рассеянно сказал Абу-л-Хасан,  -  но я свое слово сдержал.
Кстати, и в отношении вас тоже.
     - Да, - согласился Ахмад Башир, - кто же знал, что так получится.
     -  Вы не  сказали  мне, чем  сейчас  занимаетесь, - сказал Абу-л-Хасан,
чтобы переменить тему.
     - Разве? - удивился Ахмад Башир. - А вы спрашивали?
     - Кажется, нет.
     - Так поэтому, наверное, я и не сказал. Я занимаюсь  торговлей, вернее,
занимался до последнего времени,  и дела  шли успешно, пока я по глупости не
сделал  доброе  дело,  тут-то  меня  и взяли в оборот.  Есть  люди,  которым
благотворительность противопоказана, вы понимаете, о ком я говорю?
     Абу-л-Хасан засмеялся.
     - Вы говорите загадками, друг мой.
     - В  следующий раз  я  расскажу  вам эту  историю,  а  сейчас мне  надо
поторопиться,  чтобы застать на месте того  поденщика. Сдается  мне, что это
все-таки мой приятель. Он со странностями, сегодня утром неизвестно  на  что
обиделся и ушел  от  меня. Скажите мне  напоследок, все-таки это не дает мне
покоя, тот протокол  допроса  у  халифа...  или  он даже не покидало пределы
вашего ведомства и наш труд оказался напрасен?
     - Я передал протокол вазиру Аббасу, моему тогдашнему начальнику,  а как
он с ним распорядился - неизвестно, известно только, что сам  он был убит во
время заговора против нынешнего халифа.
     Ахмад Башир поднялся.
     - Благодарю за угощение, вы позволите навестить вас еще раз?  Я пробуду
в Багдаде еще какое-то время.
     - Я буду рад видеть вас, друг мой.
     - Может ли слуга показать мне дом, в котором живет ваша служанка?
     - Конечно, но может быть, вызвать охрану, ведь  айары могут  вернуться.
Несмотря на свой кодекс, они народ довольно злобный и мстительный.
     - Не стоит беспокоиться.
     Абу-л-Хасан долго уговаривал гостя, но тот был непреклонен.
     - Где вы остановились? - напоследок спросил Абу-л-Хасан.
     Ахмад Башир широко улыбнулся.
     -  Все  там  же,  караван-сарай в  квартале  Аш-шамасия.  Вы  позволите
расспросить вашу служанку?
     Абу-л-Хасан вызвал  Анну,  и  Ахмад Башир задал ей несколько  вопросов.
Затем он раскланялся.
     Оказавшись за  воротами,  он  сказал  себе:  "А девица  недурна",  и  в
сопровождении слуги отправился к дому Ибн Лайса.
     Абу-л-Хасан,  оставшись наедине с Анной, еще раз расспросил ее. Девушка
подробно рассказывала о случившемся,  а Абу-л-Хасан невольно разглядывал ее.
Стриженую  голову она  повязала платком, пропустив концы под  подбородком  и
сделав узелок на затылке. В  уголках губ  таилась улыбка, которая  почему-то
вселяла в  Абу-л-Хасана  неясную тревогу. Закончив рассказ,  она подняла  на
хозяина  голубые  глаза,  и от  этого взгляда Абу-л-Хасан почувствовал  себя
зеленым юнцом. Глубоким вздохом он возобновил положение вещей и сказал:
     - Хочешь вина?
     Служанка помотала головой.
     - А еды?
     Она утвердительно кивнула.
     - Ешь.
     Анна благодарно кивнула и присела к столешнице.
     - Сколько тебе лет? - через некоторое время спросил Абу-л-Хасан.
     - Тринадцать, господин, - с набитым ртом сказала девушка.
     Абу-л-Хасан никому из  слуг  не позволил бы отвечать с набитым ртом, но
сейчас он только улыбнулся.
     - Ты помогла мне утром, боль прошла очень быстро.
     - Я рада, что смогла это сделать.
     Анна перестала есть и поднялась из-за стола.
     - Ешь, что же ты?
     - Спасибо я сыта.
     - Но ты не могла так быстро насытиться.
     - Честно  говоря,  господин, я  не хотела  есть, Хамза  накормил  меня.
Просто мне показалось, что вам будет приятно посмотреть, как я ем.
     Изумленный Абу-л-Хасан спросил:
     -  Почему  же  ты  в  таком случае не выпила вина, чтобы доставить  мне
удовольствие?
     - Это  другое, у господина создалось бы обо мне превратное впечатление,
питье вина не красит девушку.
     - А ты умна.
     - Спасибо, господин.
     Девушка определенно нравилась ему.  Платье и кафтан, надетые на Анну не
давали никакой возможности разглядеть ее формы. Подумав об этом, Абу-л-Хасан
непроизвольно  протянул  руку  и  наткнулся  на  ее  упругую  грудь.   Издав
пронзительный визг, Анна отпрыгнула в сторону. Прибежал испуганный Хамза. Не
решаясь войти, он  остановился  за  дверью  и кашлянул, давая  знать, что он
поблизости.
     -  Прости,  - сказал девушке  Абу-л-Хасан,  -  у  меня  это  получилось
нечаянно, можешь идти.
     Анна поклонилась и вышла из комнаты.
     - Можешь войти, - разрешил Абу-л-Хасан.
     - Ну, - весело спросил Абу-л-Хасан, - чего ты прибежал?
     - Я подумал, господин...- Хамза замялся.
     - Чего ты подумал, что  мне может  понадобиться  твоя  помощь?  Но я не
настолько еще стар.
     Хамза стоял, утратив дар речи.
     - Ты  думаешь,  я  не  могу  взять  ее  к  себе  на ложе?  -  продолжал
Абу-л-Хасан.
     -  Можете господин, но я  не думаю,  что от этого будет  польза. Она не
рабыня, к тому же иудейка, ее отец поднимет шум, подаст жалобу.
     - Хамза, а с чего это ты  покровительствуешь ей, уж не получил ли ты от
ее отца бакшиш?
     По  тому,  как  Хамза  вдруг  напустил  на  себя полнейшее безразличие,
Абу-л-Хасан понял, что без этого не обошлось.
     - Я, господин,  сразу  проникся к ней расположением, - наконец  нашелся
Хамза. - Она девица неглупая, к тому же недурна собой.
     - Это верно, - рассеянно сказал Абу-л-Хасан, его мысли уже приняли иное
направление.
     Хамза  хорошо знал своего  господина, заметив, особенное  выражение его
лица, он молча поклонился и вышел, радуясь, что все обошлось.
     Последние  полчаса перед сном Абу-л-Хасан задавал  себе один  и тот  же
вопрос -  для  чего бывшему начальнику полиции понадобился  протокол допроса
Убайдаллаха? Так и не найдя на него ответа, он улегся спать.


















     Часть пятая

        "У айаров"


     Слуга остановился у дома с закрытыми ставнями.
     - Это здесь, господин.
     Ахмад Башир огляделся. Ввиду позднего времени все лавки на рынке вокруг
были закрыты.
     - Ты уверен? - спросил он.
     - Да, господин, это лавка ее отца.
     - Ну, спасибо тебе, дружок. Можешь возвращаться.
     - А вам больше ничего не нужно?
     - Нет.
     Слуга поклонился и отправился обратно.
     Ахмад Башир еще раз поглядел по сторонам  и, подойдя к двери, постучал.
В ответ сразу же послышался женский голос.
     - Что надо?
     Видимо, женщина прислушивалась к голосам, стоя за дверью.
     - Открой, женщина, мой друг здесь работает.
     - Какой еще друг?  - спросили из-за двери. Но дверь открылась и женщина
впустила Ахмад Башира.
     Войдя в  комнату, Ахмад Башир присвистнул от удивления. В доме все было
перевернуто верх дном.
     - Увезли твоего  друга, - сообщила  женщина,  - айары  вернулись,  а он
слабый  лежал  без памяти. Заболел, а до этого такую драку устроил,  хозяина
побили, видишь, все  переломали здесь.  На  мою  честь покушались,  - не без
гордости добавила она.
     Ахмад Башир с сомнением посмотрел на нее.
     - Ты в этом уверена, женщина? - спросил он.
     Она с таким негодованием вскинула на него глаза, что он поспешил задать
ей новый вопрос.
     - А где же хозяин?
     - К накибу пошел, жалобу подавать. Только вряд ли, их все боятся.
     - А ты не знаешь, куда они пошли?
     Кухарка  пожала плечами. Ахмад  Башир, оставив женщину, вышел на улицу.
Первый же прохожий,  к  которому он обратился с вопросом, где он может найти
айаров,  воскликнув  "Бисмиллах",  поспешил   удалиться.   Но  Ахмад  Башир,
продолжая  расспросы, встретил  словоохотливого базарного  старшину, который
сказал, что айаров лучше искать на пустырях в заброшенных строениях, но  тут
же посоветовал не делать этого.
     - Их предводителя зовут Азиз, - добавил старшина.
     - Ты знаком с ним, уважаемый? - спросил Ахмад Башир.
     - Заочно, так же впрочем, как и все торговцы на  этом рынке. Он обложил
всех данью. Так что открой лавку, и он сам к тебе придет.
     - У меня нет столько времени.
     - Ну, тогда иди в любой кабак, кого-нибудь из них встретишь.
     Ахмад Башир поблагодарил старшину и отправился на поиски.


     Джафара  ас-Садика,  шестого  имама,  признаваемого  всеми мазхабами  и
сектами, Имран встретил  во дворе соборной мечети. Он  шел по  айвану, когда
увидел  мужчину  лет пятидесяти, идущего  по двору  как раз  навстречу. Лишь
только глянув ему  в лицо, Имран  сразу понял, что перед ним имам Джафар, по
прозвищу  Правдивый,  и в этом не  было ничего удивительного.  Лицо  Джафара
излучало  доброту  и знание,  от  него  исходил свет, во  всяком случае, так
показалось Имрану.
     Так бывает невозможным не узнать царя среди  подданных,  вельможу среди
черни.  Удивительным было то,  что Джафар,  ответив на  приветствие,  назвал
Имрана по имени.
     - Как твои дела, сынок? - спросил он, улыбнувшись.
     Оторопев, Имран все же сообразил,  что это не  тот случай,  когда можно
кривить душой. Вздохнув, он сказал:
     - Бывали дни и получше, правда это было так давно,  что я их не  помню.
-Потом он добавил. - Ну и заварили же вы кашу.
     Джафар на  это ничего  не ответил  и Имран,  подумав,  что он обиделся,
поспешил извиниться.  Джафар вновь улыбнулся и кивнул  головой.  Имран хотел
подойти ближе, но не смог. Так они и говорили, Имран на  айване, а Джафар во
дворе.
     - Тебя что-нибудь тревожит? - спросил имам.
     Пока Имран подбирал слова в ответ, Джафар продолжил:
     - Я вижу, что ты жив и здоров, меня это радует.
     - Я не знаю, как жить дальше, - наконец сказал  Имран. - Казалось бы, я
получил  все,  чего хотел: избежал смерти, воссоединился  с семьей, но ничто
мне  не  в  радость.  Жена,  о которой я  грезил долгими  ночами  в  тюрьме,
оказалась чужим  человеком; дети, по которым я так  страдал, вполне обошлись
без меня. У меня чувство, словно меня подло обманули. В моей душе поселилась
тоска, я раздираем сомнениями.
     Джафар внимательно  слушал, изредка кивая  головой.  Он стоял во дворе,
залитом  беспощадным солнечным светом и поэтому, подняв глаза на Имрана,  он
приложил ладонь козырьком к глазам. Джафар сказал:
     - Это потому, сын мой, что ты постиг знание, оно не дает тебе покоя.
     - Что же мне теперь делать, как жить дальше? - спросил Имран.
     - У каждого свой путь, - печально сказал Джафар.
     - Так вы не знаете? - расстроился Имран.
     Джафар покачал головой.
     - У каждого свой путь, - повторил он. - Ничто не изменится от того, что
я укажу тебе наиболее  верный для тебя путь, ты ведь все равно пойдешь своей
дорогой, той на  которую укажет тебе твой разум и твое сердце. Ведь  человек
создан по образу и подобию  Божьему, а  значит  он тоже Демиург, творит свою
жизнь и  свою судьбу.  Ведь если  я  скажу, что наиболее правильным для тебя
будет вернуться домой, ты же все равно не сделаешь этого.
     - Нет, не сделаю.
     - Ну вот, видишь.
     Имран поник головой.
     -   Скажи  в  таком  случае,  -  горестно  спросил  он,  -  почему  нет
справедливости  на свете?  Почему  одни  приобретают  незаслуженно, а другие
теряют последнее, что у них есть?
     - Я тебе больше скажу, - засмеялся Джафар. Справедливости нет не только
на свете, ее нет даже во тьме.
     Имран изумленно поднял голову. Лицо  Джафара изменилось: в  уголках губ
играла недобрая усмешка, а глаза смотрели холодно и властно.
     - Ее нет в том смысле, в каком люди и ты в частности ее воображают. Все
очень  просто:  на  часах  Господа  Бога  человеческая  жизнь слишком  малая
величина,  чтобы  за  время  отмеренное  ей  свершилось  то,  что  по нашему
разумению должно свершиться,  воздалось все, что должно воздастся каждому по
его делам. Часы Создателя  размером во вселенную. Не вообразить шаг маятника
этих  часов,  поколения меняются прежде, чем он сделает  шаг  и  вернется  в
исходное положение. К сожалению, нашей жизни не хватает, чтобы увидеть плоды
наших поступков...
     Джафар ас-Садик  замолчал,  оборвав  свою  речь. Молчал  и  подавленный
Имран, опустив голову. Когда же он поднял взгляд, имам удалялся и последнее,
на что обратил взгляд Имран, то, что Джафар не отбрасывал тени.


     Вместо  того,  чтобы по  совету  старшины  заняться поисками Имрана  на
пустыре, Ахмад Башир отправился в ближайший кабачок, где как следует, выпил.
После чего задал хозяину вопрос,  но  желаемого  ответа не получил. Тогда он
нанял за один  дирхем какого-то пьяницу, согласившегося факелом освещать ему
путь  и отправился  в  другой  кабак, где еще выпил и задал  хозяину вопрос.
Этим,  странным  на  первый взгляд,действиям  Ахмад  Башира  было  несколько
объяснений:  во-первых, ему не хотелось бродить ночью по  пустырю в темноте,
рискуя  быть  ограбленным   или  даже  убитым  руками  каких-нибудь  бродяг,
предпочитающих селиться  в таких местах. Во-вторых,  пятнадцать лет службы в
полиции убедили его в том,  что, казалось бы, наиболее логически оправданные
поступки,  как  правило, приводят к  отрицательным  результатам.  В-третьих,
Ахмад Башир был в душе сторонником учения кадаритов и справедливо
полагал  - уж коли суждено ему  найти пропавшего товарища, то  найдет его, в
какую бы сторону он не двигался. Всякий раз, рассчитываясь с хозяином, Ахмад
Башир  вынимал из  кармана вместе  с горстью монет белую круглую печать,  но
результата  эти  действия не  имели.  Пьянице, сопровождавшему его,  надоело
молчать,  и он обратился  к  господину  с  просьбой купить ему  вина  в счет
обещанного дирхема. Ахмад  Башир отказался выполнять эту просьбу, во-первых,
потому что  не любил  давать авансы, а  во-вторых,  опасался,  что  бродяга,
выпив, не сможет выполнять свои  обязанности. Тогда пьяница,  желая ускорить
расчет, спросил:
     - А кого, собственно, ищет господин?
     - Азиза, - коротко сказал Ахмад Башир.
     - Предводителя айаров? - спросил пьяница.
     Ахмад Башир поглядел на него и сказал:
     - Да.
     Пьяница засмеялся и воскликнул:
     - Господин!  Зачем же его искать  по всему Багдаду,  когда его вотчиной
является Баб-ал-Басра?
     - Ну, веди, - сказал Ахмад Башир.
     Бродяга привел его  в квартал  Баб-ал-Басра и указал на двухэтажный дом
на окраине.
     - В подвале кабак, - сказал он, - он  здесь обычно сидит.  Меня туда не
пустят, вернее не выпустят, слишком задолжал.  Дай мне мои деньги. И потом -
очень я не люблю айаров.
     - Сколько ты должен? - спросил Ахмад Башир.
     - Целый динар.
     Ахмад Башир достал золотую монету.
     - Иди, расплатись, заодно посмотришь, там ли Азиз, сколько с ним свиты,
и есть ли у них оружие.
     Провожатый схватил монету и сказал:
     - Еще  полдирхема на  выпивку... ну не могу же я просто войти и  выйти,
это будет подозрительно.
     Ахмад Башир счел эти слова разумными. Бродяга, получив прибавку, тут же
исчез.
     Ахмад  Башир прошел взад-вперед, производя разведку, затем  спрятался в
тень и принялся выжидать.
     К ночи  еще больше похолодало, небо прояснилось, а  звезды висевшие над
Багдадом опустились еще ниже, холодным блеском  вызывая у Ахмад Башира озноб
и внутреннюю дрожь. Он изрядно продрог, когда, наконец, появился провожатый.
Разгоряченный вином, он щедро улыбался.
     - Ну? - нетерпеливо спросил Ахмад Башир.
     - Там он, слева от двери сидит, двое с ним.
     - Как он выглядит?
     - Обыкновенно. Да ты его сразу узнаешь, наглый больно.
     Ахмад Башир отпустил провожатого и вошел в кабак.


     Ибн ал-Фурат  ужинал очень  поздно  и, как всегда,  в  окружении  своих
девяти  советников, из которых  четверо  были христианами. У вазира не  было
спеси,  свойственной  сановникам   его  ранга.  Отпрыск  знатного  рода,  он
избавился  от высокомерия по  отношению к людям в зрелом возрасте, увидев во
сне хлеб, до которого не смог дотянуться. После этого всю оставшуюся жизнь в
его доме  раздавали  хлеб, как  милостыню.  В  нем  вообще  было  что-то  от
великодушного монарха. Он никогда не  преследовал своих врагов. Так, вступив
в должность вазира, он разорвал, не читая, все их письма, доставшиеся ему от
предшественника,  утверждая,  что милость и немилость вазира не должна быть,
оплачена таким способом.
     Сидели  они  в зале  дворца, недавно  выстроенного  Фуратом, в  отделку
которого  он  вложил  триста тысяч  динаров.  Столешница, внесенная слугами,
стояла в центре зала, была она из бело-красного хорасанского дерева харандж,
что  дало  повод  одному из  присутствующих, обладавшему поэтическим  даром,
сравнить ее с букетом гвоздик.  Два  часа  кряду, слуги  вносили,  все новые
кушанья,  а Фурат предлагал  и уговаривал сотрапезников отведать то или иное
кушанье. Когда с основными блюдами было покончено, подали вино и сладости.
     Ибн   ал-Фурат  с  улыбкой  оглядел  присутствующих,  спросил,  все  ли
насытились, и,  получив утвердительный ответ, воздал хвалу  Аллаха, упомянув
затем  пророков Мухаммада  и Ису. Довольные христиане  поклонились, ал-Фурат
знал толк в обращении с людьми.
     - Я встретил сегодня этого проныру, Абу-л-Хасана, - сказал Ибн ал-Фурат
и пояснил,  -  из  тайной  службы,  раиса.  И  понял,  что у  меня  вызывают
недоумение  две  вещи:  первая  -  это  почему  он до сих  пор занимает свою
должность, хотя  его должны были прогнать после того, как он проспал заговор
296 года, и вторая - это почему он всегда оказывается  в нужном месте раньше
меня.
     Советники внимательно слушали вазира, собственно, в этом  и заключалась
их  необходимость.  Многие  ошибочно   полагали,  что   вазир  Ибн  ал-Фурат
пользуется мозгами своих людей, но  это было  не так, - Фурат  не нуждался в
советах.
     Фурат оглядел сотрапезников и простер руку к одному из них:
     - Скажи ты, Муса.
     Муса  отложил  в сторону  сочную  айву, в которую собирался впиться,  и
сказал:
     - Касательно второго, думаю,  - случайность. На  самом  деле есть много
мест, куда его не пустят, а ты, вазир, проходишь свободно.
     Сидевший  рядом  человек по  имени Хамдан с совершенно серьезным  видом
добавил:
     - Например, в свой гарем.
     Сначала появились улыбки, потом смешки и вскоре все уже хохотали. Фурат
смеялся громче всех, но затем вытер слезы и произнес:
     - Но-но, вольностей в свой адрес не потерплю.
     Лица посерьезнели, а Муса, недовольно посмотрев на Хамзана, сказал:
     - Я имел в виду присутственные места.
     - А что касательно первого скажешь?
     Муса развел руками.
     - Это недоступно моему пониманию.
     - Понятно.
     Фурат знаком подозвал виночерпия и приказал наполнить все чаши.
     - У  кого есть соображения  на  этот счет?...  Однако, пейте вино, я не
требую немедленного ответа.
     И  сам взял в руки чашу и  пригубил ее. Христианин Варда, осушив  чашу,
вытер губы и попросил слова.
     - Говори, прошу тебя, - сказал Фурат.
     - По-моему разумению, - начал Варда,  - дело обстоит следующим образом.
Если мне не  изменяет  память, Абу-л-Хасан был  назначен  начальником тайной
службы по рекомендации твоего брата ал-Аббаса.
     - Но мой брат погиб во время заговора  принца  Ибн  Мутазза, -  заметил
Фурат.
     - Увы, это так, -  сказал Варда,  - но погиб он,  защищая, низложенного
ал-Муктадира.  К тому же  сам  Муктадир  своим восшествием на престол обязан
также  твоему брату,  и  халиф,  видимо, помнит об  этом. Между  этими двумя
назначениями  есть  связь  в  лице твоего покойного брата. Во всяком случае,
снисходительность халифа можно объяснить именно этим.
     - Ты  забыл  еще упомянуть,  что и я  своим назначением обязан брату, -
раздраженно сказал Фурат.
     -  Я  не  упомянул  об  этом,  потому что  ты  не  обязан  брату  своей
должностью. Род Бану-л-Фурат десятилетиями наследует вазират.
     - Хорошо, - согласился Фурат, - продолжай дальше.
     - Я, собственно, все уже сказал.
     Варда улыбнулся и взял в руки чашу, наполненную виночерпием.
     -  Я  чувствую в твоих словах  какую-то  незаконченность,  -  настаивал
Фурат.
     - Изв