, а Абу-л-Хасан  зябко передернул плечами  и протянул руки к
жаровне.  Остывающие  угли  меняли  свой  цвет  от   красного  до  золотого.
Абу-л-Хасан подул на них и тут же зажмурился от поднявшейся золы.
     Три года  назад он поспешно женился, но жена, к которой он на удивление
быстро  привязался, умерла, не  сумев разрешиться  от бремени, и  оставила в
сердце саднящую рану. После этого Абу-л-Хасан отпустил всю женскую прислугу.
Почему-то  он  был  абсолютно  уверен,  что  именно   таким  образом  сумеет
освободиться  от тоски. Воспоминание болью отозвалось  в сердце. Абу-л-Хасан
крикнул слугу и приказал подать вина.
     Ночью  во  сне  он  разнимал  дерущихся  Фурата  и  Али  ибн Иса, часто
просыпался от жажды и жадно пил воду,  предусмотрительно поставленную Хамзой
у изголовья. Утром,  жалуясь  на  головную  боль, он  выпил кислого  молока,
которое, как  утверждал принесший  его мальчик-слуга,  должно снять головную
боль. Абу-л-Хасан выпил полкувшина молока, затем стал умываться.
     Слуга сказал:
     - Разрешите, господин, я вымою вам голову, и все у вас пройдет.
     Абу-л-Хасан кивнул. Слуга вымыл ему голову горячей водой, и Абу-л-Хасан
действительно почувствовал  облегчение.  Взяв  из рук  слуги  полотенце,  он
вытерся,  и  посмотрел ему в  лицо. Мальчик улыбнулся  и, проведя  рукой  по
бритой голове, жалобно сказал:
     -  Господин,  я теперь похожа на  мальчика, не отправляйте меня  домой.
Отец не может нас всех прокормить.
     -  По-твоему все, кого не могут прокормить родители, должны идти ко мне
в услужение?
     Мальчик, опустив бритую голову, молчал.  Проходя мимо Хамзы, открывшего
ему дверь, Абу-л-Хасан спросил:
     - Это ты придумал?
     - Что господин? - недоуменно спросил Хамза.
     - Ты обрил ей голову?
     - Клянусь господин, она сама, не сойти мне с этого места.
     - Ладно, - сказал Абу-л-Хасан, - пусть остается.


     Среди  человеческих  пороков  существует   один,  приносящий  владельцу
особенно  много неприятностей - это жадность. Причем она может погубить даже
человека, для которого пороки - просто форма существования.
     Ахмад  Башир носил на мизинце  левой руки перстень. Почему  на мизинце?
Потому что он не налезал на другие пальцы.
     Обычный дешевый перстень  из черненого  серебра с огромным синим камнем
непонятного  происхождения,  какие  чуть  ли не на  вес  продают  багдадские
медники.
     Когда  одурманенные и спящие крепким сном  посетители были  ограблены и
раздеты,  к их ногам привязали тяжелые камни и собирались столкнуть за борт,
но один из убийц заметил перстень и принялся снимать его.
     - Брось, - сказал ему товарищ,  -  я уже пробовал,  не снимается,  руки
отекли.
     Но  тот  не  унимался,  крутил, пока,  разозлившись, не рванул,  сдирая
перстень вместе с кожей.
     Когда с  человека живьем сдирают  кожу, как  бы крепко он не  спал, все
равно  проснется. Так и случилось. Ахмад Башир заревел,  как  раненый  бык и
одним ударом опрокинул наклонившегося над ним человека.
     - Имран, - закричал Ахмад Башир, - где ты Имран, черт тебя побери.
     Всего убийц было четверо, двое в этот момент собирались сбросить Имрана
за борт. Сквозь сон  он слышал, что его зовут, но как ни силился проснуться,
разлепить глаз не мог. Очнулся он в тот момент, когда тяжелый камень потянул
его на дно. Грабители двинулись на Ахмад Башира, который, к тому времени уже
стоял на ногах. В руках головорезов зловеще поблескивали ножи.
     В голове  у Ахмад Башира был  туман, но первый же выпад он  парировал с
мастерством, достойным начальника полиции. Нож поменял хозяина, а противник,
завопив  от боли, со сломанной рукой  упал на колени. В  лодке было  тесно и
нападать убийцы  могли только по  очереди.  Второму он  всадил  нож в  самое
сердце, а  в следующий  миг  располосовал  лицо  третьему.  Увидев что  дела
приняли такой оборот, оставшиеся в живых, мешая друг другу, бросились  прочь
и попрыгали в воду, надеясь вплавь добраться до берега. Человек со сломанной
рукой молил  о  пощаде, но Ахмад Башир безжалостно  столкнул его  в воду  со
словами: "Потонешь, туда тебе и дорога".
     Он  обошел  лодку. Ни женщин, ни товарища не обнаружил. Лодка стояла на
якоре. Озадаченный, он  сел  на  корме. И  тут, из  воды  показалась  чья-то
голова.
     - Что за черт! Это ты? - спросил Ахмад Башир, признав знакомые черты.
     - Я, - проговорил  Имран, жадно хватая воздух. Он подплыл  к лодке  и с
помощью Ахмад Башира взобрался на нее.
     - Как же ты меня напугал! - упрекнул его Ахмад Башир.
     - Извини, - тяжело дыша, ответил Имран, - Нечаянно.
     Ахмад  Башир,  услышав  ответ, засмеялся. Глядя  на  него, засмеялся  и
Имран. Несколько минут они хохотали, глядя друг на друга.
     - Как же ты выбрался оттуда? - все еще всхлипывая, спросил Ахмад Башир.
     - Выплыл, - ответил Имран, вызвав новый взрыв смеха.
     Имран открыл ладонь  и показал  остро  отточенный  небольшой клинок без
рукоятки. Показал и спрятал в потайное место в подошве обуви.
     - После покушения не расстаюсь с ним.
     - Молодец, - сказал Ахмад Башир, -  хорошо придумал.  Надо и мне так же
сделать, отличная штука. А эти шлюхи куда  делись, хотел бы я знать? Здорово
они нас приласкали.
     - Повезло нам, - сказал Имран.
     - Если б не это, пропали бы, - Ахмад Башир показал кровоточащий палец и
перстень на нем, и рассказал, что произошло.
     - Хотел  бы я  знать,  где мы  находимся, - сказал Имран, - и как будем
отсюда выбираться, - его трясло от холода.
     - Надо бы тебе одежду сменить, сухую одеть, - сказал Ахмад Башир.
     Он  обошел  лодку, заглядывая во все  углы.  Имран  снял с  себя мокрую
одежду и принялся ее отжимать. Донесся торжествующий голос Ахмад Башира и он
появился, волоча за собой человека.
     - Спрятался, негодяй, - сообщил Ахмад Башир.
     Человек упал на колени и взмолил о пощаде.
     - Благородные господа, не убивайте меня, я только лишь матрос!
     - Врешь, собака, - грозно  сказал  Ахмад Башир, поднося кинжал к  горлу
бедняги.
     - А кто покажет нам дорогу? - спросил Имран.
     - Верно, - согласился Ахмад Башир и опустил кинжал.
     - Шелудивый пес, - сказал он, - давай рули, вывози нас отсюда.
     - Туда, где вас взяли? - спросил обрадованный матрос.
     - По-моему, он  слишком  много  болтает,  - заметил  Ахмад Башир, -  не
отрезать ли ему язык?
     Матрос бросился выполнять приказание.
     - Отвези нас поближе  к кварталу Аш-Шаммасия, - крикнул Ахмад  Башир. -
Там караван-сарай, - пояснил он Имрану. - Ты где собирался ночевать?
     - В мечети, у меня мало денег.
     - Ничего, пойдешь со мной, у меня там номер оплачен с прошлого раза.
     Имран,  раздевшись  догола,  отжимал одежду.  Ахмад  Башир,  пошарив по
углам, сказал ему:
     - Не трудись, приятель, вот сухая, - и бросил ему охапку тряпья.
     Имран брезгливо взял одежду в руки.
     -  Ее,  наверное,  с  убитого  сняли, -  сказал он,  поднося  кафтан  к
светильнику.
     - Нет, - уверенно ответил Ахмад Башир, - тебя же они в одежде сбросили.
     - На мою они просто не позарились, - резонно заметил Имран, - не хочу.
     Он решительно бросил одежду в угол и стал